Книга: Перекрёстки сумерек

довольно неряшливо. Широкое поле истоптанной тысячью ног грязи действительно

было главной улицей, одной из нескольких, пересекающих лагерь поперек. Ветер

разносил слабеющие клубы дыма из дымоходов, поднимающиеся над крышами

фургонов и некоторых палаток. Большая часть труппы, наверное, еще завтракала

или даже не вылезала из кроватей. Они, как правило, вставали поздно – и это

правило Мэт полностью одобрял – и никто не собирался мерзнуть на улице,

готовя себе завтрак на походном костре. Единственным человеком снаружи

оказалась Алудра. Она в своем зеленом платье с высоко закатанными рукавами

что-то старательно перетирала в ступке бронзовым пестиком на столике, который

поставила в стороне от своего синего фургона в самом забытом углу улицы.

Увлеченная работой стройная тарабонка не замечала Эгинин и Мэта. А он не смог

удержаться, чтобы не взглянуть на нее. С темными косами, свисающими до пояса

и украшенными бисером, Алудра была, возможно, самым экзотическим чудом Люка.

Он рекламировал ее как Иллюминатора, и в отличие от прочих его чудес и

исполнителей, она действительно была тем, кем была, хотя Люка, похоже, в это

не верил. Мэту стало интересно, что она делает. И могло ли это взрываться.

Она обещала раскрыть ему тайну фейерверка, если он сможет ответить на ее

загадку. Но пока еще его не озарило ее решение. Но он обязательно решит. Так

или иначе.

Эгинин ткнула жестким пальцем ему под ребра. – «Мы вроде бы должны казаться

любовниками, как ты постоянно мне твердишь», - прорычала она ему на ухо. – «А

кто в это поверит, если ты сам продолжаешь пялиться на эту женщину, словно

голодный?»

Мэт сладко улыбнулся. «Я всегда смотрю на симпатичных женщин, если ты не

заметила». Теребя свой шарф резче обычного, она униженно заворчала, что его

полностью удовлетворило. Ее щепетильность проявлялась время от времени.

Эгинин сбежала от прошлой жизни, но все еще была шончанкой, и знала о нем

больше, чем ему хотелось. И он не собирался доверять ей все свои секреты.

Даже те, которые он сам не еще разгадал.

Фургон Люка стоял в самом центре лагеря на самом удобном месте, на

максимальном удалении от запаха из клеток и стойл, расположенных за холщовыми

стенами. Фургон был пестрым даже по сравнению с другими в труппе, красно-

синего цвета, сияющий свежим лаком и золотом звезд и комет. Под крышей по

всему борту были изображены все фазы луны. Даже труба была выкрашена красно-

синими полосами. Лудильщики бы лопнули от зависти. С одной стороны фургона

возле своих лошадей, сверкая лакированными шлемами, стояли две шеренги

шончанских солдат, наклонивших свои копья под одинаковым углом. Один из

солдат держал под уздцы вторую лошадь, прекрасного темного мерина с сильными

бедрами и хорошими лодыжками. Сине-зеленые нагрудники солдат по сравнению с

фургоном Люка казались тусклыми.

Мэт не удивился, увидев, что он не один заинтересовался солдатами. В тридцати

шагах от них, в темной шляпе, прикрывшей обритую голову, возле колеса

зеленого фургона, принадлежащего Петре и Кларин, на корточках сидел Бэйл

Домон. Спящие собаки Кларин лежали под фургоном. Полный иллианец старательно

строгал лучины, но все чего он добился – была скромная горка щепок у его ног.

Мэту хотелось чтобы парень отпустил усы чтобы прикрыть его верхнюю губу или

совсем сбрил бороду. Кто-нибудь мог бы связать иллианца с Эгинин.

БлаэрикНегина, высокий парень, стоявший прислонившись к фургону, словно

составляя компанию Домону, без колебаний избавился от шайнарского хохолка,

чтобы не привлекать внимания шончан. Хотя он проводил рукой по щетине,

прораставшей на его голове так же часто, как Эгинин проверяла свой парик.

Возможно, ему тоже следует носить шляпу.

В своих темных куртках с потрепанными манжетами и в стоптанных сапогах для

непосвященных оба могли сойти за актеров, или за конюхов, но только не для

самих актеров. Они старательно пытались наблюдать за шончан незаметно, но у

Блаэрикаэто получалось лучше. Чего еще можно было ожидать от Стража. Со

стороны казалось, что он полностью сосредоточился на работе Домона, если бы

не почти случайные взгляды, бросаемые им в сторону солдат. Домон же, когда не

впивался взглядом в полено в своей руке, словно приказывая ему превратиться в

самое приятное на свете времяпровождение, хмурился в сторону шончан. Парень

слишком близко к сердцу принимал свои обязанности со’джин.

Мэт постарался прикинуть, как бы незаметно пробраться к фургону мимо солдат,

когда дверь фургона распахнулась, и из нее спустился вниз светловолосый

офицер, прилаживая на голову шлем с тонким, синим пером, едва его нога

очутилась на земле. Люка показался следом, в великолепном красном кафтане с

золотым сложным шитьем в виде пышных цветов. У Люка было как минимум две

дюжины кафтанов. Все были красными и один безвкуснее другого. Хорошо еще, что

его фургон был самым просторным в труппе, иначе ему пришлось бы возить их

где-нибудь еще.

Не обращая внимания на Люка, офицер запрыгнул в седло своего мерина и пролаял

приказ, отправивший солдат в седла и сформировавший из них колонну по двое,

которая медленным шагом двинулась в сторону выхода. Люка остался стоять с

приклеенной улыбкой на лице, наблюдая за их отъездом и кланяясь в их сторону,

если бы кто-нибудь из них захотел обернуться.

Мэт остановился в стороне с открытым, словно от удивления ртом, наблюдая, как

уезжают солдаты. Ни один из них не обратил на него малейшего внимания –

офицер смотрел точно прямо перед собой. Его солдаты поступили точно так же.

Никто не обращает внимания на людей, которые выглядят обычными мужланами, и,

тем более, не запоминает.

К его удивлению Эгинин смотрела в землю под ногами, прижимая свой шарф к

подбородку, пока последний всадник не проехал мимо. Подняв голову, чтобы

заметить их удаляющиеся спины, она на секунду скривила губы. «Кажется, я

действительно знаю этого парнишку», - сказала она, слегка растягивая слова.

«Я доставила его в Фалме на Бесстрашном. Его слуга умер посреди пути и он

решил, что может воспользоваться кем-нибудь из моей команды. Я поставила его

на место. Можно было подумать, что он действительно Благородный, глядя на тот

шум, который он тогда поднял».

«Кровь и проклятый пепел», - выдохнул Мэт. Со сколькими людьми, которые могли

запомнить ее лицо, она так же поссорилась? Эгинин есть Эгинин. Может быть с

сотней? А, всего вероятнее, с тысячей! Она могла бы вывести из себя даже

камень.

Все равно, офицер уже уехал. Мэт медленно выдохнул. Его удача действительно

все еще была при нем. Время от времени, он думал, что ему не остается ничего

другого, как расплакаться, словно ребенку. Он направился к Люка, чтобы

разузнать, что от него требовалось Шончан.

Домон и Блаэрик добрались до Люка одновременно с ним и Эгинин, и угрюмость

Домона усилилась, едва он заметил руку Мэта, обнимающую Эгинин за плечи.

Иллианец понимал необходимость в этого притворства, или только делал вид, что

смирился, но все же полагал, что они могли бы обойтись и без объятий. Мэт

убрал руку с ее плеч, поскольку тут не перед кем было разыгрывать спектакль –

Люка был в курсе всех дел. Эгинин также вначале отпустила его, но вместо

этого, бросив взгляд на Домона, не меняясь в лице, еще крепче прижалась к

Мэту. Домон продолжал хмурить брови, но теперь уже глядя в землю перед собой.

Мэт решил, что Шончан понять куда проще, чем женщин. Или иллианцев.

«Лошади», - прорычал Люка еще прежде, чем Мэт остановился. Он окинул всех

своим хмурым взглядом, но, в конце концов, сосредоточился на одном Мэте.

Немного выше ростом, Люка старался смотреть на него сверху вниз, стараясь

этим смутить. – «Вот чего он хотел. Я показал ему нашу охранную грамоту от

конной лотереи, подписанную самой Верховной Леди Сюрот. Но, спросите меня,

произвело ли это на него впечатление? Для него не имеет значения, что я спас

высокопоставленную шончанку». Женщина не была высокопоставленной, и он

соврал, что спас ее. Просто позволил ей путешествовать с ним в качестве

участницы представления, но Люка всегда все преувеличивал в свою пользу. «Все

равно, я не знаю, как долго будет действительно это освобождение. Шочан

отчаянно нуждаются в лошадях. И они могут отобрать его в любой момент!» Его

лицо стало почти таким же пунцовым как его кафтан, и он постоянно тыкал

пальцем в лицо Мэта. «Ты собирался забрать у меня лошадей! Как я смогу

перевозить свою труппу без лошадей? Ответь мне, если сможешь! Я уже был готов

убраться отсюда, едва увидел это безумие в гавани, если бы ты не выкручивал

мне руки. А теперь из-за тебя я потеряю голову! Если бы не вы, вломившиеся ко

мне среди ночи с вашими безумными планами, я мог бы быть за сто миль отсюда.

Я здесь не заработал ни пенни. За прошлые три дня почти не было посетителей,

чтобы я смог покормить животных хоть раз! Уже день Хайфы! Я должен был уехать

месяц назад! Даже раньше! Должен был!»

Мэт чуть не рассмеялся, когда Люка стал возмущаться по поводу лошадей.

Лошади. Ничего больше, только лошади. Кроме того, предположение, что

перегруженные фургоны способны уехать на сто миль за пять дней было еще

смешнее, чем фургон Люка. Парень мог бы уехать месяц назад, или два, если бы

не желание заполучить последнюю медную монету у эбударцев и их завоевателей

шончан. И что касается его задержки, шесть истекших ночей прошли почти так же

легко, как падение с кровати.

Но вместо смеха Мэт положил руку на плечо Люка. Парень был тщеславнее павлина

и, кроме того, жаден, но не было смысла сердить его еще больше. «Если бы ты

уехал той ночью, Люка, то ты думаешь, что тебя никто бы не заподозрил? Да

прежде чем ты отъехал бы на две лиги, шончан бы уже перетряхивали твои

фургоны. Можно сказать, я спас тебя от этого». Люка смотрел на него с

возмущением. Некоторые не способны видеть дальше своего носа. «Тем не менее,

ты можешь не волноваться. Как только Том вернется из города, мы сможем

убраться так далеко отсюда, как ты захочешь».

Люка подпрыгнул так резко, что Мэт в тревоге отшатнулся, но все, что сделал

мужчина это кульбит через голову, хохоча во все горло. Домон, и даже Блаэрик,

таращились на него во все глаза. Порой Люка был полным и круглым болваном.

Люка только начал свой танец, как Эгинин оттолкнула от себя Мэта. «Сразу

после возвращения Меррилина? Я отдала приказ никому никуда не уходить!» Ее

взгляд метался между ним и Люка в холодной ярости. Холодной, но обжигающей.

«Я жду исполнения моих приказов!»

Люка резко прекратил прыгать и ответил на ее взгляд, затем внезапно галантно

поклонился, показав обе стороны плаща. Можно было даже разглядеть весь узор

на плаще. Он полагал, что имеет дело с женщиной вроде тех, с кем имел дело

раньше. «Командуете вы, моя добрая леди, и я с радостью повинуюсь».

Выпрямившись, он, извиняясь, пожал плечами. «Но у мастера Коутона есть

золото, и боюсь, что приказы золота пересиливают ваши». Сундук Мэта, полный

золотых монет, находившийся в этом фургоне и был тем инструментом для

выкручивания рук, который его в конечном итоге убедил. Возможно, немного

помогло и то, что Мэт был та’верен, но при наличии достаточного количества

золота Люка поможет похитить самого Темного.

Эгинин глубоко вздохнула, готовясь отругать Люка, но мужчина уже повернулся к

ней спиной и взбежал вверх по ступеням, крича внутрь фургона: «Лателле!

Лателле! Мы должны немедленно всех предупредить. Мы отправляемся через минуту

после возвращения Меррилина! Слава Свету!»

Мгновение спустя он вернулся, слетев вниз по ступенькам, сопровождаемый своей

женой, завернутой в черный с блестками плащ. Женщина со строгим лицом,

поморщилась при виде Мэта, словно учуяла неприятный запах, и одарила Эгинин

взглядом, которым, наверное, заставляла своих ученых медведей лазать по

деревьям. Летелле совсем не нравилась мысль о том, что женщина может убежать

от мужа, даже когда знала, что это ложь. К счастью, она по каким-то причинам

доверяла Люка, и любила золото не меньше его. Люка помчался к ближайшему

фургону и принялся барабанить в двери, Лателле делала тоже со следующим.

Не дожидаясь развития событий, Мэт поспешно забрел в один из переулков. Он

был плотнее, по сравнению с главной улицей, заставлен фургонами и палатками,

полностью закрытыми, чтобы не впускать холод, и курившимися дымом из труб.

Здесь не было платформ для исполнителей, зато между некоторыми фургонами были

натянуты веревки для сушки одежды, и тут и там валялись деревянные игрушки.

Эта улица предназначалась только для жилья, а ее узость мешала входить

посторонним.

Он двигался быстро, несмотря на бедро - большая часть боли прошла, но не

прошел и десяти шагов как Эгинин с Домоном его догнали. Блаэрик исчез,

вероятно, пошел рассказать Сестрам, что они все еще в безопасности и могут,

наконец, уехать. Айз Седай притворялись обычными напуганными служанками,

опасающимися того, что муж их госпожи их найдет. Но они были уже по горло

сыты своим фургоном, не говоря уже о том, что они были сыты общением с

сул’дам. Мэт рассудил так, что Айз Седай могут наблюдать за сул’дам, в то

время как сул’дам будут держать Айз Седай за волосы. А еще Мэт был благодарен

Блаэрику, за избавление от необходимости наведаться в их фургон снова. Та или

другая из Сестер, начиная со дня их спасения из города, вызывали его по пять

раз на дню, и он ходил, когда не мог этого избежать, но опыт был не из

приятных.

На сей раз Эгинин не стала его обнимать. Она пошла рядом с ним, глядя прямо

перед собой, больше не беспокоясь о своем парике. Домон пыхтел позади словно

медведь, бормоча что-то про себя с сильным иллианским акцентом. Съехавшая

набок шапка позволяла обнаружить, что его темная борода внезапно обрывалась

на середине ушей, оставаясь выше коротко остриженной. Это делало его.

незавершенным.

«Два капитана на одном корабле ведут судно к гибели», - растягивая слова,

терпеливо произнесла Эгинин. Понимающая улыбка на ее лице выглядела как шрам.

«А мы не на корабле», - ответил Мэт.

«Смысл тот же, Коутон! Ты – фермер. Я знаю, что ты хорошо действуешь в

серьезных переделках». Эгинин выстрелила темным взглядом за плечо в сторону

Домона. Он был тем, кто в прошлом свел ее с Мэтом, когда она решила, что

взяла на службу наемника. «Но текущая ситуация нуждается в анализе и опыте.

Мы плывем по опасным водам, а у тебя нет опыта управления».

«Даже больше, чем ты можешь себе представить», - ответил он сухо. Он, быть

может, и припомнит список всех битв, в которых ему приходилось командовать,

но сегодня только историк сможет опознать их большую часть, а может и историк

не сможет. Он точно не смог бы, если бы кто-то за него их не припоминал.

«Разве вам с Домоном не нужно собираться? Вы же не хотите что-нибудь забыть?»

Все, что она имела, было уже убрано в фургоне, который он делил с ней и

Домоном – это было не слишком удобное соглашение – но он ускорил шаги,

надеясь, что она поймет намек. Кроме того, он уже заметил цель своего

путешествия.

Ярко синяя палатка, втиснутая между ядовито-желтым фургоном и изумрудно-

зеленым, была достаточно просторна, чтобы уместить три кровати. Но

предоставление приюта для всех, кого он вытащил из Эбу Дар требовало взяток,

чтобы привести людей в движение и еще больше денег, чтобы заставить других их

впустить. Он смог нанять только то, что владельцы позволили ему иметь. По

ценам, не уступающим хорошей гостинице. Джуилин, темнокожий маленький мужчина

с короткими черными волосами, сидел, поджав ноги, на земле перед палаткой

вместе с Олвером, маленьким худым пареньком. Но уже не столь худым, как

тогда, когда Мэт встретил его в первый раз, и ниже ростом для десяти лет, о

которых он заявил. И не смотря на ветер без кафтана. Они играли в Змей и

Лисичек на доске, которую изготовил покойный отец Олвера из куска красной

разлинованной ткани. Швыряя кости, Олвер тщательно считал очки и обдумывал

свой ход в паутине черных линий и стрелок. Тайренский ловец воров уделял игре

куда меньше внимания. При виде Мэта он сразу встал.

Внезапно из-за палатки, тяжело дыша, словно ему всю дорогу пришлось бежать,

появился Ноал. Джуилин вопросительно взглянул на старика, а Мэт нахмурился.

Он приказал Ноалу идти прямо сюда. Где его носило? Ноал с надеждой, безо

всякого чувства вины или замешательства, посмотрел в его сторону, в

нетерпении ожидая услышать, что скажет Мэт

«Ты знаешь о шончан?», - спросил Джуилин, переводя внимание на Мэта.

Внутри открытого входа палатки промелькнула тень и с одной из кроватей встала

темноволосая женщина, завернувшаяся в темный плащ, дотянувшись оставшейся

свободной рукой до руки Джуилина. И осторожно взглянула на Мэта. Тэра была

весьма симпатичной, если вам нравится рот, который казался всегда надутым,

что, похоже, устраивало Джуилина, который успокаивающе ей улыбнулся и

погладил руку. Она была также Аматерой Аэлфдин Кашмир Лоунаулт, Панархом

Тарабона и вторым человеком в государстве после королевы. По крайней мере,

когда-то была. Джуилин знал это и Том тоже, но все же никто и не подумал

сказать об этом Мэту, пока они не добрались до стоянки труппы. Но это вряд ли

имело значение, по сравнению со всем остальным. Она скорее откликалась на

Тэру, чем на Аматеру, ничего не требовала, за исключением времени Джуилина, и

было мало шансов, что здесь кто-либо ее опознает. В любом случае, Мэт

надеялся, что она чувствует больше чем просто благодарность от своего

спасения, поскольку Джуилин конечно чувствовал к ней нечто большее. А кто

может сказать, почему бы низложенному Панарху не влюбиться в Ловца Воров? В

жизни случаются и более странные вещи. Хотя он не смог бы с уверенностью на

вскидку назвать ни одной.

«Они просто хотели взглянуть на грамоту, выданную на лошадей Люка», - сказал

он, и Джуилин явно немного расслабившись, кивнул.

«А еще они не пересчитали число упряжек», - в освобождение вносилось точное

число лошадей, которых разрешалось держать Люка. Шончан могли быть щедры на

награды, но никому не собирались выдавать разрешение на торговлю лошадьми,

при собственной постоянной нужде в лошадях и упряжках. «В лучшем случае они

забрали бы запасных, в худшем.» Ловец воров пожал плечами. Еще один оптимист.

Вскрикнув, Тэра внезапно подхватила плащ и бросилась вглубь палатки. Джуилин

обернулся и взглянул Мэту за спину. Его взгляд стал жестким, и тайренец стал

похож на Стража, в момент, когда они полностью собраны. Эгинин, похоже, не

понимала намеков. Домон стоял возле нее, скрестив руки на груди, всем видом

выражая терпение или задумчивость.

«Собирай палатку, Сандар», - приказала Эгинин. «Труппа отбывает, как только

вернется Меррилин». На ее щеках выступили желваки, и она одарила Мэта

недобрым взглядом. Совсем недобрым. «Убедись, что твоя. женщина. не доставит

нам неприятностей». Еще недавно Тэра была служанкой, да’ковале,

собственностью Верховной Леди Сюрот, пока Джуилин ее не выкрал. Для Эгинин

украсть да’ковале было таким же преступлением, как освобождение дамани.

«Могу я поехать на Ветерке?» - воскликнул Олвер, вскакивая на ноги. «Мэт?

Можно, да? Лейлвин?» - Эгинин улыбнулась ему. Мэт ни разу не видел ее

улыбающейся, даже Домону.

«Не сейчас», - сказал Мэт. Только когда они достаточно удалятся от Эбу Дар,

где никто не сможет припомнить паренька на сером жеребце, который выигрывал

все скачки. «Возможно, через пару дней. Джуилин, ты сможешь передать

остальным? Блаэрик уже знает, так что о Сестрах позаботились».

Джуилин не стал тратить время зря, только заглянул в палатку успокоить Тэру.

Она, похоже, нуждалась в частом утешении. Когда он вышел, неся поношенный

темный тайренский кафтан, он сказал Олверу собирать игру и помогать Тэре,

пока он не вернется, затем надел свою красную коническую шляпу и натянул

кафтан. Он даже ни разу не взглянул в сторону Эгинин. Она считала его вором,

самозванным Ловцом Воров. Тайренец тоже ее недолюбливал.

Мэт принялся было расспрашивать Ноала о том, где тот был, но старик проворно

бросился за Джуилином, крича через плечо, что он поможет оповестить остальных

о том, что труппа уезжает. Ладно, двое смогут сделать это быстрее чем один.

Ванин и остальные четверо выживших Красноруких делили палатку на другом конце

лагеря, в то время как Ноал на другом конце делил свою с Томом и двумя

слугами - Лопином и Неримом. А вопросы могут и подождать. Вероятно, он просто

задержался, чтобы припрятать свою драгоценную рыбу. В любом случае, внезапно

это показалось незначительным.

Крики людей, отдающих распоряжения конюхам привести лошадей для их фургона,

вопросы других, спрашивающих, высунувшись из окон и дверей о том, что

происходит, стали наполнять лагерь. Адрия, хрупкая женщина, пронеслась мимо

босиком, неся зеленое в цветочек платье, и исчезла в желтом фургоне, где жили

остальные четверо акробатов. Кто-то в зеленом фургоне хрипло проревел, что

«люди пытаются спать». Горстка детей членов труппы разбежалась в разные

стороны, и Олвер стал собирать свою игру. Это было его самым дорогим

сокровищем, и из-за нее он явно закончит сборы позже остальных. Прежде чем он

оказался готов продолжать путешествие прошло довольно много времени, но Мэт

застонал не по этой причине. Он только что услышал, как эти проклятые кости в

его голове загрохотали снова.

Глава 3

Цветная Круговерть

Мэт не знал, ругаться ему или плакать. Солдаты уходили, и они сами собирались

оставить Эбу Дар с его пылью далеко позади, и казалось, не было никакой

причины, по которой кости могли бы вновь закувыркаться в его голове. Но она

всегда была, эта проклятая причина, только он никогда не мог ее угадать, пока

не становилось слишком поздно. Что бы ни случалось, через много дней или

часов, ему никогда не удавалось предугадать этого заранее. Одно было

несомненно: что-то очень важное – или ужасное – непременно случится, и он не

сможет этого избежать. Иногда, как в ту ночь в воротах, Мэт не мог понять,

почему игральные кости снова принимаются кувыркаться, сразу после того как

остановились. Но он всегда знал наверняка, что звук катящихся игральных

костей заставляет его дергаться словно шелудивого козла, но раз уж они начали

свой разбег в голове, он не хотел, чтобы они останавливались. Но они

останавливались. Рано или поздно, но они всегда останавливались.

«Ты в порядке, Мэт?» - спросил Олвер, - «Те шончан не смогут нас поймать». -

Он попытался сказать это как можно убедительнее, но вопросительные нотки все

же проскользнули в его голосе.

Внезапно Мэт понял, что уставился вникуда. Эгинин, нахмурившись, глядела на

него, рассеянно теребя руками парик, явно рассерженная на то, что он ее не

замечает. Взгляд Домона приобрел сосредоточенность; и Мэт готов был съесть

свою шляпу, если в этот момент Домон не решал, следует ему броситься на

защиту Эгинин или нет. Даже Тера украдкой посматривала на него через

откинутую полу входа палатки, а ведь она всегда старалась не попадаться на

глаза Эгинин. Он не мог объяснить. Только человек с кашей вместо мозгов мог

решить, что услышав звук катящихся игральных костей, которых никто не мог

увидеть, он получил предупреждение. Или, возможно, человек, отмеченный Силой.

Или Темным. Ему не хотелось, чтобы что-то подобное могли бы подумать о нем. И

то, что случилось той ночью у ворот, могло повториться снова и снова. Нет,

это было тайной, которую он не хотел раскрывать. Так или иначе, ни к чему

хорошему это бы не привело.

«Они никогда не поймают нас, Олвер, ни тебя, ни меня». - Он взъерошил волосы

мальчика, и Олвер ухмыльнулся во весь рот, с такой же легкостью вернув себе

прежнюю уверенность.

«Никогда, пока мы держим наши глаза открытыми и ушки - на макушке. Запомни,

ты сможешь найти выход из любого затруднения, если будешь держать глаза и

разум начеку, в противном случае ты вечно будешь спотыкаться о собственные

ноги». - Олвер серьезно кивал, но Мэт рассчитывал, что это послужит

напоминанием и для других. Или, возможно, для него самого. О, Свет! У них нет

другого выхода, кроме как быть начеку. Кроме Олвера, который думал, что это

все одно большое приключение. Они все должны были из кожи вон повылезать, как

перед отъездом из города.

«Иди, помоги Тере, как просил Джуилин, Олвер».

Острый порыв ветра проник сквозь одежду Мэта, заставив его вздрогнуть.

«И надень свою куртку, холодно», - добавил он, когда мальчик проскользнул

мимо Теры в палатку. Шуршание и скип внутри палатки свидетельствовали о том,

что Олвер принялся за работу, в куртке или без нее, но Тера - осталась,

присела у входа в палатку, всматриваясь в Мэта. Несмотря на заботы остальных,

и ответственность, лежащую на Мэте Коутоне, мальчик мог погибнуть.

Как только Олвер исчез, Эгинин, уперев руки в бедра, опять подступила к Мэту,

и он тяжело вздохнул. «А теперь мы уладим все вопросы, Коутон», - произнесла

она твердым голосом. – «Сейчас же! Я не хочу, чтобы наше плаванье потерпело

крушение из-за того, что ты отменяешь мои приказы».

«Нечего тут улаживать» - ответил он. – «Я никогда не нанимался к тебе в

команду, и что есть – то есть». Каким-то образом выражение ее лица стало еще

более жестким, словно она была готова заорать, что она никогда не ввязывалась

в дела подобные этому. Женщина была столь же непробиваема, как спрятавшаяся в

панцирь черепаха, но должен же быть какой-то способ оторвать ее челюсти от

его ноги. Чтоб ему сгореть, если он хотел остаться наедине с игральными

костями, перекатывающимися в его голове, но даже это было лучше, чем

необходимость слышать их во время пререканий с нею.

«Я собираюсь повидать Туон прежде, чем мы уедем». - Слова вырвались раньше,

чем он успел их осмыслить. Тем не менее, он обнаружил, что какое-то время это

решение с мрачной медлительностью крепло в его голове.

Кровь отхлынула от щек Эгинин, лишь только имя Туон слетело с его губ, и он

услышал писк Теры, сопровождаемый громким шорохом резко задернутого полога

палатки. За то время, пока она была собственностью Сюрот, бывший Панарх

усвоила огромное множество шончанских обычаев, и их табу тоже. Однако Эгинин

была сделана из более прочного материала.

«Зачем?» - Требовательно спросила она. И почти на одном дыхании продолжила,

обеспокоенная и разъяренная одновременно. – «Ты не должен называть ее так. Ты

должен проявлять уважение. Определенное, по крайней мере.»

Мэт усмехнулся, но она, казалось, не поняла юмора. Уважение? Оно было, малая

толика этого драгоценного уважения, в заталкивании в чей-то рот кляпа и

закатывании этого кого-то в настенный гобелен. Называй он Туон Верховной Леди

или как-нибудь иначе, это все равно ничего бы не изменило. Конечно, Эгинин

более охотно говорила об освобождении дамани, чем о похищении Туон. Если бы

она могла представить, что похищения никогда не было, она сделала это, и, О,

Свет! - Эгинин пыталась! Шончанка пробовала не замечать, что происходит, даже

во время самого похищения. По ее мнению, любые другие преступления, которые

были ею, возможно, совершены, бледнели по сравнению с этим.

«Потому что я хочу поговорить с ней», - ответил он. А почему нет? Он был бы

вынужден, рано или поздно. Люди начали носиться вверх и вниз по узкой улице.

Все еще полуодетые мужчины в развивающихся рубашках, женщины, с волосами,

повязанными ночными платками. Кто-то вел лошадей, другие только создавали

толчею, насколько он мог разобрать. Мальчик-канатоходец, чуть побольше

Олвера, проследовал мимо, кувыркаясь «колесом» везде, где толпа давала ему

достаточно места, упражняясь или, возможно, играя. Спящий товарищ из темно-

зеленого фургона все еще не появлялся. Великая Странствующая Труппа Люка все

же не тронется в путь, куда бы то ни было, в течение еще многих часов. Была

уйма времени. «Можешь пойти со мной», - предложил он самым невинным голосом.

Он должен был подумать об этом раньше.

Приглашение заставило Эгинин остолбенеть, казалось невероятным, что ее лицо

может стать еще бледнее, но последние краски отхлынули от него.

«Ты окажешь ей подобающее уважение», - сказала она хрипло, с силой сжимая

шарф обеими руками словно пытаясь натянуть черный парик поглубже на голову.

«Идем, Байл. Я хочу удостовериться, что мои вещи уложены должным образом».

Домон заколебался, но она повернулась и поспешно устремилась в толпу, не

оглядываясь. Мэт украдкой наблюдал за иллианцем. У него были какие-то

туманные воспоминания о бегстве по реке на судне Домона, но «туманные» было

лучшим определением, которое он мог дать им. Том дружил с Домоном, что

говорило в пользу бывшего капитана, но все же он был человеком Эгинин,

готовым уступить ей во всем, вплоть до неприязни к Джуилину, и Мэт доверял

ему ничуть не больше чем ей. А доверял он высокородной шончанке, надо

сказать, не слишком сильно.

Эгинин и Домон преследовали собственные цели, и если Мэт Коутон и держал весь

замысел в секрете, это их не касалось. Он сомневался, что этот человек

действительно доверяет ему, в нынешних-то обстоятельствах, но в момент их

встречи ни у кого из них не было выбора.

«Меня мучает предчувствие», - пробормотал Домон, царапая щетину, растущую над

левым ухом, - «Что бы ты ни собирался сделать, ты можешь остаться без головы.

Я думаю, что в действительности она жестче, чем ты предполагаешь».

«Эгинин?» - спросил Мэт недоверчиво. Он быстро осмотрелся вокруг, чтобы

узнать, не услышал ли кто-нибудь в переулке разговора. Несколько человек

глянули на них с Домоном, когда прошмыгнули мимо, но никто не посмотрел на

них дважды. Люка не был единственным, кому не терпелось убраться из города,

где поток желающих поглазеть на представление иссяк, и ночные молнии,

поджигающие гавань, были еще свежи в памяти. Они, возможно, все сбежали бы

той первой ночью, оставив Мэта без укрытия, если бы Люка не отговорил их от

этого. Обещанное золото делало Люка очень убедительным.

«Я знаю, что она жестче, чем старые ботинки, Домон. Но старые ботинки не дают

мне указаний. Это - не треклятое судно, и я не позволю ей командовать здесь и

разрушить все».

Домон скорчил такую гримасу, словно Мэт был безмозглым дураком.

«Девчонка, парень. Ты полагаешь, что можешь быть настолько спокоен, если тебе

удалось ее похитить той ночью? Какую бы игру ты не затеял с тем диким

разговором о том, что она твоя жена, ты должен быть крайне осторожен, или она

сбреет твою голову с плеч».

«Я всего лишь свалял дурака», - пробормотал Мэт. – «Сколько раз я должен это

повторять? Я был слишком расстроен в тот момент». - О, он действительно был.

Узнать, кем была Туон, во время драки с нею - это расстроило бы и треклятого

троллока.

Домон недоверчиво хмыкнул. Хорошо, что это была едва ли не лучшая история из

всех, какие Мэту когда-либо доводилось придумывать. Но только не для Домона.

Каждый, кто слышал его бормотание, казалось, верил ему, хотя Мэт думал, что

они были вынуждены ему доверять, так или иначе. Эгинин могла бы заработать

мозоль на языке, если бы начинала говорить всякий раз, когда думала о Туон,

но она непременно высказала бы ему много чего, если бы решила, что он говорил

всерьез. Вероятно, вогнала в него свой нож.

Поглядывая в ту сторону, куда удалилась Эгинин, иллианец покачал головой, -

«Попробуй держать язык за зубами с этого момента. Эг... Лейлвин... едва не

впадает в истерику всякий раз, как только подумает о том, что же ты в

действительности сказал. Я слышал, что она бормочет сквозь зубы, и ты можешь

держать пари, девчонка воспринимает это не легче. Тем, что ты «валяешь

дурака» с нею, можно добиться того, что нас всех укоротят». - Он выразительно

чиркнул пальцем поперек горла и витиевато поклонился, прежде чем начал

проталкиваться сквозь толпу вслед за Эгинин.

Наблюдая за его уходом, Мэт покачал головой. Туон жесткая? Верно, она была

Дочерью этих Девяти Лун и была способна спустить с него кожу одним своим

взглядом тогда, в Таразинском Дворце, когда он думал, что Туон была просто

еще одной высокородной шончанкой, повсюду сующей свой нос. Но все это

казалось только потому, что она внезапно появлялась там, где он совсем не

ожидал. Не больше. Жесткая? Она напоминала куклу из черного фарфора.

Насколько жесткой или твердой она могла быть?

«Это было все, что ты мог сделать, чтобы не позволить ей разбить тебе нос, а

может, и что-то еще», - напомнил он себе.

Он должен быть осторожен, чтобы не повторить то, что Домон назвал "диким

разговором", но правда заключалась в том, что он собирался-таки жениться на

Туон. Эта мысль заставила его вздохнуть. Он знал это твердо, как пророчество,

которым оно и было, как ни крути. Он не представлял себе, как такой брак мог

бы осуществиться. Все казалось невозможным на первый взгляд, и он не заплакал

бы, окажись, что это действительно неосуществимо. Но он знал, что это

произойдет. И почему он всегда оказывался тем несчастным, на кого внезапно

падали эти треклятые, совершенно ненужные ему женщины, которые так и норовили

воткнуть в него нож, а то и вовсе лишить его головы? Это было несправедливо.

Он намеревался пойти прямо к фургону, где разместились Туон и Селусия. В

качестве надсмотрщика выступала Сеталль Анан – хозяйка гостиницы могла

заставить и камень показаться мягким. Избалованная высокородная леди и ее

горничная не смогли бы причинить никаких неприятностей, особенно

«красноруким», сторожащим их снаружи. По крайней мере, пока их не было, иначе

он бы услышал. Оторвавшись от грустных мыслей, Мэт обнаружил себя блуждающим

по петляющим улицам, пересекающим лагерь.

Суматоха заполнила их все – и широкие, и узкие. Мчались мужчины, ведущие на

поводу лошадей, скакавших и шарахавшихся в стороны после слишком долгого

простоя. Остальные снимали палатки и заполняли грузовые фургоны, или волокли

за собой обернутые тканью тюки и сундуки, бочки и канистры всех размеров из

похожих на дома фургонов, простоявших здесь в течение многих месяцев,

частично разгруженных, так что все это надо было снова упаковать для

путешествия, пока запрягали лошадей. Шум не прерывался ни на секунду. Ржали

лошади, женщины звали детей, дети кричали из-за потерянных игрушек или вопили

из чистого удовольствия ради большего шума; мужчины орали, выясняя, кто

знает, кто взял сбрую, или кто позаимствовал какой-то инструмент. Труппа

акробатов, стройные, но мускулистые женщины, которые работали на веревках,

свисавших с высоких столбов, окружила одного из укротителей лошадей, каждая

из них махала руками и кричала во всю силу своих легких и никто никого не

слушал. Мэт приостановился на мгновение, пытаясь выяснить, что же они

обсуждают, но в конечном счете решил, что они и сами этого не ведают. Два

борющихся мужчины без курток катались по земле. Замеченная им неподалеку

гибкая остроглазая швея по имени Джамейн могла быть вероятной причиной

схватки, но появился Петра и раскидал их в стороны прежде, чем Мэт смог даже

сделать ставку.

Он не боялся снова увидеть Туон. Конечно, нет. Но он должен был держаться

подальше, после того, как засунул ее в этот фургон, чтобы дать ей время

успокоиться и придти в себя. Только и всего. Только... Само Спокойствие, как

Домон когда-то назвал ее, и назвал правильно. Похищенная посреди ночи,

схваченная в шторм людьми, которые могли перерезать ей горло при одном

взгляде на нее, Туон была самой хладнокровной из них. Свет! Она, возможно,

сама как будто все так и планировала, такой спокойной она была! Именно это

заставило его тогда почувствовать, как кончик ножа щекочет между лопатками, и

нож вернулся, едва только он снова подумал о ней. И еще эти кости, грохочущие

в его черепе.

Маловероятно, что женщина предложит обменяться клятвами здесь и сейчас,

подумал он, хихикнув, но смешок прозвучал натянуто даже для него. И все же,

не существовало под солнцем никакой разумной причины ее бояться. Он был

просто предельно осторожен, а не напуган.

Площадь, занимаемая труппой, могла сравниться с деревней приличных размеров,

но все же она была не настолько большой, чтобы по ней можно было бродить

бесконечно. Достаточно скоро, даже слишком скоро он обнаружил, что уставился

на фургон без окон, окрашенный в блеклый фиолетовый цвет, окруженный крытыми

холстом грузовыми фургонами, рядом с южной временной привязью для лошадей.

Телеги с навозом не выезжали этим утром, и душок был сильным. Ветер нес

тяжелый запах от ближайших клеток с животными, резкий запах больших кошек и

медведей, и Свет знает чего еще. По другую сторону от складских фургонов и

частокола часть парусиновой стены упала, а другая начала шататься, как только

мужчины ослабили оттяжки, удерживающие столбы. Солнце, теперь полускрытое

темными тучами, было уже на полпути к зениту или даже чуть выше, но было все

еще слишком рано.

Гарнан и Метвин, двое из «красноруких», уже впрягли первую пару лошадей в

постромки фиолетового фургона и почти закончили со второй. Солдат отлично

вымуштровали в Отряде Красной Руки, и они уже будут готовы выехать, в то

время как циркачи еще будут выяснять, с какой стороны запрягать лошадей. Мэт

приучил Отряд двигаться быстро, когда возникала такая необходимость. Но его

собственные ноги заплетались, словно он с огромным трудом пробирался по

грязи.

Гарнан, с этой дурацкой татуировкой ястреба на щеке, первым заметил его.

Закрепляя упряжь, молчаливый старшина этой пары обменялся взглядами с

Метвином, кайриэнцем с мальчишеским лицом, чья наружность любого ввела бы в

заблуждение относительно его возраста и пристрастия к шумным ссорам в

тавернах. Они вовсе не выглядели удивленными.

"Все идет гладко? Я хочу убраться отсюда как можно скорее". Потирая руки от

холода, Мэт тревожно разглядывал фиолетовый фургон. Надо было принести ей

что-то в подарок, драгоценности или цветы. И то, и другое отлично срабатывало

с большинством женщин.

"Достаточно гладко, милорд", - ответил Гарнан осторожным тоном.

"Ни криков, ни рыданий, ни плача". Он мельком взглянул на фургон, словно не

доверял ему сам.

"Тишина меня устраивает", - сказал Метвин, протягивая узду через кольцо в

хомуте. - "Если женщина начинает плакать, единственный выход – бежать, если

есть место, где спрятаться, но едва ли мы сможем бросить их на обочине". Он

тоже взглянул на фургон, недоверчиво покачав головой.

Действительно, Мэту ничего другого не оставалось, кроме как войти внутрь. Так

он и сделал. Просто ему потребовались всего две попытки, чтобы - с застывшей

на лице улыбкой – заставить себя подняться по коротенькому пролету из

раскрашенных деревянных ступенек в задней части фургона. Он не боялся, но

любой дурак, зная столько же, занервничал бы.

Несмотря на отсутствие окон, внутри фургон был хорошо освещен четырьмя

лампами, снабженными зеркалами с хорошим маслом. Так что запах масла здесь

отсутствовал. Но после вони снаружи было трудно сказать, так ли это. Ему

следовало подыскать место получше, чтобы поставить фургон. Маленькая

кирпичная печь с железной дверцей, и железным верхом для приготовления еды

создавала ощущение тепла, если сравнивать с тем, что было снаружи. Это был

небольшой фургон, и каждый дюйм стены, что мог быть использован, был занят

шкафчиками и полками, или вешалками для одежды и полотенец и тому подобного

добра, но стол, который мог опускаться на веревках, был закреплен под

потолком, и три женщины в фургоне находились в страшной тесноте.

Они не могли быть более разными, эти три женщины. Госпожа Анан сидела на

одной из двух узких кроватей, встроенных в стены, - величественная женщина с

проблесками седины в волосах - по-видимому, полностью поглощенная вышиванием,

и не обращала внимания ни на что вокруг, как будто она и вовсе не была

охранницей. В каждом ухе у нее висело по большому золотому кольцу, брачный

кинжал свисал с плотно прилегающего серебряного ожерелья, чья рукоятка с

красными и белыми камнями уютно располагалась в вырезе узкого декольте

эбударского платья. Юбка с одной стороны была высоко подшита, выставляя

напоказ желтые нижние юбки. Госпожа Анан носила и другой кинжал, с длинным,

изогнутым лезвием, засунутый за пояс, но и это была всего лишь традиция Эбу

Дар. Сеталль отказалась от выской маскировки - эта одежда казалась ей вполне

подходящей. Ни у кого не было причин разыскивать ее, а найти одежду для всех

было слишком сложной проблемой. Селусия, симпатичная женщина с кремового

цвета кожей, сидела, скрестив ноги, на полу между кроватями, в темном шарфе,

закрывающем ее бритую голову и угрюмым выражением на лице, хотя обычно она

выглядела настолько величественно, что госпожа Анан казалась на ее фоне

взбалмошной. Ее глаза были такими же синими, как у Эгинин, и более

проницательными, но она суетилась больше, чем Эгинин по поводу лишения

остальной части ее волос. Ей не нравилось темно-синее эбударское платье,

которое ей дали, и неприлично глубокий вырез тоже, но оно скрывало ее так,

словно на ней была маска. Немногие мужчины, бросив взгляд на внушительную

грудь Селусии, смогут хотя бы на несколько мгновений сосредоточиться на ее

лице. Мэт, возможно, и сам бы немного полюбовался этим зрелищем, но там была

Туон, разместившаяся на единственном в фургоне табурете с открытой книгой в

кожаном переплете на коленях, и он не мог заставить себя смотреть на что-

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35, 36, 37, 38