Книга: Перекрёстки сумерек

сквозь зубы. Да, это было бы здоровенным пинком по заднице Шончан.

Люка и его жена обменялись озадаченными взглядами, явно не поняв ни слова.

Теслин застыла с открытым ртом, всю айзседайскую невозмутимость смыло одним

махом. Однако Селюсия, засверкав глазами, зарычав и бросив сверток с тканью,

шагнула к Домону. Быстрая вспышка пальцев Туон остановила ее в шаге от него.

Однако, даже остановившись она не перестала сверкать глазами на Эгенин. Лицо

Туон застыло как темная маска, по которой было невозможно понять ее чувства.

Однако, ей не понравилось то, что она услышала. Если подумать, она говорила,

что сама обучала дамани. О, чтоб ему сгореть, ко всему остальному, он еще и

собирался жениться на женщине, которая могла направлять?

Звук лошадиных копыт объявил о прибытии Харнана и трех других Красноруких,

прибывших по узкому проходу между палатками и фургонами быстрым аллюром. Из-

под плащей виднелись их мечи, пристегнутые под плащами, у Метвина был кинжал

размером с короткий меч в сапоге, а Гордеран на седле держал свой уже

взведенный тяжелый арбалет. С крюком на его поясе, чтобы взвести толстую

тетиву потребовалась бы почти полная минута, а так ему нужно было только

вложить болт на место. У Харнана был короткий конный лук с двойным изгибом

рогов, и полный колчан у бедра. Фергин вел в поводу Типуна.

Харнан не стал спешиваться. С подозрением покосившись на Туон с Селюсией, и

почти с таким же сомнением в сторону Люка с Лателле, он склонился в седле. На

его щеке мелькнула татуировка в виде ястреба. - “Ринна украла лошадь,

милорд”, - сказал он спокойно. - “Она взяла лошадь одного из конюхов,

стоявшего у входа. Ванин ее преследует. Он говорит, что она может к

сегодняшнему вечеру добраться до Корамена.

Она направилась именно туда. И она скачет намного быстрее, чем едут фургоны.

Но на ее лошади нет седла, поэтому при удаче, мы сможем ее перехватить”. - Он

произнес это так, словно удача была у него уже в кармане. Парни из Отряда

верили в удачу Мэта Коутона больше него самого.

Похоже, выбора не было. Кости по-прежнему гремели в его голове. Был еще шанс,

что они могут остановиться сами. Маленький шанс. Удача Мэта Коутона. - “ Люка

, собирай своих людей в дорогу так быстро, как только они могут”, - сказал

он, садясь на Типуна. - “Брось стену и все остальное, что не сможете быстро

запихнуть в фургоны. Быстро в путь”.

“Ты сумасшедший?” – завопил Люка. - “Если я пробую выгнать всех этих людей, у

меня начнется бунт! И они потребуют деньги обратно!” - Свет, парень даже на

плахе будет думать о деньгах.

“Подумай лучше, что завтра по нашу душу здесь может оказаться тысяча Шончан”,

- голос Мэта был холоден. Если он не справится, Шончан все равно нагонят

труппу Люка, как бы быстро они не гнали лошадей. Люка это тоже знал, судя по

тому, как он скептически сжал рот, словно только что попробовал гнилую сливу.

Мэт заставил себя отвернуться от мужчины. Кости барабанили сильно, но еще не

остановились. - “Джуилин, оставь все золото Люка кроме большого кошеля”. -

Возможно парню удастся откупиться, как только Шончан увидят, что здесь нет их

Дочери Девяти проклятых Лун. - “Соберите всех, и выезжайте как только

сможете. Как только уйдете из поля зрения города, уходите в лес. Я вас

найду”.

“Всех?” – прикрыв Теру своим телом, Джуилин кивнул в сторону Туон и Селюсии.

- “Оставь их в Джурадоре, и Шончан успокоятся. Или по крайней мере, это их

задержит. Ты же сам говорил, что собирался рано или поздно их отпустить”.

Мэт встретился глазами с Туон. Большими темными и влажными глазами на гладком

невозмутимом лице. Она немного сдвинула капюшон, поэтому он мог ясно видеть

ее лицо. Если он бросит ее здесь, то она не сможет сказать те слова, и если

даже скажет, он будет слишком далеко, чтобы они имели значение. Если он

оставит ее здесь, то никогда не узнает, почему она так таинственно улыбалась,

и что скрывает. Свет, какой же он был дурак! Типун нетерпеливо гарцевал на

месте.

“Всех”, - сказал он. Туон едва заметно кивнула, словно самой себе? Почему? -

“Погнали”, - сказал он Харнану.

Чтобы выбраться из лагеря, им пришлось пробираться вместе с лошадьми сквозь

толпу, но как только они добрались до дороги, Мэт перевел Типуна в галоп,

откинув плащ и опустив голову, чтобы не слетела шляпа. Но с такой скоростью

нельзя ехать долго. Дорога вилась вокруг холмов и пересекала гребни, иногда

шла напрямик через вершину, где они были не слишком высокими. Они перебрались

через доходящий до колена лошадям поток и прогрохотали по низким деревянным

мосткам, перекинутым через более глубокую воду. На наклонах снова начали

появляться деревья: сосны и кожелисты, стоявшие зелеными среди по зимнему

голых прочих деревьев. За склоны некоторых холмов цеплялись фермы - низкие

домики из камня и сараи повыше, и время от времени, попадались деревушки от

восьми до десяти домов.

В нескольких милях от лагеря труппы, Мэт увидел впереди полного мужчину,

похожего на мешок сала в седле. У него была длинноногая серо-коричневая

лошадь, которая шла умеренной рысью, способной покрыть большое расстояние.

Это говорило о том, что у конокрада был хороший глаз на животных. Услышав

звук их копыт, Ванин оглянулся, но только чуть придержал шаг. Это было плохо.

Когда Мэт замедлил Типуна возле бурого, Ванин сплюнул. - “Лучший для нас

расклад, если найдем ее лошадь, загнанной до смерти. Оттуда я смогу ее

выследить”, - пробормотал он. - “Даже без седла, она мчится быстрее, чем я

представлял. Если мы поднажмем, то, возможно, сможем поймать ее на закате.

Если ее лошадь не споткнется и не подохнет, то как раз к этому времени она

будет в Корамене”.

Мэт чуть повернул голову, чтобы поглядеть на солнце, стоявшее почти на самом

верху. Это был длинный способ провести половину дня. Если он повернет, то

смог бы до заката оставить между собой и Джурадором приличное расстояние,

вместе с Томом, Джуилином и другими. С Туон. И с Шончан, знающих что им нужно

охотиться на Мэта Коутона. Для мужчины, который похитил Дочь Девяти Лун,

когда он станет да’ковале, уже не хватит удачи всего мира. И когда-нибудь,

завтра или послезавтра, они посадят Люка на кол. Люка и Лателле, Петра,

Кларин и остальных. Это будет целая роща из кольев. Кости все грохотали и

подпрыгивали в его голове.

“Мы справимся”, - сказал он. Другого выбора не было.

Ванин сплюнул.

Был только один способ проехать большое расстояние на лошади, и в конце пути

сохранить ее живой. Они давали животным идти половины мили шагом, затем

полмили неслись галопом. Потом тоже самое - легким галопом, затем переход на

бег, и снова на шаг. Солнце начинало скользить вниз, и кости все стучали.

Вокруг мелькали холмы с редкими деревьями и горы, покрытые лесом. Реки,

которые можно было пересечь в три шага, едва намочив копыта лошадей, и потоки

в тридцать шагов шириной с простыми мостиками из бревен, или иногда из камня.

Солнце садилось все ниже и ниже, а кости стучали все быстрее и быстрее. Они

почти вернулись назад к Элбару, а по-прежнему впереди не было никаких

признаков Ринны, кроме следов на затвердевшей грязи дороги, на которые указал

Ванин, словно на них была нанесена надпись краской.

"Догоняем", - пояснил толстяк. Однако, он не был доволен.

Потом они обогнули холм, и увидели внизу впереди мост. За ним дорога

сворачивала на север, уходя на следующую сопку. Солнце, светило прямо в

глаза, заходя за его вершину. По другую сторону лежал Корамен. Надвинув шляпу

пониже, чтобы прикрыть глаза от солнца, Мэт осмотрел дорогу в поисках

женщины, и вообще любого движения верхом или пешим, и его сердце

остановилось.

Ванин выругался и указал рукой.

Взмыленный гнедой с трудом взбирался по противоположному берегу на склон

холма, сидящая на нем женщина отчаянно пинала его бока, заставляя его делать

это быстрее. Ринна слишком торопилась добраться до Шончан, чтобы искать

другую дорогу. Она была не больше чем в двухстах шагах от них, а могла быть в

паре миль. Ее конь был на грани падения, но она могла спешиться и добежать до

пределов видимости гарнизона прежде, чем они смогли бы до нее добраться. Все,

что ей нужно было сделать, это добраться до гребня холма, которая была в

пятидесяти шагах от нее.

"Милорд?", - спросил Харнан. Он уже наложил стрелу и поднял наполовину

натянутый лук. Гордеран держал у плеча тяжелый арбалет, вложив на место болт.

Мэт почувствовал, что в нем что-то замерцало и умерло. Он не знал что. Что-

то. Кости катилась подобно грому. "Стреляйте", - приказал он.

Он хотел закрыть глаза. Арбалет щелкнул. Болт черной полосой мелькнул в

воздухе. Когда он достиг цели, Ринна ткнулась вперед. Она почти сумела

выпрямиться, схватившись за шею гнедого, когда ее настигла стрела Харнана.

Медленно она свалилась с лошади, и покатилась по склону, задевая за кусты,

быстрее и быстрее, пока с плеском не упала в реку. Мгновение она плыла лицом

вниз вдоль берега, затем поток поймал ее и перевернул, расправив юбки по

течению. Медленно она поплыла к Элбару. Возможно, в конечном счете, она

доберется до моря. Итак, теперь счет - три. Но это, казалось, не имело

значения, по сравнению с тем, что кости остановились. Три. «Больше – никогда

», - думал он, глядя как Ринна, уносимая течением, исчезает из поля зрения за

поворотом русла. – «Даже если из-за этого я погибну, никогда».

Направляясь назад на восток они не торопились. Не было смысла, и Мэт

чувствовал себя смертельно уставшим. Тем не менее, они не останавливались,

кроме как дать передохнуть и напиться лошадям. Никто не хотел разговаривать.

Уже была глубокая ночь, когда они добрались до Джурадора. Город виднелся

темной массой. Ворота были плотно закрыты. Облака закрыли луну. Удивительно,

но холщовые стены цирка Люка были по прежнему на месте рядом с городом. Как и

пара дюжих парней, охраняющих вход, которые храпели под одеялами, рядом с

огромной вывеской. Даже в темноте было ясно, что и фургоны и палатки стояли

на своих местах за стеной.

“По крайней мере, я могу сказать Люка, что ему не нужно бежать”, - сказал Мэт

устало, поворачивая Типуна к вывеске. - “Возможно он выделит нам местечко,

чтобы поспать пару часов”. – За все золото, что он оставил, Люка должен дать

им собственный фургон, но, зная этого парня, Мэт надеялся на охапку чистой

соломы хоть где-нибудь. Завтра, он собирался найти Тома и остальных. И Туон.

Завтра, когда он отдохнет.

Но в фургоне Люка его ждал удар. Внутри действительно было просторно, по

крайней мере, для фургона в котором был узкий стол посредине, вокруг

оставалось достаточно места, чтобы ходить вокруг. Стол, шкаф и полки, все

были отполированы, и сверкали. На позолоченном стуле сидела Туон. У Люка был

стул, еще и позолоченный, пока все остальные обходились табуретами! За ее

спиной стояла Селюсия. Сияющий Люка наблюдал как Лателле потчует Туон блюдом

горячих печений, на которые темнокожая малышка смотрела так, словно

собиралась на самом деле попробовать то, что готовила жена Люка.

Туон не удивилась увидев Мэта, вошедшего в фургон. - “Она захвачена или

мертва?” – спросила она, подхватив печенье изящно изогнув пальчики.

“Мертва”, - сказал он уныло. - “Люка, что во имя Света.”

“Я запрещаю это, Игрушка!” – перебила Туон, направив на него палец. - “Я

запрещаю тебе сожалеть о предателе!” - Ее голос немного смягчился, но

оставался непреклонным. - “Она заслужила смерть, предав Империю, и так же

легко предав тебя. Она пыталась предать тебя. То, что вы сделали - было

правосудием, и я это так и называю”. – Судя по ее тону, если она дала чему-то

название, то так тому и должно быть, и является единственно правильным.

Мэт сжал пальцами закрытые глаза. - “Остальные тоже все еще здесь, так?” –

спросил он.

“Конечно”, - сказал Люка, по-прежнему улыбаясь как полный болван. - “Леди.

Высокая Леди! Прошу прощения у Высокой Леди”, - Он сделал глубокий поклон. -

“Она говорила с Меррилином и Сандаром, и. Вот, ты видишь, что получилось. Она

очень влиятельная женщина, Леди. Высокая Леди. Да, Коутон. О моем золоте. Ты

сказал им передать его мне, но Меррилин сказал, что он сначала перережет мне

горло, а Сандар угрожал расколоть голову, и.” - Он замолчал увидев, как Мэт

смотрит на него, затем внезапно снова заулыбался. - “Вот, взгляни, что дала

мне Леди!” – Бросившись к одному из шкафов, он вынул свернутую бумагу,

которую почтительно держал в обеих руках. Это была плотная бумага, и

белоснежная как снег. Очень дорогая. - “Это охранная грамота. Без печати,

конечно, но с подписью. Великая Странствующая Труппа и Великолепное

представление со Сверхъестественными Чудесами Валана Люка находится теперь

под личной защитой Высокой Леди Туон Атаем Кор Пейндраг. Конечно, каждому это

имя известно. Я могу поехать в Шончан. Я могу показать свое представление

самой Императрице! Путь живет она вечно”, - добавил он торопливо, с еще одним

поклоном Туон.

«Все зря», - подумал Мэт холодно. Он плюхнулся на одну из кроватей уронив

локти на колени, чем заработал очень резкий взгляд от Лателле. Вероятно, только

присутствие Туон помешало ей его ударить!

Туон подняла руку. Черная куколка из фарфора, каждым дюймом похожая на

королеву, несмотря даже на потертое и явно большое платье. - “Вы не должны

пользоваться этим кроме, как в крайнем случае, Мастер Люка. В крайнем

случае!”

“Конечно, Высокая Леди, конечно”, - Люка отмахивал поклоны, словно собирался

начать целовать половицы.

И все было зря! Проклятье!

“Я сделала отдельное упоминание о том, кто не находится под моей защитой,

Игрушка”, - Туон откусила кусочек печенья и изящно смахнула крошки с губ

пальцем. - “Можешь попробовать угадать, кто перечислен в этом списке?” - Она

улыбнулась. Совсем не зло. Одна из ее улыбок, предназначенная только для

себя, означающая забаву или удовольствие от чего-то, что он не мог понять.

Внезапно, он кое-что заметил. К ее плечу был прикреплен тот маленький букетик

шелковых роз, которые он ей подарил.

Не удержавшись, Мэт начал смеяться. Он бросил шляпу на пол и смеялся.

Несмотря на все свои усилия, он так и не смог узнать эту женщину! Совсем! Он

смеялся до колик под ребрами.

Глава 30

На что способен Клятвенный Жезл

Солнце показалось из-за горизонта, великолепно очерчивая силуэт Белой Башни

вдалеке, но после ночи холод, казалось, еще усилился, а темные серые облака,

бегущие по небу, предвещали снегопад. Зима шла на убыль, но несмотря на то, что

должна была бы начаться весна, она все еще продолжалась, с трудом уступая свои

позиции. В палатку Эгвейн, стоящую в стороне от остального лагеря, проник шум

утренней суеты. Казалось, весь лагерь вибрирует. Рабочие, должно быть, носят

воду из колодцев и возят на тачках дополнительные дрова и уголь. Служанки,

наверное, подают Сестрам завтрак, а Послушницы спешат на свои занятия.

Это был важный день, хотя никто из них об этом еще не подозревал. Вероятно, в

этот день наступит конец этих притворных переговоров, которые продолжались в

Дарейн, в шатре у моста, ведущего в Тар Валон. Притворных с обеих сторон.

Рейдеры Элайды продолжали безнаказанно нападать на другом берегу реки. Но, в

любом случае, сегодня состоится последняя встреча на какое-то время.

Уставившись в свой завтрак, Эгвейн вздохнула и вытащила из овсяной каши, от

которой шел пар, черную крошечную соринку, и стерла ее со своих пальцев

льняной салфеткой, даже не присматриваясь, чтобы убедиться, что это

долгоносик. Если не знаешь, то меньше беспокоишься о том, что осталось в

миске. Она положила себе в рот ложку каши и постаралась сосредоточиться на

сладких вкраплениях кураги, которую туда добавляла Чеза. Что-то скрипнуло на

зубах?

«Моя матушка всегда говорила, что все, что попадает в желудок, переварится,

так что не обращайте внимания», - проворковала Чеза, словно разговаривая сама

с собой. Именно так она имела обыкновение давать Эгвейн советы, не переступая

через черту между госпожой и служанкой. По крайней мере, она давала советы в

отсутствие Халимы, которая ушла рано утром. Чеза сидела на одном из сундуков

с одеждой, на случай если Эгвейн что-нибудь потребуется, или понадобиться

сбегать куда-нибудь с поручением, но ее взгляд то и дело задерживался на куче

одежды, которая сегодня должна будет отправиться в прачечную. Она никогда не

смущалась заштопать или починить одежду прямо при Эгвейн, но с ее точки

зрения, разбирать при ней грязное белье, было бы чересчур.

Смягчив гримасу на лице, Эгвейн уже собиралась сказать служанке идти завтракать

самой - Чеза считала, что есть раньше Эгвейн было еще одним преступлением - но

прежде чем она успела открыть рот, в палатку проскочила Нисао, окруженная

сиянием саидар. Прежде чем клапан палатки закрылся, Эгвейн заметила

стоящего снаружи Сарина, высокого чернобородого Стража Нисао. Капюшон маленькой

Сестры был опущен и аккуратно лежал на плечах, так что была видна желтая

бархатная подкладка, но она запахивала плащ так плотно, словно ей было ужасно

холодно. Она ничего не сказала, только резко взглянула на Чезу. Та дождалась

кивка Эгвейн, подхватила свой плащ и поспешила удалиться. Она могла и не видеть

свечения Силы, но она превосходно знала, когда Эгвейн требовалась

конфиденциальность.

«Кайрен Стэн мертва», – без предисловий сказала Нисао. Ее лицо было спокойно, а

голос ровным и холодным. Она была такого маленького роста, что заставляла

Эгвейн чувствовать себя высокой, но сейчас выпрямилась так, словно подросла на

пару дюймов. Обычно Нисао так себя не вела. – «Прежде чем я туда попала, семь

Сестер уже проверили все вокруг насчет резонанса. Нет никаких сомнений, что ее

убили при помощи саидин. Ей сломали шею. Раздробили вдребезги. Словно

ей просто отвернули голову. По крайней мере, все произошло быстро». – Нисао

глубоко и неровно вздохнула, потом, поняв, что сделала, вытянулась еще сильнее.

– «В убийстве подозревают ее Стража. Пока что кто-то дал ему отвар, чтобы

усыпить, но когда он проснется, с ним будет трудно справиться», – при

упоминании трав, она не сделала презрительной гримасы, как это обычно делают

Желтые, что могло послужить знаком того, насколько она огорчена, независимо от

того, насколько спокойной она казалась.

Эгвейн отложила ложку на крошечный столик и откинулась назад. Внезапно стул

перестал казаться ей удобным. Теперь, следующей кандидатурой после Лиане была

Боде Коутон. Послушница. Она старалась не думать о том, кем еще является

Боде. После нескольких дополнительных дней практических занятий, Боде могла

бы справиться с работой почти так же хорошо, как могла бы Кайрен. Почти. Тем

не менее, она об этом не упомянула. Нисао была посвящена в кое-какие секреты,

но далеко не во все.

«Сперва Анайя, а теперь Кайрен. Обе из Голубой Айя. Ты не знаешь, что еще

общего между ними?» - Нисао покачала головой.

«Насколько я помню, когда Кайрен пришла в Башню, Анайя была Айз Седай уже

пятьдесят или шестьдесят лет. Может быть, у них были общие знакомые. Я просто

не знаю, Мать», – теперь она говорила устало, и ее плечи немного ссутулились.

Ее негласное расследование смерти Анайи ни к чему не привело, и она

опасалась, что Эгвейн собирается добавить к нему Кайрен.

«Выясни», – приказала Эгвейн. – «Только осторожно», – это второе убийство и без

ее вмешательства вызовет достаточно шума. Пару секунд она изучала собеседницу.

В конце концов, Нисао могла извиниться, или объявить, что она не сомневалась в

этом с самого начала, но до сих пор она всегда являла собой пример

самоуверенности Желтых. Однако, сейчас не до этого. – «Много сестер сейчас

разгуливает, постоянно удерживая саидар?»

«Я заметила нескольких, Мать». – Сухо ответила Нисао, вздернув подбородок,

словно защищаясь. Тем не менее, через мгновение свечение вокруг нее пропало.

Она поплотнее запахнулась в плащ, словно внезапно ей стало холодно. –

«Сомневаюсь, что это помогло бы Кайрен. Ее смерть была слишком внезапной. Но

это помогает чувствовать себя. более защищенной».

Когда маленькая женщина ушла, Эгвейн несколько минут еще сидела за столом,

перемешивая ложкой свою кашу. Она больше не видела темных крупинок, но

аппетит полностью пропал. Наконец, она поднялась и надела на шею семиполосный

палантин, затем набросила на плечи плащ. Именно сегодня, из всех дней, она не

будет сидеть, предаваясь унынию. Именно сегодня, она должна строго следовать

своему ежедневному распорядку.

Снаружи по замерзшим колеям улиц катились телеги с большими колесами,

нагруженные огромными бочками для воды, с грудами наколотых дров или мешками

угля, а возницы и люди, сидящие на телегах, кутались в свои плащи, спасаясь

от холода. Как обычно, семейки Послушниц спешили по деревянным тротуарам, и,

не замедляя движения, успевали оказать знаки почтения проходящим мимо Айз

Седай. За неоказание должного почтения Сестре Послушницу могли высечь, но

высечь также могли и за промедление, а учителя в этом отношении были куда

придирчивее Айз Седай, попавшихся навстречу. Эти, по крайней мере, могли

понять, почему Послушницы пробегают мимо.

Одетые в белое женщины, завидев край полосатого палантина, высовывающийся из-

под капюшона Эгвейн, все еще шарахались в сторону, но она не позволяла своему

настроению испортиться больше, чем оно уже было испорчено, тем, что

Послушницы приседают в реверансах на улице, поскальзываясь на обледенелой

земле и почти падая до того, как кузины успевали их подхватить. «Кузины» -

так называли себя члены одной семейки послушниц, и казалось, это помогает им

сблизиться еще больше, словно они и в самом деле были родственницами, и при

том близкими. Что действительно портило ей настроение, так это несколько Айз

Седай, которых она видела там и сям, скользящих по тротуарам, мимо

приседающих Послушниц. Между ее палаткой и кабинетом Амерлин ей попалось не

более дюжины, но каждая третья из четырех была укутана словно плащом

свечением Силы. И они чаще попадались парами, а не поодиночке, в

сопровождении всех своих Стражей. И каждая выглядела настороженной, неважно,

было ли вокруг них свечение или нет. Их капюшоны постоянно поворачивались из

стороны в сторону, словно они проверяли все, что попадало в поле их зрения.

Это напомнило ей эпидемию пятнистой лихорадки в Эмондовом Лугу, когда все

ходили, прижимая к носу платки, смоченные в бренди. Дорал Барран, бывшая

тогда Мудрой, сказала что это поможет избежать заражения – закрывать нос

платком и смотреть, кто следующий покроется пятнами и свалится с ног. Прежде,

чем лихорадку удалось остановить, умерли одиннадцать человек, но прошел целый

месяц с тех пор, как заболел последний человек, прежде чем остальные решили

отложить свои платки в сторону. Еще очень долго запах бренди напоминал ей о

лихорадке. Сейчас она снова его вспомнила. Две Сестры были убиты прямо

посреди лагеря, мужчиной, который мог направлять, уж не говоря о том, что он

мог приходить и уходить когда захочет. Страх распространялся среди Айз Седай

быстрее, чем могла бы пятнистая лихорадка.

Палатка, которую она использовала как кабинет, когда она пришла, была уже

нагрета, а от жаровни исходил аромат розового масла. Зеркальные светильники и

настольная лампа были зажжены. Ее распорядок был прекрасно известен. Повесив

свой плащ на вешалку в углу, она села за письменный стол, автоматически

поймав неустойчивую ножку стула, которая всегда старалась подвернуться. Все,

что ей надо было делать – это следовать своему распорядку. Завтра, она сможет

объявить о том, что было сделано.

Первая посетительница оказалась абсолютно нежданной, буквально последней

женщиной, которую она ожидала увидеть у себя в кабинете. Теодрин была

стройной, румяной Коричневой, доманийкой с кожей медного оттенка и упрямым

ртом. Однако, она, казалось, всегда была готова улыбаться. Она скользнула по

ковру, подойдя так близко, что бахрома ее шали задела письменный стол.

Поскольку она сделала официальный реверанс, Эгвейн протянула руку, чтобы она

могла поцеловать ее кольцо Великого Змея. На формальность следовало отвечать

формальностью.

«Романда хочет узнать, может ли она увидеться с вами сегодня, Мать», -

сказала стройная Коричневая. Мягко, но в ее голосе слышалась настойчивость.

«Передай ей, что я жду ее в любое время, которое она выберет, дочь моя», –

осторожно ответила Эгвейн. Теодрин, не меняя выражения лица, сделала еще один

реверанс.

Когда Коричневая Сестра повернулась, чтобы уйти, мимо нее в палатку откидывая

назад белый капюшон, отороченный тесьмой, влетела одна из Принятых. Эмара

была тоненькой девушкой, и невысокой как Нисао. Казалось, дунь ветер

посильнее, и она улетит, однако, она твердой рукой управляла Послушницами,

которых вверили ее попечению, тверже, чем многие из Сестер. Но при этом, она

была очень строга к себе, а жизнь Послушниц и должна быть тяжелой. Серые

глаза Эмары пробежали по бахроме шали Теодрин, и ее рот скривился в

презрительной ухмылке, прежде чем она стерла ее с лица, и раскинула свои

белоснежные юбки в реверансе перед Эгвейн. На щеках Теодрин запылали пятна.

Эгвейн ударила ладонью по столу, достаточно сильно, что подпрыгнули каменная

чернильница и коробочка с песком.

«Ты забыла, как оказывать почтение Айз Седай, дитя?» – резко сказала она.

Эмара побледнела. В конце концов, у Амерлин была крутая репутация, и поспешно

отвесила Теодрин еще более глубокий реверанс, на что та, прежде чем

выскользнуть из палатки, причем гораздо скорее, чем она вошла, ответила

скованным кивком, словно у нее внезапно одеревенела шея.

Эмара, запинаясь и нервничая, отчего ее иллианский акцент стал еще заметнее,

изложила просьбу Лилейн встретиться с Амерлин. Раньше, Романда и Лилейн были

куда менее вежливы, появляясь без предупреждения, когда им было угодно, но с

момента объявления войны Элайде, многое изменилось. Не все, но достаточно

много. Эгвейн ответила на просьбу Лилейн так же, как и на просьбу Романды,

только в более сжатой форме, и Эмара, чуть не падая, сделала реверанс, и

практически выбежала из палатки. Еще один гвоздик, чтобы сколотить легенду

про Эгвейн ал’Вир, Престол Амерлин, рядом с которой Серейлла Баганд выглядит

мягкой, как подушкой из гусиного пуха.

Как только Принятая ушла, Эгвейн подняла руку и хмуро посмотрела на то, что

лежало под ней. Сложенный квадратик бумаги, который Теодрин положила на стол,

целуя ее кольцо. Развернув его, она нахмурилась еще больше. Надпись на

листочке была ясной и четкой, но с краю темнела клякса. Теодрин была очень

аккуратной. Возможно, она старалась соответствовать обычной небрежности

Коричневых.

Романда отправила двух Сестер в Кайриэн, чтобы провести расследование той

была в Кайриэне, а как если бы слухи касались ее.

Глупая женщина, она даже подписалась!

«Что это у вас, Мать?»

От неожиданности Эгвейн подскочила, и едва успела поймать ножку стула,

прежде, чем она упала на ковер. Она перевела взгляд на Суан, которая стояла у

входа в палатку с накинутой на плечи шалью с голубой бахромой, прижимая к

груди кожаную папку. Голубоглазая Сестра слегка удивленно подняла брови,

увидев, как подскочила Эгвейн.

«Вот», – раздраженно сказала Эгвейн, протягивая ей бумажку. Не время

подпрыгивать и дергаться! – «Ты уже знаешь про Кайрен?» – Конечно, она должна

была знать, но Эгвейн все равно сказала: - «Ты внесла необходимые

коррективы?»

Необходимые коррективы. Свет, она становится такой же напыщенной как Романда.

Она была на взводе. Только сейчас она, наконец, додумалась обнять саидар

и сплести стража от подслушивания; и только после того, как Страж был

установлен, она подумала, что сегодня неподходящий день для того, чтобы

кто-нибудь заподозрил, что ей есть, что обсуждать наедине с Суан.

Суан не нервничала. Она переживала бури и посильнее. И, можно даже сказать,

что ей удалось не утонуть. Сегодняшний день для нее, по сравнению с прежними

бурями, был лишь немного ветреным.

«В этом нет надобности, пока мы не уверены насчет лодок, Мать», – спокойно

ответила она, опуская свои папки на стол и аккуратно пристраивая их между

чернильницей и коробочкой для песка. – «Чем меньше времени будет у Боде на

раздумья, тем меньше шансов, что она ударится в панику». – Спокойная, как

вода в пруду. Даже убийство двух Сестер не могло нарушить ее спокойствия. Или

тот факт, что вместо одной из них приходится отправлять плохо обученную

Послушницу.

Однако, прочитав записку, она нахмурилась. – «Сначала сбегает Фаолайн», -

проворчала она, - «А теперь Теодрин приносит это тебе, вместо того, чтобы

принести мне. У этой девчонки меньше мозгов, чем у летучей рыбы! Можно

подумать, что ей хочется, чтобы кто-нибудь понял, что она для тебя

присматривает за Романдой», – Присматривает. Мягкая форма, чтобы сказать

«шпионит». Они обе упражнялись в эвфемизмах. Это приходит вместе с титулом

Айз Седай. Сегодня эвфемизмы раздражали Эгвейн.

«Может, она и хочет, чтобы ее раскрыли. Может, она устала от того, что Романда

указывает ей, что делать, что говорить, и что думать. У меня здесь была

Принятая, которая усмехнулась, посмотрев на шаль Теодрин, Суан». – Та

только отмахнулась.

«Романда всем пытается указывать, что делать. И что думать. А что до всего

остального, когда-нибудь все изменится. Теодрин и Фаолайн смогут поклясться

на Клятвенном Жезле. Не думаю, что кто-то может настоять, чтобы они прошли

испытание на шаль сейчас. Но до тех пор, они должны принимать то, что есть».

«Этого недостаточно, Суан». – Эгвейн удалось сохранить ровный тон, но для этого

пришлось приложить усилие. Она, по крайней мере, подозревала, во что втравила

этих двоих, когда приказала им присоединиться к Романде и Лилейн. Ей было

необходимо знать, что затевают Сестры, и необходимость не исчезла, но она перед

ними в долгу. Они первые поклялись ей в верности, и, причем, по собственной

воле. Кроме того. - «Многое из того, что можно сказать о Теодрин и Фаолайн,

можно сказать и обо мне. Если Принятая может выказывать им неуважение.»

- Ну этого-то ей бояться нечего. Проблема была в сестрах. Особенно в

Сестрах. – «Суан, у меня нет никакой надежды объединить Башню, если во мне

сомневаются Айз Седай». – Суан громко фыркнула.

«Мать, сейчас даже Лилейн и Романда знают, что вы истинная Престол Амерлин,

хотят они этого, или нет. Эта парочка и рядом не стояла с Дианой Ариман.

Думаю, они смотрят на вас, как на еще одну Эдарну Нареговну».

«Возможно, так оно и есть», – сухо сказала Эгвейн. Диану считали

спасительницей Белой Башни, после неудачи Бонвин с Артуром Ястребиное Крыло.

Эдарна же считалась самой великой интриганкой, когда-либо получавшей жезл и

палантин. Обе они были очень сильными Амерлин. – «Но, как ты мне напомнила,

нужно быть уверенной, что я не закончу так же, как Шейн Чунла». – Шейн

начинала как сильная Амерлин, заботящаяся о Башне и Зале Совета, а закончила

как марионетка, которая выполняла то, что ей было приказано.

Суан кивнула, подтверждая и соглашаясь. Она действительно учила Эгвейн

истории Башни, и часто рассказывала ей о тех Амерлин, которые плохо кончали.

Включая про саму себя.

«Однако, здесь другой случай», – пробормотала она, постукивая пальцами по

бумажке. – «Когда я доберусь до Теодрин, я сделаю так, что она захочет снова

стать Послушницей! И Фаолайн! Если они думают, что теперь могут увильнуть, то

клянусь, я выпотрошу их как свиней!

«Кого ты выпотрошишь?» – спросила Шириам, проходя сквозь стража вместе с

порывом холодного воздуха.

Из-за стула Эгвейн чуть снова не упала на пол. Ей нужен такой стул, который

не пытался бы сложиться всякий раз, когда она шевелилась. Ей хотелось верить,

что Эдарна никогда не вскакивала, словно от удара розгой по спине.

«Никого, кто бы тебя касался», – спокойно ответила Суан, опуская бумажку в

пламя одной из ламп. Она быстро загорелась, и потом Суан прихлопнула ее

ладонями и выкинула пепел. Только Эгвейн, Суан и Лиане знали правду о Фаолайн

и Теодрин. И они сами тоже, конечно. Хотя, помимо этого, было еще много

всего, о чем не знала ни одна из них.

Шириам хладнокровно встретила отпор. Рыжеволосая Сестра, казалось, полностью

оправилась после фиаско в Зале Совета. По крайней мере, она по большей части

восстановила внешнее достоинство. Глядя, как Суан сжигает записку, она слегка

прищурила свои большие зеленые глаза, и притронулась к голубой накидке,

свисающей с плеч, словно напоминая себе, что она еще там. Она не обязана была

выполнять приказы Суан, поставить свою Хранительницу в такое положение Эгвейн

считала просто грубостью, но Шириам очень хорошо знала, что Суан тоже не

обязана выполнять ее приказы, и это должно было ее раздражать, теперь, когда

Суан стояла настолько ниже нее в Силе. Знание факта, что есть секреты, в

которые она не посвящена, должно было раздражать ее еще больше. Однако,

Шириам придется с этим смириться.

Она тоже принесла записку, которую положила на стол перед Эгвейн.

«По дороге сюда, Мать, я встретила Тиану, и пообещала ей, что передам вам это».

«Это» - было сегодняшним сообщением о беглянках, хотя такие сообщения

поступали не каждый день, и даже не каждую неделю с тех пор как Послушниц

разделили по семьям. Кузины поддерживали друг друга, когда им было плохо, и

отговаривали друг друга от совершения ошибок, вроде побега. На листке стояло

только одно имя. Николь Трихил.

Эгвейн вздохнула и положила листочек обратно. Она думала, что жажда Николь к

знаниям сможет удержать ее здесь, неважно, насколько та была разочарована. И

все же. Она не могла сказать, что ей жаль увидеть подобную развязку. Николь

была бессовестной притворщицей, готовой на шантаж, и на что угодно еще, лишь

бы получить собственную выгоду. Очень возможно, что ей помогли. Арейна не

остановилась бы перед кражей лошадей, чтобы они скрыться вдвоем.

Внезапно ее внимание привлекла дата, стоявшая рядом с именем. Даже две даты,

помеченные вопросами. Месяцы редко указывали, еще реже проставляли дни, кроме

как в официальных документах и докладах. Подписано, запечатано и

засвидетельствовано в городе Иллиан в двенадцатый день седьмого месяца,

такого-то года по милости Света. А также в сообщениях вроде этого, и в

записях о поступлении девушки в Книге Послушниц. В остальных же случаях

писали: «на столько-то дней раньше, или на столько-то дней позже». Написанные

даты всегда казались ей немного странными. Ей пришлось посчитать на пальцах,

чтобы удостовериться в том, что она увидела.

«Николь сбежала три или четыре дня назад, Шириам, а Тиана только сейчас

докладывает мне об этом? Она даже не уверенна, произошло это три или четыре

дня назад?»

«Кузины Николь прикрывали ее, Мать». – Шириам с сожалением покачала головой.

Странно, но, кажется, ей, судя по ее полуулыбке, было забавно. Или даже

восхищена.

«Причем не от большой к ней любви, а, по-видимому, они были рады, что это

дитя сбежало, и боятся, что ее приведут обратно. Она очень кичилась своим

Талантом Предсказания. Боюсь, Тиана ими очень недовольна. Думаю, ни одна не

сможет спокойно сидеть на занятиях сегодня, и еще пару дней. Тиана сказала,

что собирается пороть их каждый день вместо завтрака до тех пор, пока Николь

не найдут. Однако, думаю, она еще смягчится. Поскольку Николь сбежала задолго

до того, как ее побег обнаружили, то на ее поиски может потребоваться

некоторое время».

Эгвейн слегка поморщилась. Она могла легко припомнить собственные посещения

кабинета Наставницы Послушниц, тогда еще занимаемого женщиной, которая стояла

перед ней. У Шириам была тяжелая рука. Ежедневная порка была бы лютым

наказанием. Но укрывательство побега было делом куда серьезнее, чем шастанье

по ночам или прочие шалости. Она отодвинула сообщение в сторону.

«Тиана сделает так, как сочтет нужным», –сказала она. – «Шириам, изменили ли

Сестры мнение о моем сне?» – она рассказала о своем сне про атаку Шончан на

следующее же утро, после того, как его увидела. Но женщины, которым об этом

она рассказала, только равнодушно уставились на нее, возможно еще и потому,

что в их памяти еще слишком свежа была смерть Анайи. Она потрясла всех.

Вместо ответа Шириам прочистила горло и принялась разглаживать свои голубые в

полоску юбки.

«Возможно, вы не знаете, Мать, но одна из кузин Николь – Ларин Айелин. Из

Эмондова Луга», – добавила она, словно Эгвейн этого не знала. – «Никто не

подумает, что вы подыгрываете любимчикам, если вы простите все семейство.

Смягчится Тиана или нет, но она действительно какое-то время будет с ними

очень сурова. Они будут страдать».

Осторожно откидываясь назад, из-за шатающейся ножки стула, Эгвейн нахмурилась,

глядя на стоящую перед ней женщину. Ларин была почти одной с ней возраста, и к

тому же близкой подругой детства. Они проводили время, сплетничая и учась

заплетать волосы в косу, ожидая, когда Круг Женщин сочтет, что они уже

достаточно взрослые. Кроме того, Ларин была одной из немногих девушек из

Эмондова Луга, которые, казалось, допускали, что Эгвейн действительно может

быть Престолом Амерлин, хотя показывала это в основном тем, что держалась от

нее на расстоянии. Но неужели Шириам действительно решила, что Эгвейн станет

подыгрывать любимчикам? Даже Суан выглядела ошеломленной.

«Тебе лучше, чем кому-либо еще, должно быть известно, Шириам, что дисциплина

среди Послушниц - это дело Наставницы Послушниц. По крайней мере, до тех пор,

пока девушку не обидят понапрасну, и не тебе предлагать подобное. Кроме того,

если Ларин думает, что сегодня ей может сойти с рук помощь при побеге –

помощь при побеге, Шириам! – то, на что она решится завтра? Она может

получить шаль, если у нее хватит здравого смысла ее добиться. Я не собираюсь

вести ее по тому пути, который окончиться тем, что ее отправят домой за

недостойное поведение. Итак. Что они сказали по поводу моего сна?»

Шириам моргнула и взглянула на Суан. Свет, неужто она решила, что Эгвейн так

ее отчитала только из-за присутствия Суан? Потому что Суан могла разнести

сплетни? Она же была Наставницей Послушниц - ей следовало лучше знать

правила.

«Сестры по прежнему считают, Мать», – наконец сказала Шириам, - «что Шончан

находятся за тысячу миль отсюда, и они не умеют Перемещаться, а если они

выступят на Тар Валон, мы узнаем об этом прежде, чем они смогут приблизиться

на двести лиг».

Суан пробормотала себе под нос нечто, что звучало просто отвратительно, но

отнюдь не удивленно. Эгвейн тоже хотелось выругаться. Беспокойство из-за

смерти Анайи не имело ничего общего с равнодушием Сестер. Они не верили в то,

что Эгвейн была Сновидицей. Анайя была в этом уверена, но Анайя была мертва.

Суан и Лиане ей верили, но, если уж на то пошло, ни одна из них не занимала

достаточно высокого положения, чтобы быть выслушанной с большим вниманием,

чем того требовала простая вежливость. И было абсолютно ясно, что Шириам тоже

в это не верит. Она следовала своей клятве настолько добросовестно, насколько

Эгвейн только могла пожелать, но нельзя же приказать кому-то поверить. Он

только повторит то, что ты ему скажешь, но от этого ничего не изменится.

Когда Шириам ушла, Эгвейн поняла, что раздумывает о том, для чего приходила

эта женщина. Могло ли это быть просто желанием привлечь ее внимание к тому,

что Ларин собирались наказать? Конечно нет. Но помимо этого она ничего не

сказала. Кроме того, что отвечала на вопросы Эгвейн.

Вскоре появилась Мирелле, а почти сразу за ней – Морврин. Эгвейн

почувствовала, как перед тем, как войти в палатку, каждая из них отпустила

Источник, и они оставили своих Стражей ждать снаружи. Даже за те короткие

мгновения, что она их видела через открытый клапан палатки, она заметила, что

мужчины выглядели обеспокоенными, даже для Стражей.

При виде Суан Мирелле сверкнула своими большими темными глазами, и раздула

ноздри. Круглое лицо Морврин осталось спокойным, словно полированный камень,

но она отряхнула свои темно-коричневые юбки с такой силой, словно старалась

стряхнуть с них какую-то грязь. Возможно, это была неуверенность. В отличие

от Шириам, они должны были следовать приказам Суан, и ни одной из них это не

нравилось. Не то чтобы Эгвейн хотелось утереть им нос, но Суан она доверяла,

а им, не смотря на клятвы, не полностью. Не до той степени, в какой доверяла

Суан. Кроме того, иногда было трудно или даже невозможно рассказать Сестрам,

давшим ей клятву, что она хотела сделать. Суан могла передавать послания, и

таким образом Эгвейн могла быть уверенна, что они будут исполнены.

Она сразу же спросила их про сплетни о своем сне, но, как того и следовало

ожидать, их рассказы мало отличались от рассказа Шириам. Шончан были далеко.

Никто не шевельнет даже пальцем, пока что-либо не изменится. Должно

последовать много предупреждений. Они говорили то же самое уже неделю. Еще

хуже.

«Может быть, все было бы иначе, останься Анайя жива», – сказала Морврин,

балансируя на одном из шатких табуретов перед письменным столом. Несмотря на

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35, 36, 37, 38