Книга: Перекрёстки сумерек

горы трупов, освобождение одной дамани считалось еще одним преступлением,

наказанием за которое была смерть. И обсуждать подобное, с точки зрения

Шончан, было хуже изнасилования или приставания к ребенку. Конечно, она тоже

помогла освободить несколько дамани, но это, с ее точки зрения, было среди

наименьших ее преступлений. Но и это она тоже отказывалась обсуждать. Были

еще, по крайней мере, пара тем, о которых она предпочитала умолчать.

«Ты уверена на счет тех пойманных Ищущих Ветер? Я слышал что-то про

отсечение рук или ног.» - почувствовал во рту горечь. Он видел как умирают

мужчины, убивал мужчин своими руками. Но Свет был милостив к нему, женщину он

убил только одну! Но даже страшнейшее из чужих воспоминаний не жгло его так

сильно как это, а некоторые были настолько жуткими, что требовалось выпить море

вина, чтобы их в нем утопить. Однако мысль о преднамеренном отсечении чьей-то

руки сводила его желудок с ума.

Голова Эгинин дернулась, и на мгновение ему показалось, что она проигнорирует

его вопрос.

«Слышал от Ринны, бьюсь об заклад,» - сказала она, махнув рукой – «Некоторые

сулдам рассказывают подобную чушь, запугивая новеньких непослушных дамани, но

никто не делает ничего подобного уже, ох, шестьсот или семьсот лет. Хотя,

некоторые все равно так поступают. И люди, не способные уследить за своим

имуществом без. его увечья. становятся сей’мосив.» - ее рот скривился

от отвращения, однако не понятно к увечьям или сей’мосив.

«Стыдно это или нет, но они это делают.» - огрызнулся он. Стать сей’мосив

для шончан было хуже простого стыда, но как он подозревал, каждый отрубивший

руку женщине будет достаточно унижен, чтобы покончить жизнь самоубийством. – «А

Сюрот входит в число этих «некоторых»?»

Шончанка смерила его взглядом и уперла руки в бока, расставила пошире ноги,

словно почувствовала себя на палубе корабля, будто собиралась отругать

салагу-матроса.

«Высокой Леди Сюрот эти дамани не принадлежат, ты тупоголовый фермер! Они

собственность Императрицы, пусть живет она вечно. Сюрот может сама вскрыть

себе вены, едва попытается отдать подобный приказ на счет императорских

дамани. Даже если она смогла бы, я никогда не слышал чтобы она что-то

подобное проделывала раньше со своими. Я попытаюсь объяснить тебе так, чтобы

ты понял. Если от тебя сбежит собака, то ты не станешь ее калечить. Ты

высечешь ее так, чтобы она больше так не делала, и отправишь назад в ее

конуру. А дамани слишком.»

«. слишком дороги,» - сухо закончил за нее Мэт. Он уже наслушался подобных

высказываний до тошноты.

Она проигнорировала его сарказм, а может, просто не заметила. Судя по его

опыту, если женщина не хочет чего-то слышать, то не будет этого замечать до

тех пор, пока ты сам не станешь сомневаться, что о чем-то говорил.

«Ты наконец-то начинаешь понимать,» - кивнув, заявила она. – «У этих дамани,

о которых ты так волнуешься, к этому моменту уже прошли все синяки». Ее

взгляд вернулся к кораблям в гавани, и в нем медленно появилось чувство

потери, усиливаемое твердостью ее лица. Ее пальцы сжались. «Ты не поверишь,

чего мне стоила моя дамани», - сказала она тихим голосом, - «она и найм для

нее сул’дам. Но конечно, она стоила каждой монеты, что я уплатила. Ее имя

Серриза. Хорошо обученная, отзывчивая. Если ей позволить, она могла бы съесть

целую гору медовых орешков, но ее никогда не мутило в море и не скучала, как

бывает с некоторыми. Жаль, что я оставила ее в Канторине. Кажется, больше я

ее не увижу». – с сожалением вздохнула она.

«Уверен, она скучает по тебе также, как и ты», - сказал Ноал, блеснув

щербатой улыбкой. И, во имя всего святого, это прозвучало искренне. Быть

может, так и было. Он как-то упоминал, что видел нечто похуже дамани и

да’ковале, хотя, что может быть хуже?

Эгинин выпрямилась и взглянула так, словно она не поверила в его симпатию.

Или словно только сейчас поняла, как она смотрела на корабли в порту.

Безусловно, отвернулась от воды она сознательно.

«Я отдала приказ никому не покидать фургоны», - сказала она твердо. Похоже,

боцман на ее корабле подскакивал, заслышав подобный тон. Она резко

развернулась, словно ожидала, что Мэт с Ноалом тоже подскочат.

«Правда?» - Мэт улыбнулся ей, показав зубы. Ему удавалось с помощью подобной

издевательской ухмылки доводить большинство самодовольных болванов до удара.

Эгинин, большую часть времени, была далеко не дурой, но самодовольной точно.

Капитан корабля, да еще и дворянка. Тьфу два раза. «Ну что же, я почти готов

направиться этой дорогой. Если ты не закончил ловить рыбу, Ноал, то мы пока

подождем».

Но старик уже высыпал оставшуюся приманку из корзины в воду. Его руки были

сильно переломаны, возможно не раз, судя по их шишковатому виду, но они все

же сохранили ловкость в обращении с удочкой. За короткое время он подобрал с

травы почти дюжину рыбин, большая из которых была почти фут длиной, обмотал

леску вокруг удилища, и побросал улов в корзину, прежде чем подхватить все

вместе. Он заявил, что если он отыщет правильный перец, то приготовит

тушенную рыбу по рецепту из Шары, не меньше. Сказал бы лучше, по рецепту с

Луны! Попробовав это блюдо, Мэт позабудет обо всем на свете, не только о

своей ноге. То как Ноал описал этот перец, Мэт поверил ему, что позабудет обо

всем на свете, так как будет занят поисками нужного количества эля, чтобы

остудить язык.

Недовольно ожидавшая их Эгинин не обратила никакого внимания на его ухмылку,

но он все-таки обнял ее за плечи. Если они собираются вернуться, то им

придется начать. Она отбросила его руку со своего плеча. Эта женщина

заставила бы некоторых старых дев, которых он знавал, выглядеть просто

распутницами.

«Мы должны казаться любовниками, ты и я» - напомнил он.

«Здесь этого некому увидеть», - прорычала она.

«Сколько можно повторять тебе, Лейлвин?» - это имя она сама для себя выбрала.

Она заявила, что оно тарабонское. Ну, во всяком случае, оно не было похоже на

шончанское. – «Если мы даже не прикасаемся друг к другу, пока нас кто-нибудь

не заметит, всем, кого мы не видим, мы будем казаться очень странной парочкой

любовников».

Она насмешливо хмыкнула, но позволила ему себя обнять и в ответ сама его

обняла. Но при этом предостерегающе на него посмотрела.

Мэт покачал головой. Она точно безумна как мартовский заяц, если думает, что

ему это доставляет удовольствие. У большинства женщин мышц не много, по

крайней мере, у тех женщин, которые ему нравится, но с Эгинин было похоже на

объятия с забором. Столь же неудобно и жестко. Он никак не мог понять – что

же Домон в ней нашел? Возможно она просто не оставила иллианцу другого

выхода. В конце концов, она купила парня словно лошадь. «Чтоб мне сгореть, я

никогда не смогу понять этих шончан!» – подумал он. И не сильно хотелось. Но

он должен.

Поскольку они отворачивались от порта, он бросил прощальный взгляд на гавань,

и почти пожалел, что должен это сделать. Два маленьких парусных судна

прорвались сквозь широкую стену тумана и теперь медленно дрейфовали против

ветра к гавани. Идти против ветра. У них был шанс уйти и пропал.

От реки до Большого Северного тракта было меньше двух миль по гладкой

местности, поросшей по-зимнему бурой травой, густым кустарником и лозой,

настолько густо, что даже при полном отсутствии листвы, продраться сквозь нее

было непросто. Возвышенности едва ли можно было бы назвать холмами, по

крайней мере, не для тех, кто забирался на Песочные холмы и в Горы Тумана еще

совсем ребенком. У него были провалы в собственной памяти, и припомнить что-

то из своего детства было для него настоящей радостью. Однако, перед довольно

длительной прогулкой он был рад, что ему есть на кого опереться. Он просидел

без движения на этом проклятом камне слишком долго. Адская боль в бедре

сменилась постоянной ноющей. Это заставляло его прихрамывать, и на подъемах,

одному без поддержки, ему пришлось бы трудно. Это, естественно, не означало,

что он висел на Эгинин, но иметь дополнительную опору очень помогало.

Женщина, нахмурившись, глядела на него, возможно подозревая, что он решил

воспользоваться удобным моментом.

«Если бы мы сделали так, как договаривались,» - пробурчала она, - «мне бы не

пришлось тебя тащить».

Он снова показал ей свои зубы, на этот раз не пытаясь изобразить улыбку. То с

какой легкостью Ноал почти бежал рядом с ними, ни разу не оступившись, не

смотря на корзину с рыбой на боку и удочку в руке, его смущало. Не смотря на

потрепанный вид старик был довольно подвижным. Иногда, даже слишком.

Их путь лежал в сторону Небесного Круга, где находились длинные ряды

зрительских мест из полированного камня. В теплую погоду здесь на дорогих

разноцветных подушках под тентами сидели богатые покровители, наблюдая за

скачками своих лошадей. Теперь тенты и подушки были убраны, лошади в конюшне,

по всей стране они одни не были конфискованы Шончан. Теперь все места были

свободны за исключением нескольких мальчишек, играющих между рядами в

догонялки. Мэт любил скачки и лошадей, но сейчас его взгляд скользнул мимо

зрительных рядов Круга прямо к Эбу Дар. Каждый раз, поднимая голову, он видел

его массивные сооружения, и это служило ему отличным ориентиром, тем самым

оправдывая его остановки. Глупая женщина! Хромота не означает, что он не

может идти самостоятельно, и ей нужно его нести. Он еще способен выдержать

неплохой темп, принимая трудности с улыбкой на лице, ни капли не скуля.

Почему она не в состоянии?

За городскими стенами, в сером утреннем свете сияли, создавая яркую картину,

белые крыши и стены домов, купола и шпили, свитые из разноцветных полос. Он

не смог бы сразу определить, когда крыша переходит в стены и наоборот. В

широкую арку городских ворот на Большой Северный тракт вел длинный поток

фермеров и их повозок, мужчин и женщин, спешащих на городской рынок с каким-

то товаром, который они спешили продать. Длинные торговые поезда, состоящие

из больших фургонов, с впряженными в них шестерками и восьмерками лошадей,

доставивших товары, Свет знает откуда. Еще семь таких поездов, составленных

из пяти или десяти фургонов, были составлены в ряд сбоку от тракта, ожидая

завершения проверки городскими стражами. Пока светит солнце, торговля будет

жить всегда. Не важно, кто правит в городе, если конечно в нем не кипит

сражение. А иногда, не прекращается даже во время сражения. Поток людей,

текущий на встречу, состоял в основном из шончан. Отрядов солдат, в их

странной разноцветных лакированных доспехах, в шлемах, похожих на головы

огромных насекомых, идущих пеших или едущих верхом. Дворяне, всегда

перемещающиеся верхами, в красочных куртках, плиссированных дорожных платьях

и вуалях, или широких штанах и длиннополых кафтанах. Переселенцы все еще

выходили из города, фургон за фургоном, набитые фермерами, ремесленниками и

результатами их работы. Они стали растекаться из города, едва сойдя со сходен

кораблей, но пройдут еще недели, прежде чем их поток прекратится. Это была

мирная сцена, порядок и работа, если не замечать того, что она означает.

Каждый раз, едва они подходили к месту, откуда были видны ворота, его память

возвращалась к событиям шестидневной давности, снова сюда, к этим воротам.

Едва они, пересекая город, удалились от Дворца Таразин, ливень резко

усилился. Дождь лил как из ведра, поливая темный город, смазывая булыжники

под копытами лошадей. Выл ветер, налетавший с Моря Штормов, бросая потоки

дождя словно из пращи, и вырывая плащи, так что остаться сухим было просто

невозможно. Облака закрыли луну, а вода, казалось, впитывала свет фонарей,

которые несли Блаэрик и Фен, которые пешком возглавляли движение. Потом они

вошли в длинный туннель под стеной, где нашли небольшую защиту, по крайней

мере, от дождя. Ветер превратил этот туннель в подобие флейты. Охранники

поджидали в дальнем конце туннеля, четверо из них тоже имели при себе фонари.

Несколько больше, в основном шончан, были вооружены алебардами, которые

способны не только поразить всадника, но и стащить его из седла. Еще парочка

шончан без шлемов выглядывали из окна караулки, где, судя по теням,

отбрасываемым на противоположной стене, находилось еще несколько человек.

Слишком много чтобы прорваться без шума, а может и слишком много чтобы вовсе

пытаться. Слишком много для всего, что не происходит мгновенно, словно взрыв

фейерверка в руке Иллюминатора.

Но стражники не представляли опасности, во всяком случае, основной опасности.

Высокая, круглолицая женщина в темно-синем платье, украшенном красными

вставками с серебряными молниями, вышла из-за спины стражников, стоявших в

караулке. Длинный серебристый поводок, намотанный на левую руку сул'дам,

свободным концом соединял ее с женщиной в тени в сером платье, которая с

нетерпеливой улыбкой следовала за ней. Мэт знал, что они будут здесь. Шончан

ставили сул’адам и дамани во всех воротах. Внутри может находиться еще одна

пара или даже две. Они не хотят упустить из своих сетей ни одной женщины,

способной направлять. Медальон с головой лисы на его груди под одеждой стал

холодным. Но не таким холодным, сигнализируя, что кто-то поблизости потянулся к

Единому Источнику, а просто вобрал в себя холод окружающей ночи, а его кожа

была слишком холодной, чтобы согреть метал, но он не переставал ожидать другого

холода. Свет, сегодняшней ночью он жонглирует фейерверками с зажженными

фитилями!

Стражники похоже сильно удивились, узнав, что дворянка желает покинуть Эбу

Дар посреди ночи в такую погоду, с полудюжиной слуг и вьючных лошадей,

означающих, что дорога будет дальней. Но Эгинин была Высокородной, ее плащ

был украшен символом орла с распростертыми черно-белыми крыльями, а длинные

пальцы перчаток ассоциировались с длинными ногтями. Обычно солдаты не

спрашивают Высокородных, что они собираются делать, даже наименее знатных.

Однако, это не избавляет от формальностей. Каждый может свободно покинуть

город, когда пожелает, но шончан ведут записи обо всех покинувших город

дамани. А три всадника в группе с опущенными головами под серыми капюшонами

были связанны с верховыми сул’дам серебристыми поводками.

Полненькая сулдам прошла мимо них, едва удостоив взглядом, скрывшись в

туннеле. Ее дамани чуть ли не обнюхала каждую женщину, определяя их

способность направлять, и Мэт затаил дыхание, когда она задержалась возле

последней дамани. Даже при всей его удаче, он не поставил бы на то, что

шончан не обнаружат безвозрастное лицо Айз Седай, если заглянут под капюшон.

Здесь были Айз Седай в качестве дамани, так что странного в том, что все три

могут быть у Эгинин? Свет, а не странно ли, что какому-то, из не слишком

знатных Высокородных, принадлежат сразу три?

Полненькая женщина издала щелкающий звук, словно призывая обученную собаку,

натянула ай’дам, и дамани последовала за ней. Они искали марат’дамани,

пытающихся избежать обуздания, а не дамани. Мэт решил, что может, наконец,

начать дышать. Звук катящихся костей в голове появился снова, достаточно

громкий, чтобы соперничать со звуками далекого грома. Что-то пошло не так, и

он это знал.

Офицер стражи, шончанин с миндалевидными глазами похожими на салдэйеца, но с

кожей светло-медового оттенка, почтительно поклонился и пригласил Эгинин

пройти в караульное помещение, отведать чашу теплого вина, пока клерк запишет

данные дамани. Все караулки, которые когда-либо видел Мэт, были весьма

холодными, и даже свет фонарей, вырывающийся сквозь бойницы этого помещения,

не делали его более привлекательным. Возможно, для мухи паутина тоже выглядит

привлекательно. Он был рад, что дождевая вода, стекая с капюшона накидки,

попадала на лицо. Это помогало скрывать нервозность ожидания. Он сжал в руке

один из своих ножей, спрятанных сверху длинного свертка, лежащего поперек

седла. Никто из солдат не обратил на сверток никакого внимания. Он чувствовал

дыхание женщины внутри свертка под его рукой, ее плечи были туго стянуты,

чтобы она не могла позвать на помощь. Селюсия держалась поблизости,

уставившись из-под своего капюшона, спрятав золотистую косу, и даже не

моргнув, когда сул’дам с дамани проходили мимо нее. Малейший крик со стороны

Селюсии, как и Туон, поднимет переполох хуже, хорек в курятнике. Он решил,

что под угрозой ножа обе женщины будут молчать. Они должны поверить, что он

доведен до полного отчаяния или достаточно спятил, чтобы им воспользоваться.

Но сам он был не уверен, что сможет. Этой ночью он ни в чем не был уверен,

слишком многое шло в разнос и не так.

Он вспомнил, что затаил дыхание, опасаясь, что кто-нибудь поинтересуется,

почему это так богато украшенный сверток он держит под дождем. Он проклинал

себя за глупость, прихватив из дворца штору, первое, что подвернулось под

руку. В памяти события всегда тянутся медленно. Эгинин спешилась, передав

поводья Домону, принявшему их из ее рук с поклоном в седле. Капюшон Домона

был откинут, показывая его наполовину обритую голову и собранные в косу

оставшиеся волосы. С бороды приземистого иллианца капала вода, но он упрямо

сохранял присущую со’джин надменность, традиционных слуг всех Высокородных,

которые гордятся этим званием больше, чем Высокородные своим положением. И

конечно считают себя гораздо выше простых солдат. Эгинин оглянулась на Мэта и

его ношу. Ее лицо застыло, превратившись в маску, которая, если не знать, что

она испугана до смерти их затеей, сошла бы за надменность. Сулдам и ее

дамани, возвращаясь, закончив свою проверку, вновь появились из темноты.

Ванин, находившийся сразу за Мэтом, держал в руках поводья одной из вьючных

лошадей, по своему обыкновению сидя в седле как куль с мукой, наклонился в

седле и сплюнул. Мэт не понял почему, но ему запомнился этот эпизод, но все

так и было. Ванин плюнул, и в тот же миг раздался сигнал трубы, четкий и

тонкий из-за расстояния. Он донесся издалека с юга города, где они

планировали поджечь шончанские склады на Портовой дороге.

При звуке трубы офицер стражи заколебался, но внезапно уже в самом городе

зазвенел колокол, затем второй, затем еще и вот уже, казалось, сотни

колоколов тревожно зазвонили в ночи одновременно, как, внезапно, темное небо

взорвалось множеством молний, ударивших внутри городских стен, которые не

смогла бы породить ни одна буря. Они озаряли туннель мерцающим светом. В тот

же момент раздались крики, эхом разнесшиеся по городу, и вопли.

За это мгновение Мэт успел про себя обругать всех Ищущих Ветер, которые

выступили раньше, чем обещали. Но он тут же понял, что кости в его голове

внезапно остановились. Почему? От этого он принялся проклинать все снова, но

теперь для этого не оставалось времени. В следующее мгновение офицер попросил

Эгинин вернуться в седло и следовать своей дорогой, громко выкрикивая приказы,

направив одного человека в город, узнать, что происходит, выстраивая остальных

следить за безопасностью снаружи и изнутри городских стен. Толстушка со своей

дамани, вместе с еще одной парой, выбежавшей из караулки, убежали вслед за

солдатами. А Мэт и прочие, в то время как за их спиной рукотворный шторм

разносил Эбу Дар по камешку, галопом вылетели из ворот в противоположном

направлении - прямиком под дождь, увозя с собой трех Айз Седай, две из которых

были сбежавшими дамани, и похищенную наследницу Кристального Трона.

Бесчисленные молнии прочертили дождливое небо как стебли травы.

Вздрогнув Мэт вернулся в настоящее. Эгинин покосилась на него и попыталась

тащить его на себе.

«Обнявшиеся любовники не торопятся», - пробурчал он. – «Они медленно

прогуливаются».

Она ухмыльнулась. Домон совсем ослеп от любви. Либо так, либо его слишком

сильно били по голове.

В любом случае, труднейшая часть осталась позади. Мэт надеялся, что выбраться

из города было труднее всего. С тех пор он не слышал вращения костей. Они

всегда были плохим знаком. Он хорошенько запутал след, и должен найтись по

настоящему удачливый человек, вроде него самого, чтобы отделить золото от

грязи. Взыскующий Истину шел по следу Эгинин до той самой ночи, и ее будут

теперь разыскивать еще и за похищение дамани, поэтому погоня будет думать,

что она сейчас скачет во весь опор, унося ноги от Эбу Дар, а не сидит прямо

под городской стеной. Кроме совпадения по времени ничто не связывало ее с

исчезновением Туон. И что более важно, с Мэтом. Тайлин, без сомнения,

выдвинет против него собственные обвинения. Ни одна женщина не простит

мужчину, что ее связал и засунул под кровать, даже если сама это предложила.

Но все равно, при капле везения, кроме этого ничто иное, что произошло той

ночью, не будет связано непосредственно с ним. И никто кроме Тайлин не станет

его подозревать. Для простого мужчины связать королеву как ярмарочного

поросенка обычно достаточно для вынесения смертельного приговора. Кто станет

городить огород, что к исчезновению Дочери Девяти Лун может иметь отношение

игрушка Тайлин? Его все еще раздражало, что он прославился подобным образом,

и даже хуже – как ее домашнее животное – но в этом были свои преимущества.

Он считал, что, по крайней мере, от происков со стороны шончан он в

безопасности, но была еще одна проблема, которая беспокоила его как заноза в

пятке. Хорошо, многое уже случилось, и большая часть этого было последствием

появления Туон, но эта история, скорее всего, будет иметь продолжение.

Исчезновение Туон должно произвести эффект, сходный с пропажей солнца с неба,

но было совсем не похоже, чтобы это кого-то беспокоило. Не было ничего!

Никакой тревоги, ни объявления о вознаграждении или выкупе, ни кипящих от

праведного гнева солдат, разыскивающих похищенную принцессу во всех

проходящих повозках на милю в округе. Не видно никаких всадников, рыскающих

по деревням, обшаривая каждую дыру, в которую можно было затолкать женщину.

Чужие воспоминания подсказывали ему кое-что из опыта поиска похищенных членов

царственных семей, но за исключением виселиц и сожженных кораблей в порту, в

городе, по сравнению с днем, предшествующим похищению, ничего не изменилось.

Если судить, находясь снаружи городских стен Эбу Дар. Эгинин предположила,

что поиски ведутся, но в глубочайшем секрете, и большинство шончан даже не

знают о пропаже Туон. Такое событие, по ее объяснениям, способно всколыхнуть

всю Империю, и будет плохим предзнаменованием для всего Возвращения, а также

потерей сей’тар. Было похоже, что сама она твердо верит в это объяснение, но

Мэт на это бы ни за что не купился. Шончан конечно странный народ, но никто

не может быть странным настолько! От подобной тишины в Эбу Дар у него зудела

вся кожа. Он чувствовал, что эта тишина скрывает западню. Когда они выбрались

на Большой Северный тракт, он был рад, что низкие холмы закрыли от него

город.

Тракт был широкой дорогой, главным торговым путем, достаточно широким для

проезда пяти или даже шести фургонов в ряд. Она была покрыта слоем грязи и

глины, утрамбованным за столетия до состояния древней мостовой, которая все

еще местами проглядывала на свет по обочинам. Мэт и Эгинин поспешили к

противоположной стороне вместе с Ноалом, наступающим им на пятки. Им пришлось

пробираться между торговыми фургонами, охраняемыми женщиной с изуродованным

шрамом лицом и десятком грубых охранников в кожаных куртках, с нашитыми

металлическими дисками, и группой переселенцев, направляющихся на север, на

странных повозках. В некоторые были впряжены лошади или мулы, прочие тянули

волы. Босоногие мальчишки хворостинами подгоняли странных черных

длинношерстных коз. Следом за повозками, парень в синих мешковатых штанах и

круглой красной шляпе тащил за собой на веревке, привязанной к кольцу в носу,

горбатого быка. Если бы не его странная одежда, он был бы похож на

двуреченца. Он взглянул на Мэта и других, бредущих в одном с ним направлении,

встрепенулся, словно хотел что-то сказать, но, покачав головой, побрел

дальше, ни разу не взглянув в их сторону. Из-за хромоты Мэта они не могли

идти достаточно быстро, поэтому переселенцы медленно, но верно их обгоняли.

Ссутулившись и подняв свободной рукой шарф, скрыв низ лица, Эгинин выдохнула

и ослабила хватку, которая уже причиняла Мэту боль в боку. В следующий момент

она уставилась в спину фермера, словно собиралась догнать его и подраться с

ним, и с его быком. Может, все было и не так уж плохо, однако фермер был уже

в двадцати или более шагах впереди, поэтому она перевела взгляд на группу

шончанских солдат, человек двести в разноцветных доспехах, быстро шагавших по

середине тракта, перегоняя прочих переселенцев. За ними следовала колонна

фургонов, покрытых туго натянутым холстом, в которые были запряжены упряжки

мулов. Середина дороги была специально освобождена для передвижения военных.

Полдюжины офицеров в скрывавших лица, оставляя видными только глаза, шлемах с

тонким плюмажем на великолепных лошадях возглавляли отряд. Их красные плащи

спускались почти до земли позади крупа лошадей. По пятам за ними следовал

знаменосец со знаменем, на котором было изображено нечто вроде стилизованного

наконечника стрелы или якоря, перечеркнутого стрелой и золотой молнией. Под

изображением вилась какая-то надпись и какой-то номер, который Мэт не смог

разобрать, потому что ветер сильно трепал знамя из стороны в сторону. Люди,

сопровождавшие фургоны, были одеты в синие куртки и штаны. На их головах были

угловатые красно-синие шлемы, но солдаты были самыми живописными из всех

встреченных Мэтом шончан. Их синие доспехи внизу заканчивались бело-

серебристыми и красно-золотистыми полосами, а шлемы, выкрашенные во все

четыре цвета, были похожи на морды жутких пауков. Поверх каждого шлема была

повязана широкая лента с якорем, Мэт решил, что это все же был якорь, стрелой

и молнией, и каждый, кроме офицеров, был вооружен причудливо изогнутым луком,

висящим на боку, и коротким мечом, уравновешенным на поясе колчаном со

стрелами.

«Морские стрелки», - проворчала Эгиннн, гневно взирая на этих солдат. Ее рука

оставила шарф в покое, но все еще была сжата в кулак. – «Кабацкие забияки.

Они всегда создают проблемы, если слишком долго стоят на якоре».

Выглядели они, на взгляд Мэта, хорошо обученными. В любом случае, он никогда

не слышал о солдатах, которые никогда не дрались, особенно, когда были пьяны

или скучали. А скука для солдата - лучшая приправа к выпивке. Краем сознания

он прикинул на сколько может бить такой лук, но это была почти

бессознательная мысль. Ему не хотелось иметь дело ни с какими шончанскими

солдатами. А если он будет и дальше все делать в том же духе, то ему вообще

не придется иметь дело ни с какими солдатами. Но его удача, похоже, никогда

не заходила так далеко. Две сотни шагов самое большее, решил он. Хороший

арбалет перебьет их, или любой добрый двуреченский лук.

«Мы не в кабаке», - процедил он сквозь зубы, - «а они сейчас не задираются.

Поэтому не начинай сама, просто потому, что ты испугалась, что какой-то

фермер решил с тобой заговорить». Она сжала зубы и бросила в его сторону

взгляд такой силы, что могла проломить череп. Но это была правда. Она боялась

открывать рот рядом с посторонними, боясь, что они узнают ее акцент. Умная

предосторожность, на его взгляд, но ее, похоже, все это раздражало. «Скоро

знаменосец начнет задавать вопросы, если ты продолжишь так на него смотреть.

Женщины Эбу Дар славятся своей скромностью», - солгал он. Что она может знать

о местных обычаях?

Она бросила на него хмурый косой взгляд, быть может, пытаясь понять, что он

имел в виду под «скромностью», но перестала пялиться на стрелков. Теперь она

казалась готовой покусать, а не побить.

«Тот парень такой же темнокожий как Ата’ан Миэйр», - пробурчал Ноал,

уставившись на проходящих солдат. – «И столь же темнокожий как шаранец. Но я

поклялся бы, что у него голубые глаза. Я видел что-то подобное раньше, но

где?» - пытаясь почесать лоб он стукнул себя удилищем по голове, и ускорил

шаги, словно пытаясь догнать парня, и спросить того, где он родился.

Потянувшись, Мэту удалось схватить его за рукав.

«Мы возвращаемся к цирку, Ноал. Прямо сейчас. Нам не следовало уходить».

«А я тебе говорила» - кивнув, сказала Эгинин.

Мэт застонал, но ему не оставалось ничего другого, как продолжать идти. Ох.

Прошло уже достаточно времени, чтобы бежать. Он только надеялся, как бы не

было слишком поздно.

Глава 2

Два капитана

Приблизительно в двух милях к северу от города между двумя высокими шестами

колыхалось на ветру широкое синее полотнище, объявляющее яркими красными

буквами о том, что Великая странствующая труппа Валана Люка покажет

Великолепное представление со Сверхъестественными Чудесами. Для не умеющих

читать оно указывало место расположения чего-то необычного. Как гласила эта

надпись – это была самая крупная странствующая труппа в Мире. Люка часто

давал вещам названия с эпитетом «самый» или «величайший», но Мэт считал, что

тут он не соврал. Холщовая стена, десяти футов высотой, плотно прижатая к

земле, окружала поле достаточное для размещения приличных размеров деревни.

Поток людей проплывал мимо этого полотнища в удивлении, но у крестьян и

торговцев была впереди работа, а у переселенцев – будущее, поэтому никто не

отклонялся с дороги. Толстые канаты, прикрепленные по бокам шестов, были

предназначены для сдерживания наплывов толпы у широкого арочного входа, но в

этот час не было ни одного желающего войти. В последнее время вообще было

немного желающих. Падение Эбу Дар послужило причиной небольшого падения

посещений, но потом люди уяснили, что город не будут грабить, и им не нужно

убегать, спасая свои жизни, хотя с прибытием всех этих кораблей и поселенцев

с их Возвращением, многие решили придержать свои монеты для более насущных

потребностей. Двое крупных мужчин в плащах, похоже сшитых из кусков

мешковины, сидели под транспарантом, охраняя вход от желающих войти

бесплатно, но и таких в настоящее время не наблюдалось. Парочка, один с

кривым носом над пышными усами, а второй одноглазый, сидя на корточках в пыли

играла в кости.

К удивлению, Петра Анхилл, силач труппы, стоял рядышком, наблюдая за игрой

конюхов, сложив на груди свои огромные руки, превышающие размерами ногу

взрослого мужчины. Ростом он был ниже Мэта, зато вдвое шире в плечах, на

которые, по настоянию жены, он накинул синий кафтан. Петра казался

поглощенным игрой, но сам никогда не ставил, даже по мелочи. Он со своей

женой Кларин, дрессировщицей собак, экономили каждую монету, которую могли

заработать. Из-за чего Петра, оправдываясь, рассказывал о гостинице, которую

собирается однажды купить. И что еще более удивительно, Кларин стояла с боку

от него, очевидно, также полностью поглощенная игрой, как и он.

Когда Петра заметил Мэта и Эгинин, гуляющих под руку, он через плечо

осторожно посмотрел на лагерь, что заставило Мэта насторожиться. Люди,

глядящие через плечо, обычно не предвещают ничего хорошего. Однако пухлое

темное лицо Гарины вспыхнуло теплой улыбкой. Подобно большинству женщин в

труппе она считала Мэта и Эгинин любовниками. Кривоносый конюх, широкоплечий

малый из Тира, назвавшийся Коулом, смотрел искоса, словно задолжал ему пару

медяков. Никто кроме Домона не считал Эгинин красавицей, но некоторые дураки

принимают дворянские титулы за красоту. Или деньги, а дворянки должны быть

богатыми. А некоторые считали, что любая дворянка, бросившая мужа из-за

такого парня как Мэт Коутон, готова бросить и его, прихватив с собой свои

деньги. Такую историю Мэт и прочие распространяли среди труппы, объясняя,

почему они должны скрываться от Шончан: жестокий муж и упорхнувшие

влюбленные. И, несмотря на то, что подобное редко встречается в реальной

жизни, каждый достаточно часто слышал подобные сказки от менестрелей или

читал в книжках, чтобы в такое поверить. Коул, однако, так не считал. Эгинин

– Лейлвил – уже приходилось обнажать свой кинжал, неизменно висевший на ее

поясе жонглера мечами, когда один из этих симпатичных парней, под

воздействием подобных размышлений, решил пригласить ее разделить с ним кубок

вина в своем фургоне. И никто не сомневался, что она бы им воспользовалась,

если бы он продолжал настаивать.

Как только Мэт подошел к силачу, Петра спокойно сказал: «Тут солдаты Шончан,

человек двадцать. Их офицер сейчас беседует с Люка». Он не выглядел

напуганным, но от беспокойства на его лбу собрались морщины, и его рука легла

на плечо жены, защищая ее от опасности. Улыбка Кларин испарилась, и она

накрыла свой рукой его. Они доверяли суждению Люка, и осознавали риск,

которому подвергались. Или думали, что осознают. И этот риск, в который они

верили, был довольно большой.

«Чего им надо?» - требовательно спросила Эгинин, освобождаясь от Мэта, до

того как он смог открыть рот. Собственно, его никто не ждал.

«Постереги-ка это для меня», - сказал Ноал, вручая свою удочку и корзину

одноглазому, который в ответ вытаращился на него. Выпрямившись, Ноал запустил

скрюченную руку под полу кафтана, где хранились два длинных кинжала. - «Мы

сможем добраться до наших лошадей?» - спросил он Петру. Силач с сомнением

взглянул в его сторону. Мэт оказался не единственным, кто сомневался, в своем

ли уме Ноал.

«Кажется, они не заинтересованы вашими поисками», - сказала Кларин торопливо,

сделав слабый намек на реверанс. Все пытались выдать Мэта и остальных за

участников труппы, но всем это удавалось, когда дело доходило до Эгинин. -

«Офицер в фургоне Люка уже почти полчаса, а солдаты все это время стоят рядом

со своими лошадьми».

«Не думаю, что они здесь из-за вас», - добавил Петра с уважением. И снова, в

сторону Эгинин. Почему же он должен чем-то отличаться? Возможно, практикуется

приветствовать дворян в своей гостинице. - «Мы просто хотели предупредить

вас, чтобы вы не удивлялись и не беспокоились, увидев их. Я уверен, Люка

отошлет их без неприятностей». Несмотря на его уверенный тон, морщинки не

исчезли с его лба. Большинство мужчин расстроились бы, узнав, что их жены

сбежали, а дворянин мог распространить свою ярость на других. Труппа, какие-

то путешествующие чужестранцы, становилась легкой целью для неприятностей. -

«Вам не следует волноваться о том, что кто-либо что-то разболтает», - и,

глядя на конюхов, Петра добавил. – «Правда, Коул?» Кривоносый кивнул,

пристально глядя на кости, которые он подбрасывал в руке. Он был довольно

крупным мужчиной, но все же недостаточно крупным, чтобы справиться с Петрой,

а ведь силач мог ломать подковы голыми руками.

«Кто же откажется от шанса как-нибудь плюнуть на сапог дворянина?» -

пробормотал одноглазый парень, глядя в корзину с рыбой. Был он почти столь же

рослым, как Коул, но все лицо его было в морщинах, а зубов у него было даже

меньше, чем у Ноала. Посмотрев на Эгинин, он склонил голову и добавил: «Прошу

прощения, миледи». – «С другой стороны, в последнее время для нас это еще и

способ заработать немного денег. Правда, Коул? Если кто-нибудь о них

расскажет Шончан с нами со всеми расправятся, повесят так же, как людей

Морского Народа. Или заставят работать, очищая свои канавы на той стороне

гавани». Конюхи делали в труппе всю самую черную работу, начиная с уборки

навоза из стойл и чистки клеток, заканчивая установкой и разборкой стен, но

он боялся так, словно чистка каналов Рахада была куда хуже, чем оказаться

повешенным.

«Разве я говорил что-нибудь о том, чтобы что-то кому-то рассказать?» - сказал

Коул, протестующе взмахнув рукой. – «Я только спросил, как долго мы

собираемся сидеть здесь, вот и все. И спросил, когда мы увидим хоть одну

монету из обещанных денег?»

«Мы будем сидеть здесь столько, сколько я скажу вам здесь сидеть», - было

интересно слышать, сколь твердой может стать фраза, произнесенная с акцентом,

растягивающим слоги в словах. И сказанная, при этом, тихим голосом, столь

напоминающим скрежет лезвия ножа по правильному камню. – «Вы увидите свои

деньги, когда мы прибудем в пункт назначения. Для тех, кто служит мне честно,

будет и кое-что сверх того. И холодная могила для тех, кто замыслил

предательство». Коул закутался в свой заплатанный плащ поглубже и выкатил

глаза, стараясь выглядеть возмущенным, а, быть может, невинным, но, скорее,

надеялся, что она потеряет бдительность, и он сумеет дотянуться до ее

кошелька.

Мэт стиснул зубы. С одной стороны это было его золото, то, которое она так

щедро раздавала. У нее были собственные деньги, но вне досягаемости. Но что

еще важнее, она снова пыталась взять власть в свои руки. Свет, да если бы не

он, она никогда не подумала бы о том, чтобы остаться в Эбу Дар, чтобы

запутать погоню. И она никогда не нашла бы такое убежище, как он у Люка. Но

почему здесь солдаты? Шончан должны были послать сотни, тысячи, если бы они

заподозрили о местонахождении Туон. Если же они подозревают об Айз Седай.

Нет, Петра и Кларин не знали, что помогают скрываться Айз Седай, но они

упомянули бы о сул’дам и дамани, а солдаты не охотились бы на Сестер без них.

Он ощупал сквозь кафтан медальон. Он носил его, не снимая, днем и ночью, и он

смог бы предупредить его случись что.

Он даже не подумал о возможности побега, и не только потому, что Коул и

десяток подобных ему кинутся к Шончан, едва его спина скроется из вида. Они

не имели ничего против него или Эгинин, а некоторые, вроде жонглера мечей

Руманна и его подруги акробатки, по имени Адрия, и еще кое-кого, даже будут

сопротивляться искушению, заработать немного золота. В любом случае, в его

голове не было предупреждающего вращения костей. И внутри этих стен еще

оставались люди, которых он не смог бы бросить.

«Если они ничего не ищут, то нам нет причин волноваться», - сказал он

уверенно. – «Но все равно, спасибо за предупреждение, Петра. Я никогда не

любил сюрпризов». Силач отмахнулся, словно желая сказать, что это пустяки, но

Эгинин и Кларин посмотрели на Мэта так, словно удивились, только что

обнаружив, что он тоже здесь стоит. Даже Коул и одноглазый конюх его не

замечали. Потребовалось огромное усилие, чтобы снова не заскрипеть зубами. -

«Я постараюсь побродить вокруг фургона Люка и что-нибудь разглядеть. Лейлвил,

ты и Ноал, найдите Олвера и побудьте с ним». Они любили мальчика, его все

любили, и это удержит их от желания вцепиться ему в волосы. Один он лучше

сумеет все подслушать. А если придется бежать, то, возможно, Ноал или Эгинин

смогут помочь вывезти мальчика. Пусть Свет не допустит, чтобы такое

случилось! Ничего хорошего, кроме плохого, в этом он не видит.

«Ладно, полагаю, никто не живет вечно», - вздохнул Ноал, забирая свою удочку

и корзину. Чтоб ему сгореть, но парень способен даже бодучую козу заставить

показаться забавной. Взгляд Петры стал задумчивым. Женатые мужчины всегда

кажутся обеспокоенными, еще одна причина для Мэта не спешить с браком.

Одноглазый с сожалением проводил взглядом рыбу, которую уносил исчезнувший за

углом Ноал. Без своего обычного остроумия он казался другим. Возможно, у него

тоже где-то была жена.

Мэт натянул свою шляпу пониже на глаза. Все еще ни следа костей. Он старался

не думать о том, сколько раз его чуть не убили без всякого вмешательства

костей. Но они, конечно, окажутся на месте, едва возникнет реальная

опасность. Ну конечно, как же иначе?

Он не сделал и пары шагов ко входу, как Эгинин нагнала его и обняла за талию.

Он притормозил, зло уставившись на нее. Она сопротивлялась его приказам, как

форель борется с рыбаком, но это была не простое упрямство. - «Ты думаешь,

что ты делаешь? Что если этот офицер узнает тебя?» Это казалось столь же

невероятным, как присутствие на представлении Тайлин, но нужно испробовать

все на свете, что способно заставить ее уйти.

«А почему этот парень должен быть кем-то кого я знаю?» - усмехнулась она. –

«У меня нет.», - ее лицо скривилось на какую-то секунду, - «не было друзей на

этой стороне океана, а уж в Эбу Дар и подавно». Она прикоснулась к кончикам

прядей парика на груди. «Все равно, в этом даже родная мать меня не узнает».

К концу фразы ее голос поблек.

Если бы он продолжил с той же силой сжимать челюсти, то сломал бы зубы.

Стоять здесь, продолжая убеждать ее не ходить, было бесполезно. Но то, что

это происходило бы прямо на пути у этих шончан, изменило его мнение. «Ни на

кого не пялься», - предупредил он ее. «Даже не смотри на них».

"Я - скромная эбударка", - сказала она с вызовом, - "ты можешь сам с ними

разговаривать". Она сказала это как предупреждение. Свет! Когда женщины не

пытаются ничего приукрашивать, все на свете превращается в грубость, а Эгинин

никогда ничего не сглаживала. Он определенно рискует потерять зубы.

Сразу за входом начиналась главная улица труппы, петляющая среди фургонов,

похожих на фургоны Лудильщиков – небольшие дома на колесах, с оглоблями

напротив сидения возницы, окруженные большими, размером с небольшой дом,

палатками. Большая часть фургонов была ярко раскрашена во все оттенки

красного, желтого, синего или зеленого. Многие были полосатыми, и палатки

тоже не уступали им в пестроте расцветки. Тут и там над улицей возвышались

деревянные платформы для представления. Это цветное безумие выглядело

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35, 36, 37, 38