Книга: Перекрёстки сумерек

давно бы уже узнали об этом. Как же такое можно скрыть? Никто не вспомнил,

что они всегда соглашались с тем, что лежит на поверхности, и никогда не

заглядывали вглубь. Серые были заняты угрожающим положением в Иллиане, на

который готовились напасть Шончан, и недавно начатой осадой Тирской Твердыни.

Войны и угроза войны всегда гипнотизировали Серых, пока их не привлекали для

прекращения конфликта. И для распространения их влияния, естественно. Каждый

раз, когда Серые останавливали войну путем переговоров, они увеличивали

влияние всех Айя, но Серой больше всех. Однако, Шончан, кажется, не были

заинтересованы в переговорах, по крайней мере, с Айз Седай в качестве

посредников. И подобное нарушение заведенного порядка упорно проникало во все

отчеты Серых. С краткими сообщениями о стычках с отрядами Шончан на границах,

и про увеличение сил, собираемых Лордом Грегорином, Наместником Дракона в

Иллиане, титул которого был еще одним предметом для беспокойства сам по себе.

В Тире имелся собственный Наместник Дракона, Высокий Лорд Дарлин Сиснера, и в

данный момент он был осажден в Твердыне знатью, отказавшейся принять Ранда.

Это была очень странная осада. В Твердыне имелись собственные доки, и враги

Дарлина не могли лишить его снабжения, даже захватив остальную часть города,

что они и сделали, на чем успокоились и сидели, ожидая неизвестно чего. Или

может быть они не знали, что делать дальше. Твердыня пала только однажды при

внезапной атаке Айил, и никто не смог взять ее измором. Серым в Тире было не

на что рассчитывать.

Дочитав страницу до конца, Эгвейн подняла голову, поспешно перевернула и

взялась за следующую. Серым было не на что рассчитывать. Очевидно, осознав

это, Серая Сестра уехала из Твердыни, и отправилась на встречу с Высоким

Лордом Тедозианом и Высокой Леди Эстандой, двумя наиболее влиятельными

фигурами среди осаждающих. - “Мерана”, - вздохнула она. - “Они говорят, это

была Мерана Эмбри, Суан”. - Неосознанно она снова помассировала виски. Боль

немного усилилась.

“Она может сделать что-нибудь полезное”, - поднявшись, Суан прошла к

маленькому столику возле стенки палатки, где на подносе стояло несколько

разного вида и размера кубков и два кувшина. В серебряном кувшине было вино с

пряностями, в глиняном с синей глазурью был чай. Оба уже были здесь еще до

прибытия Амерлин и наверняка давно остыли. Никто не ожидал, что Эгвейн

соберется прокатиться на реку. - “Пока Тедозиан и другие не понимают на чьей

она стороне”, - шаль Суан свалилась с одного плеча, когда она дотронулась до

бока глиняного кувшина. На мгновение ее окружил свет саидар, она направила

поток Огня, подогревая его содержимое. - “Они не поверят, что она будет вести

честные переговоры, если узнают, что она сторонница Дракона Возрожденного”. -

Наполнив чаем оловянную кружку, она щедро добавила меда из горшочка, и,

тщательно размешав, отдала кружку Эгвейн. “Это может помочь. Здесь какая-то

смесь трав, найденная Чезой, но мед немного смягчит вкус”.

Эгвейн сделала осторожный глоток, и, передернувшись, поставила чашку на стол.

Если у этого отвара такой острый привкус, смягченный большой порцией меда, то

ей не хотелось бы пробовать это без него. Может будет лучше потерпеть

головную боль? - “Как ты можешь так спокойно об этом говорить, Суан? Мерана,

объявившаяся в Тире это первое реальное доказательство, которое у нас есть. Я

ткну носом твоих Восседающих в это совпадение”.

В начале был только шепоток, исходящий от Айя и шпионов Суан. О том, что в

Кайриэне были Айз Седай, и они свободно входили и выходили из Дворца Солнца,

пока там же находился Дракон Возрожденный. Потом шепот превратился в

испуганный, затравленный хрип. Шпионы в Кайриэне не хотели об этом

рассказывать. Никто не хотел повторять то, о чем рассказывали их агенты. В

Кайриэне были Айз Седай, но они, кажется, подчинялись приказам Дракона

Возрожденного. Хуже всего было то, что упоминались имена. Некоторые из

упомянутых женщин оказались теми, кто среди первых появился в Салидаре и

оказал сопротивление Элайде. Другие же оказались женщинами, известными своей

лояльностью Элайде. Никто, насколько знала Эгвейн, не упомянул в слух

Принуждение, но они должны были о нем подумать.

“Бесполезно рвать на себе волосы, если ветер дует не в ту сторону”, -

ответила Суан, снова садясь на табурет. Она хотела было положить ногу на

ногу, но, едва табурет накренился, торопливо поставила обе ноги на ковер.

Что-то бормоча себе под нос, она передернув плечами поправила соскользнувшую

шаль. И снова была вынуждена балансировать на табурете. - “Нужно управлять

парусом, чтобы приспособиться к ветру. Мысли ясно, и ты вернешься на берег.

Подставь гневу шею, и утонешь”. - Иногда Суан разговаривала так, словно все

еще работала на рыбацкой лодке. - “Я полагаю, вам нужно выпить больше чем

один глоток, если хотите, чтобы из этого был какой-то прок, Мать”.

Поморщившись, Эгвейн отодвинула кружку подальше. Вкус, все еще остававшийся

на языке, был почти столь же мерзким, как ее головная боль. - “Суан, если ты

знаешь способ как это использовать, я хочу чтобы ты мне о нем рассказала. И я

не хочу ничего слышать об использовании того факта, что Ранд, возможно,

подчинил Сестер. Я не хочу даже думать о подобной возможности”. Не хотелось

предполагать не только то, что он мог наложить на кого-то такое

отвратительное плетение, но даже возможность того, что он знал о подобном.

Она знала об этом плетении – еще один небольшой подарок от Могидин - и ей

было очень жаль, что она не может забыть, как его создавать.

“В таком случае, это не больше, чем вопрос исследования оказанного влияния. В

конечном счете, с ним придется иметь дело, и возможно преподать урок, но вы

же не хотите чтобы Сестры завидев его разбежались, особенно после того, как в

результате этих Кайриэнских слухов все стали осторожными”, - голос Суан был

спокоен, но она была взволнована, даже возбуждена. Это был простой трюк,

каждая Айз Седай умела говорить очень спокойно. - “В то же время, едва каждый

из них хорошенько вдумается в услышанное, как они поймут, что все истории о

его присяге Элайде полная чепуха. Она, возможно, отправила Сестер за ним

следить, но они не стали бы мириться с Сестрами, которые собираются сместить

Элайду. Понимание этого, оставит мало аргументов в пользу тех, кто считал,

что Элайда, возможно, держит его на привязи. И еще меньше причин для всех,

кто подумывал о бегстве к ней”.

“А что о Кадсуане?” – вставила Эгвейн. Из всех имен, пришедших из Кайриэна,

это было настоящим шоком для всех Сестер. Кадсуане Меледрин была легендой, и

среди версий этих легенд было много противоречивых. Некоторые Сестры были

уверены, что ошибка - Кадсуане к настоящему времени уже должна была умереть.

Другие, казалось, сожалели, что она еще не умерла. - “Ты в самом деле

уверена, что она осталась в Кайриэне после исчезновения Ранда?”

“Я удостоверилась, что мои люди за ней следят, едва только я услышала ее

имя”, - сказала Суан, больше не проявляя спокойствия. - “Не знаю, Приспешница

ли она Тьмы, я только подозреваю. Но могу гарантировать, что она оставалась

во Дворце Солнца спустя неделю после его исчезновения”.

Закрыв глаза, Эгвейн нажала ладонями на веки. Это никак не повлияло на

пульсации боли в ее голове. Возможно, рядом с Рандом находится Черная Сестра,

или находилась. Возможно, он использовал Принуждение на Айз Седай. Уже само

по себе использование подобного на ком-то было скверно, но куда хуже было

использовать это плетение на Айз Седай. Более угрожающим. Все, что было

направлено против Айз Седай, в десять, во сто раз вероятнее, будет

использоваться против тех, кто не сможет от этого защититься. Совершенно

верно, в конечном счете, с ним придется иметь дело. Она росла рядом с Рандом,

но она не может позволить этому факту влиять на ее мнение. Теперь он был

Драконом, надеждой Мира, и, в то же время, возможно, единственной угрозой, с

которой Мир когда-либо сталкивался. А так ли уж невозможно? Шончан не смогли

бы сделать столько вреда, сколько Дракон Возрожденный. И она собиралась

использовать тот шанс, что он Подчинил Сестер. Престол Амерлин на самом деле

сильно отличалась от дочери хозяина гостиницы.

Хмуро глядя на чашку с так называемым чаем, она взяла ее и заставила себя

выпить до дна мерзкое на вкус содержимое. По крайней мере, этот вкус, быть

может, отвлечет ее от головной боли.

Едва она с металлическим стуком поставила чашку на стол, в палатку вошла

Анайя с опущенными уголками губ, и хмурым взглядом на гладком лице.

“Акаррин и другие вернулись, мать”, - сказала она. - “Морайя поручила мне

уведомить вас, что она созвала Совет, чтобы выслушать их сообщение”.

“Тоже попросили сделать Эскаральда и Майлинд”, - объявила Морврин, входя

следом за Анайей вместе с Мирелле. Зеленая казалась воплощением чистой

ярости, если такое было возможно. Ее оливкового цвета лицо разгладилось, а

глаза сверкали словно темные тлеющие угли. Однако Морврин выглядела настолько

угрюмой, что по сравнению с ней Анайя выглядела приветливой. - “Они отправили

послушниц и Принятых, бегом разыскивать всех Восседающих”, - сказала

Коричневая. - “Мы не смогли вытянуть из них, что обнаружила Акаррин, но я

считаю, что Эскаральда и другие собираются использовать это, чтобы

подтолкнуть Совет к какому-то решению”.

Глядя на темную муть, плавающую на дне оловянной чашки, Эгвейн вздохнула. Ей

тоже необходимо быть там, и теперь с этой головной болью и с этим ужасным

привкусом во рту ей придется столкнуться с Восседающими. Возможно, она может

считать это епитимьей за то, что она собиралась сделать с Советом.

Глава 19

Сюрпризы

По традиции, Амерлин оповещали о заседаниях Совета, и все же нигде не было

сказало, что они ее должны были ждать, чтобы начать заседание, даже учитывая

тот факт, что времени могло пройти немного. Эгвейн хотелось вскочить на ноги

и отправиться прямо к большому павильону прежде, чем Морайя и другие две

Сестры смогли бы преподнести ей какой-либо сюрприз. У Совета сюрпризы редко

были хорошими. Сюрпризы, о которых вы узнаете слишком поздно еще хуже.

Однако, протоколы поведения, бывшие скорее законом, а не данью традициям,

точно предписывали Амерлин порядок входа в Зал Совета, так что она

оставалась, там, где была, отправив Суан оповестить Шериам, чтобы ее

появление могло быть должным образом оповещено Хранительницей Летописей. Суан

сказала ей, что действительно бывали Советы без ее присутствия, где всегда

были вопросы, которые они могли желать обсудить без вмешательства Амерлин - и

она не договорила, сделав вид, что шутит.

В любом случае, идти на Совет, пока она не могла войти, не было никакого

смысла. Тщательно скрыв свое нетерпение, она подставила руки под голову,

массируя пальцами виски, стараясь прочитать еще немного из рапорта Айя.

Несмотря на неизменный «чай», или возможно, именно из-за него, ее головная

боль заставила мерцать слова на странице каждый раз, когда она моргала, и ни

Анайя, ни другие две Сестры не могли ей помочь.

Едва Суан отбыла, как Анайя, бросила плащ, усевшись на стул, который

освободила Суан. Под ней он, казалось, даже и не покачнулся, несмотря на

кривые ножки. И принялась вслух размышлять над тем, что Морайя и другие

сделают потом. Она не была переменчивой женщиной, так что ее действия должны

были быть весьма ограниченными в данных обстоятельствах. Ограниченными, но не

тревожащими.

“Испуганные люди делают глупые вещи, Мать, даже Айз Седай”, - ворчала она,

складывая руки на коленях, - “но, по крайней мере, Вы сможете убедиться, что

Морайя до самого конца будет твердой в вопросе об Элайде. Она положит каждую

Сестру, из тех, что были убиты после того, как свергли Суан, прямо к ногам

Элайды. Морайя хочет выпороть Элайду розгами за каждую смерть в отдельности,

прежде чем ее отправят к палачу. Твердая женщина. Даже тверже, чем Лилейн, в

каком-то смысле. Или более жесткая. Она не будет сомневаться в том, что могло

бы стать препятствием для Лилейн. Я очень боюсь, что она потребует как можно

скорее напасть на город. Если Отрекшиеся перемещаются столь явно, и в таком

количестве, то лучше раненая Башня, что целее, чем разделенная Башня. По

крайней мере, я считаю, что это именно то, как Морайя может представлять себе

положение вещей. В конце концов, мы очень хотим избежать того, чтобы Сестры

убивали Сестер, и чтобы это не повторялось вновь. Башня стоит давно, и

исцелилась от многих ран. Мы можем исцелить и эти”.

Голос Анайи соответствовал ее лицу и обычно был теплым, терпеливым, даже

утешительным, но произнося эти замечания, он больше походил на звук когтей,

которые с визгом скользят вниз по доске. Свет, все, что сказала Анайа, было

именно тем, что она почитала в Морайе, и, казалась, что все было сказано в

соответствии с ее ощущениями. Она всегда была неторопливой, невозмутимой, и

всегда очень осторожной в выражениях. Если она благословляла штурм, то что уж

говорить о других?

Как обычно, Мирелле не сдержалась. Ртуть и пламя - нельзя описать ее лучше.

Она не знала слова «терпение», словно что-то постоянно кусало ее за нос. Она

ходила взад и вперед, столько, насколько позволяли ей стены палатки, пиная

свою темно-зеленую юбку, а иногда - одну из ярких подушек, сложенных у стены,

поворачиваясь на следующий заход.

“Если Морайя достаточно испугана, чтобы требовать штурма, то она испугалась

собственных мыслей. Башня слишком изранена, чтобы выстоять в одиночку при

столкновении с Отрекшимися или чем-нибудь еще. Майлинд - вот кто нас должна

интересовать. Она всегда указывает, что Тармон Гай`дон может случиться в любой

день. Я слышала, как она говорит, будто то, что мы испытали, возможно, и было

началом Последней Битвы. И затем, это могло бы случится даже здесь. Разве для

Тени есть для удара цель лучше, чем Тар Валон? Майлинд никогда не боялась

сделать трудный выбор, или отступать, когда она считала это необходимым. Она

сразу бы оставила Тар Валон и Башню, если бы решила, что это сохранит,

по крайней мере, некоторых из нас для Тармон Гай’дон. Она предложит

снять осаду, спрятавшись где-нибудь, где Отрекшиеся не смогут нас найти, пока

мы не будем готовы нанести ответный удар. Если она поставила вопрос перед

Советом правильным образом, то могла бы даже получить согласие большинства в

поддержку своего предложения”. - Эта мысль заставила слова на странице перед

глазами Эгвейн затанцевать еще сильнее.

Морвринн, женщина с круглым твердым лицом, просто поставила кулаки на широкие

бедра и встретила каждое высказывание короткими ответами: - “Мы не знаем

наверняка, что это были Отрекшиеся”, - и - “Вы не можете знать, пока она сама

не скажет”. - “Возможно было, а возможно и нет”, - и - “Гипотеза – это еще не

факт”. Говорили, что она не поверит в то, что наступило утро, пока сама не

увидит солнце. Обычно в ее речи не допускались нонсенсы, особенно те, что

сразу перепрыгивают к каким-то выводам. Но все же, это не приносило

спокойствия жаждущей голове. Она действительно не делала антагонистических

предложений, используя только свой открытый разум. Открытый разум мог

двигаться любым путем, когда встречался с камнем преткновения.

Эгвейн захлопнула пухлую папку, закрыв ее с громким шлепком. Из-за

отвратительного вкуса на ее языке и острой пульсации в голове - не говоря уж

об их непрерывных голосах! - она не смогла удержать мысль, по крайней мере,

чтобы продолжать чтение. Три Сестры посмотрели на нее с удивлением. Она давно

объяснила им, что понимает ответственность, но старалась не показывать

характер. Какие бы клятвы верности не давались, но молодую женщину,

показывающую свой характер слишком легко принять за обузу. От чего ее гнев

только усилится, что, в свою очередь, заставит ее голову еще больше заболеть,

от чего. и так далее.

“Я ждала достаточно долго”, - сказала она, стараясь сохранить спокойствие. Но

все равно ее голова отозвалась на это вспышкой боли. Возможно, Шериам

подумала, что она, как предполагалось, встретит ее на Совете.

Взяв плащ, она шагнула на холод, по дороге оборачивая его вокруг плеч. Морвринн

и другие двое только секунду колебалось, чтобы последовать за ней. Если

сопровождать ее на Совет, то кто-то мог решить, что они ее подручные. Но они

, как предполагалось, наблюдали за ней, и она подозревала, что даже Морвринн

хочет услышать то, о чем должна была сообщить Акаррин, и что Морайя и остальные

решать делать после этого.

Эгвейн надеялась, что ничего такого уж сложного не произойдет, с чем придется

иметь дело, или то, о чем думали Анайя и Мирелле. Если необходимо, она могла

бы попробовать применить Закон Войны, но даже если бы это получилось, у

старейшего из законов имелись свои недостатки. Когда люди должны подчиниться

тебе в одном, они всегда получали шанс на уступку в другом, и чем больше они

были вынуждены подчиняться, тем больше возможностей получали для маневра. Это

было естественное равновесие, которого никто не мог избежать. И что еще хуже

- она только училась руководить, и как сделать так, чтобы люди прыгали, когда

она им приказала. Ты начинаешь требовать это как само собой разумеющееся, и

затем, когда они будут не в состоянии подскочить, тебя поймают на том, что

это ты выбрала не ту ногу. Кроме того, с больной головой, стреляющей болью -

теперь она стреляла, а не пульсировала, хотя, возможно, и не столь сильно - с

больной головой она была готова огрызаться на каждого, кто косо на нее

посмотрел, и даже когда люди вынуждены были проглотить подобное отношение,

это не привело бы ни к чему хорошему.

Солнце стояло прямо в зените - золотой шар на синем небе с рассеянными белыми

облаками, но от него не было никакого тепла, только бледные тени и повсюду

блестящий снег, где его еще не затоптали. Воздух был студеным, как это бывает

возле реки. Эгвейн старательно игнорировала холод, отказывая позволять ему

себя касаться, но только мертвец мог его не почувствовать, когда у каждого

перед лицом вился легкий пар. Было время полуденной трапезы, но все же не

было возможности накормить так много послушниц за один заход, поэтому Эгвейн

и ее эскорт двигались через волну женщин, одетых в белое, поспешно

освобождавших дорогу и начинавших делать реверансы. Она задала такой темп,

что они проходили мимо прежде, чем те успевали расправить юбки.

Путь был не длинный, всего лишь с четырьмя местами, где они должны были

перейти через грязные улицы. Поговаривали о том, чтобы сделать деревянные

мостки, достаточно высокие, чтобы под ними можно было проехать, но это

придали бы лагерю то постоянство, которого никто не хотел. Даже Сестры,

которые говорили про них, никогда не настаивали на их строительстве. В

результате, оставалось только медленно брести вброд, и стараться быть

осторожным, и держать юбки и плащ повыше, если только не хотите придти по

колено в грязи. По крайней мере, оставшаяся часть толпы рассеялась, едва они

приблизились к Залу Совета Башни. Он стоял особняком от других, также как

всегда, или почти также.

Нисао и Карлиния уже ждали перед большим павильоном из холстины возле

занавеса, закрывающего вход. Причем, миниатюрная Желтая раздраженно

покусывала зубами нижнюю губу, с тревогой пожирая глазами Эгвейн. Карлиния

была спокойной и непосредственной женщиной, с холодным взглядом. Она стояла

сложив руки на талии. Но она забыла надеть плащ, и грязь окрашивала вышитый

низ ее светлой юбки, а ее темные кудри настоятельно нуждалась в расческе.

Оказав знаки внимания, эта пара присоединилась к Анайе и двоим другим,

оставаясь на небольшом расстоянии позади Эгвейн. Они о чем-то тихо шептались,

слух Эгвейн выхватил невинный разговор о погоде и о том, как долго им,

возможно, придется ждать. Это было настолько не к месту, что казалось слишком

тесно связанным с ней.

Беонин перешла с шага на бег, ее дыхание вырывалось с паром, еле успев

остановиться, и, поглядев на Эгвейн, она присоединилась к остальным. Напряжение

вокруг ее голубовато-серых глаз угадывалось сильнее, чем раньше. Возможно, она

считала, что это могло бы заставить с ней заговорить. Но она-то знала,

что разговор был бы притворством, только уловкой, чтобы выиграть время. Эгвейн

контролировала свое дыхание, используя упражнение для послушниц, и все же это

не помогало ей забыть о голове. Это никогда не помогало.

Среди палаток в любом направлении не было ни следа Шериам, но они еще не были

точно на одной линии с входом в палатку. Акаррин и пять других Сестер,

которые шли с нею, по одной от каждой Айя, ждали, собравшись в группу с

другой стороны от входа. Большинство встревожено сделали реверансы Эгвейн, но

все же сохранили дистанцию. Возможно, они были предупреждены никому ничего не

рассказывать, пока не предстанут перед Советом. Эгвейн, конечно, могла бы

просто потребовать у них сообщить все, не сходя с места. И они, возможно,

даже сделали бы это для Амерлин. Вероятно, они бы так и сделали. С другой

стороны, отношения Амерлин с Айя всегда были хрупкими, часто включая даже ту

Айя, к которой она раньше принадлежала. Почти такими же хрупкими, как

отношения с Советом. Эгвейн заставила себя улыбнуться и любезно наклонить

голову. Если она и стискивала свои зубы за улыбкой, то так было даже лучше.

Это помогало держать рот закрытым.

Кажется, не все Сестры заметили ее появление. Акаррин, тонкая женщина в гладкой

коричневой шали и плаще с удивительно сложной зеленой вышивкой, время от

времени, ни на что не глядя вокруг, кивала сама себе. Очевидно, она занималась

тем, что репетировала то, что скажет внутри. Акаррин не была сильна в Единой

Силе. Может чуть сильнее, чем Суан, но только одна из этих шести - Терва, худая

женщина в желтой, укороченной для верховой езды, юбке и плаще, окантованном

желтой тесьмой, занимала такое же положение, как она. Это было показателем того

беспокойства, как сильно были напуганы Сестры тем странным маяком саидар.

Самая сильная должна была выйти вперед для решения подобной задачи, которую они

выполнили, но если бы не собственное рвение Акаррин, желающих не нашлось бы. Ее

товарки даже сейчас не проявляли особого энтузиазма. Шана обычно сохраняла

полное спокойствие, несмотря на глаза, из-за которых она казалась всегда

удивленной, но теперь казалось, что от волнения они готовы выпрыгнуть из орбит.

Она смотрела на вход в Зал, закрытый тяжелым полотном, и ее руки поигрывали

плащом, как будто она не могла держать их в покое. Рейко, крепкая уроженка

Арафелла из Голубой Айя, держала свои глаза опущенными вниз, но серебряные

колокольчики в ее длинных темных волосах слабо позванивали, словно она трясла

головой внутри капюшона. Только на длинноносом лице Тервы сохранялся взгляд

абсолютной ясности, полностью спокойный и непоколебимый, но даже это, само по

себе, было плохим признаком. Желтая Сестра по своей натуре была легко

возбудима. Что они видели? Как поступят Морайя идругие две Восседающие

после доклада?

Эгвейн сдерживала свое нетерпение. Совет явно еще не собрался. Сбор был

объявлен, но несколько Восседающих прошли мимо нее в большой павильон, и

никто из них особенно не торопился. Салита поколебалась, словно хотела что-то

сказать, но только чуть согнула колени, перед тем как поправить на плечах

свою шаль с желтой каймой и войти внутрь. Квамеза, делая реверанс Эгвейн,

глядела на кончик своего острого носа. И глядела на кончик носа, изучая Анайю

и других, стало быть, тощая Серая Сестра всегда глядела на кончик носа. Она

была не высокой, но изо всех сил старалась такой казаться. Берана, с большими

карими глазами, но холодными как снег, надев маску надменности, задержалась

чтобы холодно поприветсвовать Эгвейн, и, нахмурившись, поглядела в сторону

Акаррин. После долгой паузы, возможно, поняв, что Акаррин ее даже не

заметила, она пригладила свои расшитые серебром белые юбки, которые в этом

совсем не нуждались, поправила шаль так, чтобы свободно свисала только белая

бахрома, и скользнула сквозь вход в павильон, словно она только что решила

двигаться в этом направлении. Все трое были среди Восседающих на которых, как

на слишком молодых, указывала Суан. Как и Майлинд, и Эскаральда. Но Морайя

была Айз Седай уже почти сто тридцать лет. Свет, из-за Суан ей теперь повсюду

мерещились заговоры!

Когда Эгвейн уже начала думать, что ее голова взорвется, если не от головной

боли, то от расстройства, внезапно появилась Шериам, похоже, собрав за время

пути на плащ и юбки грязь со всей улицы. “Я ужасно сожалею, Мать”, - сказала

она, запыхавшись, и поспешно отряхиваясь от грязи, которой была забрызгана по

уши. Когда она дергала юбки, вся она сухой пылью падала в проход. - “Я., я

слышала, что Совет собрался, и я знала, что Вы будете меня искать, так что я

прибыла так быстро, как только могла. Я очень сожалею”. Значит, Суан все еще

безуспешно продолжает ее искать.

“Но теперь ты здесь”, - твердо сказала Эгвейн. Женщина, должно быть, была

действительно расстроена, раз извинилась в присутствии остальных, скорее для

Аккарин и ее компаньонок, чем для Анайи и остальных. Даже когда люди знают

вас как облупленных, они предпочитают принимать вас такими, какими вы

кажетесь, поэтому никто не должен видеть Хранительницу Летописей извиняющуюся

и заламывающую руки. Конечно, ей это было известно. - “Иди вперед и объяви,

что я пришла”.

Глубоко вдохнув, Шериам отбросила с лица капюшон, поправила свой узкий

голубой палантин, и шагнула во вход. Внутри ясно прозвучал ее голос с

ритуальной фразой: “Она идет, она идет.”

Эгвейн с трудом дождалась ее окончания: “. Пламя Тар Валона, Престол

Амерлин”, - перед тем как шагнуть в окружение жаровен и светильников,

уставленных вдоль стен павильона. Светильники давали достаточно света, а

жаровни, испускавшие на этот раз аромат лаванды, тепло помещению. Никто не

желал терпеть холод, когда была возможность ощутить реальное тепло.

Внутреннее пространство павильона следовало древним правилам, немного

измененным, чтобы учесть тот факт, что они находились не в Белой Башне, в

большом круглом зале, называемом Залом Башни. В дальнем конце, наверху

платформы, похожей на коробку, стояла простая, хорошо, если ошкуренная скамья,

накрытая тканью из семи цветов Айя. Только эта ткань и палантин на шее Эгвейн

были единственными в лагере вещами, где сохранилось упоминание о Красной Айя.

Некоторые из Голубых Сестер и вовсе хотели удалить этот цвет, в ответ Элайде,

сидевшей на настоящем троне, называемым Престолом Амерлин, которая перекрасила

и его и свой палантин без синей полоски. Но Эгвейн не хотела брать с нее

пример. Если она должна собрать все Айя и не меньше, то она соберет все

Айя. Внизу, на ярких коврах, сложенных несколькими слоями и служивших полом,

располагались две линии скамей, стоявших под углом к входу и разделенных на три

группы. Они были накрыты поверх сидений тканью под цвет каждой Айя. Ну пусть не

всех, а только шести Айя. Традиционно, две самых пожилых Восседающих могли

потребовать, чтобы места ближайшие к Престолу Амерлин были предназначены для их

Айя, поэтому эти места заполнили Желтые и Голубые. За ними следовали места для

тех, кто пришел раньше и желал, выбирая место для своей Айя, разместиться

именно здесь.

Восседающих пока было только девять, слишком мало для начала заседания

Совета, но Эгвейн сразу же кое-что поразило в их размещении. Неудивительно,

что Романда была уже на месте, но между нею и Салитой оставалась пустая

скамья, а Лилейн, и Морайя сели на край скамьи Голубых. Романда, с седыми

волосами, собранными в тугой узел на затылке ближе к шее, была самой старой

из Восседающих, и почти всегда первая занимала место на заседаниях Совета.

Лилейн, следующая по старшинству, несмотря на темные с блеском волосы,

казалась не могла позволить другой женщине получить перед ней преимущество

даже в чем-нибудь самом малом. Мужчины, которые расставляли скамьи и

ожидавшие вдоль стен, пока Совет не усядется, должно быть, только что ушли

через заднюю дверь, потому что Квамеза, уже усаживалась на своей скамье,

будучи единственной представительницей от Серых Восседающих, а Берана,

единственная из Белых, только подходила к своей. Но Майлинд из Зеленых,

круглолицая кандорка с орлиными глазами, очевидно отправленная вперед, очень

странно выбрала место для своей Айя – прямо возле входа. Эгвейн думала, что

она выберет место поближе к Престолу Амерлин. Прямо напротив нее стояла

Эскаральда возле накрытой коричневым полотном скамьи, и не спеша о чем-то

спорила с Такимой. Низенькая как и Нисао, Такима была тихой, похожей на

птицу, женщиной, но в то же время, когда желала, она могла быть весьма

деятельной. А вперив руки в бока она становилась похожа на задиристого

воробья, распушившего перья, чтобы заставить себя казаться больше. По тому,

как она продолжала бросать острые взгляды на Берану, ее расстроило именно

подобное размещение. Конечно, было уже слишком поздно что-нибудь менять, но,

все равно, Эскаральда маячила позади Такимы, словно собиралась отстаивать

свой выбор. Эгвейн поразило то, что Эскаральда оказалась на это способна. Она

вела свою игру! Она, стоявшая ниже, чем даже Нисао. Это, должно быть, было

чистым волевым усилием. Эскаральда никогда не отступала, когда считала, что

она права. А она всегда считала себя правой. Если Морайя действительно хотела

штурмовать Тар Валон, а Майлинд желала отступить, то чего хотела Эскаральда?

При всех разглагольствованиях Суан о Восседающих, которые желают чтобы их

предупреждали, приход Эгвейн не вызвал особого оживления. Майлинд и прочие

созвали Совет, чтобы услышать сообщение Акаррин, они не сочли вопрос слишком

важным, чтобы провести заседание в присутствие одних Восседающих, поэтому

небольшие группки из четырех-пяти Айз Седай присутствовали в качестве

поддержки для Восседающих своих Айя, и они поприветствовали Эгвейн, пока она

шла к своему месту. Восседающие просто наблюдали за ней, а кое-кто кивнул.

Лилейн прохладно на нее посмотрела, возвратясь затем к слегка хмурой Морайе,

которая казалась самой обычной женщиной в синем платье. Настолько обычной,

что фактически, с первого взгляда можно было бы даже не обратить внимания на

ее безвозрастное лицо. Она сидела, глядя прямо перед собой, поглощенная

собственными мыслями. Романда была одной из тех, кто ей кинул. На Совете

Престол Амерлин оставалась Престолом Амерлин, хотя и немного меньше, чем вне

него. На Совете Восседающие чувствовали свою силу. В каком-то смысле, можно

сказать, что здесь Амерлин была только первой, среди равных. Положим, чуть

больше этого, но не на много. Суан рассказывала, что некоторые Амерлин

терпели неудачу, думая, что Восседающие были полностью на их стороне, равно

как и те, что думали, что разногласия между ними шире, чем было в

действительности. Это походило на балансирование на узкой стене, по обе

стороны которой находились злые собаки. Вы стараетесь держать равновесие и

глядеть на ноги, а не на собак. Но всегда о них помните.

Отстегнув свой плащ, Эгвейн свернула его и перед тем сесть, положила его на

полосатое сиденье. Скамья была жесткой, и некоторые Восседающие приносили с

собой подушки, если считали, что заседание затянется. Эгвейн предпочитала так

не делать. Регламент на выступления редко охлаждал прения совещающихся, по

крайней мере, одна или две женщины всегда затягивали свои комментарии

подробностями, и твердое сидение могло помочь оставаться бодрым, пускай даже

зад заболит. Шериам заняла место Хранительницы Летописей, встав слева от

Эгвейн, и больше ничего не оставалось делать, только ждать. Возможно, ей

следовало принести подушку.

Другие скамьи тоже начинали заполняться, хотя и медленно. Аледрин и Саройя

присоединились к Беране, причем, по сравнению с двумя остальными Аледрин была

настолько полной, что те казались худыми. И конечно, вертикальные линии

сбегающие вниз по юбке Саройи придавали ей стройности, в то время как,

широкие белые рукава Аледрин и снежный передник только усиливал обратный

эффект. Каждая из них, очевидно, пыталась узнать, что именно знали другие,

что проявлялось в их суете, начиная от кивков друг другу и обмена взглядами

между Голубыми, Коричневыми и Зелеными. Варилин, рыжеволосая женщина,

напоминающая аиста и гораздо выше большинства мужчин, тоже заняла место возле

Квамезы. Варилин, беспокойно подтягивая и поправляя шаль, переводила взгляд с

Морайи на Эскаральду, на Майлинд и назад. Магла, которая плотно обернула шаль

с желтой бахромой вокруг своих широких плеч, и Файзеле, доманийка с

квадратным лицом и в шелках, украшенных плотной зеленой вышивкой, только

входили в павильон. Каждая старательно не замечала другую, даже когда их юбки

цеплялись друг за друга. Магла твердо стояла в лагере Романды, а Файзеле - у

Лилэйн, и эти две группы никогда не смешивались.

Другие сестры также вливались в общий поток. Вот Нисао и Мирелле среди еще

полудюжины Сестер скопились позади Маглы и Файзеле. Морврин была уже среди

Коричневых позади Такимы, и Эскаральды, а Беонин стояла в секторе Серых

позади Варилин и Квамезы. Такими темпами павильон вскоре будет переполнен

половиной Айз Седай, находящихся в лагере.

Пока Магла еще шла к местам Желтых, Романда уже поднялась на ноги. - “Нас уже

больше одиннадцати, так что мы можем начинать”. У нее был удивительно высокий

голос. Можно было подумать, что она красиво поет, если только можно было

вообразить себе поющую Романду. Ее лицо всегда казалось более подходящим для

выговоров, по крайней мере, на нем всегда было выражение неодобрения. - “Я

думаю, что нам вообще не нужно проводить это заседание”, - добавила она, пока

вставала Квамеза. - “Я не вижу необходимости проводить заседание, но если это

нужно, то надо поскорее пройти этим путем. Кое у кого из нас есть более

важные вопросы, которые необходимо решить. Я уверена, что вы понимаете,

Мать”.

Последняя фраза была сказана с глубоким поклоном, тоном даже слишком

почтительным. Не очень далеким от того, что называют сарказмом. Но она была

слишком умна, чтобы зайти настолько далеко. Глупцы редко добирались до скамьи

Восседающих, или задерживались на ней на долго, а Романда почти восемьдесят лет

находилась в составе Совета. Этот срок у нее был второй. Эгвейн слегка склонила

голову, сохранив холод во взгляде. Подтверждение, что она услышала адресованное

ей и заметила тон. Сохранять равновесие.

Квамеза продолжала озираться, открыв рот, неуверенная должна ли она начинать

говорить то, что всегда произносила самая молодая из Восседающих. Фраза с

которой начиналось само заседание Совета. Место Романды давало последней

значительное влияние и некоторую долю власти, однако другие могли и

высказаться против. Многие Восседающие хмурились и заерзали на скамьях, но

никто ничего не сказал.

Лирелле проскользнула в павильон, стремясь к скамьям Голубых. Высокая для

кайриенки, но почти для всех остальных мест только среднего роста, она была в

элегантном облегающем платье из синего шелка, шитом по лифу красным и золотым

узором. Ее движения словно текли. Поговаривали, что перед прибытием

послушницей в Башню она была танцовщицей. По сравнению с ней шаг Самалин из

Зеленой Айя, которая была похожа на лису и которая чуть не наступала ей на

пятки, больше походил на мужской. Хотя мурандийка совсем не была неуклюжей.

Они обе казались удивленными, увидев Квамезу стоящей, и поспешили к своим

скамьям. Варилин начала дергать Квамезу за рукав, пока арафеллка наконец не

села. На лице у Квамезы застыла маска холодного спокойствия, но все же она

излучала недовольство. Она придавала очень большое значение церемониям.

“Возможно причина для проведения заседания есть”. – После выступления

Романды голос Лилэйн казался очень низким. Поглаживая шаль, словно в ее

распоряжении было все время в мире, она грациозно поднялась, умышленно не глядя

в сторону Эгвейн. Будучи красивой женщиной, Лилэйн была еще и воплощением

достоинства. - “Насколько я понимаю, переговоры с Элайдой были официально

разрешены”, - сказала она холодно. - “Я понимаю, что согласно Закону о Войне,

мы не обязаны обсуждать подобные вопросы, но верю, что мы должны их обсудить,

тем более, что многие из нас сталкиваются с вероятностью быть усмиренными, если

Элайда сохранит власть.

Это слово, «усмирение», больше не несло того зловещего холода, как прежде, до

того как Суан и Лиане, были исцелены от усмирения. Но среди Айз Седай,

собравшихся позади скамей Восседающих поднялся ропот. Оказалось, что новости

о переговорах распространились не так быстро, как того ожидала Эгвейн. Она не

могла сказать, были Сестры возбуждены или встревожены, но только ясно, что

они были удивлены. Включая даже некоторых Восседающих. Джания, которая вошла

пока говорила Лилэйн, замерла в проходе, так, что другая группа Сестер чуть в

нее не врезалась. Она уставилась на Голубых, а затем долгим и тяжелым

взглядом в сторону Эгвейн. Романда явно тоже была не в курсе, судя по тому

как она сжала губы, а выражения лиц среди самых молодых Восседающих

различалось от спокойствия Бераны до изумления в секторе Самалин и явного

потрясения рядом с Салитой. Шериам на мгновение покачнулась на ногах. Эгвейн

надеялась, что ее не стошнит на глаза ух полного зала.

Тем не менее, куда интереснее была реакция тех, кому Делана сообщила о

переговорах. Варилин сидела очень тихо и, кажется, пыталась спрятать улыбку,

поскольку изучала свою юбку, а Магла нерешительно облизывала губы и бросала

косые взгляды на Романду. Саройя закрыла глаза, и шевелила губами, словно

молилась. Файзеле и Такима пристально глядели на Эгвейн, с одинаково хмурыми

взглядами. Теперь, когда каждая заметила реакцию остальных, это дало толчок -

все быстро приняли такое королевское спокойствие, словно соревновались друг с

другом. А это было очень странно. Конечно, к настоящему времени Беонин

известила всех, о том, что сказала Эгвейн, и все же, кроме Варилин, все

казались расстроенными. Возможно, они не рассчитывали довести переговоры до

конечного результата. Каждая женщина, сидящая в этом Совете рисковала быть

усмиренной и казненной просто попав в Тар Валон. Если и была хоть какая-нибудь

возможность вернуться без свержения Элайды, то ее нашли бы еще несколько

месяцев назад, когда был выбран этот Совет. И назад пути не было.

Лилэйн казалась удовлетворенной реакцией на свои слова - довольная, почти как

кошка наевшаяся сметаны - но прежде, чем она села на свое сиденье, вверх

подпрыгнула Морайя. Это привлекло всеобщее внимание и вызвало еще больший

ропот. Никто не называл Морайю изящной, но иллианка никогда не подпрыгивала.

- “Этот вопрос действительно нуждается в обсуждении”, - сказала она, - “но

это должно случиться позже. Этот Совет действительно был созван тремя

Восседающими, задавшими другой вопрос. И этот вопрос необходимо обсудить до

обсуждения любого другого. Что нашли Акаррин и ее спутницы? Я прошу, чтобы

они были приглашены, дабы сделать свое сообщение перед Советом”.

Лилэйн хмуро посмотрела на свою помощницу из Голубых, а это она умела - с

колючими как шило глазами - и все же закон Башни был единым для всех и

известен каждому. Хотя частенько было как раз наоборот. Неуверенным голосом

Шериам попросила Аледрин, самую молодую после Квамезы, пойти и сопроводить

Акаррин и других на Совет. Эгвейн решила, что ей придется очень серьезно

побеседовать с рыжеволосой женщиной, и так скоро, как только будет закончено

заседание. Если Шериам будет продолжать в том же духе, то скоро она станет

хуже, чем просто бесполезной Хранительницей.

Делана влетела в павильон последней из Восседающих, которые должны были

явиться, среди группы Сестер. И когда пухлая Восседающая из Белой Айя

вернулась с ожидавшими шестью Сестрами, чтобы поставить перед лицом Эгвейн,

она уже устроилась на своем месте и устраивала шаль на плечах. Они, должно

быть, оставили свои плащи у входа, так как были без них. Делана неуверенно

посмотрела на них хмурым взглядом, опустившим ее брови вниз. Она выглядела

запыхавшейся, словно, чтобы добраться досюда бежала.

Очевидно, Аледрин почувствовала, что, заседание действительно решено было

начать, и что она, по крайней мере, должна продолжать с надлежащей

официальностью. - “Вас призвали на Совет Башни, чтобы узнать об увиденном

Вами”, - произнесла она с сильным тарабонским акцентом. Сочетание ее темно-

золотых волос и карих глаз было для Тарабона необычным, хотя волосы она

носила остриженными до плеч, и убранными в кружевную белую сетку, а не

заплетенными в косички с бусинами. - “Я призываю Вас говорить обо всем

открыто и без утайки, и отвечать на все вопросы во всей полноте, ничего не

пропуская. Поклянитесь, что Вы так и сделаете перед Светом и Вашей надеждой

на спасение и возрождение, или будете наказаны за отказ”. - Древние Сестры,

которые придумали эту часть церемонии Совета, были хорошо осведомлены,

сколько свободы для маневра давали Три Клятвы. Немного пропустить здесь,

немного неясности там, и значение того, что Вы сказали, могло быть

перевернуто с ног на голову, и, тем ни менее, Вы говорили только правду.

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35, 36, 37, 38