Книга: Перекрёстки сумерек

полноту, у нее это получалось легко и грациозно. – «У Анайи была репутация

Сестры, обладающей тайным знанием. Я сама всегда думала, что ей следовало

выбрать Коричневую Айя. Если она говорила, что вы Сновидица...» - она закрыла

рот, поймав суровый взгляд Эгвейн. Мирелле внезапно захотелось погреть руки

над жаровней.

Ни одна из них тоже не верила. Кроме Суан и Лиане никто в целом лагере не

верил в то, что у Эгвейн было настоящее Сновидение. Варилин взяла под

контроль переговоры в Дарейн, ловко оттеснив Беонин на менее значимое место,

и у нее постоянно находились отговорки, почему именно сейчас она не может

передать предупреждение. Может быть, через несколько дней, когда страсти

поутихнут. Как будто они не были Сестрами, и боятся в разговоре сказать

лишнее слово, которое может обидеть другую сторону. Нет, только Суан и Лиане.

Она думает, что хоть они-то верят.

Мирелле отвернулась о жаровни, словно с трудом удержавшись от того, чтобы

сунуть руку в угли.

«Мать, я думала о том дне, когда был уничтожен Шадар Логот», – она запнулась

и отвернулась обратно к жаровне когда в палатку вошла длиннолицая женщина в

темно-голубом платья, с трехногим табуретом, разрисованным яркими спиралями,

в руках.

Майган была красива, с большими глазами и полными губками, но вся она

казалась какой-то вытянутой. Она была не так уж высока, но даже ее руки

казались длинными. Она холодно кивнула Морврин, и подчеркнуто проигнорировала

Мирелле.

«Сегодня я пришла со своим стулом, Мать», – сказала она, сделав реверанс,

насколько позволял ей это табурет, зажатый в одной руке. – «Ваши несколько

неустойчивы, если можно так сказать».

Для нее не стало сюрпризом то, что из-за смерти Анайи Голубая Айя должна

будет кого-то выдвинуть в «малый совет» при Эгвейн, но она надеялась на

лучшее, когда узнала, кто это будет. Когда Суан была Амерлин, Майган была

одной из ее сторонниц.

«Вы не возражаете, если я отошлю Суан за чаем?» – спросила Майган, усевшись

на свой стул. – «на самом деле, вам надо бы держать при себе Послушницу или

Принятую, чтобы та бегала на посылках, но сгодится и Суан».

«У Послушниц есть занятия, дочь моя», – ответила Эгвейн. – «И даже после

организации семей, у Принятых едва хватает времени на собственное обучение».

- Кроме того, ей всякий раз приходилось бы заставлять Послушницу или Принятую

ждать на холоде, когда ей надо было бы поговорить с кем-нибудь наедине. Это

тяжелое испытание для того, кто еще не научился игнорировать жару или холод,

и еще это было бы равносильно вывешиванию флаг для всех, что внутри,

возможно, происходит что-то, что стоит подслушать. – «Суан, пожалуйста, не

могла бы ты принести нам немного чаю? Думаю, нам всем не повредит выпить

чего-нибудь горячего».

Майган подняла руку, как только Суан направилась к выходу. – «У меня в

палатке есть банка мятного меда», – властно сказала она. – «Захвати ее. И не

вздумай немного стащить. Я помню, ты любила сладкое. Ну, давай – поторопись».

- Майган раньше была союзницей Суан. Теперь же она была одной из тех Сестер,

которые считали ее виновной в расколе Белой Башни.

«Как скажешь, Майган», – кротким голосом ответила Суан, и даже слегка согнула

колени, перед тем, как поторопиться выйти. И она действительно поторопилась.

Майган имела такое же высокое положение, как у Мирелле или Морврин, и здесь

ее не защищали никакие приказы или клятвы верности. Длиннолицая женщина

удовлетворенно кивнула. Суан пришлось просить, чтобы ее снова приняли в

Голубую Айя, и по слухам, Майган была среди тех, кто особенно настаивали на

том, чтобы она просила.

Морврин, извинившись, вышла следом за Суан, возможно, чтобы по какой-то

причине ее перехватить, а Мирелле уселась на один из табуретов и вступила с

Майган в своего рода состязание: кто дольше сможет не замечать соседку.

Эгвейн не понимала причин враждебности между ними. Иногда люди просто друг

другу не нравятся. Как бы там ни было, все это не очень-то способствовало

разговору. Эгвейн получила возможность пролистать папки Суан, но не смогла

сосредоточиться на слухах из Иллиана и косвенных намеках из Кайриэна. Ничто

не подтверждало заявления Теодрин об истории, о которой судачили Желтые

сестры. Суан сказала бы, если бы знала.

Майган и Мирелле следили, как она переворачивает листы, словно это было самым

интересным делом на свете. Она бы отправила их прочь, но ей хотелось

выяснить, что Мирелле думала о том дне, когда Шадар Логот был стерт с лица

земли. Она не могла отослать одну, не отослав вторую. Чтоб им обеим

провалиться!

Когда вернулась Суан с деревянным подносом, на котором стоял серебряный

чайник и фарфоровые чашки и белый горшок с медом, за ней по пятам в палатку

вошел солдат в кольчуге и латах, молодой шайнарец со сбритыми волосами кроме

пряди на макушке. Молодой, но уже не юноша. Темную щеку Рагана бороздил

морщинистый шрам от стрелы, и его лицо было настолько твердым, каким может

быть лицо мужчины, который каждый час ожидает смерти. Пока Суан расставляла

чашки, он поклонился, одной рукой придерживая у бедра шлем, увенчанный луной,

положив другую на рукоять меча. Ничто в выражении его лица не говорило о том,

что он встречал ее прежде.

«Честь служить вам, Мать», – официально произнес он. – «Меня послал Лорд

Брин. Он сказал передать вам, что, кажется, прошлой ночью на этот берег реки

могли перебраться рейдеры. Вместе с Айз Седай. Лорд Брин удвоил патрули. Он

советует Сестрам держаться поближе к лагерю. Чтобы избежать несчастных

случаев».

«Мать, прошу меня извинить, могу я удалиться?» – внезапно сказала Суан слегка

смущенным голосом женщины, которая обнаружила, что ей срочно необходимо в

уборную.

«Да, да», - ответила Эгвейн, настолько небрежно, насколько могла, и еле

дождалась, пока та выскочит из палатки, прежде чем продолжить. – «Передай

Лорду Брину, что Айз Седай ходят там, где хотят и когда хотят», – она

захлопнула рот, едва удержавшись, чтобы не назвать его по имени, Раган, но

это только помогло ей казаться строже. Она надеялась, что помогло.

«Я передам ему, Мать», – отозвался он, снова отвешивая поклон. – «Служу

сердцем и душой».

Майган слегка улыбнулась, когда он ушел. Она резко осуждала солдат – Стражи

были хороши и необходимы, а солдаты, по ее мнению, только и делали, что

создавали беспорядок, который приходилось убирать другим. Но она благосклонно

относилась ко всему, что могло вбить клин между Эгвейн и Гаретом Брином. Или

лучше сказать, Лилейн благосклонно к этому относилась. В этом Майган

принадлежала к лагерю Лилейн до кончиков ногтей. Мирелле просто выглядела

озадаченной. Она знала, что Эгвейн в хороших отношениях с Лордом Гаретом.

Эгвейн встала и налила себе чашку чая. И взяла капельку меда Майган. Ее рука

была тверда и не дрожала. Лодки уже на месте. Через пару часов Лиане заберет

Боде, и они уедут из лагеря прежде, чем придется кому-либо объяснять, что они

собираются делать. Ларин понесет заслуженное наказание, а Боде сделает то,

что должно быть сделано. Когда Эгвейн отправили охотиться на Черных сестер,

она была моложе Боде. Шайнарцы служили своей войне против Тени в Запустении,

служили сердцем и душой. Айз Седай, также как и те, кто еще только станет Айз

Седай, служили Башне. Оружие против Тени гораздо более мощное, чем любой

клинок, и не менее опасное в неумелых руках.

Когда появилась Романда, сопровождаемая Теодрин, которая придержала для нее

клапан палатки, эта Желтая сестра с седыми волосами сделала точно

рассчитанный реверанс – ни на долю меньше, ни на долю больше, чем требовалось

от Сестры перед Амерлин. Они сейчас были не в Зале Совета. Если там Амерлин

была лишь первой среди равных, то в своем кабинете она значила немного

больше, даже для Романды. Хотя, она не сделала попытки поцеловать кольцо

Эгвейн. Всему есть предел. Она взглянула на Мирелле и Майган, словно

раздумывая, попросить их уйти или нет. Или, возможно, взглядом приказывая им

уйти. Это был острый момент. От Сестер ожидалось повиновение Восседающим, но

ни одна из них не принадлежала к ее Айя. К тому же, это был кабинет Амерлин.

В конце концов, она не сделала ни того, ни другого, просто позволив Теодрин

принять у нее плащ, расшитый по краям желтыми цветами, и налить себе чашку

чая. Теодрин даже не нуждалась в указаниях, чтобы это сделать, и отступила в

угол, запахнувшись в шаль и закрыв рот на замок, пока Романда садилась на

свободный табурет. Несмотря на шатающиеся ножки табурета, когда она

расправила шаль с желтой бахромой, которая была на ней надета под плащом,

Романде удалось создать впечатление, что она, по меньшей мере, сидит в Зале

Совета, или на королевском троне.

«Переговоры продвигаются плохо», – сказала она своим высоким музыкальным

голосом. Она постаралась, чтобы это прозвучало официально. – «Варилин в

расстройстве кусает губы. Магла тоже расстроена из-за этого, и даже Саройя.

Когда даже Саройя начнет скрипеть зубами, остальные Сестры просто завопят». –

За исключением Джании, каждая Восседающая, которая занимала должность до

раскола Башни, постепенно оказывалась вовлеченной в процесс переговоров. Они

говорили с женщинами, которых давным-давно знали по Совету Башни. Беонин уже

почти что бегала у них на посылках.

Романда коснулась губами чашки, а затем, не говоря ни слова, отставила ее на

блюдце. Теодрин выскочила из своего угла, подхватила чашку и бросилась к

подносу, где она добавила меда, после чего вернула чашку Сестре, а сама

вернулась обратно в угол. Романда снова попробовала чай и утвердительно

кивнула. Теодрин покраснела.

«Переговоры будут проходить так, как будут», – осторожно сказала Эгвейн.

Романда противилась любым переговорам, даже ложным. И она знала, что должно

произойти сегодня ночью. Держать Совет в неведении об этом казалось ненужной

пощечиной.

Плотный узел волос на затылке Романды качнулся, когда она кивнула.

«Одно они нам уже дали понять. Элайда не позволит Сестрам, которые говорят от

ее лица, отступить хоть на дюйм. Она вцепилась в Башню, как крыса в свою

жертву. Единственный способ выкурить ее из норы – это отправить к ней

хорьков». – Мирелле издала странный звук, заработав удивленный взгляд от

Майган. Романда не отрывала взгляда от глаз Эгвейн.

«Так или иначе, но Элайда будет смещена», - спокойно сказала Эгвейн, опуская

чашку на блюдце. Ее рука не дрожала. Что узнала эта женщина? И как?

Романда едва заметно скорчила гримасу над своим чаем, словно в нем по-

прежнему было недостаточно меда. Или в знак разочарования, что Эгвейн не

сказала больше. Она переменила позу, в которой сидела, словно наполнив воздух

звоном мечей – женщина, собирающая силы для новой атаки, или поднимающийся

вверх клинок.

«То, что вы сказали о Родне, Мать. Что их больше тысячи, вместо нескольких

дюжин. Что некоторым по пятьсот или шестьсот лет». - Она недоверчиво покачала

головой. – «Как все это могло ускользнуть от внимания Башни?» – Это был

вызов, а не вопрос.

«Мы только недавно выяснили, сколько способных направлять среди Морского

Народа», - мягко ответила Эгвейн. – «И мы все еще не уверенны, сколько их на

самом деле». – На сей раз, гримаса Романды была не столь незаметной. Желтые

одними из первых подтвердили, что в одном только Иллиане сотни дичков из

Морского Народа. Первый удар от Эгвейн. Однако, одним ударом нельзя было

победить Романду. Или даже серьезно ранить ее.

«Как только наше дело здесь будет улажено, нам придется на них поохотиться»,

– угрюмо сказала она. – «Позволить паре дюжин оставаться в Эбу Дар или Тар

Валоне, чтобы помогать нам следить за беглянками, это одно, но мы не можем

позволить тысяче дичков оставаться. организованными». – В последнее слово она

вложила больше презрения, чем во всю остальную фразу – презрения к самой

мысли о том, что дички могут организовать сообщество. Мирелле и Майган

внимательно наблюдали и слушали. Майган даже подалась вперед, настолько она

была сосредоточенна. Никто из них не знал больше, чем распространила Эгвейн

через «глаза и уши» Суан.

«Примерно тысяча», - поправила Эгвейн, - «и ни одна из них не является

дичком. Все женщины были отосланы из Башни, кроме разве что нескольких

беглянок, которым удалось сбежать». – Она не повышала голос, но она выделяла

каждое слово, отвечая на пристальный взгляд Романды. – «В любом случае, как

ты собралась на них охотиться? Они рассеяны по всем странам, по всем

поселениям. Эбу Дар был единственным местом, где они встречались более-менее

регулярно, и все они оттуда бежали, когда город захватили Шончан. Со времен

Троллоковых Войн, Родня позволяла Башне знать только то, что они хотели,

чтобы мы знали. Две тысячи лет они прятались под самым носом у Белой Башни.

Их число росло, тогда как число Сестер в Башне уменьшалось. Как ты

предлагаешь найти их сейчас, среди всех тех дичков, которых Башня считала

слишком старыми, чтобы записывать Послушницами? Женщины Родни ничем не

отличаются от них, Романда. Они пользуются Силой точно так же, как и Айз

Седай, но они меняются с возрастом как все остальные, только медленнее. Если

они захотят продолжать прятаться, мы никогда их не найдем». – Еще несколько

ударов от Эгвейн, сама же она пока не получила ни одного. На лбу Романды

выступили слабые признаки пота – верный знак отчаяния для Айз Седай. Мирелле

сидела очень неподвижно, а вот Майган, казалось, готова была упасть носом

вниз со своего табурета, каким бы устойчивым он ни был. Романда облизала

губы.

«Если они будут направлять, они привлекут внимание. Если они стареют, они не

могут направлять часто, если вообще направляют. И они никоим образом не могут

жить по пятьсот или шестьсот лет!» – кажется, больше никакого притворства.

«Есть только одно настоящее различие между Айз Седай и Родней», - тихо

сказала Эгвейн. Но слова все равно вышли слишком громкими. Даже Романда

задержала дыхание. – «Они покинули Башню прежде, чем поклясться на Клятвенном

Жезле», – ну вот, наконец, это было сказано.

Романда дернулась, словно получив смертельный удар.

«Вы еще не принесли Клятвы», – хрипло сказала она. – «Вы хотите отказаться от

них? Просить Сестер от них отказаться?» – Мирелле или, возможно, это была

Майган, но кто-то из них, задохнулась. Хотя, может быть, и обе.

«Нет!» – резко сказала Эгвейн. – «Три клятвы – это то, что делает нас Айз Седай,

и я принесу их, как только Клятвенный Жезл окажется у нас!» – глубоко вздохнув,

она умерила тон. Но она также склонилась к собеседнице, пытаясь привлечь ее,

вовлечь ее в свою мысль. Убедить ее. Она почти протянула ей руку. – «Так, как

происходит сейчас – Сестры просто удаляются на покой, чтобы прожить свои

последние годы в тишине и покое, Романда. Разве не лучше было бы, если бы это

были не последние годы их жизни? Если бы Сестры переходили в Родню, они

привязали бы Родню к Башне. Тогда в бесполезной охоте не было бы нужды». – Раз

она зашла так далеко, придется идти до конца. – «Клятвенный Жезл может не

только связывать клятвой, но и освобождать от клятвы».

Майган свалилась на пол, встав на колени, и тут же вскарабкалась обратно на

табурет, отряхивая юбки с таким возмущением, словно ее толкнули. Оливковая

кожа Мирелле слегка побледнела.

Двигаясь очень медленно, Романда поставила чашку на край стола и встала,

закутываясь в шаль. Без всякого выражения она смотрела сверху вниз на Эгвейн,

пока Теодрин набрасывала ей на плечи ее плащ с желтой вышивкой, застегивала

фибулу и поправляла складки так аккуратно, словно служанка знатной леди.

Только тогда Романда заговорила, голосом холодным, словно камень:

«Когда я была маленькой девочкой, я мечтала стать Айз Седай. С того самого

дня, как я пришла в Башню, я старалась жить как Айз Седай. Я жила как Айз

Седай. И я умру как Айз Седай. Такого нельзя разрешать!»

Она плавно повернулась, чтобы уйти, но опрокинула табурет, на котором сидела,

даже не заметив. Теодрин поспешила следом. С тревогой на лице, что было

странно.

«Мать?» – Мирелле глубоко вздохнула, вцепившись в свои темно-зеленые юбки. –

«Мать, вы и вправду предлагаете.?» – она остановилась, видимо, не в силах

произнести этого. Майган села на свой табурет, словно держась с усилием,

чтобы снова не свалиться.

«Я изложила факты», – спокойно сказала Эгвейн. – «Любое решение принимать

Совету. Скажи мне, дочь моя. Что предпочла бы ты - умереть, когда могла бы

жить, или продолжать служить Башне?»

Зеленая и Голубая сестры обменялись взглядами, потом до них дошло, что они

сделали, и они опять принялись не замечать друг друга. Ни одна из них не

ответила, но Эгвейн почти видела мысли, вертящиеся в их головах. Через

несколько секунд, она встала и задвинула за собой стул. Но даже этим она не

смогла добиться от них большего, чем пустых извинений, что ей пришлось делать

это самой. Затем они впали в молчаливое размышление.

Она постаралась вернуться к страницам из папки Суан – дела в Тирской Твердыне

шли все так же, и никто понятия не имел, чем все это закончится, но прошло не

так уж много времени после ухода Романды, когда появилась Лилейн.

В отличие от Романды, стройная Голубая Сестра была одна, и сама налила себе

чай. Усаживаясь на свободный стул, она сбросила свой подбитый мехом плащ с

плеч и оставила его держаться на серебряной застежке, украшенной крупными

сапфирами. На ней тоже была шаль. Сестры обычно так и поступали. Лилейн была

более прямолинейной, чем Романда. Или так казалось с первого взгляда. Ее

глаза сурово блестели.

«Смерть Кайрен создает еще одну помеху для возможности прийти к какому-либо

соглашению с Черной Башней», – проговорила она над своей чашкой, вдыхая пар.

– «А еще надо что-то делать с беднягой Лливом. Может быть, Мирелле могла его

бы взять? Двое из трех ее Стражей ранее принадлежали другим. Никому кроме нее

никогда не удавалось спасти двух Стражей, чьи Айз Седай погибли».

Эгвейн была не единственной, кто услышал в этом особый подтекст. Лицо Мирелле

заметно побледнело. У нее было два секрета, и один из них состоял в том, что

у нее было четверо Стражей. Ничего подобного передаче уз Лана Мандрагорана от

Морейн к ней не проделывалось уже сотни лет. Сейчас на это смотрели как на

связывание мужчины против его воли. Чего не делали гораздо дольше.

«Троих мне вполне достаточно», – сказала она, затаив дыхание. – «Простите

меня, Мать?»

Майган мягко рассмеялась, когда Мирелле быстрым шагом вышла из палатки. Однако

не настолько быстрым, чтобы не успеть обнять саидар до того, как клапан

палатки опустился.

«Ну конечно», - сказала Лилейн, обмениваясь веселыми взглядами с другой

Голубой. – «Говорят, она за своих Стражей выходит замуж. За всех. Возможно,

бедняга Ллив не годится ей в мужья».

«Да он толст, как лошадь», – вставила Майган. Несмотря на ее веселье по

поводу бегства Мирелле, в ее голосе не было злости. Она просто констатировала

факт. Ллив был очень крупным мужчиной. – «Думаю, что знаю молоденькую

Голубую, которая могла бы его принять. Она не интересуется мужчинами в таком

смысле».

Лилейн кивнула, словно говоря, что юная Голубая нашла себе Стража.

«Зеленые могут быть очень странными. Взять, к примеру, Илэйн Траканд. Вообще-

то, я никогда не думала, что Илэйн выберет Зеленую Айя. Я бы сказала, что в

ней больше от Голубой. Эта девушка очень ловко чувствует политические

течения. Хотя, она всегда старалась нырнуть поглубже, а это могло быть

небезопасно. Как вы думаете, Мать?» – улыбнувшись, она вернулась к своему

чаю.

Это совсем не было похоже на осторожные финты Романды. Здесь удар шел за

ударом, и клинок появлялся из ниоткуда. Знала ли Лилейн о Мирелле и Лане?

Отправляла ли она кого-нибудь в Кеймлин, и если так, как много она узнала?

Эгвейн стало интересно, почувствовала ли Романда что-то подобное, когда ее

выбили из равновесия, и удивилась.

«Думаешь, смерти Кайрен будет достаточно, чтобы остановить соглашение?» –

спросила она. – «Судя по тому, что об этом известно, это может быть Логайн,

который вернулся, чтобы свершить какую-нибудь безумную месть», – почему, во

имя Света, она это сказала? Ей следует надеть на свой язык узду, и держать

свои мысли при себе. – «Или, что более вероятно, какой-нибудь несчастный

дурачок с окрестных ферм, или предместья». – Улыбка Лилейн стала шире, и в

ней уже было не веселье, а насмешка. Свет, эта женщина месяцами не выказывала

такого неуважения.

«Если бы Логайн хотел отомстить, Мать, он направился бы в Белую Башню и

попытался бы перебить Красных», – несмотря на улыбку ее голос был ровным и

спокойным. Смущающий контраст. Возможно, этого она и добивалась. – «Возможно,

жаль, что он этого не делает. Он помог бы сбросить Элайду. Но это было бы

проще, чем она того заслуживает. Нет, Кайрен не остановит соглашение, не

больше, чем Анайя, но вместе эти два случая могут заставить Сестер больше

волноваться о предосторожностях и возбудят скептическое отношение к

соглашению. Возможно, на нужны эти мужчины, но мы должны быть уверены, что у

нас все под контролем. Полностью».

Эгвейн кивнула. Слегка. Она согласилась, но.

«Могут возникнуть трудности с тем, чтобы заставить их это принять», - сказала

она. Трудности. Сегодня у нее открылся талант к преуменьшению.

«Узы Стража можно слегка изменить», - сказала Майган. – «сейчас вы можете

заставить мужчину сделать то, что вам угодно, слегка подтолкнув, но

необходимость в толчке можно убрать очень просто».

«Звучит очень похоже на Принуждение», – отрезала Эгвейн. Она научилась этому

плетению от Могидин, но только чтобы научиться, как против него бороться.

Штука была мерзкой, это была кража воли другого человека, или даже всей его

сущности. Тот, кого Принудили, делал все, что вы приказывали. Все. И верил,

что это был их собственный выбор. Даже подумав об этом, она почувствовала

себя грязной.

Майган встретила ее взгляд так же ровно, как и Лилейн, однако, и ее голос был

таким же ровным, как и ее лицо. Она не думала о мерзости.

«В Кайриэне на Сестер было оказано Принуждение. Теперь это кажется

бесспорным. Но я говорила об узах, это совершенно другое».

«Думаешь, Аша’манов можно уговорить, чтобы они приняли узы?» - Эгвейн не

могла сдержать недоверия в голосе. – «Кроме того, кто сможет осуществить это

связывание? Если даже каждая Сестра, у которой нет Стража, возьмет по

Аша’ману, а каждая Зеленая возьмет по два или по три, у нас не хватит Сестер.

И это, если ты отыщешь Сестер, которые согласятся быть связанными с

мужчинами, которые вот-вот сойдут с ума».

Майган кивала на каждую фразу, словно соглашаясь. И разглаживала юбки так,

словно не вполне слушая.

«Если узы можно изменить в одну сторону», - сказала она, когда Эгвейн

закончила, - «то их можно изменить и по-другому. Может быть, есть способ

убрать разделение части сознания. Тогда, возможно, сумасшествие не будет

проблемой. Это будет другой вид уз, совсем не такой как узы Стражей. Я

уверена, все согласятся, что это совсем не то, что иметь Стража. Любая Сестра

сможет связать столько Аша’манов, сколько потребуется».

Внезапно, Эгвейн поняла что происходит. Лилейн сидела спокойно, уставившись в

чашку, но при этом она изучала Эгвейн сквозь ресницы. И использовала Майган

как разведчика. Смирив гнев, Эгвейн даже не пришлось придавать холодности

голосу. Он и так был ледяным.

«А вот это звучит именно как Принуждение, Лилейн. Это и есть

Принуждение, и никакая игра слов не сделает его чем-то другим. Я буду

указывать на это всякому, кто попытается предложить что-либо подобное. И я

прикажу высечь всякого, кто попытается пойти дальше слов. Принуждение

запрещено, и оно останется запрещенным».

«Как скажете», – ответила Лилейн, хотя это могло означать все что угодно. То,

что она сказала дальше, было более понятным. – «Белая Башня иногда совершает

ошибки. Невозможно жить или двигаться, не совершая ошибок. Но мы живем и

продолжаем жить. И если иногда нам приходится прятать свои ошибки, тогда при

возможности, мы их исправляем. Даже когда это болезненно». - Поставив чашку

обратно на поднос, она удалилась, сопровождаемая Майган. Майган обняла

Источник перед тем, как покинуть палатку. Лилейн этого не сделала.

Некоторое время Эгвейн сосредоточилась на том, чтобы дышать ровно. Она

представила реку, удерживаемую берегами. Лилейн не сказала прямо, что выбор

Эгвейн ал’Вир в качестве Амерлин было ошибкой, которую следует исправить, но

была очень близка к этому.

К полудню Чеза на еще одном подносе принесла Эгвейн поесть теплый хлеб с

хрустящей корочкой, в котором было всего одно или два подозрительных темных

вкрапления и рагу из чечевицы, с ломтиками жесткой репы, совершенно деревянной

морковью и кусочками чего-то, что когда-то могло быть козлятиной. Эгвейн смогла

проглотить всего лишь ложку. Ее беспокоила не Лилейн. Лилейн грозила ей и

раньше, чуть ли не с тех пор, как она дала понять, что она Амерлин, и

не марионетка. Вместо еды она уставилась на донесение Тианы, которое лежало на

краю стола. Николь могла и не получить шаль, несмотря на свой потенциал, но у

Башни был большой опыт по части превращения упрямых, исполненных непокорности

женщин в самоуверенных Айз Седай. У Ларин впереди было яркое будущее, но она

должна была научиться подчиняться правилам прежде, чем начать понимать, какое

можно нарушить и когда. Белая Башня прекрасно учила и тому, и другому, но

первое всегда следовало в первую очередь. Будущее Боде может стать

блистательным. Ее потенциал почти равнялся потенциалу Эгвейн. Но вне

зависимости от того кто ты - Айз Седай, Принятая или послушница - Башня

требовала, чтобы ты делала то, что нужно для Башни. Айз Седай,

Принятая, Послушница или Амерлин.

Чеза, когда вернулась, разочарованно высказала ей все, что она думает по

поводу практически нетронутой еды на подносе, особенно учитывая то, что

завтрак тоже остался практически нетронутым. Эгвейн сослалась на расстройство

желудка и отказалась от еды. После того, как чай Чезы облегчил ее головную

боль, по крайней мере, несколько дней они не возвращались, после чего стали

еще сильнее и приходили каждую ночь, оказалось, что пухленькая служанка

собрала целую коллекцию трав от всех болезней, которые она покупала у каждого

шарлатана с бойким языком. И каждое новое средство с еще более отвратительным

вкусом, чем предыдущее. Она выглядела настолько убитой горем, если Эгвейн

отказывалась пить ее жуткие микстуры, что та глотала их, лишь бы Чеза не

волновалась. Иногда, совсем неожиданно, они помогали. Но они никогда не были

такими, которые Эгвейн захотелось пить по своей воле. Она отослала Чезу,

пообещав поесть позже. Без сомнения, Чеза приготовит такой ужин, чтобы

накормить ее как гусыню на убой.

Она улыбнулась своим мыслям, представив, как Чеза будет стоять рядом, потирая

руки, и следить, чтобы она съела все до последнего кусочка, но ее глаза снова

упали на донесение Тианы. Николь, Ларин и Боде. Белая Башня была суровой

надсмотрщицей. До тех пор, пока Башня не находится в состоянии войны с

согласия Совета, Амерлин не должна. Но Башня уже в состоянии войны.

Она не знала, как долго она просидела, уставившись на листок бумаги с

единственным именем на нем, но когда Суан вернулась, она уже решилась.

Суровая надсмотрщица, у которой не было любимчиков.

«Лиане и Боде уже уехали?» – спросила она.

«Самое малое два часа назад, Мать. Лиане должна была вызвать Боде, а затем

отправиться верхом вниз по течению».

Эгвейн кивнула.

«Пожалуйста, прикажи оседлать Дайшара. Нет». Кое-кто уже узнавал лошадь

Амерлин. Слишком многие. Нет времени на споры и объяснения. Нет времени

утверждать свой авторитет и укреплять его. – «Оседлай Белу и встречай меня на

углу, через две улицы к северу». – Белу тоже знали почти все. Но они знали,

что это лошадь Суан.

«Что вы задумали, Мать?» – беспокойно спросила она.

«Хочу проехаться верхом. И, Суан, никому не говори». – она встретилась с Суан

глазами, и некоторое время удерживала ее взгляд своим. Суан тоже была

Амерлин, и могла переглядеть камень. Но теперь Амерлин была Эгвейн. –

«Никому, Суан. Теперь иди. Иди. И поторопись», - все еще морща лоб, Суан

заторопилась.

Оставшись одна, Эгвейн сняла с шеи палантин, осторожно свернула, и убрала в

сумочку на поясе. Ее плащ был из хорошей шерсти, и достаточно прочным, но и

довольно простым. Без палантина, высовывающегося из-под капюшона, она могла

сойти за кого угодно.

Тротуар перед палаткой, конечно, был пуст, но как только она пересекла замерзшую

улицу, ей пришлось прокладывать себе путь через обычную белую реку Послушниц.

Часто попадались Принятые, и иногда – Айз Седай. Послушницы склонялись перед

ней не замедляя движения, а Принятые делали реверансы, когда она проходила, как

только видели, что под плащом не белые юбки или с полосатой каймой, а Айз Седай

скользили мимо, скрыв лица капюшонами. Если кто и ее заметил, что ее не

сопровождает Страж, что ж, у некоторых Сестер не было Стражей. И не все были

окружены сиянием саидар. Просто большинство.

Через две улицы от ее кабинета она остановилась у края деревянного тротуара,

отвернувшись от потока торопящихся женщин. Она пыталась не волноваться.

Солнце уже прошло полпути к горизонту на западе, золотой шарик, пронзенный

изломанным пиком Драконовой Горы. Тень Горы уже протянулась через весь

лагерь, погрузив палатки в вечернюю мглу.

Наконец верхом на Беле появилась Суан. Косматая маленькая кобылка уверено

ступала по скользкой улице, но Суан цеплялась за поводья и сидела так, словно

боялась упасть. Может, и в самом деле боялась. Суан была одной из худших

наездниц, которых когда-либо видела Эгвейн. Когда она сползла с седла, в

вихре юбок и ворчливых проклятий, она выглядела так, словно избавилась от

смертельной опасности. Бела заржала, узнав Эгвейн. Натянув свой съехавший

капюшон на место, Суан тоже открыла рот, но Эгвейн предупреждающе подняла

руку, прежде чем она заговорила. Она увидела слово «Мать», которое уже готово

было сорваться с губ Суан. И очень похоже, что оно было бы достаточно

громким, чтобы его было слышно на пятьдесят шагов вокруг.

«Никому не говори». – мягко сказала Эгвейн. – «И никаких записок и намеков,

тоже». – Это должно было исключить все. – «Составь Чезе компанию, пока я не

вернусь. Я не хочу, чтобы она волновалась».

Суан неохотно кивнула. Она выглядела сердитой. Эгвейн подумала, что поступила

мудро, включив в запрет «записки» и «намеки». Оставив бывшую Престол Амерлин,

выглядевшую как надутая девчонка, она ловко забралась в седло Белы.

Из-за замерзших борозд грязи на улицах лагеря, сначала ей пришлось пустить

косматую кобылку шагом. И еще из-за того, что все удивились бы, увидев Суан,

ехавшую на Беле быстрее, чем обычно. Она постаралась ехать как Суан,

неуверенно качаясь, цепляясь за высокую переднюю луку седла одной рукой,

иногда даже двумя. От этого она почувствовала себя так, словно тоже готова

упасть. Бела повернула голову и посмотрела на нее. Она знала, кто был у нее

на спине, и знала, что Эгвейн может ездить гораздо лучше. Но Эгвейн

продолжала изображать Суан, и старалась не думать о том, где находится

солнце. И так всю дорогу от лагеря, за ряды фургонов, до тех пор, пока первые

деревья не скрыли ее от палаток и фургонов.

Затем она перегнулась через луку седла и прижалась лицом к гриве Белы.

«Ты вывезла меня из Двуречья», - прошептала она. – «Ты можешь скакать так же

быстро сейчас»? – выпрямившись, она вонзила пятки ей в бока.

Бела не могла скакать галопом, как Дайшар, но ее крепкие ноги легко месили

снег. Она была когда-то ломовой лошадью, не рысаком или боевым конем, но она

выкладывалась как могла, вытягивая шею так же храбро, как и Дайшар. Бела

скакала, а солнце спускалось все ниже и ниже, словно небо внезапно намазали

маслом. Эгвейн пригнулась в седле и погоняла лошадь. Это была гонка с

солнцем, которую, Эгвейн знала точно, ей не выиграть. Но даже если ей и не

суждено обогнать солнце, у нее еще было время. Под стук копыт она подгоняла

Белу пятками, и Бела бежала.

Вокруг сгустились сумерки, а потом и тьма, прежде чем Эгвейн различила луну,

отражающуюся в водах Эринин. Время еще есть. Это было почти то самое место,

где она стояла с Гаретом, глядя как корабли плывут к Тар Валону. Сдерживая

Белу, она прислушалась.

Тишина. А потом послышалось приглушенное проклятье. Тихое кряхтение и вздохи

людей, несущих тяжелую ношу по снегу и старающихся не нарушать тишину. Она

развернула Белу между деревьев навстречу звукам. Тени зашевелились, и она

услышала шорох стали, вытаскиваемой из ножен.

Потом на расстоянии вздоха от нее какой-то человек пробормотал:

«Я знаю этого пони. Это одна из Сестер. Та, которая, как они говорят, раньше

была Амерлин. На мой взгляд, не похожа. Не старше чем та, которая, как они

говорят, сейчас у них Амерлин».

«Бела - не пони», – решительно сказала Эгвейн. – «Отведите меня к Боде Коутон».

От ночных теней среди деревьев отделились дюжина человек, окружая ее и Белу.

Казалось, все они приняли ее за Суан, но это было нормально. Для них Айз

Седай была Айз Седай, и они проводили ее туда, где на лошади чуть выше Белы

сидела Боде, закутавшись в темный плащ. Ее платье тоже было темным. Белое

сегодня слишком бы выделялось.

Боде тоже узнала Белу, и с удовольствием потянулась почесать кобылу, когда

Эгвейн подъехала к ней.

«Ты остаешься на берегу», - тихо сказала Эгвейн. – «Ты сможешь вернуться со

мной, когда все будет сделано».

Боде, словно ужаленная, отдернула руку при звуке голоса Эгвейн.

«Почему?» – спросила она, не очень требовательно. По крайней мере, этому она

научилась. – «Я могу это сделать. Лиане Седай все мне объяснила, и я

справлюсь».

«Я знаю, что ты справишься. Но не так хорошо, как я. Пока еще нет». – Это

прозвучало очень похоже на критику, которой та не заслуживала. – «Я Престол

Амерлин, Боде. Некоторые решения могу принимать только я. И я не могу просить

сделать некоторые вещи Послушницу, если сама могу сделать это лучше». –

Возможно, это прозвучало ненамного мягче, но она не могла объяснить ей про

Ларин и Николь, или про цену, которую Белая Башня требует от всех своих

дочерей. Амерлин не могла объяснить этого Послушнице, а Послушница была не

готова понять остальное.

Даже ночью по очертаниям плеч Боде было видно, что она ничего не поняла, но она

уже научилась не спорить с Айз Седай. Также как научилась тому, что Эгвейн

была Айз Седай. Остальному она еще научится. У Башни было достаточно

времени, чтобы ее научить.

Спешившись, Эгвейн передала поводья Белы одному из солдат и подобрала юбки,

чтобы пройти по снегу туда, откуда доносились звуки перемещения чего-то

тяжелого. Это была большая весельная шлюпка, которую тащили по снегу как

сани. Пузатые сани, которые приходилось протаскивать между деревьев, хотя и с

меньшим количеством проклятий, когда мужчины, которые толкали лодку, поняли,

что она идет за ними. Большинство мужчин в присутствии Айз Седай следили за

своими языками, и даже если они не видели ее лица в темноте и под капюшоном,

кто еще мог быть здесь у реки? Если они и знали, что она была не той

женщиной, которая должна была к ним присоединиться с самого начала, кто

станет интересоваться у Айз Седай?

Они спустили шлюпку на воду, осторожно, чтобы избежать всплесков, и шесть

человек забрались внутрь вставить весла в уключины, обвязанные тряпками.

Мужчины были босыми, чтобы избежать стука каблуков о дно лодки. В этих водах

курсировали и более мелкие лодки, но сегодня им придется грести против

течения. Один из мужчин на берегу подал ей руку, чтобы помочь забраться в

лодку, и она заняла свое место на носу, плотно запахнувшись в плащ. Лодка

отчалила от берега тихо, если не считать негромкого плеска воды вокруг весел.

Эгвейн посмотрела вперед, на юг, на Тар Валон. Белые стены слабо светились в

ночи, отражая свет полной бледной луны, и освещенные окна придавали городу

дополнительное свечение, словно сам остров обнимал саидар. Белая Башня

выделялась даже в темноте, ее окна были освещены, и она вся светилась под

луной. Что-то пролетело, закрыв луну, и она затаила дыхание. На мгновение она

подумала, что это был Драгкар, дурной знак, предвещающий несчастье этой

ночью. «Но это была всего лишь летучая мышь», - решила она. Весна уже

достаточно близко, что летучие мыши могли уже вылететь на охоту. Поплотнее

запахнув плащ, она стала вглядываться в город, становившийся все ближе.

Ближе.

Когда высокая стена Северной Гавани замаячила перед лодкой, гребцы убрали

весла, и лодка чуть не коснулась бортом стены прямо рядом со входом в гавань.

Эгвейн уже протянула руку, чтобы оттолкнуться от бледного камня прежде, чем

лодка врежется в стену. Шум точно бы услышали солдаты из охраны. Весла издали

слабый шум, когда их опустили назад, и лодка остановилась прямо там, где

Эгвейн могла дотянуться до массивной железной цепи, проходившей через всю

гавань. Ее большие звенья блестели из-под покрывающей их смазки.

Впрочем, дотрагиваться не было необходимости. И медлить тоже. Обнимая саидар,

она едва осознавала захватывающую прелесть жизни, наполнявшей ее, пока не

помести потоки на места. Земля, Огонь и Воздух окружив ими цепь. Земля и

Огонь - прикасаясь до нее. И черный метал полыхнул белым через всю гавань.

Она едва успела понять, что недалеко от нее чуть выше, на стене, кто-то

коснулся Источника, затем что-то ударило по лодке, ударило по ней, и она

ощутила холодную воду, охватившую ее, заливающуюся ей в нос и в рот. Затем

темнота.

Эгвейн почувствовала, что лежит на чем-то твердом. Она услышала женские

голоса. Взволнованные голоса.

- Вы знаете, кто это?

- Так, так. Мы определенно получили кое-что получше, чем нам сегодня было

обещано.

Что-то прижалось к ее губам и в рот тонкой струйкой потекла теплая жидкость,

едва отдававшая мятой. Она конвульсивно сглотнула, внезапно осознав, как она

замерзла, и задрожала. Ее глаза заморгали и остановились на лице женщины,

которая придерживала ее голову и чашку. Фонари в руках солдат, толпящихся

вокруг, давали достаточно света, чтобы она смогла разглядеть это лицо. Лицо

без возраста. Она была на берегу. На берегу Северной Гавани.

«Вот так, девочка», – ободряюще сказала Айз Седай. – «Выпей все до дна.

Сильная доза, для начала».

Эгвейн попыталась оттолкнуть чашку, пытаясь обнять саидар, но уже

чувствовала, что соскальзывает в темноту. Они ждали ее. Ее предали. Но кто?

Эпилог

Ответ

Ранд глядел в окно на бесконечный дождь, льющийся с серого неба. Еще одна

буря пришла с Хребта Мира. Стены Дракона. Он подумал, что скоро уже должна

придти весна. Весна всегда приходит, несмотря ни на что. Здесь в Тире должно

быть даже раньше, чем дома, хотя пока это трудно определить. Ветвистый

серебряно-синий росчерк молнии сверкнул через все небо, и через некоторое

время ударил гром. Молнии были далеко. Раны на его боку опять ныли. Свет,

даже цапли, выжженные на его ладонях, болели снова, спустя столько времени.

Иногда, боль – это все, что дает тебе ощущение, что ты еще жив. -

прошептал Льюс Тэрин, но Ранд проигнорировал его голос.

Позади него заскрипела открываясь дверь, и он оглянулся через плечо на

человека, который вошел в гостиную. На Башире был надет короткий, шелковый

кафтан серого цвета, с дорогой вышивкой. При нем был жезл Маршал-Генерала

Салдэи, вырезанный из кости, с золотой головой волка, который был заткнут за

пояс рядом с его мечом без ножен. Его сапоги с отвернутыми вниз ботфортами

были начищены до блеска. Ранд постарался не выдать своего облегчения. Они

успели уйти достаточно далеко.

“Ну?” - он сказал.

“Шончан поддаются,” – ответил Башир. - “Они безумны как зайцы, но поддаются.

Но они требуют встречи с тобой лично. Маршал-Генерал Салдэи – это не Дракон

Возрожденный”.

“С этой Леди Сюрот?”

Башир покачал головой. - “Очевидно прибыл член их королевского семейства.

Сюрот желает, чтобы ты встретился с кем-то, кого зовут Дочерью Девяти Лун”.

Вслед за далекой молнией снова прогремел гром.

Мы седлали ветра наступавшей зари,

Разрывали на части оковы миров.

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35, 36, 37, 38