Книга: Перекрёстки сумерек

не связывали мужчин против их желания в течение многих столетий. Однако, это

давало материал для изучения. Она анализировала свои ощущения. Время от

времени, она могла почти читать его мысли. А иногда, это больше походило на

движение ощупью сквозь шахту без фонаря. Она решила во что бы то ни стало

попробовать научиться, даже если ее голову положат под топор палача. Что

очень даже было реально. Он мог ее ощущать так же как она его.

Она всегда должна это помнить. Часть Аша'манов могли верить, что Айз Седай

покорились своей участи, но только дурак мог подумать, что пятьдесят одна

Сестра, которые были насильственно связаны узами, покоряться, а Логайн не был

дураком. Кроме того, он знал, что их послали, чтобы уничтожить Черную Башню.

И если он узнает, что они все еще пробуют найти способ уничтожить сотню

мужчин, способных направлять... Свет, для таких беспомощных как они, всего

один приказ мог бы не оставить от них никаких следов! И ничего не сделать,

чтобы помешать Черной Башне. Она никак не могла понять, почему этот приказ не

был дан из простой предосторожности. Они должны победить. Всего одна неудача,

и мир обречен.

Логайн обернулся в седле, сильная, широкоплечая фигура в хорошо сидящем

кафтане темном как смоль, без единого светлого пятнышка, кроме серебряного

Меча и красно-золотого Дракона на высоком воротнике. Его черный плащ был

отброшен назад, словно он не позволял холоду его коснуться. Так оно и было.

Эти мужчины, кажется, думали, что они должны все время сражаться со всем

миром. Он ей улыбнулся - успокаивающе - и она моргнула. Она позволила слишком

сильному беспокойству проскользнуть на его конец уз? Это был очень тонкий

танец, пытаться управлять своими эмоциями, представлять только правильные

ответы. Это почти походило на Испытания на Шаль, где каждый поток должен был

быть точно сплетен, без малейшего колебания, несмотря на любые попытки

отвлечь; только это испытание все продолжалось, продолжалось и продолжалось.

Он перевел свой взгляд на Тувин, и Габрелле тихо вздохнула. Всего лишь

улыбка. Знак общительности. Он часто бывал приятен. Он, возможно, даже был бы

привлекателен, если бы не то, кем он был.

Улыбка Тувин просияла ему в ответ, и Габрелле вынуждена была удержать себя

чтобы не упасть с коня от удивления. Натянув капюшон пониже, как бы поправляя

его от холода, так чтобы его край прикрыл ее лицо, она смогла тайно наблюдать

за Красной Сестрой.

Все, что она знала о другой женщине, говорило ей, что та похоронила свою

ненависть в слишком мелкой могиле, если вообще похоронила, и Тувин ненавидела

мужчин, способных направить так же глубоко, как любая прочая Красная, когда-

либо встречавшаяся Габрелле. Все Красные обязаны презирать Логайна Аблара,

особенно после заявлений, которые он делал о том, что сама Красная Айя

заставила его стать Лжедраконом. Он мог бы теперь навеки замолчать, но рана

уже нанесена. Среди плененных с ними Сестер были такие, кто смотрел на

Красных, словно думал, что они, по крайней мере, попались в свою собственную

ловушку. А Тувин с ним почти что кокетничает.

Габрелле озадаченно закусила губу. Дезандра и Лемай приказывали, это верно,

каждой Сестре постараться установить с Аша'манами, которые связали их узами,

близкие отношения - мужчины должны успокоиться прежде, чем сестры смогут

сделать что-нибудь полезное - но Тувин открыто противилась приказам от любой

Сестры. Она терпеть не может им уступать, и отказалась, хотя Лемай была тоже

Красной, неважно, что сама предложила так сделать. Или от того, что никто

больше не признавал ее авторитет, после того как она завела всех в ловушку.

Этого она тоже не может стерпеть. Но все же она улыбалась в ответ на улыбку

Логайна.

Как же Логайн может быть на другом конце ее уз и принимать ее улыбку за

правду, а не трюк? Габрелле уже сталкивалась с этой загадкой прежде, так и не

приблизившись к ее разгадке. Он знал слишком много о Тувин. Знать цвет ее

Айя, уже должно было быть достаточно. И все же Габрелле, когда он смотрел на

Красную сестру, чувствовала в нем меньше подозрительности чем, когда он

смотрел на нее. Он совсем не был простодушен. Этот мужчина подозревал,

кажется, всех. Но любую из Сестер меньше, чем некоторых Аша'манов. Что также

было совершенно бессмысленно,.

Он не дурак, напомнила она себе. Тогда почему? И, также, почему Тувин так

себя ведет? В чем ее интрига? Внезапно, Тувин также тепло улыбнулась и ей и

заговорила, будто она высказала, по крайней мере, один из ее вопросов вслух.

«С тобой рядом», - прошептала она на выдохе, - «он беспокоится только обо

мне. Ты сделала его своим пленником, Сестра».

Пойманная врасплох, Габрелле помимо воли покраснела. Тувин никогда не

заводила бесед, и сказать, что она не одобряла отношения Габрелле с Логайном,

было решительным преуменьшением. Его совращение казалось слишком очевидным

способом быть с ним всегда рядом, чтобы изучать его планы и слабости. В конце

концов, даже если он Аша'ман, то она-то была Айз Седай еще до его рождения, и

она уже не была девственницей, когда их захватили. Он так удивился, когда

понял, что она с ним делает, что она почти решила, что это он девственник.

Или ее дурачит. Игры доманийек, оказалось, скрывают массу сюрпризов и

ловушек. Худшую из всех она никогда не смогла бы показать ни кому. Она очень

боялась, что Тувин что-либо узнает, по крайней мере частично. Но тогда каждая

сестра, последовавшая за ее примером, должна знать, и она думала что кое-кто

знает. Никто не говорил о проблеме, и никто, конечно, не пытался. Логайн

умеет маскировать узы, даже в худшем случае она верила, что смогла бы его

найти, однако это хорошо скрывает его чувства, но иногда, когда они делили

постель, он позволяет маскировке исчезнуть. Как бы сказать по мягче,

результаты просто... разрушительные. Невозможно сохранять спокойствие, а

тогда, и никакого спокойного изучения. Не остается причин.

Поспешно она снова вызвала в памяти образ снежного пейзажа. Деревья, валуны и

гладкий, белый снег. Гладкий, холодный снег.

Логайн не оглянулся назад, и не выдавал вообще никакого колебания, но узы

сказали ей, что он знал о ее минутной потере контроля. Мужчину переполнило

самодовольство! И удовлетворение! Но все, что она могла сделать, это

сдержаться. Но он-то наверное ждал, что она закипит, что он сгорел! Он должен

был знать, что она с ним чувствовала. Разрешив своему гневу разгореться, она

только увеличила его удовлетворение! И он даже не пытался это скрыть! Тувин

нацепила маленькую, удовлетворенную улыбку, заметила Габрелле, но только на

мгновение, задалась вопросом «от чего».

В их распоряжении было целое утро, но сейчас сквозь деревья появился еще один

всадник, мужчина в не менее черном плаще, который повернул свою лошадь в их

направлении, когда их заметил, и ударил каблуками сапог в бока животного,

посылая его быстрее, несмотря на снег. Логайн натянул уздечку, чтобы его

подождать, образец спокойствия, и Габрелле напряглась, стараясь затормозить

свою лошадь рядом. Ощущения, которые доносились сквозь связь, изменились.

Теперь это было напряжение волка, готового к прыжку. Она ожидала увидеть, как

его рука ляжет на рукоять меча, но вместо этого она расслабленно успокоилась

на луке седла.

Вновь прибывший был почти таким же высоким, как и Логайн, с волнами золотых

волос на широких плечах и с победной улыбкой. Она подозревала, он знает, что

это победная улыбка. Он был слишком красив, чтобы не знать, намного красивее

Логайна. Удары молотом жизни укрепили лицо Логайна, но оставили свои вмятины.

Этот же молодой человек был еще гладок. Однако, Меч и Дракон уде украсили

воротник его кафтана. Он изучал Сестер яркими синими глазами.

«Ты спишь с ними обоими, Логайн?» - сказал он глубоким голосом. - «Пухленькая

на мой взгляд смотрит слишком холодно, но другая кажется погорячее». Тувин

сердито зашипела, а Габрелле сжала зубы. Она не делала никакой тайны из того,

что она делала - она не была кайриенкой, чтобы скрываться или стыдиться , но

это не подразумевало, что она ждет, что над ней будут насмехаться. Хуже

всего, мужчина принимал их за шлюх из таверны!

«Постарайся не дать мне услышать этого снова, Мишраэль» - спокойно сказал

Логайн, и она поняла, что узы снова изменились. Это был холод, такой холод,

что снег покажется теплым. Такой холод, что даже могила кажется теплой. Она

слышала это имя прежде - Атал Мишраэль - и чувствовала в Логайне недоверие,

когда он его произносил. Гораздо большее, чем-то, что он чувствовал к ней или

к Тувин, это было желание убийства. Это было почти смешно. Мужчина держал ее

в плену, но все же он был готов на насилие, чтобы защитить ее репутацию?

Часть ее действительно хотела рассмеяться, но она припрятала эту информацию.

Любая мелочь могла быть полезна.

Младший мужчина не подал никаких признаков, что услышал угрозу. Его улыбка

даже не поколебалась.

«М'Хаэль говорит, что ты можешь идти, если хочешь. Но не понимает зачем тебе

ходить на вербовку».

«Кто-то должен», - спокойно ответил Логайн.

Габрелле обменялась озадаченными взглядами с Тувин. Почему Логайн захотел

уйти? Они видели группы возвращающихся вербовщиков, и они всегда выглядели

утомленными от Перемещения на длинные расстояния, и кроме того обычно грязные

и раздраженные. Мужчины, бьющие в барабан Возрожденного Дракона, не всегда

получали радушный прием, особенно после того, как каждый узнал, чем они были

в действительности. И почему она и Тувин только сейчас услышали об этом? Она

поклялась бы, что он рассказывал ей все, когда они вместе спали.

Мишраэль пожал плечами.

«Для этой работы есть множество Посвященных и Солдат. Конечно, я предполагаю,

что тебе скучно все время заботиться об обучении. Обучать дураков красться по

лесу и лазать по скалам, словно они не могут направлять. Даже эта засиженная

мухами деревня могла бы выглядеть получше». - Его улыбка превратилась в

ухмылку, презрительную и ничуть не победную. - «Возможно, если ты попросишь

М'хаэля, он позволит тебе присоединяться к нашим занятиям во дворце. Тогда

тебе не было бы скучно».

Лицо Логайн не изменялось, но Габрелле почувствовала одну единственную искру

ярости сквозь узы. Она как-то подслушала интересные новости о Мазриме Таиме и

его частных занятиях, но каждая из Сестер уже знала, что Логайн и его друзья

не доверяли Таиму и любому, кто посетил его уроки, а Таим кажется, не

доверяет Логайну. К сожалению, Сестры не много смогли узнать об этих

занятиях, никто не был связан с узами с мужчинами фракции Таима. Некоторые из

них считали, что недоверие появилось потому, что оба мужчины считали, что

были Возрожденным Драконом, или что это признак безумия, которым награждает

мужчин способность направлять. Она не обнаружила в Логайне никаких признаков

безумия, она наблюдала за этим столь же пристально, как и за признаками того,

что он собирался направлять. Если она будет связана с ним, когда он сойдет с

ума, это также повредит и ее разум. Независимо от того, что вызвано трещину в

рядах Аша'манов они должны этим воспользоваться.

Улыбка Мишрэйля исчезла, хотя Логайн просто на него смотрел.

«Наслаждайся своим гадюшником», - сказал он наконец, разворачивая лошадь.

Глухой стук его каблуков по крупу лошади, заставил животное прыгнуть далеко

вперед: - «Некоторых из нас ждет слава, Логайн».

«Он не сможет долго наслаждаться своим Драконом», - пробормотал Логайн,

наблюдая, как мужчина галопом мчится прочь. - «Он слишком болтает языком». -

Она не думала, что тот подразумевал комментарий про нее и Тувин, но она не

смогла понять и то, что еще он мог подразумевать. И почему он внезапно

разволновался? Очень хорошо скрывая это, особенно сквозь узы, но тем не

менее, он разволновался. Свет, иногда кажется, что знание содержимого мужской

головы только ухудшает его понимание! Внезапно он пристально, изучающе,

взглянул на нее и Тувин. Новая волна беспокойства проскользнула сквозь узы. О

них? Или - странная мысль - за них? - «Боюсь, мы должны сократить нашу

поездку», сказал он через мгновение. - «Я должен сделать приготовления».

Он не сорвался в галоп, но он все же задал более высокий темп возвращения в

деревню, чем выезжая. Он теперь был сосредоточен. Габрелле подозревала, что-

то напряженно обдумывал. Узы фактически жужжали от напряжения. Он, должно

быть, ехал инстинктивно.

Прежде, чем они разъехались, Тувин подвела свою лошадь поближе к Габрелле.

Наклоняясь в седле, она придержала Габрелле, бросив стремительный взгляд на

Логайна, словно опасалась, что он мог бы оглянуться и увидеть, что они

разговаривают. Казалось, она никогда не обращает внимание на то, что сообщают

ей узы. Двойное усилие заставило ее болтаться в седле как горошину, на грани

падения.

«Мы должны идти с ним», - зашептала Красная. - «Чего бы то ни стало, ты

должна проследить». Габрелле удивленно подняла брови, и Тувин в смущении

покраснела, но не утратила настойчивости. - «Мы не можем позволить себе быть

оставленными», - выдохнула она поспешно. - «Мужчина не отбросил свои амбиции,

когда прибыл сюда. Неважно, какие мерзости он планирует, мы не сможем ничего

сделать, если мы не будем рядом, когда он попытается».

«Я могу видеть то, что перед моим носом», - сказала резко Габрелле и

почувствовала облегчение, когда Тувин просто кивнула и замолчала. Это было

все, что Габрелле могла сделать, чтобы справиться с разливающемся в ней

страхом. Неужели Тувин никогда не задумывалась о том, что она способна

ощущать сквозь узы? Кое-что, что всегда было там, связанное с Логайном -

решимость – теперь было твердым и острым как нож. Она решила, что, на сей

раз, знает то, что это должно означать, и от этого знания у нее пересох рот.

Она не могла сказать точно с кем, но она была твердо уверена, что Логайн

Аблар ехал воевать.

* * *

Медленно спускаясь в один из широких коридоров, которые мягко обвивали Белую

Башню, Юкири чувствовала себя как заморенная голодом кошка. Она едва могла

заставить себя слушать то, что говорила скользящая рядом сестра. Было только

раннее утро, первые лучи солнца заслонял падающий на Тар Валон густой снег, и

на средних уровнях Башни были так же морозно как зимой в Приграничье. Ну,

пусть не столь же холодно, как она помнила. Она не была там далеко на севере

уже множество лет, и память подсказывала то чего не было. Вот почему

письменные отчеты настолько важны. По крайней мере, кроме того, что Вы не

имеете права записывать. Однако, было достаточно холодно. Несмотря на

способности всех древних строителей и их опыт, тепло от больших печей в

подвалах Башни никогда так высоко не добиралась. Сквозняки заставляли плясать

языки пламени в позолоченных настенных фонарях, а некоторые были достаточно

сильны, чтобы раскачивать тяжелые гобелены, развешенные на белых стенах. Их

весенние цветы, леса и экзотические птицы и животные, чередующиеся со сценами

триумфов Башни, которые никто никогда не увидит в общих залах внизу. Ее

комнаты с теплыми каминами, наверное, были бы намного удобнее.

Несмотря на попытки отвлечься, новости от внешнего мира крутились в ее

голове. Или точнее, недостаток точных новостей. То, что сообщали шпионы из

Алтары, и Арад Домана было слишком беспорядочно, а те немногие сообщения, что

снова начинали поступать из Тарабона были пугающие. Судя по слухам правители

Приграничных королевств могли быть всюду: от Запустения до Андора, Амадиции

или Айильской Пустыни; единственный достоверный факт то, что никто не был

там, где им следовало – охранять границу Запустения. Айил были повсюду, и

вышли из-под контроля ал'Тора, если они когда-то были. От последних новостей

из Муранди ей захотелось одновременно скрежетать зубами и плакать

одновременно, тогда как Кайриэнцы... Сестры просто наводнили Солнечный

Дворец, но некоторые, по подозрениям, были мятежницами, и ни одной известной

лояльной Башне. И все еще никаких известий от Койрен и ее посольства, с тех

пор как они отбыли из города, хотя они уже давно должны были вернуться в Тар

Валон. И словно этого было недостаточно, сам ал'Тор вдруг снова исчез словно

мыльный пузырь. Могут ли рассказы о том, что это он разрушил половину

Солнечного Дворца быть правдой? Свет, мужчина не мог еще сойти с ума! Или

«мудрое» предложение Элайды о "защите" заставило его спрятаться? Что напугало

его? Он пугал ее. Он пугал также и остальных Восседающих, заставляя их

трепетать помимо воли.

Единственное в чем действительно можно быть уверенной то, что ни одной из

этих капель недостаточно для ливня. Однако, это знание никак не помогало

сосредоточиться на деталях. Беспокоиться о том, что попали в заросли роз,

даже если шипы в конечном счете могут Вас убить, слишком большая роскошь,

когда к вашим ребрам приставили нож.

«Каждый раз за прошлые десять лет, когда она покидала Башню, это было по ее

собственным делам, так что нет свежих отчетов, чтобы проверить» - бормотала

ее спутница. - «За ней трудно проследить. Когда она вне Башни, то

становится... осторожной». Ее темные золотистые волосы были зачесаны назад и

держались гребешками из кости. Мейдани была высока и достаточно стройна,

чтобы заметить полную грудь, эффектно подчеркнутый и вышивкой серебряного

цвета на темном лифе платья, и тем способом, которым она шла, наклонившись к

уху Юкири. Ее шаль, сползшая до запястий, длинным серым шлейфом тянулась по

плиткам пола.

«Выпрями спину» - тихо прорычала Юкири. - «Мои уши не забиты грязью».

Женщина, покраснев, отшатнулась. Поправив шаль повыше на плечах, Мейдани чуть

обернулась, посмотрев за плечо на своего Стража Леонина, который следовал за

ними на безопасном расстоянии. Если они могли только слышать слабый звон

серебряных колокольчиков на черных косичках мужчины, то и он не мог слышать

того, что говорили тихим голосом. Мужчина знал не больше, чем необходимо –

почти ничего важного, за исключением того, что его Айз Седай от него хотела.

Для любого хорошего Стража этого было достаточно - он мог бы причинить

неприятности, если бы узнал слишком много, но не было никакой нужды шептать.

Люди, которые видят как кто-то шепчется хотят узнать в чем состоит секрет.

Другая Серая раздражала бы ее не больше, чем остальной мир, даже, если бы не

оказалась галкой в лебяжьих перьях. Не сильно, в любом случае. Отвратительно,

мятежница, притворяющаяся лояльной, но все же Юкири фактически была довольна,

что Саэрин и Певара убедили ее, что им еще рано передавать Мейдани и ее

подруг-галок Закону Башни. Их крылья теперь были подрезаны, а они были

полезны. Они могли даже рассчитывать на снисхождение, когда они действительно

предстанут перед судом. Конечно, если присяга, которой они подрезали крылья

Мейдани, выйдет на поверхности, сама Юкири может легко оказаться рядом,

ожидая милосердия. Мятежницы или нет, но то, что она и прочие сделали с

Мейдани и ее товарками было столь же далеко вне закона, как и убийство. Или

измена. Клятва повиновения, принесенная на Клятвенном Жезле. Данная под

принуждением - была слишком близко к Принуждению, которое было строго

запрещено, если не только им не являлось. Однако, нельзя выкурить выкурить

шершней, и не испачкаться. А Черная Айя были шершнями с очень ядовитыми

жалами. Закон будет своевременно соблюден - без закона, не было бы ничего -

но она должна побеспокоиться тем, переживет ли она процесс выкуривания, чем

какое точно наказание последует за нарушение. У трупа нет причины волноваться

о наказании.

Она кратко предложила Мейдани продолжать, но едва та открыла рот, как три

Коричневых вышли из-за поворота прямо перед ними, щеголяя своими шалями,

словно какие-нибудь Зеленые. Юкири немного знала Маррису Торнхилл, и Дорэйз

Мерсианос, как Восседающая способна знать сестер из других Айя, что долгое

время проводят в Башне, и которая достаточно знает, чтобы приложить имена к

лицам, но не намного больше. Безобидные и поглощенные своими исследованиями,

как бы она их описала, если ее бы спросили. Элин Варрел совсем недавно

получила шаль, поэтому еще инстинктивно должна делать реверанс. Но вместо

того, чтобы оказать внимания Восседающей, все три уставились на Юкири и

Мейдани, как кошки уставились бы на странных собак. Или возможно собаки на

странных кошек. Никак не безобидные.

«Могу я спросить о смысле Арафельского закона, Восседающая?» сказал Мейдани,

ровным голосом словно именно это она и намеревалась все время спросить.

Юкири кивнула, и Мейдани, с большим воодушевлением, начала распространяться о

преимуществах рыболовства на реках против озер. Магистрат мог попросить Айз

Седай заслушать дело о правах на рыболовство, но если были вовлечены

влиятельные лица, только поддержал бы ее собственное мнение, и она

волновалась об королевской аппеляции.

За Коричневыми тащился единственный Страж. Юкири не смогла вспомнить,

принадлежал ли он Маррисе или Дорэйз - крупный парень с твердым круглым лицом

и тонким носом, который недоверчиво поглядел на Леонина и мечи на его спине,

естественно принесенных специально против его сестры. Пара медленно

проследовала дальше по изгибу коридора, вздернув носы и надув гладкие щеки.

Тощая новенькая, нервно подпрыгивая, старалась за ними поспеть. Страж шел за

ними, излучая неприязнь.

Враждебность сейчас стала обычным делом. Невидимые стены встали между Айя,

когда-то слишком тонкими, чтобы скрыть тайны собственной Айя, стали твердыми

каменными бастионами с широкими рвами. Нет, не рвы, а пропасти, глубокие и

широкие. Сестры никогда не оставляли свою часть Башни без присмотра, часто

брал с собой своих Стражей даже в библиотеку и столовую, и всегда носили свои

шали, не иначе, кто-то мог перепутать их Айя. Сама Юкири носила свою лучшую,

вышитую серебряными и золотыми нитями, с длинной бахромой, которая сейчас

свисала почти до пяток. Она даже слегка выставляла на показ свой цвет Айя. И

последнее время она стала считать, что двенадцать лет достаточно большой срок

жизни, прожитой без Стража. Ужасная мысль, едва она определила ее источник.

Обычно в Белой Башне ни одна сестра не нуждалась в помощи Стража.

Уже не в первый раз, ее с силой пронзила мысль, что кто-то специально

добивается ссоры между Айя, а скоро мятежники как воры пройдут прямо в

парадную дверь и обчистят дом, пока они ссорятся от того, кто получит

оловянную посуду тети Суми. Но единственная ниточка за которую она могла

ухватить, чтобы размотать клубок должна иметь Мейдани, а ее друзья публично

признают, что их послали в Башню мятежницы с целью распространять слухи. Эти

рассказы - они все еще настаивали, что они были правдой - что это Красная Айя

содала из Логайна Лжедракона. Могло это быть правдой? Через голову Певары?

Нельзя даже думать, что Восседающую, особенно Певару, дурачили. В любом

случае, так много путаницы уже было совершено к настоящему времени, что вряд

ли можно отличить лож от правды. Кроме того, тогда они лишились бы поддержки

от этих четырнадцати женщин, в которых она смогла убедиться, что они не

Черные. Не говоря уже о вероятном скандале, по поводу их прежней деятельности

в Башне, прежде чем общий ураган их подхватил.

Она вздрогнула, и это не имело никакого отношения к сквознякам в коридоре.

Она и каждая другая женщина, из тех, кто мог бы рассказать правду, могут

умереть до того как этот ураган закончится, в от так называемого несчастного

случая или в кровати. Или она могла просто сбежать, очевидно навсегда бросив

Башню, и которую ей уже никогда не суждено увидеть снова. В этом у нее не

было никаких сомнений. Любые факты должны быть похоронены столь глубоко,

чтобы даже армия с лопатами никогда не смогла докопаться до истины. Даже

слухи должны быть пресечены. Так случалось и прежде. Мир и большинство сестер

все еще верили в то, что Тамра Оспения умерла в своей постели. Она тоже в это

верила. Они должны были скрутить Черную Айя и привязать на виду, прежде, чем

они посмели бы рискнуть предать это гласности.

Мейдани, как только Коричневые благополучно прошли мимо, снова было принялась

за свой доклад, но снова замолчала мгновение спустя, когда прямо перед ними

большая волосатая рука внезапно изнутри распахнула гобелен. Из дверного

проема подул ледяной ветер, который до этого был закрыт яркими цветными

птицами гобелена давно затопленных стран, и грузный мужчина в плотной

коричневой рабочей куртке вывалился в коридор. Он тянул за собой тележку, с

высокой кучей наколотых дров, которую сзади подталкивал другой мужчина в

такой же куртке. Обычные чернорабочие. Ни у одного не было на груди Белого

Пламени.

При виде двух Айз Седай мужчины торопливо вернули гобелен назад на место и

бросив свою телегу у стены, пытаясь поклониться. При этом почти уронили свой

груз, сумев остановить разваливающиеся дрова только путем отчаянных усилий.

Без сомнения, они хотели закончить свою работу, не сталкиваясь с сестрами.

Юкири всегда чувствовала симпатию к людям, которые должны таскать дрова и

воду, и выполнять всю остальную работу слуг повсеместно от подвала до

чердака, но сейчас она прошла мимо них с угрюмым видом.

Разговоры во время прогулок никогда не подслушивали, и коридоры в общих

помещениях казались хорошим местом, чтобы посекретничать с Мейдани. Гораздо

лучше, чем ее собственные комнаты, где любой страж от подслушивания только

возвестил бы каждому среди Серых, что она обсуждает что-то тайное, и что

намного хуже, с кем. В настоящее время в Башне было приблизительно только

двести сестер, число, которое Белая Башня могла проглотить и казаться

пустынной, а когда каждый старается держаться своих кварталов, общие

помещения вообще должны были опустеть. Так она думала.

Она приняла во внимание оживленное и стремительное движение слуг, меняющих

фитили в лампах, проверяющих в них уровень масла, и еще дюжину прочих дел, и

просто одетых рабочих, несущих на своих спинах плетеные корзины, Свет знает с

чем. Так всегда было в ранние часы, готовили Башни к новому дню, делали

поспешные поклоны или реверансы и неслись дальше, стараясь не попадаться на

пути любой сестры. Им не до подслушивания. Слуги Башни знали, что такое такт,

тем более, что любого подслушивающего Сестру будет указано на дверь. Учитывая

настроения в Башне, слуги были особенно стремительны, чтобы избежать даже

шансов подслушать то, что не должны.

Что она не смогла рассчитать, это сколько сестер захочет пройтись за

пределами своих квартир, парами и тройками, несмотря на ранний час и холод.

Красные, старающиеся зацепить любого с кем столкнулись, кроме других Красных.

Зеленые и Желтые, конкурирующие за корону самых надменных Сестер. И

Коричневые, старающиеся превзойти тех и других. Несколько Белых, все кроме

одной без Страже, старались поддержать видимость холодного благоразумия,

вздрагивая от звука собственных шагов. Одна группа исчезала из поля зрения не

больше, чем на несколько минут, прежде чем появлялась другая, так что Мейдани

почти все время болтала о законах, почти оставив попытки перейти к делу.

Хуже всего, дважды ей улыбались Серые, с явным облегчением при виде другой из

их Айя, и присоединись бы к ним, не покачай им Юкири отрицательно головой.

Это приводило ее в бешенство, потому что все, кто видел знают, что у нее была

причина быть с Мейдани наедине. Даже если Черные не заметили, и Свет даст, не

должны, но сейчас слишком много сестер шпионили друг за другом, и несмотря на

Три Клятвы, сплетни, которые они разносили, так или иначе, переростали все

разумные пределы. При Элайде, пытающейся ценой жизни согнуть все Айя под себя

с помощью грубой силы, такие рассказы слишком часто заканчивались

наказаниями, и лучшее на что можно было надеяться, что вас накажут за ваши

проступки. Юкири уже однажды пострадала, и теперь ей не хотелось тратить

впустую дни, снова драя полы, особенно теперь, когда на весах было больше, с

чем она знала как справиться. А в качестве альтернативы, тайное посещение

Силвианы, было не лучше, даже если это действительно сэкономило бы время!

Элайда, с тех пор, как она вызывала к себе Силвиану для возможного

собственного наказания, стала еще жестче чем прежде. Вся Башня еще гудела от

слухов.

Поэтому Юкири испытывала крайне неприятное чувство, признаваясь себе, что все

это сделало ее более осторожной, при встречах с другими Сестрами. Взгляд

слишком долгий, и могло показаться что вы шпионите. Отведи пристальный взгляд

слишком быстро, и ты, с тем же результатом, слишком скрытна. Даже так, она

только невероятным усилием смогла отвести глаза от одной пары Желтых,

скользивших по пересекающемуся коридору словно пара королев в собственном

дворце.

Темный коренастый Страж, следующий далеко позади, чтобы дать им

посекретничать, должно быть, принадлежал Притолле Нербайджан, зеленоглазой

женщине, обладательнице замечательно длинного салдейского носа, так как у

Атуан Ларизетт не было ни одного Стража. Юкири знала о Прайтолл совсем

немного, но она постарается разузнать побольше, увидев ее о чем-то беседующей

с Атуан. В сером с желтыми вставками и высоким воротником платье, с шелковым

платком, украшенным желтой бахромой, тарабонка была неотразима. Ее темные

волосы тонкими косичками, украшенные яркими бусами, спускались до талии,

обрамляя лицо, которое казалось совершенным, не будучи красивым. Она была

даже довольно скромна, по крайней мере для Желтой. Но она была женщиной, за

которой Мейдани и прочие пытались проследить, оставаясь не пойманными.

Женщина, имя которой они боялось произносить вслух, кроме как за сильной

защитой. Атуан Ларизетт была одной из трех Черных сестер, о которых знала

Талене. Именно так они были организованы, трое знали друг друга, каждый знал

только одного, неизвестного прочим. Атуан была «еще одной» для Талене, так

что была надежда, что она была связана с двумя другими.

Прямо перед тем, как пара зашла за угол, скрываясь из вида, Атуан оглядела

коридор. Ее пристальный взгляд, только мазнул по Юкири, но все же этого было

достаточно, чтобы заставить сердце Юкири допрыгнуть до горла. Она продолжала

идти, с усилием сохраняя спокойствие, и рискнула на ответный взгляд только,

когда она добралась до угла. Атуан и Притолле уже вошли в коридор,

направляясь к внешнему кольцу. Страж следовал за ними, но никто не

оглядывался назад. Притолле кивала головой. Что ей говорила Атуан? Они были

слишком далеко, чтобы услышать что-либо, кроме слабого цокота каблуков Стража

по плиткам пола. Это был только взгляд. Конечно, просто взгляд. Она ускорила

шаг, чтобы поскорее скрыться из вида, если один из них вздумает оглянуться, и

с облегчением выдохнула воздух. Она даже не поняла, что затаила дыхание.

Рядом с плечом донесся выдох Мейдани.

Странно, как она на нас подействовала, подумала Юкири, расправляя плечи.

Сперва, когда они узнали, что Талене Приспешница Темного, она была

огражденной щитом пленницей. И она все еще пугает нас, призналась она себе.

Хорошо что, испугавшись сначала, они сделали все, чтобы заставить ее

признаться, но от правды у всех языки присохли к горлу. Теперь Талене была

связана еще надежнее, чем Мейдани, и строго охранялась, даже если казалось,

что она ходит свободно. Как можно держать под замком Восседающую, чтобы никто

не заметил, было тяжело представить даже для Саэрин. И она старательно

старалась предлагать любую зацепку, о которой знала или даже подозревала, в

надежде, что это могло бы помочь ей спастись. Правда у нее все равно не было

выбора. Страх прекрасный союзник. Что же касается остальных...

Певара пробовала отстоять Галину Касбан, утверждая, что Талене говорит о ней

неправду, и была вне себя целый день, когда наконец убедилась, что ее Красная

сестра в действительности оказалось Черной. Она до сих пор бормотала о том,

что удавит Галину собственными руками. Сама Юкири почувствовала холодную

отрешенность, когда назвали Тимэйл Киндероде. Если в Башне были Приспешники

Тени, то вполне вероятно было бы предположить, что некоторые должны были быть

из Серой Айя, хотя, возможно, здесь помогла неприязнь к Тимэйл. Она

оставалась спокойна даже после того, как она сделала вычисления и поняла, что

Тимэйл покинула Башню в то же самое время, когда были убиты три сестры. Это

дало больше имен для подозрений, других сестер, которые ушли тогда тоже, но и

Галина и Тимэйл, и остальные были вне Башни, вне досягаемости в данный

момент, и только эти двое были доказанными Друзьями Темного.

В том же списке была Атуан, без всяких сомнений Черная Айя. Бродит себе по

Башне куда хочет, никем не сдерживаемая и освобожденная от Трех Клятв. И пока

Дозин не может принять меры, чтобы тайно ее расспросить - трудный вопрос,

даже для Восседающей Айя Атуан, пока это должно оставаться секретов для всех

- до тех пор все, что они могли делать - смотреть. Из далека и тщательно

скрывая свое наблюдение. Это было похоже жизнь рядом с болотной гадюкой -

никогда не знаешь, когда окажетесь с глазу на глаз, никогда не знаешь, когда

она укусит. Словно жизнб в целом логове гадюк, и в полной темноте. Внезапно,

Юкири поняла, что широкий, изогнутый коридор впереди был пуст насколько она

могла разглядеть, а взгляд, брошенный назад показал только одного Леонина,

идущего позади. Башня, похоже, была пуста, оставив их троих наедине. Ничто в

поле зрения не двигалось, кроме мерцающего огня в лампах по стенам. Тишина.

Мейдани потихоньку начала снова.

«Простите меня, Восседающая. Такая внезапная встреча с ней выбила меня из

колеи. На чем я остановилась? Ах, да. Я понимаю так, что Силестин и Аннхарид

попробуют узнать про ее близких друзей среди Желтых». Силестин и Аннхарид

были подругами-заговорщицами Мейдани, обе из Желтой айя. Было их по двое из

каждой Айя - кроме Красной и, естественно, Голубой – что оказалось очень

полезно. «Боюсь, что это не сильно поможет. У нее широкий круг друзей, или

был прежде, до того... как ситуация между Айя изменилась». Оттенок легкого

удовлетворения в ее голосе, однако ее лицо разгладилось. Она все еще была

мятежницей, несмотря на дополнительную клятву. «Найти всех будет трудно, если

не невозможно».

«Забудь о ней на минуту». – От Юкири потребовалось усилие, чтобы свернуть

шею, стараясь смотреть сразу во все стороны. Гобелен, украшенный большими

Белыми Башнями, слегка шевелился, и она колебалась, так как не была уверена,

что это было – сквозняк или другой слуга, выходящий со служебной лестницы.

Она никак не могла вспомнить, где они были расположены. Новая тема была столь

же опасна, как и обсуждение Атуан. «Вчера вечером я вспомнила, что Вы с

Элайда были послушницами в одно время, и даже, насколько я могу припомнить,

близкими подругами. Было бы хорошо возобновить эту дружбу».

«Это было давно», - натянуто ответила женщина, спуская шаль на плечи и

кутаясь в нее, словно она внезапно почувствовала холод. «Элайда очень резко

ее прекратила, когда стала Принятой. Ее не возможно обвинить в поддержке

любимчиков, если я бывала в группе, ей давали преподавать».

«Значит ты не была ее любимицей», - сказала сухо Юкири. У нее был свой

прецедент свирепости Элайды. Прежде, чем давным-давно та ушла в Андор, она

так сильно оттолкнула всех, с кем она поддерживала отношения, что сестры еще

долго бежали от нее, оступаясь по дороге. Суан Санчей была одной из них,

странно вспоминать, хотя Суан никогда не нуждалась в защите от правил,

которые она не смогла бы выполнить. Странно и грустно. «Даже в этом случае,

ты сделаешь все от тебя зависящее чтобы возобновить эту дружбу».

Мейдани молча прошла две дюжины шагов по коридору, теребя шаль и дерганая

плечами, словно стараясь сбросить с них слепня, глядя при этом куда угодно,

но не в строну Юкири. Как женщина могла исполнять обязанности Серой с таким

низким самообладанием?

«Я действительно пыталась», - сказала она наконец, хриплым голосом. Она все

еще избегала смотреть на Юкири. - «Несколько раз. Хранительница... Алвиарин

всегда отказывала мне. Амирлин занята, у нее много работы, ей нужен отдых.

Всегда было какое-то оправдание. Я думаю, что Элайда не хочет вспоминать

дружбу, которую она отвергла более тридцати лет назад».

Ого, так мятежницы тоже помнили об этой дружбе! Как же они думали ее

использовать? Шпионаж, скорее всего. Ей надо будет попытаться выведать у

Мейдани как предполагалось передавать то, что она узнала. В любом случае,

мятежницы обеспечили ее инструментом, а Юкири будет его использовать.

«Алвиарин тебе не помешает. Вчера она покинула Башню, или, возможно, днем

раньше. Никто не уверен. Но служанки говорят, что она взяла смену белья, так

что маловероятно, что она вернется в течение нескольких дней».

«Куда она могла отправиться в такую погоду?», - нахмурилась Мейдани. - «Со

вчерашнего утра шел снег, и это было ясно заранее».

Юкири остановилась и повернула женщину к себе лицом.

«Единственное, что должно тебя волновать, Мейдани, это то, что она ушла»,

сказала она твердо. Куда же отправилась Алвиарин? - «Теперь дорога к Элайде

свободна, и ты этим воспользуешься. И постарайся узнать, кто мог бы читать ее

бумаги. Только убедитесь, что никто не видит, что ть наблюдаешь». Талене

сказала, что Черные знали все, что выходило из-под пера Амирлин прежде, чем

это было объявлено, и им нужен кто-то, кто был бы поблизости от Элайды, чтобы

узнать, как это происходит. Конечно, Алвиарин просматривает все, что

подписывает Элайда, и женщиной забрало себе больше власти, чем любая

Хранительница Летописей, но это не было причиной обвинить ее в том, что она

Приспешница Темного. Не было также причин не подозревать. Ее прошлое тоже

изучалось. «Наблюдай также за Алвиарин, столько, сколько сможете, но бумаги

Элайды важнее».

Мейдани вздохнула и неохотно кивнула. Ей придется повиноваться, но она знала

о дополнительной опасности, от того, что Алвиарин действительно может

оказаться Приспешницей Тени. И все же Элайда тоже может быть Черной,

независимо от того, что Саэрин и Певара настаивали на обратном. Приспешница

Темного в роли Престол Амирлин. Эта мысль теперь постоянно жалила сердце.

«Юкири!» - сзади по коридору раздался голос женщины.

Восседающие Совета Башни не подпрыгивают словно раненые козы, от звука

собственного имени, но Юкири подпрыгнула. Если бы она не держалась за

Мейдани, то, возможно, она бы упала. А так их пара зашаталась как пьяные

фермеры на танце урожая.

Выпрямившись, Юкири поправила шаль и повернулась с угрюмым видом, который

нисколько не уменьшился, когда она увидела, кто спешил к ней. Как

предполагалось, Сине должна была держаться как можно ближе к части Башни,

принадлежавшей ее айя, среди большого числа Белых сестер неподалеку, когда

она не была с Юкири или одной из других Восседающих, которые знали о Талене и

Черной Айя, но здесь она неслась ей навстречу с одной Бернайлой Гелбарн,

коренастой тарабонкой, еще одной галкой из компании Мейдани. Леонин отступил

в сторону, и поклонился Сине, кончики пальцев, прижаты к сердцу. Мейдани и

Бернайла были достаточно глупы, чтобы обменяться улыбками. Они были

подружками, но они должны бы лучше знать, когда нельзя говорить в присутствии

свидетелей.

Юкири во всяком случае была не в настроении для улыбок.

«Дышишь воздухом, Сине?» - сказала она резко. - «Саэрин будет не довольна,

когда я ей скажу. Совсем недовольна. И я не довольна, Сине».

Мейдани поперхнулась, а Бернайла отшатнулась, ее множество украшенных бусами

косичек столкнулись друг с другом. Парочка принялась изучать гобелен, на

котором похоже было изображено унижение Королевы Рианнон, и судя по их

гладким лицам, им было жаль, что они не где-нибудь в другом месте. В их

глазах, Восседающие были равны. И так и было. Обычно. Некоторым образом.

Леонин не должен был слышать слова, но он мог чувствовать настроение Мейдани,

и он отошел на несколько шагов подальше. Все еще охраняя коридор. Хороший

мужчина. Мудрый мужчина.

У Сине было достаточно ума, чтобы принять смущенный вид. Неосознанно она

поправила платье, покрытое белой вышивкой по подолу и поверх лифа, но почти

сразу с силой вцепилась в шаль и упрямо насупила брови. Сине всегда была

решительной с первого дня, как прибыла в Башню, дочь мебельщика из Лагарда,

которая уговорила своего отца оплатить дорогу для нее и своей матери. В верх

по реке для двоих, но в обратную сторону только для одного. Решительная и

самоуверенная. И часто безразличная ко всему окружающему как какая-нибудь

Коричневая. На Белых это очень похоже, только логика и никаких выводов.

«Мне нет необходимости прятаться от Черной Айя, Юкири» сказала она.

Юкири вздрогнула. Глупая женщина вслух называет Черных. Коридор был все еще

пуст в оба конца, насколько позволял рассмотреть его изгиб, но

невнимательность приводит к еще большей невнимательности. Она может быть

упрямой, когда нужно, но, по крайней мере, иногда она показывала, что мозгов

у нее больше чем у глупой гусыни. Она открыла рот, чтобы высказать Сине свое

мнение, но женщина затараторила прежде, чем она смогла ее перебить.

«Саэрин сказала мне найти тебя» - рот Сине напрягся, и на щеках вспыхнули

пятна - то ли от смущения за то, что ей приходилось спрашивать разрешения, то

ли из-за того, что приходится спрашивать. Понятно, что она в обиде за свое

положение. Только глупо его не понимать. «Я должна с тобой поговорить

наедине, Юкири. О второй тайне».

На мгновение, Юкири пребывала в таком же недоумении, как Мейдани и Бернайла.

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35, 36, 37, 38