Книга: Перекрёстки сумерек

звать. А может, она хотела быть уверена, что другая женщина ее не подслушает.

- «Худой мужчина, высокий и сильный, с виду солдат. Офицер в приличном

звании, или дворянин, судя по манерам, к тому же андоррец, если судить по

акценту. На вид умный и осторожный. Пришел в простой, хотя и дорогой одежде,

без колец и других отличительных знаков». Бросив взгляд на стол, она

повернулась к одному из открытых высоких шкафов рядом с дверью в холл и

выставила дополнительный оловянный кубок к тому, что он взял для себя. Он

никогда в жизни не брал два. Хуже того, он должен был наполнить свой вином.

Айз Седай она или нет, но она теперь еще и прислуга. Но она поставила стул к

столу и отодвинула от себя тарелку с пряностями, словно ожидая от него, что

он станет ее обслуживать.

«Однако, у Шиайн вчера было еще два посетителя, которые оказались менее

осторожны, чем этот», - продолжила она. – «Один был с утра. У него на

перчатках были вышиты Золотые Вепри Саранда. Возможно, он думал, что никто не

заметит столь мелкую работу, если вообще об этом подумал. Полный,

светловолосый мужчина средних лет, который, похоже, повсюду сует свой нос. Он

с удивлением похвалил вино, словно не ожидал попробовать столь изысканное в

этом доме, и попросил Шиайн наказать меня за недостаточную почтительность».

Она даже это сказала холодным размеренным тоном. Единственный момент, когда в

ней проявлялся огонь, было время, когда Шиайн порола ее ремнем. В эти моменты

он мог слышать от нее достаточно воплей. - «Я бы сказала, что он провинциал,

который редко бывает в Кеймлине, но думает, что знает, как следует себя

вести. Ты сможешь его узнать по бородавке на подбородке и маленькому шраму в

виде полумесяца возле левого глаза. Вечерний посетитель был низким и

темноволосым, с острым носом и настороженным взглядом. Я не заметила у него

шрамов или особых примет, но у него было кольцо с гранатом квадратной формы

на левой руке. Очень скуп на слова, и очень старался ничего не выдать в той

малости, что я от него услышала, но он был при кинжале с Четырьмя

Полумесяцами Марне на эфесе».

Сложив руки на груди, Ханлон прислонился к стенке камина, стараясь сохранить

невозмутимость, хотя его так и подмывало нахмуриться. Он был уверен, что план

был посадить Илэйн на трон, а что потом оставалось для него загадкой. Ему она

была обещана в качестве королевы. Будет ли она носить корону в тот момент,

когда он ее получит, для него особой разницы не играло, за исключением

дополнительной остроты – бросить эту длинноногую штучку поперек седла, словно

она простая деревенская девчушка, будет чистым удовольствием, особенно после

того, как эта крошка отчитала его на глазах у всех этих женщин! Но переговоры

с Сарандом и Марне намекали на то, что Илэйн, возможно, придется умереть

некоронованной. Возможно, несмотря на все данные ему обещания, что он сможет

поиграть с королевой, его поставили туда, где он сейчас находился, чтобы он

мог убить ее в любой необходимый момент, когда ее смерть принесет максимум

пользы, требуемой Шиайне. Или же Избранному, который отдает ей приказы. Этого

парня звали Моридин, имя, которое Ханлон не слышал до того, как вошел в этот

дом. Это его совсем не беспокоило. Если у человека хватало смелости назваться

Избранным, то Ханлон не дурак, чтобы задавать ему вопросы. Он был не больше

чем простой кинжал в чьей-то руке, а вот это беспокоило его по настоящему.

Пока кинжал выполняет свою работу, кого будет волновать, если он при этом

сломается? Гораздо лучше быть кулаком, сжимающим рукоять, чем клинком.

«Ты заметила передачу каких-либо денег?» - спросил он. - «Ты смогла подслушать?»

«Я бы сказала», - ответила она тихо. – «И по нашему соглашению, теперь моя

очередь задавать вопросы».

Он постарался скрыть свое раздражение за выжидательным взглядом. Глупая

женщина всегда спрашивала про Айз Седай из Дворца или про так называемую

Родню, или про Морской Народ. Глупые вопросы. Кто с кем дружит, и кто не

дружит. Кто болтает наедине, и кто кого избегает. Что ему удалось подслушать.

Словно у него не было других дел, кроме как прятаться по коридорам и за всеми

следить. Он никогда ей не лгал – слишком много было шансов, что она сумеет

узнать правду, даже увязнув в этом доме на правах служанки, она оставалась

Айз Седай – но с каждым разом становилось сложнее приходить с чем-то, что он

еще ей не говорил, а она была непреклонна в этом вопросе. Если он

рассчитывает получить информацию, то только в обмен на свою. Однако, сегодня

у него были про запас пара лакомых кусочков, часть женщин Морского Народа

собиралась сегодня уйти, и они все скакали так, словно им за шиворот бросили

несколько ледышек. Ей должно это понравиться. То, что требовалось узнать ему,

было очень важно, проклятые сплетни ему совсем не нужны.

Но до того как она задала первый вопрос, дверь наружу открылась. Муреллин был

таким огромным, что почти полностью закрыл собой вход. Но все равно холодный

воздух прорвался внутрь помещения, с порывом ветра, от которого низкое пламя

в очаге заплясало и выбросило в дымоход сноп искр, пока человек не закрыл

дверь. По нему не было заметно, что ему было холодно, но с другой стороны,

его куртка была толщиной в пару плащей. Кроме того, он не только размерами

походил на быка. Похоже, что и мозги он тоже у него позаимствовал. Грохнув

свою высокую деревянную кружку об стол, он засунул большие пальцы рук за

ремень и обиженно уставился на Ханлона. «Ты путаешься с моей женщиной?» -

прорычал он.

Ханлон вздрогнул. Он ничуть не боялся Муреллина. Человек по другую сторону

стола был просто большим ребенком. Заставила его вздрогнуть Айз Седай,

вскочившая со стула и схватившая кувшин. Добавив имбирь, корицу и порцию

меда, она поболтала кувшин, стараясь размешать его содержимое, затем,

воспользовавшись краем своей юбки, вынула из огня кочергу и засунула ее в

вино, даже не проверив, достаточно ли она разогрелась. В сторону Муреллина

она никогда даже не смотрела.

«С твоей женщиной?» - осторожно сказал Ханлон. Это вызвало улыбку у его

оппонента.

«Почти моей. Леди сказала, что я могу взять то, от чего отказываешься ты. Все

равно, Фалли и я греем друг друга по ночам». Муреллин стал обходить стол, по-

прежнему ухмыляясь, но теперь уже женщине. В холле послышалось эхо крика, и

он со вздохом остановился, его ухмылка потухла.

«Фалион!» - далекий голос Шиайн звучал довольно резко. «Приведи наверх

Ханлона и быстро!» Фалион поставила кувшин на стол так резко, что часть вина

пролилась, и была уже на пути к холлу еще до того, как Шиайна закончила.

Всякий раз, как женщина что-нибудь говорила, Фалион прыгала.

Ханлон тоже прыгнул, но по другой причине. Догнав ее, он поймал ее руку,

когда она уже поднялась на одну ступеньку лестницы. Быстро оглянувшись, он

увидел, что дверь на кухню закрыта. Быть может, Муреллин почувствовал холод.

Но в любом случае, он приглушил голос. – «О чем это он?»

«Это не твое дело», - ответила она кратко. – «Ты можешь дать мне что-нибудь,

что заставит его уснуть? Что-нибудь такое, что я могла бы добавить ему в эль

или вино? Он выпьет все, не заметив вкуса».

«Если Шиайна считает, что я не подчиняюсь ее приказам, это мое проклятое

дело, и ты отлично это знаешь, если у тебя есть хотя бы пара проклятых

мыслей, которые способны встретиться вместе».

Она наклонила голову, уставив на него свой длинный нос, оставаясь холодной как

рыба. «Это не относится к тебе. Как решила Шиайн, пока ты здесь – я по-прежнему

принадлежу тебе. Как видишь, ситуация несколько изменилась». Внезапно что-то

невидимое сильно схватило его за запястье и отвело его руку от ее рукава.

Что-то другое впилось ему в горло, сжимая, и мешая дышать. Он тщетно пытался

ухватиться за рукоять кинжала левой рукой. Ее тон оставался ледяным. - «Я

считаю, что другие обстоятельства тоже должны измениться, но Шиайн не понимает

логичных вещей. Она сказала, что когда Великий Господин Моридин захочет

смягчить мне наказание, он об этом скажет. Моридин отдал меня ей.

Муреллин это ее способ удостовериться, что я это понимаю. Ее способ показать

мне, что я ее собачка, пока она не скажет иначе». Она резко глубоко

вздохнула, и давление с руки и горла пропало. Воздух еще никогда не был таким

приятным на вкус. - «Ты можешь достать то, о чем я тебя просила?» - сказала

она, так же спокойно, словно не пыталась только что его убить, используя

проклятую Силу. От одной лишь мысли, что эта штука прикасалась к нему, вся его

кожа начала зудеть.

«Могу.» - хрипло начал он, и остановился, чтобы сглотнуть ком в горле.

Чувство было такое, словно он только что побывал в петле палача. «Я могу дать

тебе кое-что, от чего он совсем не проснется». Как только станет немного

безопаснее, он выпотрошит ее словно гусыню.

Она насмешливо фыркнула. «Я буду первой подозреваемой у Шиайн, и с тем же

успехом могу сама вскрыть себе вены, прежде чем она что-нибудь для меня

придумает. С него будет достаточно, если он проспит всю ночь напролет.

Предоставь решать мне, и от этого мы оба только выиграем». Положив руку на

резные перила, она посмотрела вверх. «Пойдем. Когда она говорит немедленно,

она имеет в виду именно это». Очень жаль, что он не мог сейчас связать и

повесить ее как гусыню, дожидающуюся мясника.

Следуя за ней, грохоча сапогами по полу, шум от которых разносился по холлу,

его вдруг осенило, что он не слышал как ушел посетитель. Если только в доме

нет секретных ходов, о которых он не знает, то оставались входная дверь,

дверь на кухне, и еще одна задняя дверь, в которую можно было выйти только

пройдя через кухню. Следовательно, скоро ему предстоит встретиться с этим

солдатом. Возможно, это должно было выглядеть сюрпризом. Он незаметно ослабил

кинжал в ножнах.

Как и ожидалось, в гостиной был хорошо растоплен камин из прекрасного с

прожилками мрамора. Для грабителей здесь было чем поживиться – на

позолоченных столешницах стояли вазы из фарфора Морского Народа, за гобелены

и ковры могли тоже дать хорошую цену. За исключением одного ковра, за который

теперь вряд ли удастся выручить хоть что-то. Посреди комнаты был холмик,

накрытый одеялом, и если парень, который его образовал не запачкал своей

кровью ковер под собой, то Ханлон был готов съесть сапоги.

Шиайн сидела в резном кресле, милая женщина в синем шелковом платье с золотой

вышивкой, перетянутым витым золотым пояском. На тонкой шее у нее было тяжелое

золотое ожерелье. Блестящие каштановые волосы, даже убранные золотой сложной

сеткой, спадали ниже плеч. На первый взгляд она казалась нежной, но в ее лице

было что-то коварное, и улыбка никогда не касалась этих огромных карих глаз.

С помощью кружевного платочка она оттирала маленький кинжальчик, с огневиком

на рукояти. «Фалион, пойди скажи Муреллину, что у меня для него есть.

сверток. от которого он позже должен будет избавиться», - сказала она

спокойно.

Лицо Фалион оставалось невозмутимым как полированный мрамор, но прежде чем

выбежать из комнаты, она сделала реверанс, который был недостаточно

раболепным.

Следя за женщиной и ее кинжалом краем глаза, Ханлон обошел прикрытое тело и

приподнял край одеяла. На него с лица, которое при жизни наверное было

твердым, смотрели незрячие голубые глаза. Мертвецы всегда выглядят мягче.

Похоже, что он был не столь осторожен и умен, как о нем подумала Фалион.

Ханлон дал одеялу упасть и выпрямился. «Он сказал что-то, что вас не

устроило, миледи?» - спросил он мягко. – «Кто это был?»

«Он наговорил много вещей, которые меня не устроили», - она держала свой

кинжал острием вверх, изучая маленькое лезвие, чтобы быть уверенной, что оно

теперь чисто. Затем убрала его в золоченые ножны на талии. - «Скажи-ка мне,

ребенок Илэйн от тебя?»

«Я не знаю, кто отец щенка», - сказал он, скривившись, - «Почему вы спросили,

миледи? Вы думаете я смог бы передумать? Последняя крошка, которая заявила,

что я сделал ей ребенка, отправилась остыть на дно колодца, и я удостоверился

что она там и осталась». На столе с краю на подносе стояли серебряный кувшин

с длинным горлышком и два гравированных серебряных кубка. «Оно безопасно?» -

спросил он, указывая на кубки. В обоих на донышке оставалось вино, но

небольшая добавка к вину могла превратить мертвеца в легкую добычу.

«Катрелле Мосенайн, дочь скобянщика из Маэрона», - сказала женщина спокойно,

словно это было известно каждому прохожему, и от удивления он чуть не

вздрогнул. «Перед тем как сбросить ее в колодец, ты разбил ей голову камнем,

без сомнения, чтобы утопить побыстрее». Как она могла узнать имя этой девки,

и тем более о камне? Он уже не помнил его сам. «Нет, не думаю, что ты смог бы

смягчиться, но мне стало бы жаль, если бы ты поцеловал Леди Илэйн не уведомив

меня. Я бы очень разозлилась за такой поступок».

Внезапно она посмотрела на испачканный кровью платок в своей руке и,

грациозно встав и проскользнув к камину, бросила его в пламя. Она стояла

рядом, греясь, и даже не взглянув в его сторону. «Ты сможешь устроить побег

нескольким Шончанкам? Лучше всего, если будут и так называемые сул’дам и

дамани», - она слегка запнулась на незнакомых словах, - «но если ты не

сможешь вывести и тех, и других, то нужно несколько сул’дам. Они смогут

освободить остальных».

«Возможно». Кровь и пепел, она перескакивает с одной темы разговора на другую

хуже, чем сегодня Фалион. «Это будет непросто, миледи. Они все хорошо

охраняются».

«Я не спрашивала тебя, будет ли это легко», - сказала она, уставившись в

пламя. «Ты можешь убрать охрану от складов с продовольствием? Меня обрадует,

если несколько из них действительно сгорят. Я уже устала от неудач».

«Этого я не могу», - пробормотал он. – «Если только вы не прикажете после

этого сразу скрыться. Они ведут письменный учет всем приказам, от чего даже

кайриенцы умерли бы от зависти. И все равно это не даст никакой пользы. Они

используют эти проклятые врата, чтобы пропускать по несколько фургонов каждый

проклятый день». И по правде, он не жалел об этом. Испытывал небольшую

тошноту от использованного метода доставки продовольствия, но не сожаление.

Он в любом случае ожидал, что Дворец будет последним местом в Кеймлине,

которое будет голодать, но он пережил осады по обе стороны стен, и у него не

было ни малейшего желания снова варить свои сапоги на ужин. Однако, Шиайне

требовался пожар.

«Следующий вопрос я не стану задавать». Она покачала головой, по-прежнему

глядя в огонь, а не на него. «Но возможно что-то можно будет сделать.

Насколько ты на самом деле близок. пользуешься вниманием Илэйн?» - закончила

она чопорно.

«Больше, чем в тот день, когда появился во Дворце», - прорычал он, с

негодованием глядя ей в спину. Он старался никогда не раздражать тех

Избранных, которые стояли непосредственно над ним, но девчушка его уже

утомила. Он мог бы сломать эту шейку как прутик! Чтобы держать свои руки

подальше от ее горла, он наполнил один из кубков и взял в руку, не собираясь

его пить. В левую руку, естественно. Факт, что в комнате уже есть один

мертвец, вовсе не означает, что она не запланировала получить два трупа. «Но

я вынужден действовать осторожно. Это не та ситуация, в какой я мог бы зажать

ее в углу и защекотать так, что она выскочит из нижнего белья».

«Думаю, что не та», - сказала Шиайн глухим голосом. «Она вряд ли из тех женщин,

с которыми ты привык иметь дело». Она смеялась? Или издевалась

над ним? Он с трудом сдержался, чтобы не отбросить кубок и не удавить девчушку с

лисьей мордашкой.

Внезапно она обернулась, и он моргнул, увидев, как она убрала свой кинжал

обратно в ножны. Но он даже не заметил, когда она вынула проклятую штуку! Он

сделал судорожный глоток из кубка, даже не подумав, что делает, и чуть не

подавился, когда понял.

«Как бы ты предпочел увидеть Кеймлин разграбленным?» - спросила она.

«Все будет просто, если у меня будет за спиной хорошая кампания, и свободный

доступ к воротам», - вино похоже безобидно. Два кубка подразумевают, что она

тоже пила, и если он взял кубок мертвеца, то там явно осталось недостаточно

яда, чтобы отравить даже мышь. «Это то, чего ты хочешь? Я повинуюсь приказам

как и любой другой». Он поступал так, когда был уверен, что при их исполнении

он уцелеет, либо, когда они исходили непосредственно от Избранных. Умереть

из-за дурацкого приказа ничуть не лучше, чем прогневать Избранного. «Иногда

полезно знать немного больше, чем просто «пойди туда и сделай то». Если ты

скажешь мне, что будет в Кеймлине дальше, я, возможно, помогу тебе достичь

этого быстрее».

«Конечно», - улыбнулась она, показав острые зубки, в то время как ее глаза

оставались похожи на гладкие коричневые камешки. «Но сперва расскажи мне,

почему на твоей перчатке свежая кровь?»

Он вернул ей улыбку. «Разбойник, миледи, от которого отвернулась удача».

Может это она послала его, а может и нет, но он добавил ее шейку в список

тех, что задумал перерезать. И еще надо бы добавить туда Мариллин Гемалфин. В

конце останется только один уцелевший, который сможет поведать, что же

произошло.

Глава 16

Предмет переговоров

Утреннее солнце стояло на горизонте, оставляя ближнюю сторону Тар Валона

погруженной в тень, но окутавший все снег ярко мерцал. Сам город, казалось,

сиял в оправе своих длинных белых стен, вызывающе высоких и украшенных

флагами. Не смотря на это, Эгвейн, восседавшей на чалом мерине на берегу реки

вверх по течению от города, Тар Валон казался стоящим дальше, чем то было в

действительности.

В этом месте Эринин достигала более двух миль в ширину. Водная гладь двух ее

рукавов - Алиндрелле Эринин и Осендрелле Эринин, обтекающих остров,

составляла почти половину этого расстояния. Так что город выглядел стоящим

посреди большого озера. И неприступным, несмотря на огромные мосты,

поднимающиеся над водой таким образом, что суда могли легко проплывать под

ними. Вид же самой Белой Башни - толстого шпиля, цвета выбеленной кости,

возносящегося на немыслимую высоту в сердце города, наполнил душу Эгвейн

тоской по дому. Нет, не по Двуречью. Теперь ее домом была Башня. Глаз уловил

струйку дыма - слабый черный штрих, восходящий от дальнего берега по ту

сторону Тар Валона, и она нахмурила брови. Дайшар ударил копытом в снег, но

шлепка по шее оказалось достаточно, чтобы его утихомирить. Потребуется нечто

большее, чтобы успокоить его седока. Ностальгия была только частью, причем

малой. Ничтожно малой, по сравнению со всем остальным.

Вздохнув, она закрепила поводья на высокой передней луке седла и вынула

длинную, оправленную в латунь, подзорную трубу. Плащ, соскользнув с плеча,

сбился назад, но Эгвейн отстранилась от холода, превращавшего ее дыхание в

пар, и поставила затянутую в перчатку руку так, чтобы защитить переднюю линзу

от яркого света солнца. В окуляре выросли городские стены.

Она сосредоточила внимание на изогнутых руках Северной Гавани, выдававшихся

вперед против течения реки. По зубчатым стенам, окружавшим гавань,

целеустремленно двигались люди, но на таком расстоянии она с трудом могла

распознавать мужчин от женщин. Однако Эгвейн была рада, что на ней нет

семиполосного палантина, а лицо спрятано под глубоким капюшоном. На всякий

случай – вдруг у кого-то на стенах имелась более сильная оптика. Широкий вход

в искусственную бухту был блокирован тяжелой железной цепью, туго натянутой

на высоте нескольких футов над водой. Крошечные точки - ныряющие птицы,

ловившие рыбу - давали представление об ее подлинных размерах. Чтобы поднять

цепь, хватало двоих человек и одного передаточного рычага, длиной в шаг. В

шлюпке на веслах можно было бы проскользнуть под этим барьером, но ни одно

судно не войдет туда без дозволения Белой Башни. Единственным назначеньем

цепи было - не впустить врага.

«Они здесь, Мать», - проворчал Лорд Гарет, и она опустила трубу. Ее

командующий был коренастым мужчиной, облаченным в простой нагрудник, надетый

поверх неприметной коричневой куртки, без малейшего следа позолоты или

вышивки. Обветренное, с резкими чертами лицо было скрыто за забралом шлема.

Прожитые годы придавали ему удивительное выражение ободряющего холоднокровия.

Достаточно было взглянуть на Гарета Брина, чтобы поверить - если вдруг перед

ним разверзнется Бездна Рока, он не покажет страха и просто продолжит делать

то, что должно быть сделано. И другие люди последуют за ним. Лорд Гарет

доказал, что и на поле брани, и вне него, идти за ним - означает быть на пути

к победе. Полезный человек, которого стоило иметь на своей стороне. Глаза

Эгвейн проследили за его рукой в перчатке, указывающей вверх по реке.

Один за другим в поле зрения возникли пять, шесть... нет, семь кораблей

двигавшихся вниз по Эринин, бороздя речную гладь. Это были одни из самых

больших судов, что только можно встретить на реке. Одно даже трехмачтовое.

Треугольные паруса были туго натянуты, А длинные весла с силой разрезали

сине-зеленую воду – только бы добавить кораблям еще чуть-чуть скорости. Все в

их поведении говорило о жгучем желании прибавить скорости, о желании достичь

Тар Валона немедленно! Река в этом месте была достаточно глубока, чтобы

суда могли идти на расстоянии различимого человеческого крика от берега.

Однако, они держались тесной группой как можно ближе к середине Эринин, чтобы

рулевые могли удержать ветер в парусах. Моряки, прилипшие к верхушкам мачт,

наблюдали за береговой линией, а не за мелями на реке.

На самом деле, им вообще нечего было бояться, пока они оставались за

пределами полета стрелы. Правда, с того места, где она сидела верхом, Эгвейн

могла поджечь каждое судно, или просто понаделать дыр в их корпусах и пустить

на дно. Дело нескольких мгновений. Но поступить так - означало допустить, что

некоторые из находившихся на борту людей могут утонуть. Сильное течение и

ледяная вода – расстояние до берега стало бы почти бесконечным даже для тех,

кто умеет плавать. Даже одна-единственная смерть означала бы, что она

использовала Силу как оружие. А Эгвейн старалась жить так, словно она уже

была связана Тремя Клятвами. И Клятвы защищали эти суда от нее и от любой

другой Айз Седай. Сестра, которая присягнула на Клятвенном Жезле, была не

способна заставить себя создать подобные плетения, возможно, даже просто

сформировать их, если не могла убедиться, что это не представляет прямой

опасности для кораблей. Но, вероятно, ни капитаны, ни их команды этому не

верили.

Как только корабли подошли ближе, над водой разнеслись крики, сводимые

расстоянием почти на нет. Впередсмотрящие на мачтах указывали на нее и

Гарета. Скоро стало очевидно, что они приняли их за Айз Седай и ее Стража. По

крайней мере, капитаны не хотели рисковать ошибиться. Через мгновение темп

гребков увеличился. Почти незаметно, но людям на веслах пришлось изрядно

потрудиться, чтобы достичь даже этого. Женщина на шканцах ведущего судна,

вероятно капитан, замахала руками так, словно требовала приложить еще больше

усилий. Матросы начали носиться вверх и вниз по палубе, натягивая один линь и

ослабляя другой, чтобы изменить положение парусов, хотя Эгвейн не смогла

определить, добились ли они чего-нибудь.

На палубах также находились люди не являвшиеся моряками. Большинство их

теснилось вдоль борта. Некоторые подносили к глазам собственные подзорные

трубы. Кое-кто, казалось, измерял расстояние, оставшееся до спасительной

гавани.

Она подумала, не сплести ли ей огонь, яркую вспышку света, возможно, с резким

грохотом, над мачтами каждого из кораблей. Это дало бы каждому, обладающему

хоть частицей ума, на их борту понять, что ни скорость, ни расстояние не

гарантируют безопасности, а только милость, порождаемая Тремя Обетами. Они

должны знать, что у них нет причин опасаться Айз Седай.

Тяжело вздохнув, Эгвейн покачала головой и мысленно обругала себя. Это

простое плетение, несомненно, привлекло бы внимание в городе. И конечно куда

сильнее, чем появление какой-то одинокой Сестры. Сестры часто приходили на

берег реки, чтобы поглазеть на Тар Валон и Башню. Даже если единственной

реакцией на ее действия было бы нечто их подавляющее, раз начав состязание,

его завершение могло превратиться в трудную задачу. Однажды начавшись,

конфликт мог быстро выйти из-под контроля. И так для этого за последние пять

дней представлялось слишком много удобных случаев.

«С тех пор как мы здесь появились, Комендант Гавани не позволяет причаливать

одновременно больше восьми-девяти кораблей”, - заметил Гарет, едва первый

корабль оказался с ними на одной линии, - «но капитаны, кажется, координируют

свои действия по времени. Скоро появится следующий караван, и они тоже

доберутся города, задержавшись на время, требуемое Гвардейцам Башни чтобы

убедиться, что эти ребята действительно наемники. Джимар Чубейн достаточно

опытен, чтобы принять меры против проникновения в Тар Валон моих людей на

борту судов. Почти все Гвардейцы сосредоточены в Гаванях. Ну и в башнях на

мостах. Насколько я смог разведать, в других местах их немного. Хотя, это

изменится. Поток судов начинается с первыми лучами солнца и не ослабевает

почти до наступления сумерек. И здесь, и в Южной Гавани. Не похоже, чтобы

этот караван был набит солдатами так плотно, как мог бы. Любой план выглядит

блестящим, пока не дойдет до дела, Мать, но тогда вы должны приспособиться к

обстоятельствам, а иначе будете ими задавлены».

У Эгвейн вырвался возглас досады. На этих семи транспортных кораблях могло

разместиться до двухсот пассажиров. Часть их могла быть купцами, торговцами,

либо какими-нибудь другими безобидными путешественниками, но низкое солнце

блестело на шлемах и нагрудниках, отражалось от нашитых на кожаные куртки

стальных дисков. Сколько кораблей с подобным грузом прибывает каждый день?

Сколько бы их ни было, в город вливался постоянный поток новобранцев,

завербованных Верховным Капитаном Чубейном.

«Почему только люди всегда так упорно стремятся кого-то убить или быть

убитыми?», - пробормотала она раздраженно.

Лорд Гарет хладнокровно на нее взглянул. Он возвышался на своем крупном

гнедом, с белой отметиной на носу, мерине точно изваяние. Порой она думала,

что знает лишь малую часть того, что находит в этом мужчине Суан. Иногда ее

посещала мысль, что стоит приложить любые усилия, лишь бы его испугать, или

хотя бы увидеть потрясенным.

К сожалению, ответ на свой вопрос она знала также хорошо, как и Гарет. По

крайней мере, то, что касалось мужчин, добровольно уходящих в солдаты. О,

среди них наберется достаточно таких, кто стремился поддержать благое дело

или защищать то, что считал справедливым. Некоторые же просто искали

приключений, независимо от того, во что верят. Однако, неприкрытая правда

была в том что, таская пику или копье, человек мог заработать за день вдвое

больше батрака, идущего вслед за хозяйским плугом. А если он умеет ездить

верхом достаточно хорошо, чтобы попасть в кавалерию, то еще в полтора раза

больше. Заработок лучников и арбалетчиков был где-то посредине.

Человек, гнувший спину на другого, мог мечтать когда-нибудь заработать на

собственную ферму или лавку. Или хотя бы заложить основу тому, чем смогут

воспользоваться его сыновья. Однако, он, наверное, тысячу раз слышал истории

о людях, на пять или десять лет завербовавшихся в солдаты и вернувшихся домой

с количеством золота достаточным, чтобы в достатке прожить остаток жизни. А

также россказни о простолюдинах, которые возвысились, став генералами или

лордами.

Гарет мог бы прямо сказать, что для бедняка перемигиваться с наставленным на

него наконечником пики, было лучше, чем, плетясь за чужим плугом, таращиться

на лошадиную задницу. Даже, если смерть от копья была намного вероятней,

обретения славы и богатства. Это циничный взгляд на вещи, но все же она

понимала, что большинство новобранцев на борту рассуждает точно также. С

другой стороны, именно таким способом она заполучила и собственную армию. На

каждого солдата, желавшего увидеть, как свергнут узурпатора с Престола

Амерлин, на каждого, кто наверняка знал, кем была Элайда, приходилось десять,

если не сотня примкнувших к Эгвейн ради заработка.

Часть людей на корабле подняли руки, показывая гвардейцам на стенах Гавани,

что в них нет оружия.

«Нет», - произнесла она, и Лорд Гарет вздохнул. Его голос остался спокойным,

но то, что он сказал, едва ли было способно кого-то утешить.

«Мать, пока гавани остаются открытыми, Тар Валон будет снабжаться лучше нас.

Вместо того чтобы слабеть и голодать, Гвардия Башни станет больше и сильнее.

Я сильно сомневаюсь, что Элайда разрешит Чубейну на нас напасть, и так же

сильно жалею, что этого не произойдет. Каждый день, который вы проводите в

ожидании, дает нам лишь прибавку к счетам мясника, который мы рано или поздно

должны будем оплатить. Я утверждал с самого начала, что дело, в конце концов,

дойдет до штурма. Его неизбежность не исчезла, но изменилось все остальное.

Пусть Сестры сию же минуту переместят меня и моих солдат за стены города, и я

возьму Тар Валон. Дело не будет гладким. Штурм никогда не идет как по маслу.

Но я могу для вас взять город. И чем скорее вы перестанете медлить, тем

меньше погибнет».

Жестокий спазм скрутил живот Эгвейн так, что она едва могла дышать.

Осторожно, шаг за шагом, она выполнила упражнение для Послушниц, чтобы

заставить его исчезнуть. Берега сдерживают реку. Направление без принуждения.

На нее нисходит спокойствие. Спокойствие спускается внутрь нее.

Слишком многие начали возлагать надежды на использование врат и, в этом

смысле, Гарет представлял худший образчик. Его дело - война, и здесь он был

очень хорош. Лишь только узнав, что через врата одновременно можно провести

куда больше, чем маленький отряд, он на этом стал строить свои планы. Даже

стены Тар Валона, недостижимые для обстрела любой осадной катапульты, если та

не размещена на барке. Высокие стены, созданные с помощью Единой Силы, так

что лучшая катапульта в мире не могла бы оставить на них даже царапины – но

они оказались бы все равно что бумажными против армии, использующей

Перемещение. Понимал это Гарет Брин или нет, но подобную мысль были способны

понять и другие. Аша’маны, похоже, уже поняли. Война всегда была безобразна,

но такие идеи обещали лишь увеличить ее уродство.

«Нет», - повторила она. - «Я знаю, что прежде, чем все здесь закончится,

погибнут люди». - Да поможет ей Свет, Эгвейн, казалось, могла видеть все эти

смерти словно наяву, стоило лишь на миг закрыть глаза. Тем не менее, если она

приняла неправильные решения, их погибнет еще больше, и не только здесь. -

«Но еще я должна сохранить Белую Башню живой и действующей – как опору в

Тармон Гай'дон - как заслон между миром и Аша'манами. А если дело дойдет до

убийства Сестер Сестрами на улицах Тар Валона – то Башня умрет». Такое уже

случилось однажды. Этому нельзя позволить повториться. «Если умрет Белая

Башня, погибнет и надежда. Мне не хотелось бы вам все это растолковывать

снова».

Дайшар фыркнул и вскинул голову, прянув вперед, словно ощутив ее раздражение,

но Эгвейн решительно осадила его поводьями и спрятала подзорную трубу в

свисавший с седла кожаный футляр. Ныряющие птицы бросили рыбалку и взмыли в

воздух, когда толстая цепь, блокирующая Северную Гавань, начала опускаться.

Она опустится ниже поверхности воды задолго до момента, когда первое судно

достигнет входа в бухту. Сколько лет минуло с тех пор, как она сама

добиралась до Тар Валона этим же путем? Казалось, это было настолько давно,

что осталось за пределами памяти. Где-то в другой, ушедшей Эпохе, какая-то

другая женщина, а не она, сошла тогда на берег и была встречена Наставницей

Послушниц.

Гарет, с мимолетной гримасой, покачал головой. Он никогда не сдается, не так

ли? «Вы должны сохранить Белую Башню живой, Мать, но моя работа помочь вам

это обеспечить. Если ничего не изменилось, о чем мне не известно. Я вижу, как

Сестры шепчутся и пожимают плечами, даже если не знаю, что это может

означать. Если вы все еще хотите овладеть Башней, надо сделать это штурмом. И

лучше раньше, чем позже».

Внезапно утро показалось ей таким темным, словно солнце заслонили тучи. Чтобы

она ни сделала, мертвые все равно продолжали громоздиться штабелями, но она

обязана сохранить Белую Башню живой и действующей. Она должна. Когда хорошего

выбора нет, надо выбирать то, что кажется наименее неправильным.

«Я увидела достаточно», - сказала она спокойно. Кинув последний взгляд на ту

узкую струйку дыма за городом, она направила Дайшара к деревьям в ста шагах

от реки где, среди вечнозеленых болотных миртов и по-зимнему голых берез и

буков, ее ожидал эскорт.

Две сотни легкой кавалерии в нагрудниках из вываренной кожи или куртках,

покрытых металлическими дисками, появись они на берегу, неизбежно привлекли

бы к себе внимание. Однако, Гарет убедил ее в необходимости присутствия этих

солдат, вооруженных копьями и короткими конными луками.

Без сомнения, та струйка дыма на дальнем берегу поднималась от горящих

складов или фургонов. Булавочные уколы, но эти уколы происходили каждую ночь.

Иногда один, иногда два или три - пока люди, вставая на рассвете, не стали

привыкать, первым делом, выискивать новые дымы. Поймать налетчиков не

удавалось, по крайней мере, пока. Вокруг преследователей разражался внезапный

снежный шквал, или поднимался свирепый леденящий ночной ветер, или следы

просто резко исчезали, оставляя снег после последнего отпечатка копыта столь

же гладким, словно он только что выпал. Остатки плетений однозначно давали

понять, что им помогали Айз Седай. И не было никаких шансов за то, что у

Элайды на этой стороне реки тоже не было людей, а, возможно, и Сестер.

Немногое на свете могло обрадовать Элайду больше, чем попадание в ее руки

Эгвейн ал'Вир.

Конечно, в ее эскорте были не только солдаты. Кроме Шириам, ее Хранительницы

Летописей, этим утром Эгвейн выехала в сопровождении еще шести Айз Седай. Те

из них, кто имел Стражей, захватили их с собой, поэтому Сестер поджидало

восемь человек в меняющих цвета плащах, покрывавшихся причудливой рябью, если

их шевелил легкий ветерок. Когда же плащи оставались неподвижными, отдельные

части всадников и лошадей, казалось, исчезали на фоне стволов деревьев.

Предупрежденные об опасности, по крайней мере, на счет налетчиков, и зная,

что их Айз Седай взвинчены до предела, Стражи следили за близлежащей рощицей

так, словно рядом не было никакой кавалерии. Безопасность собственных Айз

Седай была их главной заботой, которую нельзя доверить никому другому. Сарин,

чернобородый коротышка, не столько низкорослый, сколь чересчур широкоплечий,

так жался к Нисао, что казался тенью миниатюрной Желтой Сестры. Джори тоже

умудрялся выглядеть тенью Морврин, хотя на самом деле был ее ниже. Он был

таким же широкоплечим как Сарин, но невысоким даже для кайриэнца. Трое

Стражей Мирелле - трое, которых она осмеливалась признавать, теснились вокруг

нее так, что она не могла двинуть свою лошадь и не оттолкнуть со своего пути

одного из них. Сетагана - Страж Анайи - худой, смуглый и почти столь же

красивый, насколько она была невзрачной, в одиночку почти что сумел

обеспечить ей круговую защиту. Тервайл, со сломанным носом и покрытым шрамами

лицом, то же самое проделал с Беонин. Карлиния Стража не имела, что было в

порядке вещей для Белых, но, из глубины своего обитого мехом капюшона,

рассматривала окружающих мужчин так, словно собиралась вывернуть кого-нибудь

из них наизнанку.

Не так уж и давно, Эгвейн не решилась бы быть замеченной вместе с этими

шестью женщинами. Все они, как и Шириам, по различным причинам принесли ей

клятву верности. Ни Сестры, ни она не хотели, чтобы это обстоятельство стало

известно или хотя бы о чем-то заподозрили. Это был ее способ, по мере

возможности, влиять на события, в то время как все остальные видели в Эгвейн

не более чем подставное лицо - девчонку, ставшую Амерлин, которой, как хочет,

вертит Совет Башни, и к которой никто не прислушивается. Совет утратил эту

иллюзию, когда она заставила их объявить войну Элайде, наконец подтвердив то

положение, в котором они находились после бегства из Башни, и что надо было

сделать в первую очередь. Но это событие только заставило Совет и все Айя

терзаться в сомнениях о том, что она собирается предпринять в дальнейшем.

Заставило попытаться удостовериться, что действия Эгвейн, независимо от того,

какими они будут, свершатся лишь с их одобрения.

Восседающие были весьма удивлены, когда она приняла их предложение о создании

при ней особого совещания. Оно состояло из сестер, делегированных в

единственном числе от каждой Айя для того, чтобы соотносить действия Амерлин

с их мудростью и опытом. Возможно, они решили, что успех с объявлением войны

ударил ей в голову. Естественно, Эгвейн лишь оставалось приказать Морврин,

Анайе и остальным обеспечить, чтобы выбранными стали они сами. При этом,

избранные Сестры заслуженно сохранили достаточно влияния в своих Айя, чтобы

непосредственно управлять ими. Уже несколько недель она выслушивала советы

совещания, не всегда их принимая. С другой стороны теперь отпала

необходимость устраивать тайные сходки или обмениваться шифрованными

посланиями.

Кажется, однако, пока Эгвейн наблюдала за Башней, к их компании присоседились

посторонние.

Шириам, носившая поверх плаща полагающийся ей по должности узкий голубой

палантин, ухитрилась, оставаясь в седле, приветствовать ее чрезвычайно

официальным поклоном. Эта рыжеволосая женщина временами держалась невероятно

церемонно. «Восседающая Делана желает говорить с Вами, Мать», - произнесла

она так, словно Эгвейн сама не смогла разглядеть между ними Серую сестру,

восседавшую на пестрой кобыле почти столь же темной масти, как и черноногий

конь Шириам. - «По вопросу, как она выразилась, имеющему некоторую важность».

Едва ощутимая сухость в голосе подразумевала, что Делана не сообщила

Хранительнице Летописей, что это за вопрос. Шириам такого не любила. Она

весьма ревниво оберегала свои прерогативы.

«Если вы позволите, наедине, Мать», - сказала Делана, откидывая назад свой

темный капюшон и открывая волосы цвета серебра. Для женщины у нее был

необычайно низкий голос, но это едва ли являлось отражением того, насколько

был важен вопрос, о котором пойдет речь.

Ее появление здесь было несколько неожиданным. Делана часто поддерживала

Эгвейн на Советах Башни, когда Восседающие занимались ухищрениями

относительно того, касается ли конкретное принимаемое решение прямо войны с

Элайдой или же нет. Отсутствие прямого отношения к войне подразумевало, что

приказам Эгвейн, для того чтобы стать действительными, требовалось Большое

Согласие Совета. Даже те Восседающие, которые поддерживали войну, не делали

почти ничего, чтобы противостоять этому мелочному правилу, служившему поводом

для нескончаемых уверток. Каждая из них, сама по себе, жаждала свергнуть

Элайду, но в целом Совет ничем, кроме споров, не занимался. Хотя, сказать по

правде, поддержка Деланы не всегда приходилась ко двору. Иногда она служила

просто образцом Серой сестры - умелого посредника при достижении Согласия, и

тут же, на следующий день, была настолько резкой в своих аргументах, что

каждой Восседающей, слушавшей Делану, хотелось заставить ее замолчать.

Ей были ведомы и другие способы как запустить кота в стаю голубей. На

сегодняшний день она уже не менее трех раз потребовала от Совета официально

назвать Элайду Черной Айя. Что неизменно вело к образованию неловкой тишины,

пока кто-либо не призывал отложить заседание. Немногие желали открыто

обсуждать вопрос о Черной Айя.

Делана же могла обсуждать что угодно, начиная от того, как им обеспечить

надлежащее облачение для девятисот восьмидесяти семи послушниц, до того,

имеет ли Элайда тайных сторонниц среди Сестер. Это был второй вопрос,

превращавший большинство сестер в ощетинившийся колючками куст.

Все это порождало вопрос – для чего она столь рано и в одиночку выехала из

лагеря. Прежде она никогда не приближалась к Эгвейн без сопровождения хотя бы

одной или пары-тройки Восседающих. Бледно-голубые глаза Деланы могли ответить

на него не больше, чем ее гладкое лицо Айз Седай.

«Пока мы едем», - ответила ей Эгвейн. - «Мы хотели бы иметь возможность

уединиться», - добавила она, заметив, что Шириам открыла рот. – «Пожалуйста,

побудь с остальными сзади». Зеленые глаза Хранительницы Летописей сузились в

выражении, которое могло быть принято за гнев. Умелая и энергичная

Хранительница, возложившая все надежды на Эгвейн, она старалась держать в

секрете свое недовольство любой встречей Амерлин, в которой сама не принимала

участия. Расстроенная или нет, но она лишь с небольшой заминкой склонила

голову в одобрении. Шириам не всегда понимала, кто кем командовал, но сейчас

подчиненной была она.

Удаляясь от реки местность, постепенно повышалась. Но не превращалась в

холмы, а просто поднимаясь к чудовищному пику, который вырисовывался на

западе. Он был так огромен, что называть его простой горой казалось насмешкой

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35, 36, 37, 38