Книга: Перекрёстки сумерек

крючок уже был у него во рту, он ведь сам на него клюнул. Но он не был обязан

его глотать. Но, он понимал, что это только вопрос времени, когда она решит

натянуть леску.

Как бы медленно цирк не передвигался, в конце концов, они добрались до парома

через Элдар, ходящего от Алкиндар на западном берегу, к Корамену на

восточном. Это были два небольших и опрятных, окруженных стенами, городка с

каменными зданиями, покрытыми разноцветной черепицей и с полудюжиной каменных

причалов на каждом берегу. Солнце стояло высоко, по небу скользили редкие

облака, да и те были белые, как свежевымытая шерсть. Возможно, сегодня не

будет дождя. Это была стратегически важная переправа. Торговые суда приходили

сверху по течению, и сейчас стояли пришвартованными в доках, а между городами

на длинных канатах сновали паромы, похожие на огромные баржи. Шончан, по-

видимому, были такого же мнения. Рядом с каждым из городов были размещены

военные лагеря, и по каменным стенам, строящимся вокруг них, как и по

постройкам, возводящимся внутри, можно было догадаться о том, что в ближайшее

время они не собираются их покидать.

Сидя в седле, Мэт переправился с первыми фургонами. Его коричневый мерин Типун

для неопытного глаза выглядел достаточно скромно, и казался вполне уместным для

облаченного в грубый плащ, с надвинутой на уши шерстяной шапкой, всадника. Он

даже не планировал сбежать через зелённые холмы, окружавшие Корамен. Ну, может

быть, размышлял об этом, как об одной из возможностей, но не рассматривал. Она

собиралась насадить его на крючок, сбежит он или нет. Поэтому Мэт, направив

Типуна в дальнюю часть причала, наблюдал за переправой цирка и его выездом за

город. Причал охраняла группа крепко сбитых солдат-шончан, закованных в

сине-золотую броню, и возглавляемая молодым офицером, с одним тонким синим

пером на его странном шлеме. Они, казалось, находились тут только для

поддержания порядка, но офицер проверил грамоту Люки на лошадей, и тот не

упустил возможность спросить, не знает ли благородный лорд площадку за городом,

подходящую для стоянки и представления его цирка. Мэт чуть не заплакал. Он мог

видеть и других солдат, носящих полосатую броню и бродящих вдоль лавок и

таверн, по улице позади него. С неба на длинных, ребристых крыльях опускался

ракен, направляясь в один из расположенных у реки лагерей. Еще три или

четыре змееголовых существа виднелись на земле. В тех лагерях, должно быть,

находятся сотни солдат. А возможно и тысяча. А Люка собрался давать здесь

представление.

Затем один из паромов ткнулся обвязанным канатами бампером о причал,

деревянные сходни опустились, позволив фиолетовому фургону, лишенному окон,

прогрохотать по камням причала. Фургоном правила Сеталль. Сбоку от неё сидела

Селюсия, поглядывая вокруг из-под капюшона выцветшего красного плаща. С

другой стороны, закутанная в темный плащ так, что не было видно даже дюйма ее

тела, сидела Туон.

Мэт думал, что глаза у него вылезут из орбит. Если только сначала сердце не

выпрыгнет наружу. В голове вновь загрохотали игральные кости. На этот раз,

ему выпадут глаза Темного - в этом он не сомневался.

Ничего не оставалось, как упасть рядом с фургоном, или, как ни в чем не

бывало, продолжать ехать рядом по широкой главной улице мимо зазывал и

лоточников. И шончанских солдат. Сейчас они не были на марше, и с интересом

разглядывали, проезжающие мимо ярко раскрашенные, фургоны. Ехать дальше, в

ожидании крика Туон. Она дала слово, но любой заключенный готов наплести что

угодно, лишь бы ослабить путы. Всё, что ей нужно сделать, это подать голос, и

этим позвать на помощь тысячу шончанских солдат. Игральные кости подпрыгивали

и перекатывались в голове. Ехать, ожидая пока не выпадут глаза Темного.

Туон не произнесла не слова. Она с любопытством осматривалась из-под своего

глубокого капюшона, с любопытством и осторожностью, скрыв своё лицо, а также

руки в складках своего темного плаща, и прильнув к Сеталль, словно ребенок,

ищущий защиты у матери посреди толпы незнакомцев. Не было сказано ни слова,

пока цирк не пересек ворота Корамена и не прогрохотал по брусчатке к подножию

горного массива, возвышавшегося за городом, где Люка уже собирал остальные

фургоны. В этот момент, Мэт до конца осознал, что для него уже нет спасения.

Как пить дать, она собиралась дёрнуть за крючок. Она просто тянула проклятое

время.

Он удостоверился, что этой ночью все Шончан и Айз Седай останутся в фургонах.

Насколько Мэт знал, никто не видел ни одной сулдам или дамани, но на этот раз

даже Айз Седай не стали спорить. Туон тоже не спорила. Она лишь кое-что

потребовала, от чего брови Сеталль почти добрались до макушки. Это, конечно,

было перефразировано как просьба, с напоминанием, данного им обещания, но

когда женщина говорила подобным тоном, становилось ясно, что это не просьба.

Ладно, мужчина должен доверять женщине, на которой он собирается жениться. Он

сказал ей, что должен об этом подумать, лишь для того, чтобы она не

вообразила себе, что может вытянуть из него всё, что пожелает. Он думал об

этом весь день, пока Люка давал выступления. Думал и, не преставая, потел,

поглядывая на Шончан, явившихся поглядеть на шоу. Он думал об этом, пока

фургоны медленнее обычного ползли на восток через холмы, но он знал, какой

ответ ему придётся дать.

На третий день после переправы через реку, когда они достигли "соленого" города

Джурадор, он сказал Туон, что согласен. Она улыбнулась ему, и грохот костей в

его голове мгновенно прекратился. Он запомнит это навсегда. Она улыбнулась, и

кости остановились. Мужчине остаётся только рыдать!

Глава 29

Какое-то мерцание

«Это безумие», - прогрохотал Домон со своего места, где он стоял, сложив руки

на груди, словно закрывая выход из фургона. Возможно, он и в самом деле

закрывал. Его челюсть была воинственно выдвинута вперед, встопорщив бородку,

которая была короткой, но все же длиннее, чем волосы на голове, и разминал

руки, словно готовясь сжать их в кулаки, или во что-нибудь вцепиться. Домон

был очень широким мужчиной, но не жирным, как могло показаться на первый

взгляд. Мэту хотелось бы по возможности избежать его кулаков или медвежьих

объятий.

Он закончил завязывать вокруг шеи свой черный шелковый шарф, скрывавший шрам,

и заправил оставшиеся длинными концы под кафтан. Шанс, что в Джурадоре

найдется кто-то, кто знал про мужчину из Эбу Дар, носящего черный шарф, был

слабый. Но, все же шансы на то, что не окажется никого были куда лучше, даже

если не принимать в расчет его удачу. Конечно, никогда нельзя забывать о том,

что он та’верен. Но если ему суждено столкнутся лицом к лицу с Сюрот или со

слугой из Дворца Таразин, то даже сидя в кровати, накрывшись с головой

одеялом, это все равно бы случилось. Иногда нужно просто поверить в свою

удачу. Неприятности начались, едва он проснулся этим утром. Кости снова

кувыркались в его голове. Они отскакивали от стенок черепа.

“Я обещал”, - сказал он. Было здорово снова надеть приличную одежду.

Кафтан был из прекрасной зеленой шерсти, хорошо скроен и доходил почти до

колен и голенищ его высоких сапог. На нем почти не было вышивки, возможно,

стоило оставить хотя бы чуть-чуть, но зато на манжетах в избытке были

кружева. И в придачу - хорошая шелковая рубашка. Жаль, что нет зеркала. В

такой день мужчина должен выглядеть на все сто. Подхватив с кровати плащ, он

забросил его через плечо. Это была не безвкусица вроде тряпки Люка. Он был

темно серый, но такой темный, почти как сама ночь. Только подкладка была

красной. Заколка плаща была самой обычной в виде серебряного узелка не

крупнее его большого пальца.

“Она дала слово, Байл”, - сказала Эгинин. “Свое слово. И она его никогда не

нарушит”. Эгинин говорила абсолютно уверенно. Гораздо уверенней, чем

чувствовал себя Мэт. Но иногда мужчине приходиться рисковать. Даже, если

ставкой является его шея. Он обещал. И у него действительно остается его

удача.

“И все равно, это безумие”, - ворчал Домон. Но он неохотно отдвинулся от

двери, когда Мэт надел на голову свою черную широкополую шляпу. Правда,

только после того как Эгинин быстро ему кивнула. Но, продолжал смотреть

сердито.

Она последовала за Мэтом, хмуро играя своим длинным черным париком. Возможно,

она все еще чувствовала себя в нем неловко, или теперь, спустя месяц с начала

их путешествия, когда ее собственные волосы уже отросли, стало неудобно по

другой причине. Но все равно они отросли еще недостаточно, чтобы ходить

простоволосой. Пока между ними и Эбу Дар не будет по крайней мере еще сотня

миль. А, возможно, и тогда не будет безопасно, пока они не пересекли

Дамонские Горы в Муранди.

Небо было ясным. Солнце только-только поднималось над горизонтом, оставаясь

пока невидимым за стенами из холста, и утро можно было назвать теплым, только

если сравнить его со снежным бураном. Но не морознее Двуреченского утра под

конец зимы. Однако холод медленно проникал под одежду и превращал дыхание в

пар. Актеры уже носились словно муравьи в потревоженном муравейнике, наполняя

воздух вопросами и претензиями: кто-то у кого-то брал жонглерские кольца,

позаимствовал красные в блестках штаны, или передвинул чью-то сцену. Это

выглядело и звучало как начало бунта, но в голосе ни у кого не было слышно ни

капли настоящего гнева. Они всегда кричали и махали руками, но у них никогда

не доходило до драки, и когда начнется выступление каждый исполнитель будет

на месте и готов раньше, чем будут запущены первые зрители. Возможно, они

медленно собирались в дорогу, но представление для них означало деньги, а

ради них они могли двигаться очень быстро.

“Ты действительно думаешь, что сможешь на ней жениться”, - бормотала Эгинин,

шагая впереди него чуть в стороне, пиная свою потрепанную коричневую юбку из

шерсти. В Эгинин не было ни капли изящества. Обычно она ходила широким шагом,

и легко поддерживала темп. В платье и без платья, казалось, все, что ей было

нужно - это меч на бедре. - “Другого объяснения нет. Байл прав. Ты сошел с

ума!”

Мэт усмехнулся. - “Вопрос в том, захочет ли она выйти за меня? Иногда,

женятся очень странные люди”. - Когда знаешь, что тебя повесят, то лучше

висеть в петле с улыбкой. Поэтому он улыбался, и оставил ее стоять с угрюмым

видом на застывшем лице. Он решил, что про себя она рычала в его адрес

проклятия, хотя и не понял, почему. Это ведь не ей придется жениться на самом

последнем на свете человеке, на котором бы ей хотелось. На дворянке, полной

холодного достоинства и с задранным вверх носом, тогда как ему больше по душе

были улыбчивые трактирщицы со страстными глазами. Наследница трона, и не

просто трона, а Кристального, Императорского трона Шончан. Женщина, которая

заморочила ему голову, и заставила задуматься, кто кого держит в плену, он

ее, или она его. Когда судьба хватает за горло, то ничего не остается -

только улыбаться.

Он поддерживал быстрый темп, пока не оказался рядом с фиолетовым фургоном без

окон, и затем замедлил шаг. Группа акробатов, четыре подвижных мужчины,

которые назвали себя братьями Шавана, хотя каждому было видно, как и их носы,

что они были из разных стран, а не только от разных матерей, крича и дико

жестикулируя, выскочили из зеленого фургона, стоящего поблизости. Они уделили

фиолетовому фургону и Мэту не больше одного взгляда, так как были слишком

поглощены своим спором, и быстро унеслись по своим делам. Гордеран стоял,

прислонившись к одному из колес, почесывая затылок и хмуро глядя на двух

женщин, которые стояли на ступеньках фургона. Две женщины. Обе были закутаны

с ног до головы в темные плащи, спрятав лица, но их никак нельзя было ни с

кем перепутать, завидев шарф в цветочек, свисающий из капюшона более рослой

женщины. Ладно. Ему следовало сразу догадаться, что Туон захочет захватить

свою горничную. Дворянки никуда не ходят без прислуги. Поставь хоть пенни,

хоть крону, но, в конце концов, все сводилось к простому броску костей. У них

уже был шанс его предать. Однако, он поставил на женщину, делающую тот же

выбор, с удвоенными шансами на успех. И их двое. Какой дурак поставил бы при

таком соотношении? Но он должен был бросить кости. Кроме того, они уже

катились.

Он встретил холодный взгляд голубых глаз Селюсии улыбкой, и снял шляпу, чтобы

сделать изящный поклон Туон. Но не слишком эффектный, с небольшим взмахом

плащом. - “Готовы ли вы пройтись за покупками?” Он чуть не назвал ее

“миледи”, но до тех пор, пока она не хочет называть его по имени.

“Я была готова еще час назад, Игрушка”, - холодно произнесла Туон, растягивая

слова. Небрежно приподняв край его плаща, она осмотрела красную подкладку из

шелка и кафтан, после чего позволила плащу упасть. - “Тебе идут кружева.

Возможно, когда я сделаю тебя виночерпием, то позволю тебе добавить немного к

одежде”.

На мгновение его улыбка пропала. Могла ли она, выйдя за него замуж, сделать

его да’ковале? Нужно будет спросить Эгинин. Свет, почему у женщин все так

непросто?

“Милорд желает, чтобы я тоже пошел с вами?” - медленно спросил Гордеран, не

глядя на женщин. Он стоял, засунув большие пальцы за пояс, и на Мэта тоже

старался не смотреть. - “Возможно, чтобы что-то поднести?”

Туон не произнесла ни слова. Она просто стояла в ожидании, глядя на Мэта. Ее

большие глаза с каждой секундой становились холоднее. Кости в голове

подпрыгнули и загрохотали с новой силой. Но, он колебался только в течение

одного удара сердца, прежде чем, качнув головой, отослать Краснорукого прочь.

Возможно, два удара. Он должен поверить в свою удачу. Ее слову. Доверие – это

голос смерти. Он изучил это на собственной шкуре. Для этого ему не нужно было

советов, или чужих воспоминаний. Кости в его голове продолжали вращаться.

С небольшим поклоном, он предложил ей руку, которую Туон, сжав полные губы,

некоторое время рассматривала, словно никогда раньше не видела рук. Затем она

подобрала плащ и пошла, за ней Селюся, скользнувшая следом, оставив его

плестись сзади. Определенно, у женщин всегда все непросто.

Несмотря на ранний час, два здоровых парня с дубинками уже охраняли вход, а

третий прозрачный кувшин из стекла для монет, который сквозь щель опустошали

в обитую железом коробку, стоящую на земле. Каждый из них выглядел слишком

неуклюжим, чтобы по-тихому стянуть даже медяк, однако Люка все равно

рисковал. Двадцать или тридцать человек уже ждали возле толстых веревок,

которые вели к большому синему плакату с названием шоу Люка, и, к сожалению,

Лателле тоже была там. Женщина со строгим лицом в платье, вышитом темно-

красными блестками, и в плаще с синими. Жена Люка дрессировала медведей. Мэт

считал, что медведи выполняли свои трюки из опасения, что она могла их

искусать.

“У меня все под контролем”, - сказал он ей. - “Поверь, нет ничего, о чем

стоило бы волноваться”. - Возможно, ему следовало поберечь воздух.

Лателле полностью проигнорировала его, встревожено посмотрев на Туон и

Селюсию. Она и ее муж были единственными из актеров, кто знал, кем те были на

самом деле. Причины рассказывать больше об этой утренней прогулке не было. По

крайней мере, Люка. Лателле перевела взгляд на Мэта, в нем не было ни капли

волнения, один камень. - "Помни одно", - сказала она спокойно, - “отправляя

нас на виселицу, ты отправляешь и себя”. Затем она фыркнула и вернулась к

изучению людей, ожидающих у входа. Лателле даже лучше Люка могла определить

вес кошелька прежде, чем его развяжут. И она была в десять раз хуже своего

мужа. Кости кувыркалась. Оставалось не ясно, что привело их в движение, но он

еще не добрался до роковой точки. Точки принятия решения.

“Она - хорошая жена для Мастера Люка”, - пробормотала Туон, когда они немного

отошли.

Мэт покосился в ее сторону, и поправил шляпу на голове. В ее тоне не было и

намека на насмешку. Она, что, так ненавидела Люка? Или имела в виду, какой

женой она хотела бы стать? Или, что.? Чтоб ему сгореть, скоро он, пытаясь

понять эту женщину, станет таким же полоумным, каким его считает Домон. Это

она является причиной грохота костей в его голове. Что она задумала?

Это было короткая прогулка до города под лучами восходящего солнца, по плотно

утоптанной дороге через холмы, которые здесь были совершенно лишены

растительности, но зато по дороге шли люди к ветряным мельницам и соляным

ямам. Глядя прямо вперед, они шли так целеустремленно, что казалось, не

видели никого перед собой. Мэт чудом избежал столкновения с круглолицем

мужчиной, который шел прямо на него, при том чуть не наскочив на седого

старика, развившего приличную скорость на кривых ногах. Из-за этого он

оказался прямо перед пухлой девушкой, которая прошла бы сквозь него, если бы

он снова не отскочил.

“Вы упражняешься в танцах, Игрушка?” – спросила Туон, обернувшись через худое

плечо. От ее дыхания перед капюшоном вился легкий туман. - “У тебя вышло не

очень изящно”.

Он открыл было рот, чтобы указать ей, сколько на дороге народа, когда

внезапно понял, что вокруг кроме нее и Селюсии никого нет. Люди, которые

только что были здесь пропали. Дорога была пустой до самого поворота.

Медленно, он обернулся. Между ним и лагерем труппы тоже было ни души, лишь

люди, ожидавшие у входа, и было не похоже, что их стало больше, чем прежде.

За пределами лагеря, там, где зияла рана дороги в холмах, ведущая к

отдаленному лесу, было пусто. Никого на сколько хватает глаз. Он прижал

пальцы к груди, почувствовав медальон в виде лисьей головы сквозь кафтан.

Просто кусочек серебра на шнурке из кожи. Ему бы хотелось, чувствовать его

холодным как лед. Туон выгнула бровь. Взгляд Селюсии красноречиво говорил,

что он ведет себя как дурак.

“Я не смогу купить тебе платье, если мы будем стоять тут”, - сказал он. В

этом был смысл их маленькой вылазки. Он пообещал Туон найти кое-что получше,

чем те платья, которые были ей велики, и превращали ее в ребенка, наряженного

в одежду взрослого. По крайней мере, он был почти уверен, что обещал, а что

до нее, то она была совершенно в этом уверена. Качество работы швей,

работающих для труппы, нашло у Туон одобрение, но только не ткань, которая

имелась в наличии. Костюмы исполнителей сверкали блестками, бусинками и

яркими цветами, но ткань, нужно было признать, была весьма дешевой. У тех, у

кого одежда была получше, держал ее для себя, и носил, пока платье не

протиралось до дыр. Джурадор зарабатывал деньги на соляных копях, а соль

стоила дорого. Городские лавки должны предложить любой вид материала, который

женщина могла только пожелать.

На сей раз не было даже шевеления пальцев. Туон обменялась взглядами с

Селюсией. Высокая женщина покачала головой, скривив губы. Туон покачала

своей. И, подобрав плащи, они отправились к обитым железом воротам города.

Женщины! Он снова поспешил их догонять. В конце концов, они же были его

заключенными. Они, а не он. Их тени вытянулись далеко вперед перед ними. А те

люди, прежде чем исчезнуть, отбрасывали тени? И он не мог припомнить, чтобы у

них при дыхании появлялся пар. Хотя едва ли это имело значение. Они пропали,

и он не собирался ломать себе голову о том, откуда они появились и куда ушли.

Вероятно это что-то из свойств та’верен. Ему надо выбросить это из головы.

Надо. Вращающиеся кости не оставляли места ни для чего иного.

Охранников у ворот совершенно не заинтересовали приближающиеся незнакомцы,

или, по крайней мере, один незнакомый мужчина и две женщины. Суровые парни в

белых нагрудниках и конических шлемах с напоминающими лошадиные хвосты

гребнями безразличными взглядами проводили женщин, задержавшись на мгновение

с подозрением на Мэте, и затем снова повисли на своих алебардах, безучастно

глядя на дорогу. Они были местными, а не Шончан. Торговцы солью и местная

Леди Айтелейн, которая очевидно думает то, что подсказывают ей торговцы, без

колебания дали Присягу и предложили платить налог соль даже раньше, чем их

спросили. Без сомнения, Шончан еще вернутся, чтобы разместить тут что-то

вроде местного управления и чиновников, но только для того, чтобы за всем

приглядывать, а сейчас у них имелись дела поважнее. Перед отправлением на эту

экскурсию Мэт посылал Тома и Джуилина, чтобы удостовериться, что в Джурадоре

не окажется Шончан. Глупец бы, если он не осторожен, мог отправиться,

положившись на одну удачу.

Джурадор был преуспевающим шумным городом, с мощеными улицами, большинство из

которых были широкими, и с ровными каменными домами крытыми красной

черепицей. Дома и гостиницы в шумном беспорядке стояли плечом к плечу с

конюшнями и тавернами. Здесь повсеместно был слышен лязг из кузниц, тут и там

- треск ткацких станков и ковровых мастерских, и повсюду - бондари, сбивающие

обручи на бочках для транспортировки соли. Лоточники продавали заколки и

ленты, пирожки с мясом и жареные орехи, или по-зимнему вялую репу и

сморщенные сливы. На каждой улице перед лавками стояли мужчины и женщины,

предъявляя образцы товара, разложенного на узких столиках перед ними, и

выкрикивая списки того, что предлагали.

Тем не менее, отличить дома торговцев солью было легко, у них было три

каменных этажа, а не два, и они занимали в восемь раз больше площади, чем

другие, и у каждого была выходящая на улицу аллея, с белеными экранами из

железа между колоннами. Нижние окна большинства зданий тоже имели такие

экраны, хотя и не всегда окрашенные. Это очень живо напоминало Эбу Дар, но

кроме оливкового цвета лица людей здесь было мало что общего. Не было

глубоких вырезов, открывающих впадину между грудями, юбок, подшитых с краю, и

выставляющих напоказ нижние юбки. Женщины носили расшитые платья с высокими

воротниками до самого подбородка, с небольшой вышивкой для людей попроще, и с

богатой для людей побогаче. Мужчины носили плащи, расшитые сверху донизу, и

прозрачные вуали на лицах, свисающие с гребенок из золота, или вплетали

бусины из кости в темные бороды. Мужские кафтаны почти так же плотно были

расшиты цветами - ярко и богато, или бедно. Большинство мужчин носило у пояса

длинный нож с чуть меньше загнутым лезвием, чем в Эбу Дар. Но и богатые, и

бедные парни здесь тоже имели привычку поглаживать рукояти своих ножей,

словно предвкушая схватку, настолько возможно, так что может это было и тоже

самое.

Дворец Леди Айтелейн не был отличим от особняков торговцев солью, но зато

было расположен на главной площади города, довольно широком пространстве,

выложенном полированным камнем, где стоял большой круглый фонтан из мрамора.

Однако люди заполняли ведра и большие фляги из глины водой из каналов,

наполняющих каменные бассейны по углам площади. От большого фонтана шел запах

морской воды. Это был символ богатства Джурадора, идущего из того же

источника, что и соляные копи в холмах. Мэт специально собрался пораньше,

чтобы посмотреть город прежде, чем солнце доберется до полудня.

Каждый раз когда Туон и Селюсия замечали лавку с шелками, выставленными на

прилавке, они останавливались, чтобы посмотреть рулоны с тканью и сдвинув

головы шептались, отмахиваясь от навязчивого продавца. Те очень внимательно

следили за женщинами, пока не замечали, что Мэт сопровождает этих двух

женщин. Такое внимание было не спроста. В своих поношенных шерстяных плащах и

в ужасно сидящих на них платьях они не выглядели как клиенты, способные

купить шелк. Мэт же, в плаще, наброшенном на одно плечо, демонстрируя свою

подкладку, выглядел вполне платежеспособным. И хотя женщины всегда

утверждают, что хотят, чтобы мужчина проявлял интерес к их делам. Всякий раз,

когда он пытался проявить интерес, и придвигался ближе, чтобы расслышать то,

о чем они говорят, женщины затихали и смотрели на него холодными глазами из-

под глубоких капюшонов, пока он не отступал назад на шаг или два. После чего

Селюсия снова склонялась к Туон, и они снова принимались бормотать теребя

пальцами шелка: красные, синие зеленые, гладкий мерцающий шелк и парчу.

Джурадор был очень богатым городом. К счастью, он догадался до отказа набить

золотом кошелек, лежавший в кармане его кафтана. Но ни одна из тканей,

похоже, не устраивала покупательниц.

Неизбежно, Туон качала головой, и парочка ускользала в толпу, оставляя Мэта

догонять их возле следующей лавки с шелком. Кости продолжали отскакивать от

внутренних стенок его черепа.

Они не были единственными представителями труппы, которые пришли в город. Он

узнал Алудру, увидев украшенные бусинками косички, идущую в толпе вместе с

седовласым мужчиной, который, судя по богатству вышивки на кафтане в виде

цветов и птиц, должен был быть торговцем солью. Интересно, что нужно

Иллюминатору от торговца солью? Что бы она ему не сказала, он сиял довольной

улыбкой, от чего складок на его лице добавилось.

Туон снова покачала головой, и две женщины перешли к следующей лавке,

игнорируя глубокие поклоны владельца. Хотя, большинство из них было

предназначено Мэту. Может, этот тощий дурак решил, что он хотел купить ткань

себе. Не то, чтобы он отказался бы от нового шелкового кафтана, или даже

трех, но кто бы стал думать о кафтанах, каждый момент ожидая, что эти

проклятые кости остановятся? Главное, чтобы было немного вышивки на рукавах и

по плечам.

Мимо закутанный в плащ бронзового цвета прошел Том, подкручивая свои длинные

белые усы, и зевая, словно ночь была бурной. Все может быть. Вроде бы

менестрель больше напивался, но Лопин и Нерим жаловались, что он всю ночь не

спит, оставляя лампу зажженной, чтобы перечитывать свое драгоценное письмо.

Что могло быть такого интересного в письме от мертвой женщины? Мертвая

женщина. Свет, а что если те люди на дороге... Нет! Он вообще не станет об

этом думать.

Туон ущипнула один сверток шелка и отпустила, отвернувшись, даже не посмотрев

другие. Прежде чем последовать за ней Селюсия так посмотрела на коренастую

владелицу лавки, что женщина отпрянула словно от пощечины. Мэт ей улыбнулся.

Обиженные торговцы могли позвать городскую стражу, которая станет задавать

вопросы, и кто знает, куда еще это могло завести? Он знал, что мог улыбкой

успокоить большинство женщин. Круглолицая женщина пренебрегала его улыбкой, и

нежно погладила сверток шелка как сверток с младенцем. «Большинство женщин»,

- подумал он с досадой.

Вниз по улице с женщины в обычном плаще свалился капюшон, и у Мэта

перехватило дыхание. Эдезина снова подняла капюшон, но не слишком-то спешила,

но так или иначе, урон уже был нанесен, и нестареющее лицо Айз Седай мог

увидеть любой, кто знал, как оно выглядит. Никто на улице не подал вида, что

он что-нибудь заметил, но Мэт не мог поручиться за каждого прохожего. Подумал

ли кто-нибудь о вознаграждении? Сейчас в Джурадоре может и не быть Шончан, но

они тут постоянно бывают.

Эдезина скользнула за угол, и за ней последовали две темных фигуры. Две.

Значит, в лагере осталась только одна сул’дам, чтобы наблюдать за двумя Айз

Седай? Или, возможно, Джолин или Теслин были где-нибудь поблизости, а он ее

просто не заметил. Он вытянул шею, осматривая толпу в поисках похожего плаща,

но у всех, кого он видел, было хотя бы немного вышивки.

Внезапно, его словно камнем между глаз ударило. У всех плащей была вышивка. А

где тогда проклятая Туон с проклятой Селюсией? Кости покатились быстрее?

Тяжело задышав, он поднялся на мыски, но улица казалась полноводной рекой из

вышитых плащей, вышитых кафтанов и платьев. Это не означало, что они пытались

сбежать. Туон дала слово. Она упустила прекрасный шанс предать. Но все, что

нужно было сделать женщине, это сказать всего три слова, и каждый, у кого

есть уши, признает шончанский акцент. Это могло быть достаточно, чтобы

навести ищеек на их след. Впереди, по обе стороны улицы стояла пара лавок,

которые, кажется, тоже торговали тканью. Но возле них не было пары женщин в

темных плащах. Возможно, они могли свернуть за угол, но ему нужно положиться

на везение. У него лучше всего получалось, когда выигрыш зависел от случая.

Проклятые женщины, вероятно, решили, что это такая проклятая игра. Чтоб ему

сгореть, пусть его удача действует за него.

Стоя закрыв глаза посреди улицы, он несколько раз повернулся кругом и сделал

шаг. Наугад. Он врезался во что-то плотное, и достаточно сильно, чтобы

вызвать ворчание с обеих сторон. Когда он открыл глаза, перед ним впившись в

него взглядом, стоял крупный парень с маленьким ртом в грубом кафтане с плохо

сделанным орнаментом на плечах, который явно тянулся к рукояти своего кривого

ножа. Мэт не обратил на него внимания. Он стоял лицом прямо перед одной из

двух лавок. Натянув шляпу потуже, он побежал. Кости завертелись быстрее.

Стены лавки были разделены полками, наполненными тюками с тканью от пола до

потолка, и еще больше было сложено на длинных столах, стоявших на полу.

Хозяйкой оказалась худая женщина с большой родинкой на подбородке, а ее

компаньонка - тонкой симпатяшкой с сердитыми глазами. Он влетел внутрь как

раз вовремя, чтобы услышать, как хозяйка сказала: “В последний раз

предупреждаю, если вы не скажете мне, что вы здесь делаете, я отправлю Нелсу

за стражей”. Туон и Селюсия, по-прежнему скрывая лица под капюшонами,

медленно шли вдоль одной стены с тканью, останавливаясь, чтобы ее пощупать,

но не обращали на хозяйку никакого внимания.

“Они – со мной”, - сказал Мэт запыхавшись. Выхватив кошелек из кармана, он

бросил его ближайший пустой стол. Тяжелый звон от его приземления вызвал

широкую улыбку на узком лице хозяйки. - “Дайте им то, что захотят”, - сказал

он ей. И твердо добавил, обращаяясь к Туон, - “Если вы собираетесь что-нибудь

купить, то это произойдет здесь. Я уже достаточно поупражнялся этим утром”.

Едва только слова вырвались из него, как он сразу об этом пожалел, и взял бы

их назад, если бы смог. Если начинать говорить с женщиной в подобном тоне,

она сразу вспыхнет вам в лицо, словно одна из огненных палочек Алудры. Но

большие глаза Туон взглянули на него из убежища капюшона. И ее полный рот

слегка изогнулся в небольшой улыбке. Это была тайная улыбка, предназначенная

для нее самой, а не для него. И только Свету известно, что она должна

означать. Он ненавидел, когда женщины делали подобное. По крайней мере, кости

не остановились. Это ведь должно быть хорошим признаком?

Туон не нуждалась в словах чтобы сделать выбор. Она тихо указывала на рулон

за рулоном, отмеряя своими маленькими темными руками, сколько нужно будет от

него отрезать. Хозяйка делала работу собственноручно вместо того, чтобы

поручить ее помощнице, и похоже поступила правильно. Под длинными острыми

ножницами замелькал красный шелк разных оттенков, зеленый шелк нескольких

оттенков, а о существовании стольких оттенков синего, Мэт даже не подозревал.

Еще Туон выбрала несколько отрезов прекрасной ткани разной плотности, и отрез

яркой шерстяной ткани – каждый раз она консультировалась с Селюсией тем же

глухим шепотом - но главным образом это был шелк. В его кошельке осталось

гораздо меньше, чем он ожидал.

Как только вся ткань была свернута и аккуратно перевязана, а затем завернута

в кусок грубого полотна, и без какой-либо доплаты, за что отдельное спасибо,

получился сверток величиной с ящик коробейника. И для него не стало

сюрпризом, что нести это придется ему, положив сверток на плечо, зажав шляпу

в другой руке. Одевайтесь получше, купите женщине шелк, а она еще и заставит

вас работать! Возможно, она сделала это в отместку за его необдуманные слова.

Пробираясь по городу следом за женщинами, он привлекал огромное число зевак и

прочих глупцов. А те шли себе вперед с самодовольным видом, как кошки,

объевшиеся сливок. Даже не видя их лиц, их спины кричали об этом. Солнце было

еще только около полудня, но линия людей, ожидающих очереди на вход на

представление протянулась по дороге уже почти до города. И потому он стал

просто сенсацией, на него все дивились и показывали пальцем как на тех

раскрашенных дурней. Один из здоровых конюхов, что охраняли ящик с деньгами,

выдал редкозубую ухмылку, и открыл было рот, но Мэт так взглянул в его

сторону, что парень решил дальше приглядывать за монетами, падающими в

стеклянный кувшин. Мэт понял, что никогда еще ему не было так скверно, пока

не попал внутрь лагеря Люка, и почувствовал облегчение.

Прежде чем он и две женщины отошли пару шагов от входа, бегом прибыл Джуилин,

что удивительно, без Теры и своей красной шляпы. Лицо Ловца Воров, казалось,

было вырезано из древнего дуба. Уставившись на толпу людей, текущих мимо на

представление, он заговорил тихим голосом. Тихо и взволнованно. - “Я как раз

вас искал. Это из-за Эгинин. С ней... несчастье. Пойдемте быстрее”.

Тон мужчины сказал уже достаточно, но хуже того, Мэт внезапно понял, что

кости в его голове теперь уже просто барабанили. Он бросал сверток с тканями

рядом с конюхами с поспешным приказом охранять его как ящик с деньгами, иначе

он заменит их женщинами, но не стал дожидаться от них реакции. Джуилин

бросился назад также быстро, как прибежал, и Мэт бросился следом по широкой

главной улице лагеря, где шумные толпы зевак смотрели на четверых голых по

пояс братьев Шавана, стоящих на плечах друг у друга. На акробатов блестящих

штанах и жилетах, делавших стойку на голове, и на женщину-канатоходца в

украшенных блестками синих штанах, поднимающуюся по высокой деревянной

лестнице на тонкую веревку, чтобы начать свою работу. Сразу за канатоходцем

Джуилин свернул в одну из самых узких улиц, где между палатками и фургонами

на натянутых веревках было развешано белье, а на табуретах и лестницах

фургонов сидели исполнители, ожидающих своего номера, а их дети

тренировались, играя с шарами и обручами. Мэт понял теперь, куда они

направлялись, Ловец воров бежал слишком быстро, чтобы его догнать.

Впереди он увидел свой зеленый фургон. Рядом стояли Лателле и Люка, в одном

из своих ярко-красных плащей махал паре жонглеров, чтобы те проходили. Эти

две женщины, в шароварах и с раскрашенными белилами лицами как у шутов,

прежде чем уйти по своим делам сперва хорошенько рассмотрели фургон.

Поскольку он уже был ближе, то мог увидеть то, на что они все уставились. На

земле возле фургона сидел Домон без кафтана, качая на руках обмякшую Эгинин.

Ее глаза были закрыты, и из угла рта стекала струйка крови. Парик висел

криво. По какой-то причине именно это бросилось ему в глаза. Она так всегда

старалась, чтобы парик сидел ровно. Кости грохотали подобно грому.

“Это все плохо пахнет”, - рычал Люка, переводя негодующий взгляд с Мэта на

Джуилина и обратно. Он выглядел сердитым, даже негодующим, но не испуганным.

- “Ты, возможно, навлек на всех нас беду!” Он спугнул стайку наивных детей, и

зарычал на пухлую женщину в юбках с серебристыми блестками. Мийора заставляла

леопардов делать такие трюки, на которые не решалась даже Лателле, но сейчас

она просто втянула голову в плечи и ушла. Никто не относился к Люка с большей

серьезность, чем он сам.

Мужчина замолчал, когда подошли Туон и Селюсия, и видимо раздумывал, не

прогнать ли и их тоже, но потом все-таки передумал. Но теперь он наливался

гневом молча. И обеспокоено. Похоже, его жена ничего не сказала ему про Мэта

и женщин, ушедших в город, и теперь ему стало ясно, что они куда-то ходили. У

голубоглазой женщины за спиной был огромный сверток ткани, который она

придерживала обеими руками, хотя и стояла прямо, несмотря на приличную

тяжесть. Обычно горничным было не привыкать носить вещи своей леди, но, судя

по ее лицу, она была явно раздражена этим фактом. Лателле посмотрела на них и

вниз, затем презрительно усмехнулась Мэту, словно говорила, что это он был

причиной того, что глупая женщина решила себя убить. У жены Люка очень хорошо

выходили презрительные усмешки, но по сравнению с выражением лица Туон,

Лателле выглядела просто милашкой. Из-под капюшона на них глядел судья, судья

готовый огласить приговор.

Но сейчас Мэта не волновало то, о чем думали эти женщины.

Его волновали эти проклятые кости в голове. Отбросив плащ за спину, он упал

одно колено и приложил пальцы к горлу Эгинин. Ее пульс бился слабо - тонкий и

прерывистый

“Что случилось?” – спросил он. - “Вы послали за одной из Сестер?” Эгинин

могла не пережить перемещения, но, возможно, было еще не поздно ее Исцелить,

если только Айз Седай не опоздают. Он не собирался произносить это громко,

но, тем не менее, проходящие мимо люди с любопытством останавливались перед

Люка и Лателле, подгонявших их проходить дальше. Ее слова прибавляли скорости

больше, чем его. А сама Лателле была единственной, кто выполнял все

распоряжения Люка.

“Ринна!” - Домон почти выплюнул имя. Несмотря на короткую стрижку и

иллианскую бороду, с выбритой верхней губой, сейчас он не казался смешным. Он

выглядел нервным и готовым убивать. Весьма опасная комбинация. - “Я сам

видел, как она ударила Эгинин в спину и сбежала. Если бы я догнал ее, то

свернул бы шею своими руками, но мои руки были нужны здесь, чтобы зажать

рану. Где эта проклятая Айз Седай?” – рычал он. Слишком громко, чтобы дальше

волноваться об осторожности.

“Я здесь, Байл Домон”, - холодно объявила Теслин, появившаяся вслед за Терой,

которая испуганно уставилась на Туон и Селюсию, и пискнув повисла на руке

Джуилина уставившись в землю. А, судя по тому, как она начала дрожать, через

минуту ей самой понадобится помощь.

Когда мрачная Айз Седай увидела то, что оказалось перед ней, то скривилась,

словно набрала полный рот колючек, но стремительно присела возле Домона и

сжала голову Эгинин в своих жилистых руках. - “У Джолин лучше получается, чем

у меня”, - пробормотала она, себе под нос, - “но я тоже могу...”

Лисья голова на груди Мэта внезапно стала холодной, и Эгинин, распахнув

глаза, забилась в конвульсиях так сильно, что парик упал совсем, а она сама

чуть не вырвалась из объятий Домона. Конвульсии продолжались довольно долго,

пока она с хриплым стоном не села, а затем резко обмякла, упав обратно на

грудь Домону и тяжело задышав. Медальон снова стал прежним. Он почти уже

привык к этому. И от того испытал крайне неприятное чувство.

Теслин тоже обмякла, чуть не свалившись, однако Домон передвинув Эгинин,

поддержал Айз Седай одной рукой.

“Спасибо”, - сказала через мгновение Теслин. Казалось, она с трудом

выдавливает из себя слова. - “Но я не нуждаюсь ни в чьей помощи”. – Но чтобы

подняться, ей пришлось ухватиться за борт фургона. Она обвела всех

присутствующих холодным пристальным взглядом, пресекая любые комментарии. -

“Лезвие скользнуло по ребрам и не задело сердце. Все, что ей нужно - отдых и

еда”.

Мэт заметил, что она не захватила плащ. С одного конца узкой улицы несколько

женщин в украшенных блестками плащах, стоявшие возле полосатой палатки,

внимательно смотрели в их сторону. С другой, полдюжины мужчин и женщин в

полосатых куртках и штанах, видимо акробаты, выступающие верхом на лошадях,

сдвинув головы, шептались, бросая взгляды в сторону Теслин. Слишком поздно

было волноваться о том, что кто-то признает Айз Седай по лицу. Слишком поздно

волноваться, что кто-то увидит Исцеление, если они уже увидели. Кости

колотились внутри головы. Они не остановились, игра еще не была окончена.

“Кто ее ищет, Джуилин?” - спросил он. - “Джуилин?”

Ловец Воров смотрел на Туон и Селюсию, и что-то шептал, продолжая поглаживать

дрожавшую Теру. - “Ванин и Краснорукие - Лопин с Неримом. И Олвер с ними.

Прежде, чем я смог его перехватить, он был уже далеко. Но со всем этим...” -

Он перестал гладить Теру, чтобы указать на главную улицу. Даже на таком

расстоянии был ясно слышим гул голосов. - “Все, что ей нужно, это украсть

где-нибудь один из цирковых плащей, и она сможет уйти незаметно. Если мы

станем останавливать каждую женщину в плаще, или станем заглядывать под

капюшон, то все взбунтуются. Эти люди очень раздражительны”.

“Беда”, - простонал Люка, запахиваясь в плащ. Лателле обняла его за плечи.

Возможно, так она поступала, чтобы успокоить леопардов, но Люка не стал

спокойнее.

“Чтоб мне сгореть, почему?” – прорычал Мэт. - “Ринна же всегда была готова

целовать мне руки! Я думал, что если с кем что и случится, то.” Он даже не

посмотрел в сторону Теры, но Джуилин помрачнел.

Домон встал, держа Эгинин на руках. Она сначала слабо сопротивлялась - Эгинин

была не из тех женщин, которые позволяли носить себя словно куклу – но,

потом, кажется, поняла, что сама не сумела бы сделать и шага. Она прижалась к

груди иллианца с обиженным видом. Домону следовало бы знать. Даже когда

женщина нуждалась в помощи, она не желает ее принимать, и позже заставит вас

заплатить за то, что вы ее предоставили.

“Я единственная знала ее тайну”, - слабым голосом прошелестела она. - “По

крайней мере, единственная, кто мог бы ее выдать. Возможно, она решила, что

убив меня может спокойно вернуться обратно”.

“Какую тайну?” - спросил Мэт.

Женщина недолго поколебалась, хмуро уставившись в грудь Домона. Наконец она

вздохнула. - “Однажды Ринна была обуздана. Как Бетамин и Сита. Они могут

направлять. Или, возможно, научиться, я точно не знаю. Но на всех троих

подействовал ай’дам. Возможно, он сработает на любой сул’дам”. - Мэт свистнул

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35, 36, 37, 38