Книга: Перекрёстки сумерек

знать своих людей и ваши обычаи. Это что – худшие времена для вашей страны?»

«О, да, сестра», - Илэйн сумела сдержать свой голос, так что одноногий

отставник и слуги ничего не расслышали. Даже лучшие из людей становятся

упрямыми, если они понимают, что вы их пытаетесь направлять определенным

путем. Особенно, когда они понимают, что помощь, которую они так мучительно

собирали, и которую вы благодарно приняли, совсем не та, на что вы

рассчитывали. «Сейчас каждый во всех селах вниз по течению, и на половине

окрестных ферм на несколько миль вокруг, знает, что я здесь. А к полудню и

остальные узнают, а к завтрашнему дню в других деревнях и на соседних фермах.

Новости медленно распространяются зимой, особенно в этой местности. Они

узнали, что я заявила свои права на трон, и даже если я получу его завтра или

наоборот умру, они могут узнать об этом только к середине весны, а может и

вовсе к лету. Но сегодня они знают, что Илэйн Траканд жива, и созывает людей

под свои знамена. За двадцать миль отсюда люди будут клясться, что лично

видели меня и касались руки. Кое-кто ради хвастовства будет утверждать, что

тоже видел меня. Но когда ты хвастаешься перед кем-то, ты начинаешь сам

верить в свои слова, чтобы убедить других. И теперь в девятнадцати местах в

Андоре люди будут говорить о том, что они видели Дочь-Наследницу всего на

прошлой неделе, и каждый день по всему краю эта новость будет расползаться

все дальше, как чернильное пятно.

Если бы у меня было больше времени, я бы посетила каждую деревеньку в Андоре.

Это не сильно повлияет на то, что происходит в Кеймлине, но, после моей

победы, это все изменит». Она не хотела признавать, что существуют другие

варианты, кроме победы. Особенно, учитывая, кто может занять трон, в случае

ее поражения. «Большинство Королев в нашей истории потратили первые годы

своего правления на то, что собирали себе приверженцев, Авиенда, а некоторые

так и не сумели. Но наступают куда худшие времена, чем те, что наступили

теперь. И у меня может не быть года, чтобы сплотить всех андоррцев. Я не могу

ждать пока сяду на трон. Настают плохие времена, и мне нужно быть готовой.

Андор должен быть готов, и мне необходимо его подготовить», - закончила она

твердо.

Улыбаясь, Авиенда дотронулась до ее щеки. «Думаю, я много узнала от тебя о

том, как быть Хранительницей Мудрости».

К своему стыду, Илэйн покраснела от такой похвалы. Ее щеки запылали огнем! Быть

может, внезапные вспышки веселья были похуже, чем нежности. Свет, она провела

многие месяцы в ожидании! И не в первый раз она обнаружила в себе крупицу

злости на Ранда. Он все сделал – это хорошо, но она сама помогла ему, на самом

деле, подталкивала к действию, но это не важно. Главное, он это сделал, и ушел

восвояси! С дурацкой самодовольной ухмылкой на лице. Она сомневалась, что

самодовольная ухмылка присутствовала, но ей отчетливо представлялось все именно

так. Пусть бы он попробовал пожить так, как она, с настроением, которое каждый

час кардинально изменялось, от легкомысленного до слезливого. Вот тогда бы и

проверили – как ему это понравится! «Я не могу думать связно», -

подумала она раздраженно. И это тоже его вина.

Наконец конюхи сочли, что Сердцеед и Сисвай Авиенды достаточно присмирели,

чтобы дамы смогли бы подняться в седла. Авиенда воспользовалась помощью

стоящего рядом каменного блока, причем, куда с большим изяществом, чем

демонстрировала раньше, справившись со своими тяжелыми, не разделенными для

верховой езды, юбками, чтобы по возможности прикрыть темные чулки. Она по-

прежнему была уверена, что ее ноги лучше любой лошади, однако, стала уже

вполне сносной наездницей. Хотя, покамест еще сильно удивлялась, когда лошадь

делала именно то, что она от нее хотела. Сердцеед снова начал гарцевать, едва

Илэйн взобралась на его спину, но она уверенно взяла в руки поводья и немного

строже, чем делала это обычно. Снова изменившееся настроение заставило ее

испугаться за Ранда. И если она не может обеспечить его безопасность, то

мужчина, который был с ним, непременно позаботится об этом, она уверена.

Шесть телохранительниц медленным шагом, насколько им позволял глубокий снег,

поехали вниз по дороге. Остальные потянулись за ней и Авиендой ровной

колонной, замыкающий позади вел в поводу вьючных лошадей. Местные следовали

за ними как попало, с собственными вьючными лохматыми лошадками, нагруженными

котлами, всякими вьюками и даже полудюжиной живых кур. Когда они проезжали

через деревню с домиками, крытыми соломой, и затем через мост, через

замерзший поток, ветвящийся словно змея, несколько деревенских жителей

помахали им вслед и прокричали: «Илэйн! Лилии! Траканд! Траканд! Материн, так

держать!»

Но она увидела женщину, плачущую на плече у мужа, и еще слезы на лице, и еще

женщину, стоящую спиной к проезжающим, с опущенной головой, не желающую

смотреть на их отъезд. Илэйн надеялась, что она сможет отправить домой их

сыновей. В Кеймлине происходит мало стычек, пока ей удавалось не сглупить, но

скоро они будут. И как только корона Роз будет ее, предстоят новые сражения. На

юге – Шончан, на севере Троллоки с Мурдраалами, ожидающие предсказанную

Последнюю Битву - Тармон Гай’дон. Андору придется оплакать многих сыновей в эти

дни. Чтоб ей сгореть, она не собиралась плакать!

За мостом дорога снова круто пошла вверх, между сосен, елей и кожелистов, но

до горной долины, которая была целью их путешествия и которая была уже видна,

было всего около мили пути. На лежащем внизу ярко сверкающем в лучах

утреннего солнца снегу еще были заметны следы копыт, ведущие от глубокой

борозды в снегу, которую оставили врата перехода. Их можно было бы создать и

поближе к поместью, но всегда существовала опасность, что в том месте, где вы

создаете врата, будет стоять какой-то человек.

Как только они выбрались на равнину, Авиенду окружило сияние саидар.

Вчерашним вечером она же создала врата перехода по дороге сюда с предыдущей

стоянки – поместья в ста милях к северу отсюда, и теперь она сплетала врата в

Кеймлин, однако, увидев сияние Силы вокруг Авиенды, Илейн задумалась. Кто бы

ни делал врата чтобы покинуть Кеймлин, тот же по негласной традиции и

продолжал на протяжении всего путешествия, поскольку, лучше изучал местность,

в которой открывались врата перемещения. Но каждый раз по ходу их пяти

поездок Авиенда вызывалась создавать первые врата. Быть может, она просто

хотела попрактиковаться, как она заявила, хотя у Илэйн вряд ли было столько

же практики, сколько было у нее, однако ей в голову пришла другая мысль.

Возможно, Авиенда старалась воспрепятствовать Илэйн использовать Силу, по

крайней мере, в значительном количестве. Потому что она была беременна. К

примеру, то плетение, благодаря которому они стали сестрами, невозможно было

использовать, если бы одна из них носила ребенка, поскольку не рожденный

ребенок был бы тоже связан вместе с ними, если бы выжил, но одна из Айз Седай

во Дворце как-то говорила, что при беременности нужно избегать направлять

Силу. И к тому же, очень мало Айз Седай имели детей. Они могут не знать. Она

боялась, что Айз Седай могут не знать слишком многого, несмотря на то, что

они претендовали на знание всего сущего – время от времени она сама

пользовалась этим трюком – но казалось очень странным, что они оставили без

внимания столь важную для любой женщины проблему. Словно какие-то птицы могут

клевать все зерна подряд, кроме ячменя. Потому что они не знают как его есть

– почему бы иначе они стали от него отказываться? Хранительницы Мудрости

растят детей, но почему тогда они ничего не сказали о...

Внезапно все беспокойные мысли о ребенке, Силе и знаниях Айз Седай были

выкинуты из головы прочь. Она почувствовала как кто-то начал направлять

саидар. Не Авиенда, или кто-то поблизости в горах. Вообще никто поблизости.

Это было на огромном расстоянии, что-то похожее на огромный маяк, сияющий на

вершине горы темной ночью. Очень далекой горы. Она не могла себе даже

представить сколько Единой Силы было необходимо направить, чтобы она смогла

это почувствовать на таком расстоянии. Возможно, все женщины в мире,

способные направлять, должны были это почувствовать. И указать прямо в

сторону этого маяка. Он находился на западе. В узах с Рандом ничего не

изменилось, и она не могла точно сказать, где именно он находился, но она все

поняла.

«Он в опасности», - сказала она. – «Мы должны быть с ним, Авиенда».

Авиенда, до этого смотревшая на запад, вздрогнула и повернулась. Вокруг нее

по-прежнему оставалось свечение, и Илэйн чувствовала, что она изо всех сил

зачерпнула из Источника. Но как только Авиенда повернулась к ней, женщина

отпустила часть Силы. «Мы не должны этого делать, Илэйн».

Ошеломленная Илэйн изогнулась в седле, уставившись на нее. «Ты, что, хочешь

бросить его? Оставить с ЭТИМ?» Никто на свете не смог бы справиться

с таким количеством саидар. Никакой самый сильный круг. Без защиты это было бы

невозможно. Быть может, существует какой-то са’ангриал огромной силы,

величайший из всех, когда-либо созданных, и если то, о чем она слышала правда,

то тогда только можно было бы с этим справиться. Быть может. Но из того, что

она слышала, женщина не могла бы воспользоваться им и остаться в живых. Для

этого должен был существовать тер’ангриал, и, насколько она знала, никто ничего

подобного не видел. И, безусловно, ни одна Сестра не воспользовалась бы им,

даже если бы нашла. С помощью такого количества Силы можно было одним ударом

сровнять горы! Ни одна Сестра не стала бы даже пытаться, кроме Черной Айя. Или

куда хуже – Отрекшихся. А, возможно, нескольких сразу. Что еще это может

быть? И Авиенда хочет просто-напросто оставить это без внимания, зная, что Ранд

находится где-то там?

Женщины-Гвардейцы невозмутимо ждали сидя в седлах поодаль, продолжая следить

за местностью и лесом, окружающим долину, хотя и с меньшей бдительностью, чем

возле поместья. Правда Касейлле наблюдала за Илэйн и Авиендой, слегка

нахмурившись под забралом шлема. Она знала, что они никогда не задерживались

с открытием врат перехода. Мужчины столпились вокруг своих вьючных животных,

дергая тюки, и споря, действительно ли все было взято в дорогу. Авиенда

подвела свою серую ближе к жеребцу Илэйн и заговорила спокойным тоном.

«Илэйн, нам ничего об этом не известно. Танцует ли он танец копий или это

что-то еще. Если это так, и мы внезапно появимся рядом, ударит ли он прежде,

чем поймет, кто появился? Останемся ли мы в стороне, потому что он нас не

ждет, и дадим его врагам победить? Если он погибнет, мы отыщем тех, кто взял

его жизнь и убьем. Но если мы отправимся к нему сейчас, то мы пойдем слепыми,

и можем навлечь беду на наши головы».

«Мы будем осторожны», - сердито сказала Илэйн. Ее привело в ярость чувство

собственной злости, и то, что она ее показала своей подруге, но все, что она

могла сделать - это попытаться впредь управлять своими чувствами и не

позволять им брать верх. «Мы не должны перемещаться прямо туда», сжав свой

кошель, она почувствовала костяную фигурку сидящей женщины, хранящуюся

внутри, и значительно посмотрела на янтарную брошь сестры. «Свет! Авиенда, у

нас есть ангриал, и мы не беспомощные дети». Свет! Теперь это звучит

раздраженно. Она прекрасно понимала, что они обе, вместе со своим ангриалом,

будут похожи на мошек, сражающихся с костром, но даже укус мошки в нужный

момент может все изменить. «И не говори мне про ребенка. Мин сказала, что она

родится сильной и здоровой. Ты сама мне об этом сказала. А это значит, что я

проживу достаточно долго, чтобы родить дочь». Она надеялась, что это будет

девочка.

Сердцеед выбрал этот момент чтобы ущипнуть серую, Сисвай взбрыкнула, и

некоторое время Илэйн боролась с жеребцом, удерживая Авиенду от падения, и,

при этом, уверяя Касейлле, что им не требуется посторонняя помощь. И под

конец всего этого она обнаружила, что больше не чувствует себя угрюмой. Ей

хотелось хорошенько треснуть Сердцееда прямо промеж ушей.

Кроме того, что Авиенде пришлось справляться с поводьями, она вела себя так,

будто ничего не случилось. Она хмурилась, немного неуверенно. В обрамлении

шали ее лицо выглядело еще темнее, чем обычно, но ее неуверенность не была

связана с лошадью.

«Я рассказывала тебе про Кольца Руидина», - произнесла она медленно, и Илэйн

нетерпеливо кивнула. Каждую женщину, которая хочет быть Хранительницей

Мудрости, прежде, чем начинать ее обучение, отправляют в Руидин пройти сквозь

тер’агриал. Он был похож на тот тер’ангриал, что использовался в Белой Башне

для тех, кого собирались произвести в Принятые. За исключением одного - в этом

женщины могли увидеть всю свою жизнь. Все возможные варианты их жизни, все

последствия принятия ими того, или иного решения, бесконечную череду жизней,

основанных на различных вариантах выбора. «Никто не может помнить всего, Илэйн,

только кусочки и обрывки. Я знала, что я полюблю Ранда ал’Тора...» Она все еще

порой чувствовала неловкость произнося перед посторонними только первую часть

его имени. – «... и что я найду себе сестер-жен. В большинстве случаев, все что

можно припомнить – это смутное ощущение. Или порой намек на опасность. Я думаю,

если мы отправимся к нему сейчас, то может случиться что-то очень плохое.

Возможно, умрет одна из нас, возможно, обе, несмотря на то, что сказала Мин».

То, что она произнесла имя Мин без запинки, показывало степень ее беспокойства.

Она не знала Мин достаточно близко, и обычно называла ее более формально,

полным именем Мин Фаршав. «А, может, умрет он. А может случится что-то еще. Я

не уверена... быть может все мы выживем, и, найдя его, будем сидеть все вместе

у костра, будем жарить пекари... но у меня нехорошее предчувствие».

Илэйн сердито открыла рот. И снова закрыла, злость утекла из нее подобно воде

сквозь дыру, и ее плечи опустились. Возможно, предчувствие Авиенды истинно, а

может и нет, но ее аргументы были верны с самого начала. И слишком большой

риск их проигнорировать и бросаться без оглядки. Это может привести к

несчастью. Маяк по-прежнему ярко светился. И он тоже был там, прямо посреди

этого света. Узы не говорили этого прямо, и ничего про расстояние, но она-то

точно знала. А она знала еще, что должна оставить его самого заботиться о

себе, пока она должна будет заботиться об Андоре.

«Мне не нужно учить тебя быть Хранительницей Мудрости, Авиенда», - сказала

она тихо. – «Ты уже куда мудрее меня. Не говоря уж о том, что ты смелее и

благоразумнее. Мы возвращаемся в Кеймлин».

Авиенда слегка покраснела от похвалы – иногда она была очень чувствительна –

но не тратя времени даром тут же открыла проход. Зеркальное отражение вида на

конюшни Королевского Дворца, широко развернувшееся в отверстие в воздухе,

начинаясь на заснеженной равнине долины, и сразу переходя в чистую мостовую в

трех сотнях миль отсюда. Ощущение где-то во Дворце присутствия Бергитте резко

усилилось. У Бергитте болела голова и была изжога, вполне обычное явление в

последнее время, но они вполне подходили к текущему настроению Илэйн.

«Я должна позволить ему самому о себе позаботиться», - повторила она про

себя, проезжая сквозь врата. Свет, как часто она должна будет так думать? Не

важно. Ранд – любовь ее сердца и отрада жизни, но ее долг – Андор.

Глава 11

Беседа о долге

Карта Кеймлина и его окрестностей

Переход оказался расположен так, что со стороны казалось, будто Илэйн выехала из

дыры в стене противоположной улицы, прямо в квадрат, отмеченный из соображений

безопасности наполненными песком винными бочками, стоявшими на мостовой.

Странно, но она не ощущала, чтобы кто-нибудь во Дворце направлял, несмотря на

то, что он служил жилищем для более, чем трех с половиной сотен женщин с этой

способностью. Часть из них, конечно, должна быть на внешних городских стенах,

слишком далеко, чтобы заметить что-то меньшее, чем круг. А кто-то и вовсе

находится за чертой города, но собственно во Дворце почти всегда кто-нибудь

должен использовать саидар. Например, для того, чтобы заставить одну из

пленных сул’дам поверить, что она в самом деле может видеть плетения

Единой Силы. Либо, чтобы попросту выгладить шаль, не нагревая утюга. Впрочем,

только не этим утром.

Высокомерием Ищущие Ветер частенько не уступали Айз Седай, но даже оно должно

было исчезнуть от того, что они сейчас ощущали. Илэйн подумала, что, если она

сейчас подымится к одному из верхних окон, то сможет увидеть плетения

гигантского маяка, находившиеся в сотнях лиг от них. Она чувствовала себя

муравьишкой, только что увидевшим горы. Муравьем, сравнивающим Хребет Мира с

холмами, всегда приводившими его в трепет. Да, даже Ищущие Ветер должны

ощущать себя маленькими перед лицом подобного.

На восточной стороне Дворца находилась раскинувшаяся с севера на юг

Королевская Конюшня, построенная из чистого белого камня, которая традиционно

отводилась для лошадей и экипажей, принадлежавших Королеве. Именно поэтому

Илэйн не решалась пользоваться ею раньше. Шаги, которыми она пробиралась к

трону, были аккуратны, словно в придворном танце. Но, даже если этот танец

начинал походить на драку в таверне, чтобы достичь своей цели ей все равно

необходимо вышагивать грациозно и аккуратно. Претензии на новые права,

предъявленные до коронации, некоторым женщинам стоили возможности править.

Но, в конце концов, она решила, что это будет не таким уж серьезным

проступком, которое в глазах людей выставит ее излишне гордой. И, кроме того,

Королевская Конюшня была относительно невелика и не имела никакого иного

назначения.

Здесь было не так много народу, что приходилось держать подальше от

раскрывающегося перехода. Когда Илэйн въехала внутрь Конюшни, вымощенный

камнем двор был пуст, если не принимать во внимание единственного грума,

облаченного в красный мундир, стоявшего в одном из арочных проемов. Впрочем,

он сразу крикнул куда-то вглубь строения, и на помощь ему поспешили дюжины

других. В конце концов, она могла ведь вернуться в сопровождении

могущественных лордов и леди. Во всяком случае, они надеялись на это.

Касейлле провела женщин-Гвардейцев через портал, приказала им спешиться и

присмотреть за своими лошадьми. Она и еще полдюжины ее подчиненных остались в

седле, присматривая поверх голов за окружающими. Даже здесь она не оставляла

Илэйн без охраны. Особенно здесь, где она стоит перед лицом куда большей

опасности, чем в любом поместье из тех, где они побывали. Люди Материна

суетились вокруг, то и дело заслоняя дорогу конюхам и Гвардейцам, глазея на

белокаменные балконы, колоннады, выходившие на двор, шпили и золотые купола,

видные вдали. Холод здесь ощущался меньше, чем в горах. То, что Илэйн не

давала ему коснуться себя, не значило, что она полностью нечувствительна к

стуже. Но, все же люди и лошади по-прежнему выдыхали слабые струйки пара.

Запах конского навоза после чистого горного воздуха также казался сильнее.

Горячая ванна перед шумящим пламенем камина была бы сейчас весьма кстати.

Потом, разумеется, ей снова придется погрузиться в дело сохранения трона, но

сейчас долгое отмокание в горячей воде будет в самый раз.

Двое конюхов подбежали к Сердцееду. Один с торопливым поклоном схватил его

уздечку, более озабоченный тем, чтобы рослый мерин не причинил беспокойства

своей хозяйке, пока она спешивается, чем оказанием учтивости самой Илэйн. А

другой поклонился и остался в этой позе, придерживая стремя. Ни один из них

не бросил на заснеженный горный луг, находившийся там, где они обычно

лицезрели каменную стену, больше одного мимолетного взгляда. Работники на

конюшне были уже привычны к переходам. Она слышала, что они зарабатывали себе

выпивку в тавернах, споря о том, сколько раз видели Силу в действии, а также

то, что, как они предполагали, было сделано при помощи Силы. Илэйн

представляла себе, на что становились похожи эти истории к тому времени,

когда доходили до ушей Аримиллы. Появившийся в мыслях образ Аримиллы,

грызущей ногти, доставил ей удовольствие.

Едва она поставила ногу на мостовую, как вокруг нее образовался круг из

телохранительниц, в темно-красных шляпах с белыми перьями, ровно лежащими на

широких полях. С украшенными тесьмой и вышитым изображением Белого Льва

поясами того же цвета, пересекающими их блестящие кирасы. Только после этого

Касейлле увела остатки эскорта в конюшню. Те, кто их сменил, выглядели столь

же воинственно и свирепо. Они держали руки на эфесах своих мечей. Все, за

исключением Дени, крупной женщины с безмятежным лицом, которая была вооружена

длинной дубинкой, обитой медью. Всего их было девять человек.

«Всего девять, - с горечью подумала Илэйн, - Мне нужно всего

девять телохранителей в Королевском Дворце!»

Но все они были профессионалами в обращении с оружием. Все женщины, которые

«продавали свои мечи», как это называла Касейлле, должны были быть хорошими

бойцами, иначе, рано или поздно, их убьют те, чья единственная надежда –

оказаться сильнее, чтобы добраться до Илэйн. Дени совершенно не умела

обращаться с мечом, но те, кому довелось отведать ее дубины, вряд ли

согласились бы повторить этот опыт. Несмотря на свою грузность, Дени была

очень быстра и, вдобавок, она ни капли не заботилась о том, чтобы сражаться

честно, да и не имела подобного опыта.

Расория, приземистая под-лейтенант, очевидно, успокоилась, когда грумы увели

Сердцееда прочь. Когда телохранители Илэйн находились подле нее, они не

допускали к ней на расстояние вытянутой руки никого, кроме самих себя. Во

всяком случае, они смотрели с подозрением на любого, кроме Бергитте и

Авиенды. Бывшая тайриенкой Расория, несмотря на голубые глаза и золотистые

волосы, которые теперь были коротко острижены, была одной из худших в этом

отношении – она даже настаивала на слежке за поварами, которые готовили пищу

для Илэйн и на том, чтобы пробовать все, прежде чем оно будет подано на стол.

Впрочем, Илэйн уже не протестовала против всех этих мер, какими бы абсурдными

они не казались. Одного опыта с отравленным вином было более, чем достаточно

– тем более, ей хотелось прожить достаточно долго, чтобы хотя бы выносить

своего ребенка. Но не недоверие гвардейцев заставило ее раздраженно сжать

губы. Причиной тому была Бергитте, шагавшая через заполненный людьми двор, но

– не к ней. Не к Илэйн.

Авиенда, разумеется, вышла из перехода последней, после того, как убедилась в

том, что все остальные уже через него прошли. И прежде, чем она позволила

исчезнуть проходу, Илэйн двинулась к ней, причем так стремительно, что ее

эскорт был вынужден чуть ли не прыгать, чтобы сохранить защитное кольцо

вокруг нее нерушимым. Но, как бы быстро она не двигалась, Бергитте все равно

оказалась там первой, и уже помогала Авиенде спешиться, передав серую кобылу

длиннолицему конюху, который казался почти таким же длинноногим, как и

Сисвай. У Авиенды всегда было больше трудностей с тем, чтобы слезть с лошади,

чем на нее взобраться, но у Бергитте на уме было нечто иное, чем просто ей

помочь. Илэйн и ее эскорт подошли как раз вовремя, чтобы услышать, как она

тихо и поспешно спросила Авиенду: «Она пила козье молоко? Она достаточно

спала? Как она себя чувствует?..»

Ее голос стих, и она сделала глубокий вдох, прежде, чем повернуться лицом к

Илэйн, сохраняя на лице внешнее спокойствие, и ничуть не удивившись,

обнаружив ее стоящей рядом. Узы действовали как в ту, так и в другую сторону.

Бергитте была не крупной женщиной, хотя и казалась выше Илэйн в своих

сапожках, высокая почти как Авиенда. К тому же, она обладала некоей особой

осанкой, которую только подчеркивала форма Капитан-Генерала Королевской

Гвардии: короткая красная куртка с высоким белым воротником, одетая поверх

мешковатых синих штанов, заправленных в начищенные черные сапожки, четыре

золотых банта на левом плече и по четыре золотых полоски на белых манжетах. И

к тому же, она была той самой Бергитте Серебряный Лук, героиней легенд. Она

по-прежнему недоброжелательно относилась к этим самим легендам - она

заявляла, что эти истории были чудовищно преувеличенны, если только не

являлись ложью от первого до последнего слова. Но все же она была той самой

женщиной, которая совершила те подвиги, которые сформировали основу этих

легенд, и помимо этого участвовала еще во многих других приключениях. Теперь,

несмотря на свое внешнее спокойствие, легкая неловкость смешалась с заботой

об Илэйн. Все это просачивалось через узы, наряду с ее головной болью и

изжогой. Она прекрасно знала, что Илэйн ненавидит, когда за ней

присматривают, особенно, за спиной у нее. Это не было единственной причиной

для раздражения Илэйн, но узы давали Бергитте понять только, насколько

сильным оно было.

Авиенда, безмятежно размотав шаль с головы и обернув ее вокруг плеч,

изобразила взгляд человека, который не сделал ничего плохого и уж точно не

имел дела ни с кем, кто делал что-то не то. Возможно, она бы даже преуспела в

своем начинании, если бы вдобавок ко всему не сделала большие глаза, придав

им невинное выражение. Бергитте явно дурно на нее влияла.

- Я пила козье молоко, - сказала Илэйн ровным голосом, сознавая, что ее слушают

телохранители, окружавшие ее и спутниц. Несмотря на то, что они все смотрели по

сторонам, обшаривая глазами двор, балконы и крыши, почти каждая из них

наверняка внимательно слушала, - Я спала достаточно. Может быть, ты еще о

чем-то хочешь меня спросить?

Щеки Авиенды слегка покраснели.

- Полагаю, я уже получила все ответы, которые были мне нужны в данный момент,

- ответила Бергитте без намека на смущение, на которое надеялась Илэйн. Эта

женщина знала, что она устала и хочет спать.

Временами узы были чрезвычайно неудобны. Прошлой ночью она не пила ничего,

кроме полчашки очень сильно разбавленного вина, но проснулась с похмельем и

изжогой - ощущения, которые явно должны были принадлежать Бергитте. Никто из

тех Айз Седай, с которыми она говорила, не испытывали ничего подобного, но

она с Бергитте слишком часто отражали одна другую, физически и эмоционально.

Последнее представляло реальные проблемы тогда, когда ее настроение

колебалось. Иногда она пыталась игнорировать это, или перебороть, но сегодня

ей придется страдать до тех пор, пока Бергитте не будет Исцелена. Она

считала, что такое отражение имело место потому, что они обе были женщинами.

Никто никогда не слышал, чтобы раньше одна женщина связывала себя узами с

другой. Да и сейчас, собственно, немногие об этом знали, да и те, кто знал,

очевидно, не верили. Страж должен быть мужчиной. Все это знали, и немногие

задумывались над тем, насколько то, что «все знают», заслуживает истинного

доверия.

Будучи пойманной на лжи, тогда, как она пыталась следовать предписаниям

Эгвейн жить так, словно она уже дала Три Клятвы, заставило Илэйн занять

защитную позицию, а это сделало ее резкой.

- Дайлин вернулась?

- Нет, - ответила так же резко Бергитте, и Илэйн вздохнула. Дайлин покинула

город за несколько дней до появления армии Аримиллы, и забрала с собой Реанне

Корли, чтобы создавать врата и ускорить путешествие. От ее возвращения

зависело очень многое, точнее – от новостей, которые она должна была

принести. Или от того, что она принесет помимо новостей.

Выбрать, кто будет королевой Андора было довольно-таки просто. В стране было

больше четырехсот Домов, но только девятнадцать из них были достаточно

сильны, чтобы вести за собой другие Дома. Как правило, за Дочерью-Наследницей

стояли все девятнадцать, либо большая их часть. Если только она не была

откровенно некомпетентна. От Дома Мантир трон перешел к Дому Траканд, когда

Модреллейн умерла от того, что Тигрейн, Дочь-Наследница, пропала, а новой так

и не появилось. И потому, что Моргейз Траканд собрала тринадцать Домов в свою

поддержку. А для того, чтобы взойти на трон, согласно закону и обычаю,

достаточно было десяти. Даже те претендентки, которые по-прежнему считали,

что трон должен принадлежать им, принимали сторону большинства, либо просто

хранили нейтралитет и отказывались от своих притязаний, когда другая собирала

за своей спиной десять Домов.

Дела и так были плохи, когда у Илэйн было три соперницы, но теперь Ниан и

Эления объединились под рукой Аримиллы, от которой, из всех трех, этого ждали

менее всего. И это означало, что у нее было два Дома, достаточно крупных,

чтобы с ними считались – ее собственный Траканд и Дом Дайлин Таравин, чтобы

противостоять шести. Материн и остальные восемнадцать, что она посетила, были

слишком малы. Ну, к тому же Дайлин настаивала на том, что Каранд, Коулан и

Реншар присоединятся к Илэйн, да и Норвелин, Пендар и Траймане тоже, но

первые три хотели видеть Дайлин на троне саму, а остальные три вели себя так,

словно впали в спячку. Несмотря ни на что, Дайлин была тверда в своей

верности Илэйн и без устали трудилась ей на пользу. Она продолжала верить в

то, что часть Домов, которые продолжали хранить молчание, можно убедить

поддержать Илэйн. Разумеется, сама Илэйн не могла бы с ними связаться, но за

нее это делала Дайлин. И теперь ситуация колебалась на грани катастрофы.

Шесть Домов поддерживали Аримиллу, и лишь дурак счел бы, что она не отправила

послов к остальным. И, к тому же, тот факт, что ее уже поддержали шесть

Домов, должен был сам по себе привлечь к ней другие.

Несмотря на то, что Касейлле и ее люди освободили двор, Илэйн и все остальные

были вынуждены пробираться через толпу. Люди Дома Материн наконец сошли со

своих коней, но по-прежнему ошивались поблизости, роняя свои алебарды и

поднимая их лишь для того, чтобы уронить снова, пытаясь разгрузить своих

вьючных лошадей здесь, во дворе конюшни. Какой-то мальчишка гонялся за

цыпленком, которой каким-то образом сумел выскочить и который теперь бегал

под ногами у лошадей, пока один из стариков подбадривал криками – мальчишку

или цыпленка, так и осталось неясно. Знаменосец с покрытым морщинами лицом,

на лоб которого свисала жалкая челка седых волос, в выцветшем красном

кафтане, который натягивался у него на животе, пытался восстановить порядок

при помощи одного только гвардейца, немногим младше его. Оба они выглядели

так, словно вернулись с пенсии, как многие и в самом деле поступали. Какой-то

мальчишка, очевидно, хотел завести свою косматую лошадь прямо во дворец, и

Бергитте приказала ему уйти с дороги, чтобы дать пройти Илэйн. Мальчишка,

паренек с пушком на щеках, которому было не более четырнадцати, увидев

Бергитте, широко разинул рот, точно так же, как увидев Дворец. Действительно,

в своей униформе она выглядела куда внушительнее, нежели Дочь-Наследница в

дорожном наряде и, вдобавок, он уже видел Дочь-Наследницу. Расория, тряхнув

головой, отпихнула его в сторону старого знаменосца.

- Я не знаю, что мне с ними делать, - ворчала Бергитте, когда служанка в

красно-белой ливрее приняла плащ и перчатки Илэйн в маленьком вестибюле.

Он был маленький только по меркам Королевского Дворца. Пламя напольных

светильников мерцало между тонкими рифлеными колоннами, и этот зал был в

полтора раза больше главного приемного зала Дома Материн, хотя его потолок и

не был высоким. Другая служанка с Белым Львом на левой стороне своего платья,

девушка не многим старше паренька, который пытался провести свою лошадь

внутрь, прежде чем ее заставили отшатнуться одновременные хмурые взгляды

Авиенды и Бергитте, предложила им изящный серебряный поднос с высокими

кубками, в которых дымилось вино со специями.

- Эти проклятые мальчишки заснут, если их поставить на пост, - продолжила

Бергитте, сердито глядя на убегающую служанку, - старики останутся

бодрствовать, но половина из них не вспомнит, что надо делать, если кто-

нибудь взберется на проклятую стену, а остальные все вместе не смогли бы

отбиться от шестерых пастухов с собакой.

Авиенда приподняла бровь и кивнула.

- Они здесь не для того, чтобы сражаться, - напомнила им Илэйн, когда они

вступили в коридор, выложенный голубой плиткой, по обе стороны которого стояли

лампы и покрытые инкрустацией сундуки. Бергитте и Авиенда шли по бокам, а

телохранительницы рассыпались вокруг на расстоянии нескольких шагов впереди и

сзади. «Свет!», - подумала Илэйн, - «я бы все равно не

притронулась к вину!» Стук крови в ушах попадал в ритм с пульсом крови

в голове Бергитте, и она прикоснулась к своему виску, спрашивая себя: а не

стоит ли отдать своему Стражу приказ немедленно пройти Исцеление?

У Бергитте, тем не менее, были другие мысли на этот счет. Она посмотрела на

Расорию и остальных идущих впереди, затем оглянулась через плечо и жестом

приказала тем, кто был позади, отстать еще больше. Это было странно. Она сама

подбирала каждую женщину в Гвардию, и она доверяла им. И, более того, когда

она заговорила, это был торопливый полушепот, прозвучавший у самого уха

Илэйн:

- Кое-что произошло как раз перед тем, как ты вернулась. Я попросила Сумеко

Исцелить меня перед твоим возвращением, а она внезапно упала в обморок. Ее

глаза просто закатились, и она упала. И она не единственная. Никто ничего не

объясняет. Только не мне. Но остальная Родня, которую я видела, была готова

выскочить из своих проклятых шкур, да и Ищущие Ветер тоже. Никто из них, если

понадобится, не сможет даже плюнуть. Ты вернулась прежде, чем я нашла кого-

нибудь из сестер, но подозреваю, что результат был бы тот же. В любом случае

– тебе-то уж они скажут.

Чтобы держать дворец в порядке требовалось количество людей равное населению

крупной деревни, и очень скоро им стали попадаться слуги, мужчины и женщины в

ливреях, сновавшие туда-сюда по коридорам, прижимаясь к стенам, либо ныряя в

пересекавшие коридор переходы, чтобы приготовить комнаты для эскорта Илэйн.

Поэтому Бергитте рассказывала то немногое, что знала сама, тихо и как можно

короче. Она не возражала против того, чтобы некоторые слухи просочились на

улицы, и, неизбежно, к Аримилле, но россказни о Ранде, к тому времени, как

подвергнуться нескольким пересказам, могли стать ничем не лучше историй про

Отрекшихся. Даже хуже. Никто не поверит тому, что Отрекшиеся стараются

посадить ее на трон в качестве марионетки.

- В любом случае, - закончила она, - Здесь с нами ничего не должно случиться".

Она убедила себя, что ее слова прозвучали уверенно, очень внушительно и

беспристрастно, но Авиенда протянула руку и сжала ее ладонь в своей. Для Айил

такое проявление чувств было ярче, чем крепкие объятия на глазах у многих

людей. По узам от Бергитте потекло сочувствие. Это было больше, нежели просто

соболезнование – это было чувство женщины, уже пережившей потерю, которой она

боялась больше всего на свете. Гайдал Кейн был потерян для Бергитте так же,

словно был мертв, и, даже больше, ее воспоминания о прошлых жизнях стали ее

покидать. Она уже не могла ясно вспомнить почти ничего из того, что

происходило до основания Белой Башни, и даже не все, что было после. Иногда

мысли о том, что она точно так же забудет Гайдала, лишится всех воспоминаний

о том, что действительно знала и любила его, настигали ее ночью и не давали

спать до тех пор, пока она не выпивала столько бренди, сколько могла в себя

влить. Это был не самый удачный выход, и Илэйн надеялась, что той удастся

найти способ получше. Но она-то знала, что ее память о Ранде не умрет раньше,

чем умрет она, и не могла представить себе такого кошмара – осознавать то,

что эти воспоминания могут оставить ее. В любом случае, она надеялась, что в

скором времени кто-нибудь излечит Бергитте от похмелья, при чем раньше, чем

ее собственная голова расколется, словно перезрелая дыня. Ее собственные

способности к Исцелению были слишком незначительны, и Авиенда была не намного

сильнее.

Несмотря на чувства, которые она ощутила в Бергитте, лицо ее по-прежнему

оставалось спокойным и бесстрастным.

- Отрекшиеся, - произнесла она сухо. И тихо. Это слово было не из тех,

которые произносят во весь голос, - «Что ж, пока с нами ничего не случиться,

мы в полной, проклятой безопасности».

Звук, похожий на кашель, который должен был изображать смех, выдал ее ложь.

Но, несмотря на то, что Бергитте всегда утверждала, что прежде никогда не

была солдатом, образ мыслей у нее был, как у солдата. Длинный отдых – это

обычный перерыв, который ты можешь себе позволить, но у нее по прежнему много

важных дел.

- Интересно, что они думают об этом? – добавила она, кивая в сторону четырех

Айз Седай, появившихся из бокового коридора.

Вандене, Мериллиль, Сарейта и Кареане склонили головы друг к другу, или,

скорее, последние три окружали Вандене, наклонившись в ее сторону, что-то

говоря и сопровождая свои слова быстрыми жестами, заставлявшими колебаться

края их шалей. Вандене скользила вперед так, словно была одна, не обращая на

них ни малейшего внимания. Она всегда была стройной, но теперь ее темно-

зеленое платье, вышитое цветами на рукавах и плечах, буквально висело на ней,

словно было сшито для более полной женщины, а ее седые волосы, собранные на

затылке, выглядели так, словно нуждались в расческе. Выражение ее лица было

мрачным, но это могло не иметь никакого отношения к тому, что ей говорили

остальные Айз Седай. С тех пор, как убили ее сестру, она всегда была

печальна. Илэйн была готова держать пари, что это платье раньше принадлежало

Аделис. После убийства Вандене стала чаще носить одежду своей сестры, чем

свою собственную. И не потому, что она подходила ей больше. Они обе были

одинакового телосложения, но аппетит Вандене к еде умер вместе с ее сестрой.

С тех пор она потеряла вкус ко многому.

Сарейта, Коричневая, чье смуглое квадратное лица которой еще не коснулась печать

безвозрастности, как у всех Айз Седай, почти сразу увидела Илэйн и положила

ладонь на руку Вандене, словно для того, чтобы вывести ее в коридор. Вандене

убрала руку тайренки и исчезла в том же коридоре, из которого они вышли, бросив

на Илэйн лишь мимолетный взгляд. Две женщины в белых платьях послушниц, которые

следовали за ними на почтительном расстоянии, присели в быстрых реверансах

перед оставшимися сестрами и ускорили шаг, следуя за Вандене. Мериллиль,

миниатюрная женщина в темно-коричневом платье, перекрашивавшим ее бледное лицо,

выдававшее в ней кайриэнку, в цвет кости, так посмотрела им вслед, словно сама

собиралась уйти за ними. Кареане расправила свою шаль с зеленой каймой на

плечах, бывших пошире плеч многих мужчин, и неторопливо обменялась несколькими

словами с Сарейтой. Эта пара повернулась навстречу Илэйн, приседая в реверансах

почти столь же низких, как те, что сделали перед ними послушницы. Мериллиль

заметила телохранительниц и удивленно моргнула, затем увидела Илэйн и

последовала примеру остальных. Ее реверанс был таким же низким, как у

послушниц.

Мериллиль носила шаль более ста лет, Кареане – более пятидесяти, и даже

Сарейта носила ее дольше, чем Илэйн Траканд, но положение среди Айз Седай

определялось способностью направлять Силу, а эти трое были средней силы. В

глазах Айз Седай преимущество в силе если и не делала женщину мудрее, зато

значительно добавляла веса ее словам. Со значительным преимуществом в силе

эти слова становились приказами. Временами Илэйн казалось, что путь, которому

следовала Родня, был лучше.

- Я не знаю, что это такое, - сказала она прежде, чем другие Айз Седай успели

открыть рты, - но мы ничего не можем поделать с этим, поэтому мы должны также

перестать беспокоиться об этом. У нас достаточно проблем и без того, чтобы

думать о том, на что мы не можем влиять.

Расория слегка повернула голову, хмурясь и видимо удивляясь тому, что что-то

упустила, но эти слова изгнали беспокойство из темных глаз Сарейты. Возможно,

не из нее самой, так как ее руки дернулись, словно она собиралась разгладить

свои коричневые юбки, но, по крайней мере, она готова была следовать

указаниям сестры, чей статус был высок как у Илэйн. Временами в столь высоком

положении было немалое преимущество – она могла подавить любые возражения

всего несколькими словами. Кареане, разумеется, уже восстановила спокойствие,

если она вообще его теряла когда-нибудь. Ей это удавалось легко, хотя она

больше была похожа на возницу фургона, нежели на Айз Седай, несмотря на

усыпанные бериллами шелка и свое гладкое, безвозрастное лицо с кожей

бронзового оттенка. К тому же, Зеленые обычно были сделаны из другого теста,

нежели Коричневые. Мериллиль спокойной отнюдь не была. Широко распахнутые

глаза и полуоткрытый рот придавали ее лицу выражение изумления. Впрочем, для

нее это было не редкостью.

Илэйн шла, не останавливаясь, надеясь, что они отправятся по своим делам, но

Мериллиль увязалась рядом с Бергитте. Серая должна была быть главной среди

этих трех, но у нее была привычка ждать, пока кто-нибудь не скажет ей, что

делать, и она молча ждала, когда Сарейта вежливо попросила Бергитте дать ей

комнату. Сестры были весьма учтивы по отношению к Стражу Илэйн, когда она

действовала как Капитан-Генерал. Зато именно как Стража ее пытались

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35, 36, 37, 38