Вопрос о соотношении
материального и духовного, реального и идеального связан с исследованием человеческих
форм деятельности – познания, мышления, практики, труда, психической и
физической форм деятельности (см. ниже, стр. ). Именно в контексте
человеческой деятельности эти понятия имеют смысл. А в контексте
онтологическом, бытийном, космическом-вселенском они не имеют смысла. Ведь
идеальное не существует вне человека. А, следовательно, нет проблемы
космического-вселенского сопоставления идеального и материального. Проблема первичности
материального и вторичности идеального – надуманная проблема, потому что мы как
бы изолируем идеальное от человека и ставим вопрос, что первично – идеальное
или материальное? Идеальное – это наше сознание, психика, мышление и отрывать
идеальное от человека, рассматривать его вне человека, субстанциализировать его
просто недопустимо.
Мир в некотором
роде упорядочен; эта упорядоченность выражается в определенной категориальной
структуре или, по-другому, в естественной системе категориальных определений
мира. Наше мышление отражает категориальную структуру мира в виде стихийно
сложившейся системы категорий мышления, категориального строя. Философы
осмысляют, исследуют обе эти системы категориальных определений, вырабатывают
философские понятия, категории, которые более или менее адекватно отражают и
естественную систему категориальных определений мира и категориальный строй
мышления.
На рис. 3 (см. ниже)
наглядно показаны связь и различие трех типов категориальных определений.
Первичными категориальными
определениями являются определения самого мира, его самоопределения, т. е.
естественная система категориальных определений, которая (как и мир в целом)
существует независимо от человека и человечества. Вторичными категориальными
определениями являются категории мышления, точнее стихийно сложившаяся
система категорий мышления (категориальный строй мышления). Третичными категориальными
определениями являются философские категории и понятия. Аристотель, Гегель и
другие философы пытались, в сущности, открыть естественные системы
категорий мышления и категориальных определений мира. Эти попытки шаг за шагом
приближали человечество к разгадке указанных систем.
Учитывая, что
категориальная логика является в конечном счете отражением естественной системы
категориальных определений мира, ее с полным правом можно назвать категориальной
картиной мира.
Итак, источником категорий
мышления являются объективные категориальные определения мира, образующие
естественную систему или, по-другому, категориальную структуру мира. Насколько
категориальная логика мышления повторяет категориальную структуру мира — это
уже другой вопрос. Для нас важно лишь то, что первая более или менее
соответствует второй. В противном случае, мы и шагу не могли бы сделать в этом
мире.
Вопрос о
естественной системе категориальных определений мира — не только вопрос об
источнике категориальной логики мышления. Это также и вопрос о том, что такое
мир, как он существует сам по себе, как он представляется нам. Является ли он
Вселенной астронома, космолога, физической реальностью, сотворенным бытием
божиим или просто средой обитания человека. Можно ли вообще говорить о мире в
целом, как целом? По крайней мере дважды естественный язык подсказывает нам, что
можно. Во-первых, через слово «мир», во-вторых, через слово «мировоззрение». Но
можно ли представлять мир в виде конкретной системы материальных тел наподобие
атома, планетной системы, галактики или метагалактики? Мир, безусловно,
является системой, но не конкретных частиц, тел и не понятий, категорий, а
того, что отражают понятия, категории. Ведь всякая конкретная система
ограничена в пространстве и времени. А мир, по выражению Гегеля, нигде не
заколочен досками. Вряд ли мир можно представлять и в виде системы духовных
сущностей, гипостазированных понятий. Здесь тоже ограниченность, теперь уже
субъективного порядка. Человек-субъект, проецируя свой духовный мир на мир
реальный, тем самым ставит себе пределы в осмыслении мира как такового.
Мир — естественная
система объективных, независимых от нас определений, которые отражаются в нашем
мышлении в виде понятий и категорий. (В скобках замечу, слово «система» по
отношению к миру в целом употребляется с известной долей условности. Это слово
выражает лишь одну из категорий, а она в свою очередь отражает лишь какое-то
одно определение мира. В строгом смысле о мире в целом нельзя говорить, что он
системен или бессистемен, упорядочен или неупорядочен, целостен, един или
нецелостен, неедин. Все эти определения являются частными и лишь в своей
совокупности могут характеризовать мир в целом).
В связи с
рассмотренной выше проблемой естественно возникает вопрос о категориальном
детерминизме. Из всего анализа проблемы следует, что объективная система
категориальных определений мира — это, по существу, система детерминаций или
детерминации, обусловленности.
Вопрос, однако,
не так прост. Обычно с детерминизмом связывают концепцию, признающую
объективную закономерность и причинную обусловленность всех явлений природы и
общества[15].
Между тем такое понимание детерминизма недалеко ушло от механистического,
лапласовского детерминизма. Детерминизм нельзя связывать только с тремя
категориями: необходимостью, закономерностью и причинностью. Кто так делает,
тот неизбежно скатывается на позиции лапласовского[16]
детерминизма, т. е. отрицания или, в лучшем случае, полупризнания
объективного существования случайности. В самом деле, если мы связываем
детерминизм только с объективным существованием необходимости, закономерности,
то к какой концепции относить тогда признание объективного существования
случайности? Ясно, что к индетерминизму. Ведь случайность противоположна
необходимости. Если даже мы будем относить случайность к разновидности
причинной обусловленности, то и в этом случае мы по-настоящему не избавимся от
представления о ее чуждости детерминизму. Обычное понятие детерминизма,
связывающее его с указанной тройкой категорий, акцентирует внимание на необходимости,
закономерности, т. е. в нем нет уравновешенного представления о случайности и
необходимости как полюсах взаимозависимости. Как бы мы ни трактовали
причинность, все равно упор в таком понятии детерминизма делается именно на
необходимость, закономерность. Вспомним, что и причинная связь часто трактуется
как необходимая, т. е. опять же в координатах вышеуказанных категорий.
Одностороннее понимание детерминизма было характерно
для многих ученых недавнего прошлого. Например, для А.Эйнштейна. Напомню его
спор с представителями копенгагенской школы физиков (Н.Бором, В.Гейзенбергом,
Э.Шредингером и др.) о том, какую роль играет беспорядок, случайность,
неопределенность в физических процессах. Защищая позицию физического
детерминизма, он утверждал, что все упорядочено («бог не играет в кости»).
Копенгагенцы же по главе с Н.Бором отстаивали позицию физического
индетерминизма, т. е. считали, что «бог играет в кости», что неопределенность,
случайность, некоторая неупорядоченность в физических процессах в принципе
неустранима. (На это указывало соотношение неопределенностей В.Гейзенберга).
По сути говоря,
термины «детерминизм», «детерминация» не содержат специфического указания на
категории необходимости, закономерности, причинности. В переводе с латинского детерминировать
означает определять, обусловливать. Спрашивается, разве другие
категориальные определения не определяют, не обусловливают? Например, качество
и количество. Разве они не определяют предмет, не делают предмет таким, каков
он есть? Или движение не подчиняет своей двигательной самости все существующее
и происходящее в мире? А противоречие? А материя? Разве последняя не определяет
реальные объекты, не «делает» их отличными от понятий об этих объектах и вообще
от наших фантазий? Разве действительность, рассматриваемая в ее противоположности
возможности и недействительности, не определяет реальное, действительное
существование явлений, законов? Когда мы говорим о действительности или
недействительности чего-либо, то разве не определяем этим что-либо? А
возможность? Разве она не указывает на границы возможного, на его отличие от
невозможного? А случайность? Разве она не «участвует» в детерминации
происходящего в мире? Случайность указывает на то, что возможны события,
выпадающие из необходимого ряда.
Категории
мышления являются отражениями объективных категориальных определений мира. В
точном смысле слова определения мира и есть объективные детерминации. Среди них
и случайность — как объективное категориальное определение мира — участвует в
детерминации происходящего наравне с необходимостью.
Таким образом,
категориальный детерминизм в самом глубоком смысле означает признание детерминации
всего существующего и происходящего естественной системой категориальных
определениймира. Все объективные категориальные определения
участвуют в детерминации, детерминируют, определяют, обусловливают. Только
благодаря такому пониманию детерминизма мы преодолеем его сближение или
отождествление с лапласовским детерминизмом и выбьем почву из-под
индетерминистских спекуляций по поводу случайности, свободы воли.
Вопрос о картине
мира весьма не прост. Все мы интуитивно понимаем, что означает выражение
«научная картина мира». Оно родилось скорее всего как антитеза религиозному
пониманию мира, религиозной картине мира. Но когда речь заходит о картине мира
в философском смысле, то возникают всякого рода вопросы. Главный вопрос такой:
существует ли особая философская картина мира, отличная от научной?
Положительное решение вопроса напрашивается как будто само собой. Если
философия — мировоззрение (буквально «воззрение на мир»), с этим согласны
многие, то она не может не быть картиной мира. И если философия отлична от
науки, то и философская картина мира не может не отличаться от научной.
В чем же
специфика философской картины мира? Научная картина мира изначально является
мозаичной, фрагментарной, так как она опирается на совокупность данных,
получаемых в разных науках в результате наблюдений и экспериментов. Нет одной,
синтетической науки, которая бы исследовала и объясняла мир в целом (как
целое). Ведь наблюдения и эксперименты по самому своему существу касаются лишь
отдельных частей или сторон мира. Мир в целом в принципе ненаблюдаем и с ним
как целым нельзя проводить эксперименты.
Философия, в
отличие от науки, не связана с какими-то отдельными наблюдениями и
экспериментами. Она опирается на весь опыт человека, который неизмеримо богаче
каких-либо наблюдений, экспериментов и связанных с ними гипотез, теорий.
Философская картина мира использует язык категорий, фундаментальных понятий, в
которых сконцентрирован индивидуальный и общественно-исторический опыт
человека. Категории — это краски и кисти философа, с помощью которых он пишет
картину мира. Специфика философской картины мира и состоит в том, что она
является категориальной картиной мира.
Слово «картина»
давно употребляется в самом широком смысле, в том числе по отношению к миру в целом.
Выше мы говорили о научной картине мира. В ходу такие выражения «физическая
картина мира», «библейская картина мира». Чем же хорошо слово «картина»?
Во-первых, «картина» означает нечто «отображающее», передающее определенное
видение, чувствование человека. Во-вторых, это слово говорит о целостном
отображении чего-либо. Уж если картина что-то изображает, то это что-то
представляется в целостном, осмысленном виде. В-третьих, слово «картина» несет
ту смысловую нагрузку, что оно включает в себя не только логически осмысленный,
рассудочный момент, но и момент интуитивный, конкретно-образный, субъективный.
Выражение
«категориальная картина мира» передает тот факт, что описание, объяснение мира
осуществляется с помощью категорий, а язык категорий — особый язык, не сводимый
ни к формально-логическому рассуждательству, ни к интуитивно-гадательному
мышлению.
Задача философа
сродни задаче художника, пишущего картину. Подобно художнику он передает лишь
свое видение мира. Вообще нужно сказать, что философские учения и системы — это
лишь ступени в лестнице, ведущей к более полному и глубокому осмыслению мира.
Никто из философов не вправе претендовать на истину в последней инстанции.
Самое большее, на что философ может рассчитывать, это убеждение в том, что его
взгляды на данном этапе развития философии ближе всего стоят к истине и
отвечают духу времени.
Перейду теперь к
краткому описанию предлагаемой категориальной картины мира. Первое и основное положение
таково:
мир — это
материя и движение; в мире нет ничего, кроме материи и движения.
Наиболее
фундаментальными определениями мира являются материя и движение.
Они же основополагающие категории, составляющие ядро категориальной картины
мира. Это значит, что все остальные категории являются частными определениями
материи и движения.
Материя и
движение — две стороны мира. Движение занимает равное с материей положение в
мире. Это не означает, однако, признания дуализма материи и движения. Они
разные и противоположные стороны мира, но вместе с тем не существуют друг без
друга, более того, обусловливают, опосредствуют друг друга. Материя движется,
движение материально. Можно говорить только о движущейся материи и материальном
движении.
Далее. Пока мы
говорим только о связи материи и движения, мы не идем дальше декларирования
этой связи. Частица «и», которая соединяет слова «материя» и «движение» в одном
суждении — слишком слабый аргумент в пользу диалектического, а не
дуалистического понимания соотношения материи и движения. Чтобы выразить
действительную связь материи и движения, нужно найти объединяющие их
категориальные определения. Мы не преодолеем дуализма материи и движения, пока
не найдем посредствующие звенья, в которых они соединяются. Этими
посредствующими звеньями должны быть наиболее фундаментальные, после материи и
движения, определения мира. Такими определениями, по нашему мнению являются противоречие
и становление.
Противоречие
— всеобъемлющая, универсальная форма единства материи и движения. Оно
осуществляет диалектическую связь материи и движения, «сталкивает» их как
противоположные определения и в то же время сливает воедино, «делает» материю
движущейся, а движение материальным.
Становление,
в отличие от противоречия, не охватывает все формы связи материи и движения.
Его нельзя применить к миру в целом, т. е. нельзя сказать, что мир
становится. В мире, конечно, постоянно происходят изменения, превращения.
Однако как целое он не имеет какого-то одного избранного направления всех изменений
и превращений, что характерно для становления (как движения от низшего к
высшему). Последнее имеет место лишь на отдельных «участках» мира, лишь для
отдельных форм материи и движения (примеры: прогресс в живой природе,
исторический прогресс). Таким образом, становление является особенной формой
единства материи и движения.
Противоречие
и становление относятся друг к другу, в известном смысле, как
абстрактное и конкретное единство материи и движения.
Итак, в основе
категориальной картины мира лежат четыре категории: материя, движение,
противоречие, становление. Первые две являются самыми основными: они
отражают определения, образующие мир. Вторые две связывают их.
Наглядно схему взаимоотношения категорий можно представить следующим образом
(рис. 4):
М
И Р :
ПРОТИВОРЕЧИЕ
МАТЕРИЯДВИЖЕНИЕ
СТАНОВЛЕНИЕ
Ниже, на
следующей странице — на основе этой схемы — дается схематическое
представлениекатегориальнойкартинымира, которое для
краткости будет именоваться таблицейкатегорий (табл. 1). Это —
представление системы категорий в некотором воображаемом пространстве. Таблица
категорий является сравнительно простой. Каждая из четырех основных категорий
расчленяется на целый «куст» категорий. Последние выражают в иерархическом
порядке их отдельные стороны и частные виды. Конечно, это «расчленение» происходит
только мысленно. На самом деле все категориальные определения одновременно
соединены и разъединены, т. е. представляют собой некоторое единство
многообразия или многообразие в единстве. Более того, все представленные в
таблице категории, вернее, их объективные аналоги не существуют отдельно от
единичных «вещей», материальных реальностей, т. е. о них нельзя говорить
ни как о платоновских «идеях», ни как об универсалиях (в смысле средневекового
реализма), ни как об онтологических сущностях, нейтральных по отношению к
материальному и идеальному (в смысле «критической онтологии» Н.Гартмана).
Практически во
всех категориальных семействах имеются пары категорий и отдельные категории,
которые определенным образом соответствуют друг другу, как будто одни и те же
пракатегории «задались целью» повториться в ином обличье в каждом
категориальном семействе. Это можно видеть из приводимой ниже таблицысоответствий
и антисоответствий (табл. 2):
категории-
-опознаватели
родите-
льские категории
тождество
(О)
противо-
положность
[1]
мир
материя
движение
материя(стороны)
(виды)
качество
тело
количество
группа тел
движение (стороны)
(виды)
пространство
движение в пр-стве
время
движение во времени
тело
целое — строение —
части
(система — структура —
элементы)
качество(стороны)
(виды)
(отношения)
всеобщее – общее – частное – специфическое
класс, тип род-вид-разновидность,
характер
подобие
неподобие
количество(стороны)
(отношения)
бесконечное — квазибесконечное —
конечное
непрерывное
дискретное
равенство
неравенство
пространство
симметрия
асимметрия
время
(образы времени)
обратимость
«круг времени»
необратимость
«стрела времени»
движениев простр.
покой
перемещение
движение
во врем.
сохранение
изменение
противоречие
(виды)
[взаимодействие]
тождество – сходство – различие –
противо-сть
внутреннее
пр-чие внешнее противоречие
(связь)
(столкновение)
(единство)
(борьба)
становление(стороны)
(виды)
действительность
эволюция
возможность
революция
действительность
закон —
статистич. закономерность — явление
(порядок)
(беспорядок, хаос)
(единообразие)
(многообразие)
возможность
необходимость — вероятность — случайность
явление
вещь — свойство
— отношение
абсолютное
относительное
«и» (конъюнкция)
«или» (дизъюнкция)
ЛАПЛАСОВСКИЙ
ДЕТЕРМИНИЗМ
ИНДЕТЕРМИНИЗМ
рационализм эмпиризм
иррационализм
В качестве категорий-опознавателей
в таблице приняты тождество и противоположность. Их выбор отчасти
случаен, отчасти обусловлен тем, что они представляются достаточно абстрактными
категориями, способными играть роль денег в сложном категориальном хозяйстве.
Их также можно принять за те самые пракатегории, о которых говорилось выше.
Смысл категорий-опознавателей в том, что с их помощью мы обнаруживаем, познаем
соответствия между различными категориями. Например, если мы устанавливаем
соответствие между тождеством и сохранением, а затем между тождеством и
необходимостью, то отсюда можем заключить о соответствии между сохранением и
необходимостью. Категории-опознаватели помогают выявить неочевидные
соответствия, т. е. соответствия между такими категориями, которые кажутся
совершенно различными и несопоставимыми.
Под «тождеством»
и «противоположностью» в таблице расположены соответствующие им (соответственные)
категории и понятия. Таблица фиксирует соответственность одних категорий
(расположенных в одном вертикальном ряду) и антисоответственность других
(расположенных в разных рядах). Соответственность и антисоответственность — это
слабые, неполные тождество и противоположность категорий. Они представляют
собой особый тип отношений между категориями. В левом столбце таблицы помещены
«родительские» категории, к которым принадлежат или относятся пары
противоположных категорий. (Здесь нужно указать, что каждая категория одного
ряда антисоответственна каждой категории другого ряда за исключением той,
которая соответственно противоположна ей.)
Настоящая таблица
соответствий — это как бы моментальный снимок 900 соответствий и примерно
такого же количества антисоответствий (в таблице указаны 30 пар соответственных
категорий, отсюда число возможных соответствий будет: 30х30 = 900). Она дает
общее представление о соответственности одних категорий и антисоответственности
других. В этом ее ценность.
Можно говорить об
определенном воплощении двух категориальных рядов в женском и мужском началах
жизни. Если верить теории В.А. Геодакяна, по которой женский пол воплощает
сохранение и устойчивость, а мужской под — обновление и изменчивость, то
женское начало следует признать соответственным ряду тождества, а мужское
начало — ряду противоположности. В пользу такого понимания женского и мужского
свидетельствует и тот факт, что женщины, как правило, более организованны,
законопослушны, боязливы, а мужчины более хаотичны, импульсивны, раскованы в
своем поведении, дерзки, больше склонны к риску (на эти факты указывает, в
частности, статистика травматизма среди мальчиков и девочек — мальчики
неизмеримо чаще травмируются по сравнению с девочками).
Далее, концепция
соответствий позволяет увидеть, учесть или избежать, преодолеть разного рода
абсолютизации, односторонности в частных подходах. Так, базируясь на представлении
о равнозначности, равноценности двух рядов категорий, она отвергает крайности
монизма и плюрализма, лапласовского детерминизма и индетерминизма,
рационализма, эмпиризма и иррационализма, сциентизма и антисциентизма,
догматизма и скептицизма. Она не приемлет также крайностей тоталитаризма
(этатизма) и анархизма, коллективизма и индивидуализма, консерватизма и
либерализма, национализма и космополитизма.
В том варианте
философии, который был принят в нашей стране длительное время, акценты делались
на единстве, целостности, закономерности, упорядоченности реального мира и
недооценивалось значение многообразия, неупорядоченности, случайности. Это
создавало известный перекос в сторону механистического, лапласовского
детерминизма. Перекос в философском мышлении приводил к перекосу и в любом
другом мышлении: политическом, экономическом, управленческом... Разве не этим
объясняется, что на протяжении десятилетий в нашей стране господствовало
сознание морально-политического единства общества, создавался культ плана,
культ командно-административных методов управления и почти полностью
игнорировалось значение стохастических механизмов, в частности рынка, выборов и
многопартийности. У нас постоянно говорили о сознательности, организованности,
планомерности и боролись со стихийностью. А ведь стихийность в определенной
мере так же важна, как и планомерность, организованность. Человеческое общество
— живая статистическая система и ему нужен не твердый порядок, предполагающий
систему жесткой детерминации поведения людей, а живой порядок-беспорядок,
учитывающий в равной степени единство и многообразие, необходимость и
случайность, общее и частное.
Представление о
парности, соотносительности материи и движения имеет глубокие корни в
философии. Вспомним элеатовскую антитезу всеединого бытия и движения
многообразного, учение атомистов о полном и пустом (атомах и пустоте), учение
Декарта о материи и движении, учения Толанда, французских материалистов ХVIII
века, Гегеля.
Как можно
объяснить соотносительность, взаимоподчиненность материи и движения? Дело в
том, что реальная диалектика мира подсказывает, что должна быть изначальная
раздвоенность, противоречивость, симметрия, если можно так выразиться, основных
определений мира. Мир в некотором роде упорядочен, т. е. так или иначе
определен и его определения выражаются (плохо или хорошо) в системе категорий
мышления и далее в системе философских категорий путем последовательного
деления, членения категорий на противоположные определения. Первое деление
начинается с самого первого понятия — понятия о мире. И оно, как уж было
сказано, раздваивается на категории материи и движения.
Теперь взглянем
на проблему с другой стороны. Мир противоречив, «соткан» из бесчисленного
множества различных противоречий. Если рассматривать его как более или менее
упорядоченное целое, то нужно признать, что множество противоречий — это не
набор сосуществующих противоречий, расположенных одно возле другого и не
связанных друг с другом. Оно представляет собой иерархическую систему
взаимосвязанных противоречий. А иерархическая система предполагает основное
противоречие, которое содержит в себе все другие противоречия. Такое
противоречие по смыслу должно связывать основные, фундаментальные определения
мира. Ими как раз и являются материя и движение.
В самом деле, для
диалектически мыслящего философа должны быть очевидны соотносительность материи
и движения, то, что они являют собой противоречивое единство. Поскольку это
так, нетрудно представить различные и даже противоположные точки зрения на
соотношение материи и движения. Ведь в противоречии акцент можно ставить и на
единстве, тождестве сторон, и на их противоположности, внешности друг другу. Действительно,
в истории философии наблюдается целый спектр точек зрения на соотношение
материи и движения — от их неразличения к акцентированию внимания на их
единстве, затем к их внешнему связыванию, далее к раздельному представлению,
противопоставлению и, наконец, к признанию одной из сторон соотношения ничтожной
или даже недействительной. В последнем случае мы имеем дело с такими крайними
позициями, как элеатовская, отрицающая движение, и бергсоновская,
отрицающая материю в качестве носителя движения. Вообще-то в истории философии
наибольшее распространение имели не крайние точки зрения, а промежуточные,
приближающиеся в той или иной степени к диалектическому решению проблемы
соотношения материи и движения. Среди этих точек зрения главенствующими были
два подхода в зависимости от того, на тождестве или противоположности ставили
акцент в указанном соотношении. В одном случае материя и движение рассматривались
как внешние друг другу определения. В другом подчеркивалась, декларировалась их
неразрывная связь, внутреннее единство. Первый подход был преобладающим в Новое
время. Философы и ученые рассматривали материю как нечто косное, инертное,
пассивное; движение отрывалось от материи, а источник движения видели в чем
угодно, только не в противоречиях. Конечно, такой взгляд неправилен, но не
потому, что ложен, а потому, что односторонен. Ведь и противоположный взгляд,
акцентирующий внимание на внутреннем единстве материи и движения, неприемлем по
той же причине. Он чреват опасностью сведения материи к движению.
Очевидно, истина
лежит где-то посередине. Материя и движениеи внешни друг другу, и
внутренни. В этом состоит основное противоречие мира.
Итак, материя и
движение являются основополагающими категориями. Все другие категориальные
определения, какими бы важными и фундаментальными они ни были, являются лишь
частными выражениями материи и движения (материи в отдельности, движения в
отдельности и их единства).
В целях удобства
изложения дальнейшего материала воспользуюсь членением категорий в зависимости
от их отношения к материи и движению. Рассмотрим сначала группу категорий,
относящихся непосредственно к материи, затем — группу категорий, относящихся к
движению, и далее, категории, группирующиеся вокруг противоречия и становления,
связывающих материю и движение.
Некоторые
философы считают вопрос о структуре материи запретным для философов, объявляют
метафизикой всякие попытки философски осмыслить ее структуру. Позволительно,
однако, спросить: если не философы, то кто же? Ученые-естественники? Но ведь
они, если и рассматривают вопрос о структуре, строении материи, то лишь
применительно к отдельным видам материи. Как целое не сводится к части или
сумме частей, так и вопрос о структуре материи в целом не сводится к вопросу о
строении отдельных, изучаемых естественными науками, видов материи. Это хорошо
видно на примере классификации видов материи. Ни один ученый-естественник не
занимается этим вопросом в полном объеме. Почему? Потому что он как специалист
ограничен и ограничен прежде всего рамками изучения природных форм материи.
Человеческое общество ученый-естественник не включает, не имеет права включать
в свою классификацию. Другое дело — философ. Он по определению является исследователем
общих проблем, так сказать, специалистом по общим проблемам. Философ просто
обязан заниматься классификацией видов материи в полном объеме. Он, как
правило, это и делает. Если ученый пытается осуществить полную классификацию
видов материи, то он неизбежно скатывается либо на позиции редукционизма
(высшие формы сводит к низшим), либо на позиции идеализма (разрывает пропасть
между высшими и низшими формами или подчиняет низшие формы высшим). Это
происходит потому, что ученый судит обо всем со своей узко профессиональной
точки зрения. Если он физик, то живые организмы и человеческое общество
рассматривает так или иначе через призму физических форм материи. Напротив, ученые,
занимающиеся изучением человеческого общества и слабо разбирающиеся в физике,
химии, биологии, склонны абсолютизировать качественное отличие социальных форм
от природных. Лишь философ, зная понемногу обо всем, владея категориальной
логикой и рассматривая все как бы с высоты птичьего полета, может дать
уравновешенное представление о различных видах материи.
Профессиональная
узость мешает ученым осмыслить структуру материи и в том плане, что они, даже
если объединят свои усилия, могут претендовать на создание только
фрагментарной, мозаичной картины материи. Материя в целом, как целое им
недоступна.
Таким образом,
вопрос о структуре материи есть именно философский вопрос и он не может быть
перепоручен ученым.
Теперь взглянем
на данный вопрос с точки зрения внутренней проблематики философии,
взаимоотношения ее собственных категорий и понятий. Материя как философская
категория и просто как категория мышления связана с другими категориями и
понятиями, включена в систему категорий. Это значит, что ее структура выражается
в тех или иных категориях, понятиях. Мы говорим о телах и частицах, об их
целостности, структурированности, составленности из частей, об их качественной
и количественной определенности, о различных совокупностях тел и частиц. Мы
проводим различие между неорганическими телами и живыми организмами. И
т. д. и т. п. Все это — отражение в категориях и понятиях реальной
структуры материи.
Возникает вопрос:
насколько адекватно эти категории и понятия отражают структуру материи. Если
говорить об «элементной базе» материи, то, думается, на сегодняшний день
человечество выработало достаточно категорий и понятий, выражающих ее. Вопрос,
следовательно, в том, как из отдельных «элементов» «собрать» целое, как
воссоздать структуру материи. Ведь эти «элементы» материи до сих пор
рассматриваются философами рядоположенно, в отрыве друг от друга, в виде
отдельных пар, групп категорий. Непосредственно к материи относят только «виды
материи», тела, частицы, поля. А вот категории «целое», «часть», «элемент»,
«структура», «система», «качество», «количество», «мера» и некоторые другие
рассматриваются вне всякой связи с категорией материи, не осмысливаются как
понятия, выражающие элементы структуры материи. Это существенно обедняет
философское понятие материи, а вопрос о строении материи волей-неволей сводится
к вопросу о классификации изучаемых отдельными науками, т. е. эмпирически
наблюдаемых видов материи. Вообще получается «интересная» картина. С одной
стороны, материя выглядит бесструктурной, диффузной (в философском смысле)
категорией. С другой, категории и понятия, призванные выражать структуру
материи, оказываются беспризорными, «висящими в воздухе», этакими
безотносительными, независимыми философскими, логическими категориями.