Шпора: Шпоргалка

Образ свечи имеет в христианской символике особое значение. Обращаясь к своим

ученикам в Нагорной проповеди, Христос говорит: «Вы свет мира. Не может

укрыться город, стоящий на верху горы. И, зажегши свечу, не ставят ее под

сосудом, но на подсвечнике, и светит всем в доме. Так да светит свет ваш пред

людьми, чтобы они видели ваши добрые дела и прославляли Отца вашего

небесного». Книга стихотворений Юрия Живаго — это его духовная биография,

соотнесенная с его земной жизнью, и его «образ мира, в слове явленный».

Это цельное поэтическое произведение, связанное внешне и внутренне идейно-

художественным

единством. В нем все на своих местах: начало, развитие, завершение действия;

разные грани широчайшей многоцветной картины — жизни народа на войне.

Герои в поэме Твардовского, однако, не только воюют. Они смеются, любят,

пишут письма, рассказывают друг другу байки, мечтают о мирной жизни, поют,

пляшут. Твардовский-реалист органически объединяет быт и высокий полет мечты,

трагедию и юмор, бои и отдых, гибель и жизнь, безоглядное мужество и ужас

перед смертью Рядом с бойцами, хотя и в глубоком тылу, живут и трудятся для

победы старики, женщины, своей любовью и верностью вдохновляя солдат на

мужество:

Да, друзья, любовь жены, — Кто не знал — проверьте, — На войне сильней войны

И, быть может, смерти.

Народное бытие в суровые годы энциклопедически освещено в исторически

последовательном движении. В развитии сюжета, обусловленном военными

событиями, можно выделить три этапа.

Начало совпадает с самым трудным и трагическим временем — периодом

отступления. Ни на одно мгновение ни герой, ни автор не теряли уверенности

что «Срок придет, назад вернемся, / Что отдали — все вернем».

Характер героических событий начинает заметно меняться примерно с глав

«Гармонь», «Два солдата» . Здесь вырисовывается граница второй части

произведения — появляется новое дыхание «в битве с захватчиками. Хотя враг

еще силен и опасен, наступление его остановлено окончательно. Эта мысль

наиболее ярко выражена в одной из лучших глав — «Поединок». Схватка Теркина с

фашистом многозначна, конкретна и обобщенно-сиволична, поскольку олицетворяет

столкновение двух враждебных сил, предваряет окончательный итог сражения:

Как на древнем поле боя,

Грудь на грудь, что щит на щит, —

Вместо тысяч бьются двое, Словно схватка все решит.

Философское осмысление борьбы с фашизмом продолжено примерно до главки «О

любви». Далее следует поэтический отклик на самый радостный этап войны —

изгнание гитлеровских войск за пределы России и освобождение Европы: «В

наступлении», «По дороге на Берлин»

В поэме «Василий Теркин», которую А. Т. Твардовский назвал «Книгой про

бойца», создан образ русского человека на войне. Это не только образ героя-

фронтовика, это прежде всего образ обыкновенного человека, который воплотил в

себе массовый героизм русских людей во время Великой Отечественной войны.

Теркин — солдат, но не солдат по призванию, профессиональный военный, он

обыкновенный русский человек, поставленный перед необходимостью защищать свою

Родину от врага. Для него война — это работа, ратный труд. Он человек самый

смертный и самый земной: «В нем — пафос пехоты, войска, самого близкого к

земле, к холоду, к огню и смерти». По роду службы и духу своему Василий

Теркин наиболее чуток к законам войны и жизни. Ему все сподручно, везде

удобно — особенно в кругу боевых товарищей. Он всегда нужен, всеми любим. В

каждом деле он мастак, умелец, он может развести пилу, сыграть на гармони,

починить часы, готов построить дом, сложить печь; но сейчас герой воюет и

воюет так же дельно, спокойно и уверенно.

Искренней шуткой, толковым советом, собственным поведением под огнем

показывает герой, как надо беречь жизнь. Его оптимизм и нравственное здоровье

— от сознания правоты, чувства реальности, долга перед людьми, перед родной

землей, всеми поколениями соотечественников. Это «русский чудо-человек» —

национальный тип, ведущий свою родословную от бытовой солдатской сказки. На

войне Василий Теркин заодно с жизнью, и именно потому он так смел, неуязвим,

свободен и обаятелен

Главный герой повести Алеша Ястребов, как и все, «нес в себе неуемное,

притаившееся счастье», «радость гибкого молодого тела». Описанию юности,

свежести в ребятах соответствует и пейзаж: «...Снег— легкий, сухой, голубой

Он отдавал запахом антоновских яблок... ногам сообщалось что-то бодрое и

веселое, как при музыке». Молодые лейтенанты ели галеты, хохотали, рыли окопы

и рвались в бой. Они не догадывались о подступавшей беде. «Какая-то щупающая

душу усмешка» на губах майора НКВД, предупреждение подполковника, что 240

курсантов не получат ни

одного пулемета, насторожили Алексея, знавшего наизусть речь Сталина, что «мы

будем бить врага на его территории», и он догадался об обмане. «В его душе не

находилось места, куда улеглась бы невероятная явь войны», но читатель

догадался, что мальчики-курсанты станут ее заложниками. Завязкой сюжета

становится появление самолетов-разведчиков.

Командир капитан Рюмин уже знал: «на нашем направлении прорван фронт», когда

в расположении роты появился генерал Переверзев — странный, растерянный,

утративший волю. Алексею Ястребову Рюмин посоветовал сказать ребятам, что

Переверзев — контуженый боец, изображающий себя генералом. Об истинном

положении на фронте рассказал раненый боец: «Нас там хоть и полегла тьма, но

живых-то еще больше осталось! Вот и блуждаем теперь».

Появление политрука Анисимова вызвало надежду, когда он «призвал кремлевцев к

стойкости и сказал, что из тыла сюда тянут связь и подходят соседи». Но это

было очередное вранье. Начинался минометный обстрел, показанный Воробьевым в

натуралистических подробностях страданий раненного в живот Анисимова:

«Отрежь... Ну, пожалуйста, отре-жь...» — умолял он Алексея. «Ненужный слезный

крик» накапливался в душе Алексея. Человек «стремительного действия», капитан

Рюмин понял: они никому не нужны, они пушечное мясо для отвлечения внимания

противника. «Только вперед!» — решает он про себя, ведя в ночной бой

курсантов. Они не орали «ура! за Сталина!». Патриотизм курсантов выразился не

в лозунге, не во фразе, а почти по-толстовски — в поступке. И после победы,

первой в жизни, молодая, звенящая радость этих русских мальчишек: «...В пух

разнесли! Понимаешь? Вдрызг!»

Но это стало началом развязки. Началась самолетная атака немцев. К. Воробьев

потрясающе изобразил ад, используя новые образы: «дрожь земли», «плотная

карусель самолетов», «встающие и опадающие фонтаны взрывов», «водопадное

слияние звуков». Несобственно-прямая речь как бы воспроизводит страстный

внутренний монолог в душе Рюмина: «Но к этому рубежу окончательной победы

роту могла привести только ночь, а не этот стыдливый недоносок неба — день! О

если б мог Рюмин загнать его в темные ворота ночи!..»

Вторая кульминация сюжета происходит после атаки танков, когда бежавший от

них Ястребов увидел прижавшегося к ямке на земле молодого курсанта. «Трус,

изменник — внезапно и жутко догадался Алексей, ничем еще не связывая себя с

курсантом». И пришла догадка, что он такой же. Курсант предложил Алексею

доложить наверх, что он, Ястребов, сбил юнкере. «Шкурник», — думает о нем

Алексей, угрожая отправкой в НКВД после их спора о том, как быть дальше. В

каждом из них боролись страх перед НКВД и совесть. И Алексей понял, что

«смерть многолика»: можно убить товарища, подумав, что он изменник, можно

убить себя в порыве отчаяния, можно броситься под танк не ради героического

поступка, а просто потому, что инстинкт жизни диктует это. К. Воробьев

исследует эту мно-голикость смерти на войне и показывает, как это бывает, без

ложного пафоса. Повесть поражает лаконизмом, целомудрием описания

трагического.

«Оторопелое удивление Алексея перед тем, чему был свидетель в эти пять дней

жизни», рано или поздно уляжется, и тогда он поймет, кто был виноват в нашем

отступлении, в гибели самых чистых и светлых, не поймет только, почему седые

генералы там, под Москвой, принесли в жертву своих «детей».

У Воробьева в повести как бы столкнулись три правды: «правда» кровавого

фашизма, «правда» жестокого сталинизма и высокая правда юношей, живших и

умиравших с одной мыслью: «Я отвечаю за все!»

Билет № 21

стихотворений.

1. Мысль о духовных основах семейственности как внешней формы единения между

людьми получила особое выражение в эпилоге романа «Война и мир». В семье как

бы снимается противоположность между супругами, в общении между ними

взаимодопол-няется ограниченность любящих душ. Такова семья Марьи Болконской

и Николая Ростова, где соединяются в высшем синтезе столь противоположные

начала Ростовых и Болконских. Прекрасно чувство «гордой любви» Николая к

графине Марье, основанное на удивлении «перед ее душевностью, перед тем почти

недоступным для него, возвышенным, нравственным миром, в котором всегда жила

его жена». И трогательна покорная, нежная любовь Марьи «к этому человеку,

который никогда не поймет всего того, что она понимает, и как бы от этого она

еще сильнее, с оттенком страстной нежности, любила его».

В эпилоге «Войны и мира» под крышей лысогорского дома собирается новая семья,

соединяющая в прошлом разнородные ростовские, болконские, а через Пьера

Безухова еще и каратаевские начала. «Как в настоящей семье, в лысогорском

доме жило вместе несколько совершенно различных миров, которые, каждый

удерживая свою особенность и делая уступки один другому, сливались в одно

гармоническое целое. Каждое событие, случавшееся в доме, было одинаково —

радостно или печально — важно для всех этих миров; но каждый мир имел

совершенно свои, независимые от других, причины радоваться или печалиться

какому-либо событию».

Это новое семейство возникло не случайно. Оно явилось результатом

общенационального единения людей, рожденного Отечественной войной. Так по-

новому утверждается в эпилоге связь общего хода истории с индивидуальными,

интимными отношениями между людьми. 1812 год, давший России новый, более

высокий уровень человеческого общения, снявший многие сословные преграды и

ограничения, привел к возникновению более сложных и широких семейных миров.

Хранителями семейных устоев оказываются женщины — Наташа и Марья. Между ними

есть прочный, духовный союз.

Ростовы. Особые симпатии писателя вызывает патриархальная семья Ростовых, в

поведении которой проявляются высокое благородство чувств, доброта (даже

редкая щедрость), естественность, близость к народу, нравственная чистота и

цельность. Дворовые Ростовых — Тихон, Прокофий, Прасковья Саввишна — преданы

своим господам, ощущают себя с ними единой семьей, обнаруживают понимание и

проявляют внимание к барским интересам.

Болконские. Старый князь представляет цвет дворянства эпохи Екатерины II. Его

характеризует истинный патриотизм, широта политического кругозора, понимание

подлинных интересов России, неукротимая энергия. Андрей и Марья — передовые,

образованные люди, ищущие новые пути в современной жизни.

Семейство Курагиных несет одни беды и несчастья в мирные «гнезда» Ростовых и

Болконских.

При Бородине, на батарее Раевского, куда попадает Пьер, чувствуется «общее

всем, как бы семейное оживление». «Солдаты... мысленно приняли Пьера в свою

семью, присвоили себе и дали ему прозвище. «Наш барин» прозвали его и про

него ласково смеялись между собой».

Так чувство семьи, которое в мирной жизни свято берегут близкие к народу

Ростовы, окажется исторически значимым в ходе Отечественной войны 1812 года.

2. В. Маяковский как поэт сформировался в среде футуристов, но, будучи ярче,

талантливее друзей, проложил свою дорогу в поэзии, неразрывно связанную с

трагическими десятилетиями русской истории начала века.

Билет № 22

одного из стихотворений.

1. В экстремальных ситуациях, в моменты великих потрясений и глобальных

перемен человек обязательно проявит себя, покажет свою внутреннюю сущность,

те или иные качества своей натуры. В романе Толстого «Война и мир» кто-то

произносит громкие слова, занимается шумной деятельностью или бесполезной

суетой, кто-то испытывает простое и естественное чувство «потребности жертвы

и страдания при сознании общего несчастья». Первые лишь мнят себя патриотами

и громко кричат о любви к Отечеству, вторые — патриоты по сути — отдают жизнь

во имя общей победы.

В первом случае мы имеем дело с ложным патриотизмом, отталкивающим своей

фальшью, эгоизмом и лицемерием. Так ведут себя светские вельможи на обеде в

честь Багратиона; при чтении стихов о войне «все встали, чувствуя, что обед

был важнее стихов». Лжепатриотическая атмосфера царит в салоне Анны Павловны

Шерер, Элен Безуховой и в других петербургских салонах: «...спокойная,

роскошная, озабоченная только призраками, отражениями жизни, петербургская

жизнь шла по-старому; и из-за хода этой жизни надо было делать большие

усилия, чтобы сознавать опасность и то трудное положение, в котором находился

русский народ. Те же были выходы, балы, тот же французский театр, те же

интересы дворов, те же интересы службы и интриги. Этот круг людей был далек

от осознания общероссийских проблем, от понимания великой беды и нужды народа

в эту войну. Свет продолжал жить своими интересами, и даже в минуту

всенародного бедствия здесь царят корыстолюбие, выдвиженчество, службизм.

Лжепатриотизм проявляет и граф Растопчин, который расклеивает по Москве

глупые «афишки», призывает жителей города не оставлять столицы, а затем,

спасаясь от народного гнева, сознательно отправляет на смерть безвинного сына

купца Верещагина.

Лжепатриотом представлен в романе Берг, который в минуту всеобщего смятения

ищет случая поживиться и озабочен покупкой шифоньерочки и туалета «с аглицким

секретом». Ему и в голову не приходит, что сейчас стыдно думать о шифоньероч-

ках. Таков и Друбецкой, который, подобно другим штабным офицерам, думает о

наградах и продвижении по службе, желает «устроить себе наилучшее положение,

особенно положение адъютанта при важном лице, казавшееся ему особенно

заманчивым в армии». Наверное, не случайно накануне Бородинской битвы Пьер

замечает на лицах офицеров это жадное возбуждение, он мысленно сравнивает его

с «другим выражением возбуждения», «которое говорило о вопросах не личных, а

общих, вопросах жизни и смерти».

О каких «других» лицах идет речь? Это лица простых русских мужиков, одетых в

солдатские шинели, для которых чувство Родины свято и неотъемлемо. Истинные

патриоты в батарее Тушина сражаются и без прикрытия. Да и сам Тушин «не

испытывал ни малейшего неприятного чувства страха, и мысль, что его могут

убить или больно ранить, не приходила ему в голову». Живое, кровное чувство

Родины заставляет солдат с немыслимой стойкостью сопротивляться врагу. Купец

Ферапонтов, отдающий на разграбление свое имущество при оставлении Смоленска,

тоже, безусловно, патриот. «Тащи все, ребята, не оставляй французам!» —

кричит он русским солдатам.

Пьер Безухов отдает свои деньги, продает имение, чтобы экипировать полк.

Чувство обеспокоенности за судьбы своей страны, сопричастность общему горю

заставляет его, обеспеченного аристократа, идти в самое пекло Бородинской

битвы.

Билет № 23

2. Рассказ о творчестве одного из поэтов серебряного века.

1. Рассказ «Ионыч» А. П. Чехова построен на сопоставлении двух миров —

Старцева и Туркиных. В начале рассказа Туркины — это духовно примитивная

среда провинциального города, это символ пошлости и шаблонного мышления.

Здесь литера-

тура сведена до уровня домашнего времяпрепровождения, музыка — до громкого

стука по клавишам, театр — до кривлянья лакея. Старцев же при всей своей

прозаичности земского доктора лучше их: он сумел увидеть в Котике что-то

особенное, милое, он говорил с ней о литературе, об искусстве, чувствовал

смутное недовольство жизнью — а это залог движения вперед. Но во влюбленном

Старцеве борются два голоса: трезвые размышления о том, что будут говорить

окружающие, сколько дадут приданого, и голос любви, под влиянием которого он

поехал ночью на кладбище, любовался лунным светом, размышлял о вечных

вопросах. Он мог бы сохранить в себе этот прекрасный порыв, но не захотел.

Старцев стал неумолимо превращаться в Ионыча. Когда Екатерина Ивановна не

приняла его предложения, он быстро равнодушно вернулся к прежнему образу

жизни. После встречи с нею в саду через несколько лет он думает уже не о

любви, а о деньгах. А в конце превращается в распухшее от жира существо.

Первоначальное сочувствие автора к Старцеву сменяется гневной иронией. Он

стал много хуже Туркиных. Даже Екатерина Ивановна нашла в себе силы

измениться: отказалась от романтических мечтаний, трезво оценила свои

способности, стала ценить любовь, которую раньше отвергла. Чехов не жалеет

Старцева, которого «среда заела», а беспощадно судит того, в ком были

заложены некоторые возможности, но он примирился с окружающим обывательским

миром, растерял свою культурность и интеллигентность и проявил этим полную

человеческую несостоятельность.

Старцев раздраженно относится к обывателям, их безделью и бессмысленным

разговорам. Но он не пытается отстаивать свои взгляды. Его развлечения — винт

и пересчитывание «бумажек». «А хорошо, что я на ней не женился», — говорит

он.

2. Еще не раз вы вспомните меня

И весь мой мир, волнующий и странный.

Н. Гумилев

Николай Степанович Гумилев родился в Кронштадте 3 (15) апреля 1886 года. Отец

его, Степан (Стефан) Яковлевич служил врачом в военном флоте. Мать, Анна

Ивановна, урожденная Львова, была из старинного дворянского рода. Детские

годы будущий поэт провел в Царском Селе, потом вместе с родителями жил

некоторое время в Тифлисе (именно там в 1902 году появилось в печати его

первое стихотворение). В 1903 году семья Гумилевых вернулась в Царское Село и

поэт поступил в гимназию, директором которой был И.Ф. Анненский. Учился

Гумилев неважно, в седьмом классе пробыл два года, но в 1906 году гимназию

все же закончил и уехал в Париж. К этому времени он был уже автором книги

«Путь конквистадоров» (1905), изданной небольшим тиражом на собственные

средства, но замеченной не только знакомыми автора, но и одним из

законодателей русского символизма В. Брюсовым.

В Париже Гумилев слушал лекции в Сорбонне, издавал журнал «Сириус», посещал

художественные выставки, знакомился с французскими и русскими писателями,

художниками, состоял в переписке с Брюсовым, которому отправлял свои стихи,

статьи, рассказы, часть которых публиковалась в крупнейшем символистском

журнале «Весы». В этот период молодой Гумилев переписке с Брюсовым придавал

огромное значение. Будучи оторванным от России и не имея других знакомых,

могущих сравниться авторитетом с Брюсовым среди литературных кругов России,

именно у Брюсова Гумилев учился поэтическому ремеслу и ему отдавал на суд

свои стихи.

В январе 1908 года вышла вторая книга Гумилева «Романтические цветы». В эти

годы Гумилев дважды побывал в Африке. Первое путешествие, короткое, было

летом 1907 года, второе, осенью 1908-го.

К тому времени он уже покинул Париж, поселился в Царском Селе и был зачислен

в Петербургский университет (учился на юридическом факультете, потом на

историко-филологическом, но курса не окончил). С 1908 года Гумилев постепенно

входит в петербургскую литературную жизнь.

Билет № 24

2. Авторская песня (на примере одного - двух произведений любого автора).

1. Кардинальный конфликт в пьесе Чехова «Вишневый сад» выражен сложным

противопоставлением трех времен — прошлого, настоящего и будущего.

Прошлое — связано с образами Раневской и Чехова.

В «Вишневом саде» показана историческая смена социальных укладов: кончается

период вишневых садов с элегической красотой уходящего усадебного быта, с

поэзией воспоминаний о былой жизни.

Владельцы вишневого сада нерешительны, не приспособлены к жизни, непрактичны

и пассивны, у них паралич воли. Эти черты наполнены историческим смыслом: эти

люди терпят крах, потому что ушло их время. Люди подчиняются велению истории

больше, чем личным чувствам.

Раневскую сменяет Лопахин, но она ни в чем не винит его, он же испытывает к

ней искреннюю и сердечную привязанность. «Мой отец был крепостным у вашего

деда и отца, но вы, собственно вы, сделали для меня когда-то так много, что я

забыл все и люблю вас, как родную... больше, чем родную», — говорит он.

Петя Трофимов, извещающий наступление новой жизни, произносящий страстные

тирады против старой несправедливости, также нежно любит Раневскую и в ночь

ее приезда приветствует ее с трогательной и робкой деликатностью: «Я только

поклонюсь вам и тотчас уйду».

Но и эта атмосфера всеобщего расположения ничего изменить не может. Покидая

свою усадьбу навсегда, Раневская и Гаев на минуту случайно остаются одни.

«Они точно ждали этого, бросаются на шею друг другу и рыдают сдержанно тихо,

боясь, чтобы их не услышали». Здесь как бы на глазах у зрителей совершается

история, чувствуется ее неумолимый ход.

В пьесе Чехова «век шествует своим путем железным». Наступает период

Лопахина, вишневый сад трещит под его топором, хотя как личность Лопахин

тоньше и человечнее, чем роль, навязанная ему историей. Он не может не

радоваться тому, что стал хозяином усадьбы, где его отец был крепостным, и

его радость естественна и понятна. И вместе с тем Лопахин понимает, что его

торжество не принесет решительных перемен, что общий колорит жизни останется

прежним, и он сам мечтает о конце той «нескладной, несчастливой жизни» в

которой он и ему подобные будут главной силой.

Их сменят новые люди, и это будет следующий шаг истории, о котором с радостью

говорит Трофимов. Он сам не воплощает будущего, но чувствует

его приближение. Каким бы «облезлым барином» и недотепой Трофимов ни казался,

он человек нелегкой судьбы: по словам Чехова, он «то и дело в ссылке». Душа

Трофимова «полна неизъяснимых предчувствий», он восклицает: «Вся Россия — наш

сад».

Радостные слова и возгласы Трофимова и Ани дают тон всей пьесе. До полного

счастья еще далеко, еще предстоит пережить лопахинскую эру, рубят прекрасный

сад, в заколоченном доме забыли Фирса. Жизненные трагедии еще далеко не

изжиты.

Россия на рубеже двух веков еще не выработала в себе действительный идеал

человека. В ней зреют предчувствия грядущего переворота, но люди к нему не

готовы. Лучики правды, человечности и красоты есть в каждом из героев. В

финале есть ощущение, что жизнь кончается для всех. Люди не поднялись на

высоту, которую требуют от них предстоящие испытания.

2. Булат Окуджава — признанный основоположник авторской песни.

Успех пришел к Окуджаве потому, что он обращается не к массе, а к личности,

не ко всем, а к каждому в отдельности. Предметом поэзии в его мире стала

обыденная, повседневная жизнь («Полночный троллейбус»).

Полночный троллейбус плывет по Москве,

Москва, как река, затухает,

И боль, что скворчонком стучала в виске,

стихает,

стихает.

Через текст стихотворения проходит развернутая метафора: троллейбус

уподобляется кораблю; синий троллейбус (казалось бы, чисто внешняя деталь).

Затем упоминается «крушение»: смысловой акцент приходится на человеческие

чувства, на страдания разных и незнакомых людей. И уже все пассажиры

становятся «матросами», троллейбус «плывет», а город сравнивается с рекой.

Расширение смысла — главный прием Окуджавы (развернутое сравнение). Особый

балладный ритм стихотворения создается за счет усеченной строки и ее

повторов. Окуджава заново открыл Москву, не парадную, а таинственный город,

несущий в себе память о простых людях, об их трагических судьбах.

Ах, Арбат, мой Арбат,

Ты — мое призвание. Ты — и радость моя, И моя беда.

(«Песенка об Арбате»)

Опять расширение смысла. Небольшая улочка — источник размышлений о высших

ценностях, истинных идеалах. Идеалах, верность которым не порабощает

человека, а наполняет его жизнь духовным содержанием. «Ты. — моя религия».

Военная тема выражена в песне «Ленька Королев» .

Потому что на войне, хоть и правда стреляют — Не для Леньки сырая земля,

Потому что (виноват), но я Москвы не представляю Без такого, как он, короля.

Соединение разговорности и напевности. В песне нет военных сражений,

подвигов. «Все мои стихи и песни не столько о войне, сколько против нее». «До

свидания, мальчики!», «Ах, война, что ж ты сделала, подлая...».

Гуманистические принципы.

Настоящих людей так немного!

Все вы врете, что век их настал.

Посчитайте и честно и строго,

Сколько будет на каждый квартал...

На Россию — одна моя мама, *

Только что ж она может одна?

Честное стремление поэта найти духовную опору в советской истории, в

романтике военных лет, в оптимистических ожиданиях «отдельной» поры после XX

съезда сочеталось в его сознании с трезвым пониманием реальной жизни, с

неприятием бездумной «веры в светлое будущее». Недовольство поэта окружающей

действительностью — проявление глубокой духовной жажды. Перед нами

художественное преувеличение. «Одна моя мама» — это сказано и с болью, и с

тоской, и с самоиронией: автор не включает себя в число «настоящих людей».

Это создает характерный для Окуджавы эффект доверительности.

«Песенка про черного кота»:

Аллегорически таинственное обличение «сталинщины».

Он не удостаивает тирана даже названия по имени, для него Сталин — частный

случай вечной, всемирной ситуации, когда страх и малодушие людей, когда

невежество и темнота возносят к вершине власти заурядное существо. Смысловая

суть песни не устарела и сегодня и не устареет никогда. Свои творческие

принципы он сформулировал в песне «Живописцы». «Творчество начинается с

предельного приближения к повседневной реальности, погружения в обыденность

(«в суету дворов арбатских»). Это приближение диктуется не рассудком, а живым

чувством: «...нарисуйте и прилежно и с любовью...» Любовь к жизни в любых ее

проявлениях — вот что в первую очередь объединяет художника со всеми людьми.

Художники претворяют наши судьбы по-своему, переосмысливая их («как судьи»).

И те люди, для которых творится искусство, часто оказываются непонимающими,

«чужими». Не «они», а мы «чужие». Окуджава берет на себя трудную роль

посредника между искусством и жизнью, с добродушной ироничностью обещая

объяснить, «что непонятно». Философская песня «Молитва». Построена на

тонком сочетании веры в справедливость мироустройства и тревожного сомнения в

этой справедливости («как верит солдат убитый, что он проживает в

раю»). Повтор «И не забудь про меня»: «Весь человек, вобравший всех людей, он

стоит всех, его стоит любой» (Жан-Поль Сартр).

Господи мой Боже, зеленоглазый мой!

Пока Земля еще вертится и это ей странно самой,

Пока еще хватает времени и огня,

Дай же ты всем понемногу... И не забудь про меня.

Исторические песни. Лучшее в нашей истории вечно, оно всегда с нами. «Я пишу

исторический роман». Речь идет не только об исторической прозе -о творчестве

вообще. Искусство такая же естественная и полноправная часть жизни, как «роза

красная». И право художника на собственное видение и изображение мира — это

природный закон. Искусство не может не быть свободным.

Как он дышит, так и пишет, не стараясь угодить... Так природа захотела.

Совесть, благородство и достоинство — вот оно, святое наше воинство.

С одной стороны — предельная доброжелательность:

Давайте восклицать, друг другом восхищаться. Высокопарных слов не стоит

опасаться.

(«Пожелание друзьям»)

С другой — язвительная, изощренная ирония, глубочайший скепсис, сомнение в

умственных способностях человечества:

Дураком быть выгодно, да очень не хочется. Умным очень хочется, да кончится

битьем

За сравнительно короткий срок круг знакомств Гумилева значительно расширился,

среди его знакомых появилось много деятелей культуры и искусства: граф В. А.

Комаровский, С. К. Маковский, Г. И. Чулков, В. А. Пяст. Он знакомится с А.

Ремизовым, М. Волошиным и другими писателями, регулярно видится с Анненским.

Несколько позже его познакомили с представителями артистической богемы, и в

частности с В.Э. Мейерхольдом. Наиболее близкие отношения у Гумилева в это

время сложились с С.А. Ауслендером и М.А. Кузминым. Ауслендер впервые ввел

Гумилева в дом Вяч. Иванова, в его знаменитую «башню».

Гумилев продолжает печататься в «Весах» и других петербургских литературных

изданиях, а с весны 1909 года принимает активное участие в подготовке к

изданию журнала «Аполлон», где становится одним из основных сотрудников, ведя

регулярный раздел «Письма о русской поэзии».

Начиная с 1909 года Гумилев стал сближаться с окружением Вяч. Иванова и

принял участие в создании «Академии стиха».

К 1909 году относится роман Гумилева с поэтессой Е. Дмитриевой, приведший в

итоге к дуэли Гумилева с М. Волошиным.

Осенью 1909 года Гумилев снова отправился в путешествие, на этот раз более

продолжительное — через Константинополь, Каир, Порт-Саид он добрался до

Джибути и Харрара, и в начале 1910 года вернулся в Россию. Весной этого же

года в издательстве «Скорпион» вышел третий сборник стихов «Жемчуга» (автор

собирался назвать его «Золотая магия»), сделавший Гумилева известным поэтом и

заслуживший почетные отзывы Брюсова и Вяч. Иванова. Тогда же, 25 апреля 1910

года, он женился на А. Горенко, будущей поэтессе Анне Ахматовой. Лето после

свадьбы они провели в Париже, а осенью Гумилев вновь отправился в Африку,

пробыв там до марта 1911 года, на сей раз добравшись до Аддис-Абебы.

К 1911 – 1912 годам относится ряд важных событий в литературной биографии

Гумилева. Осенью 1911 года он вместе с С. Городецким организовывает «Цех

поэтов», в недрах которого зародилась программа нового литературного

направления — акмеизма, продекларированная впервые в феврале 1912-го.

Акмеистические тенденции творчества Гумилева начали ощущаться уже в сборнике

«Чужое небо», вышедшем в свет в начале 1912 года, но окончательно они

утвердились в цикле итальянских стихов, написанных во время путешествия по

этой стране весной 1912 года. В октябре того же года вышел в свет первый

номер журнала «Гиперборей», в редакцию которого вошел Гумилев. К этому

времени размежевание Гумилева с символизмом вполне определилось и

окончательно было закреплено статьей «Наследие символизма и акмеизм»,

опубликованной в первом номере «Аполлона» за 1913 год. Вскоре после этого, в

апреле 1913-го, он отправляется в последнее свое путешествие по Африке под

эгидой Академии наук, наиболее продолжительное и насыщенное.

1914 год внес решительные изменения в судьбу поэта. Несмотря на имеющееся

освобождение от воинской службы, Гумилев в первые же дни войны уходит на

фронт добровольцем, зачислившись вольноопределяющимся в лейб-гвардии уланский

полк. К концу 1915 года он был уже награжден двумя Георгиевскими крестами (3-

й и 4-й степеней). В марте 1916 год он произведен в прапорщики и переведен в

5-й гусарский Александрийский полк. В мае 1917 года Гумилева отправляют в

командировку на Салоникский фронт, однако туда он не попадает, оставленный в

Париже. Там Гумилев влюбился в юную красавицу, полурусскую-полуфранцуженку,

Елену Карловну Дюбуше, которой поэт посвятил цикл стихотворений, вошедший в

посмертный сборник «К Синей звезде», вышедший в 1923г. В январе 1918 года,

после расформирования управления военного комиссара, к которому он был

приписан, Гумилев отправился в Лондон и оттуда в апреле 1918-го вернулся в

Россию. В годы войны он не прекращал литературной работы: был издан сборник

«Колчан» (1916), написаны две пьесы, цикл очерков «Записки кавалериста»,

который печатался в газете «Биржевые ведомости», подготовлен к печати сборник

стихов «Костер», опубликованный в 1918 г.

В 1918 – 1921 годы Гумилев был одной из наиболее заметных фигур в

литературной жизни Петрограда. Он много печатается, работает в издательстве

«Всемирная литература», читает лекции, руководит воссозданным «Цехом поэтов»,

а в 1921 году — Петроградским отделением Союза поэтов. Под руководством

Гумилева работала переводческая студия, он был наставником молодых поэтов из

студии «Звучащая раковина», редактировал многие переводы. Стихи этих лет

напечатаны в сборниках «Шатер» и «Огненный столп», вышедшем в августе 1921-

го.

3 августа 1921 года Гумилев был арестован по обвинению в антисоветской

деятельности. 24 августа было издано постановление Петроградской Губчека о

расстреле 61 человека за участие в так называемом «Таганцевском заговоре»,

среди приговоренных был и Гумилев. Точная дата его смерти неизвестна.

Истинными патриотами были и те, кто покинул Москву, не желая покориться

Наполеону. Они были убеждены: «Под управлением французов нельзя было быть».

Они «просто и истинно» делали «то великое дело, которое спасло Россию».

Петя Ростов рвется на фронт, потому что «Отечество в опасности». А его сестра

Наташа освобождает подводы для раненых, хотя без семейного добра она

останется бесприданницей.

Истинные патриоты в романе Толстого не думают о себе, они чувствуют

потребность собственного вклада и даже жертвы, но не ждут за это награды,

потому что несут в душе неподдельное святое чувство Родины.

2. Центральный цикл первого тома блоковской лирической трилогии - - «Стихи о

Прекрасной Даме». Именно эти стихи до конца жизни оставались для Блока самыми

любимыми. Как известно, в них отразились любовный роман молодого поэта с

будущей женой Л. Д. Менделеевой и увлечение философскими идеями Вл.

Соловьева. В учении философа о Душе мира, или Вечной Женственности, Блока

привлекала мысль о том, что именно через любовь возможно устранение эгоизма,

единение человека и мира. «Высокая» любовь к миру открывается человеку через

любовь к земной женщине, в которой нужно суметь прозреть ее небесную природу.

«Стихи о Прекрасной Даме» многоплановы. Там, где в них говорится о реальных

чувствах и передается история «земной» любви, — это произведения интимной

лирики. Но «земные» переживания и эпизоды личной биографии в лирическом цикле

Блока важны не сами по себе — они используются поэтом как материал для

вдохновенного преобразования. Важно не столько увидеть и услышать, сколько

прозреть и расслышать; не столько рассказать, сколько поведать о

«несказанном».

Сюжет блоковского цикла «Стихи о Прекрасной Даме» — это сюжет ожидания

встречи с возлюбленной, встречи, которая преобразит мир и героя, соединит

землю с небом. Участники этого сюжета —

«он» и «она». Многопланов облик героини. С одной стороны, это вполне

реальная, «земная» женщина, каждое свидание с которой открывает в ней

лирическому герою какую-либо новую черту. «Она стройна и высока, // Всегда

надменна и сурова». Герой видит ее «каждый день издалека» или встречается с

ней «на закате». В разные встречи на ней может быть «сребристо-черный мех»

или «белое платье». Она скрывается «в темные ворота» и т. п. С другой же

стороны, перед нами небесный, мистический образ «Девы», «Зари», «Величавой

Вечной жены», «Святой», «Ясной», «Непостижимой»... То же можно сказать и о

герое цикла. «Я и молод, и свеж, и влюблен» — вполне «земная»

самохарактеристика. А далее он уже «безрадостный и темный инок» или «отрок»,

зажигающий свечи.

Драматизм ситуации ожидания — в противопоставлении земного и небесного, в

заведомом неравенстве лирического героя и Прекрасной Дамы. В их отношениях

возрождается атмосфера средневекового рыцарства: предмет любви лирического

героя вознесен на недосягаемую высоту, его поведение определяется ритуалом

самозабвенного служения. «Он» — влюбленный рыцарь, смиренный инок, готовый к

самоотречению схимник. «Она» — безмолвная, невидимая и неслышимая; бесплотное

средоточие веры, надежды и любви лирического героя

Маяковский обладает удивительной способностью из всего делать поэзию, в

незначительном видеть важное. Ему больно за людей, которые не хотят замечать

красоту мира, живут серой, будничной жизнью. В знаменитом стихотворении

«Послушайте! » он обращается со страстным призывом подняться над прозой жизни

и увидеть вокруг себя не «плевоч-ки», а звезды, он хочет зажечь человеческие

души, чтобы в каждой «обязательно была звезда». Он зовет человека к

возвышенным целям, к обновлению, преображению, напоминает ему о его высоком

предназначении.

Человек,

землю саму

зови на вальс!

Возьми и небо заново вышей,

новые звезды придумай и выставь...

Однако толпа глуха к этому крику души поэта. Во многих стихах он рассказывает

о своих безнадежных попытках прийти к людям, поведать им о своих страданиях,

разделить их горе. Но каждый раз эти попытки оказываются безуспешными. Поэт

ощущает страшное, трагическое одиночество.

...Это совершенно невыносимо! Весь как есть искусан злобой. Злюсь не так, как

могли бы вы: как собака лицо луны гололобой — взял бы и все обвыл.

У Маяковского сквозь трагическое одиночество, отъединенность от людей

отчетливо просматривается тяга к человеческому теплу, участию, пониманию.

Слушайте ж:

Все, чем владеет моя душа, — а ее богатства пойдите смерьте ей! великолепие,

что в вечность украсит мой шаг,

и самое мое бессмертие,

которое, громыхая по всем векам,

коленопреклоненных соберет мировое вече, —

все это — хотите? —

сейчас отдам

за одно только слово

ласковое

человечье.

Он хочет разорвать одиночество и кричит:

Послушайте!

Ведь если звезды зажигают —

Значит, это кому-нибудь нужно?

Лирический герой Маяковского не хочет изоляции от большого человеческого

оркестра. Сквозная метафора «люди-оркестр» в стихотворении «Скрипка и

немножко нервно» выявляет позицию «Я», которому хочется преодолеть

оставленность всеми, побрататься с любым, кто ему поверит, хоть с нежной

скрипкой, «выплакивавшей» свое одиночество без слов, без такта. Отчаяние свое

лирический герой выражает резко, грубо, иронично. В стихотворении «Нате!»

ирония переходит в гротеск: «Вы» — не люди, а «обрюзгший жир», у мужчин — «в

усах капуста», «женщины смотрят устрицей из раковин вещей». Зато свое сердце

поэт сравнивает с хрупкой, трепетной бабочкой («бабочка трепетного сердца»),

которую толпа, «стоглавая вошь», может легко раздавить.

Миру корысти, пошлости, бездуховности Маяковский противопоставляет любовь.

«Любовь — это сердце всего», — утверждает поэт.

Письма и стихи, посвященные Л. Ю. Брик, раскрывают всю глубину и силу чувств

поэта, которому «кроме любви... нету солнца», который «душу цветущую любовью

выжег».

Поэзия Маяковского поднимает глубокие нравственные проблемы, в которых

перемешаны добро и зло, прекрасное и безобразное, земное и возвышенное,

сиюминутное и вечное.

Страницы: 1, 2, 3, 4