Диплом: Русский мир в романе А.С.Пушкина Евгений Онегин

Диплом: Русский мир в романе А.С.Пушкина Евгений Онегин

Содержание

Введение............................ 2

Глава 1. К проблеме художественной специфичности романа

А.С. Пушкина «Евгений Онегин»............... 12

1.1. К постановке проблемы: пушкинский концепт русского мира..........12

1.2. А.С. Пушкин и его эпоха: «проблема человека» и русского

национального характера. ................. 17

1.3. «Евгений Онегин» как целостное и «вечно движущееся явление».

Специфика жанра, композиции и стиля «свободного романа».

....................... 22

Глава 2. Русский мир в романе А.С. Пушкина «Евгений Онегин»...................37

2.1. Историзм и онтологический охват действительности в романе А. С. Пушкина.

.................37

§1. Москва как исторический, духовный и культурный центр России. Петербург

светский и европейский. .... 41

§2. Русская деревня и природа в романе «Евгений Онегин».

Пространственная картина мира. ............ 49

2.2. Образы «героя времени» и русской героини в контексте пушкинской картины

русского мира. ............. 55

2.3. Авторский идеал в романе «Евгений Онегин». ..... 66

Заключение......................... 75

Список использованной литературы.............. 80

Введение

«До сих пор всякий, желающий говорить о Пушкине, должен, нам кажется, начать с

извинения перед читателями, что он берется в том или ином отношении измерять

эту неисчерпаемую глубину»[1].

Слова эти, сказанные более ста лет назад, сохраняют свою справедливость до

сих пор. И сейчас одно только ощущение неисчерпаемости этой глубины может

служить извинением для всякого желающего говорить о Пушкине. Уже современники

Пушкина отзывались о нем как о грандиозном, безусловном явлении. «Солнце

нашей поэзии» - Россия навсегда запомнила эти слова Владимира Одоевского.

«При имени Пушкина, - сказал Н.В. Гоголь, - тотчас осеняет мысль о русском

национальном поэте. В самом деле, никто из поэтов наших не выше его и не может

более называться национальным; это право решительно принадлежит ему. это

русский человек в его развитии, в каком он, может быть, явится чрез двести лет»

[2]. Гоголь чутко указал нам на глубокую метафизическую связь судьбы России

с Пушкиным, увидев в нем культурный ориентир для русского человека.

Значение Пушкина в культуре, наверное, определяется прежде всего тем, что он

глубже, свободнее, естественнее и гармоничнее всех ощущает божественную

природу бытия и человека в трагическом противоречии с реальным человеческим

существованием. Универсальная кол­лизия Пушкина — человек перед лицом высших

ценностей.

Творческая индивидуальность Пушкина неулови­ма, но одно из многочисленных

определений все же, думается, почти конгениально. Это определение дает

известный исследователь В.С. Непомнящий: «Стоит сказать: сол­нечный гений,—

и имени можно не называть, это приложимо только к Пушкину. Разумеется, в

литературе немало радостных произведений и жизнелюбивых художников, которые,

изображая зло жизни, отвергают его и утверждают добро. Пушкин ничего не

«отвергает» и не «утвер­ждает»; но ни у кого больше не найдем мы — при столь

плот­ной концентрации трагизма в изображении жизни — столь мощной солнечной

энергии, источаемой этим художествен­ным изображением»

[3]. К этому замечательному высказыванию можно только добавить, что во все

времена в мире, в котором отдельный человек ощущает разлад с самим собой, а все

люди находятся в состоянии трагической разобщенности, только подлинный художник

способен нести в качестве нормы и образца идеал гармоничного и цельного

человека.

Проблема идеала в литературе мыслилась философом Л. Шестовым в нерасторжимой

связи с гуманностью (всечеловечностью) и правдивым изображением жизни. «Но мы

знаем, что. действительность беспощадна, жестока. Как же может поэт, оставаясь

верным жизненной правде, сохранить высшие, лучшие порывы своей души?»

[4] Примирение незримых и зыбких идеалов души «с жизнью, с ее всесильной

необходимостью – едва ли не самая мучительная загадка бытия, которая разрешима

только в дерзновенной вере и творческом акте»

[5], в котором человек в его индивидуальном бытии обретает онтологический

статус. И, как верно заметил В.С. Непомнящий, «чем более полно, сильно,

творчески органично. воплощается в художественном мире устремление к идеалу, к

соответствию человека своему пред­назначению, .тем этот художественный мир —

при любом трагизме — выше, светлее, значительнее и гармоничнее, .тем более он

близок истине жизни»[6].

Все эти характеристики применимы к роману «Евгений Онегин», которому принадлежит

в творчестве А.С. Пушкина поистине исключительное место. Н.Н. Скатов по праву

называет его центральным произведением Пушкина, «по значению в пушкинском

творчестве и во всей русской литературе, по объему и полноте охвата жизни»

[7]. Действительно, едва ли не с самого начала «Евгений Онегин» задумывался

Пушкиным как широкая историческая картина, как художественное воссоздание

исторической эпохи. За семь лет, в течение которых создавался роман, многое

менялось и в России, и в самом Пушкине, и все эти перемены не могли не найти

своего отражения в романе. Так роман «Евгений Онегин» становился поэтической

хроникой русской жизни, ее своеобразной поэтической историей.

Это одно из самых неисчерпаемых и глубоких произведений русской литературы, что

подтверждает огромное количество исследований современных литературоведов,

посвященных форме, жанру романа в стихах, сущности замысла и его воплощению,

идейной, эстетической, нравственной и философской проблематике романа. Этим

исследованиям положили начало критические труды XIX - XX веков. «Автор первого

философского обозрения нашей словесности»[8]

И.В. Киреевский одним из первых дал серьезную критическую оценку деятельности

Пушкина, несмотря на то, что, по его мнению, «трудно. приискать общее выражение

для характера его поэзии, принимавшей столько различных видов»

[9]. Однако о романе в стихах «Евгений Онегин» критик высказался вполне

однозначно: «Отличительные черты его суть: живописность, какая-то беспечность,

какая-то особенная задумчивость и, наконец, что-то невыразимое, понятное лишь

русскому сердцу»[10]. Критик говорил и о

стремлении поэта к самобытности, которое, по его словам, обнаруживается в

произведении. В заключение, говоря о «сильном влиянии, которое поэт имеет на

своих соотечественников», Киреевский отметил в связи с этим «еще одно важное

качество в характере его поэзии – соответственность со своим временем»

[11].

Вопрос о национальном и мировом значении Пушкина был впервые поставлен В.Г.

Белинским. «Пушкин был совершенным выражением своего времени. современного ему

мира, но мира русского, но человечества русского»

[12]. В статье «Литературные мечтания» критик выявил основной вопрос

литературной жизни – проблему народности в литературе. Народность, которая

состоит в свободе от чуждых влияний и «в верности изображения картин русской

жизни»[13], выступает, как обоснованно

указывает Белинский, критерием национального значения Пушкина. В

фундаментальном труде Белинского - цикле из 11 статей под общим заглавием

«Сочинения Александра Пушкина» (1843-1846) - возникает известная формула о

«Евгении Онегине» как «энциклопедии русской жизни и в высшей степени народном

произведении».

Критик А.В. Дружинин в своей статье «А.С. Пушкин и последнее издание его

сочинений» (1855 г.) подошел к творчеству Пушкина «с позиций «абсолютных» начал

искусства, «вечных» его принципов, и естественно, что для него во многом

открывается сверхисторический смысл пушкинского творчества, выступающий уже

далеко за рамки своего времени»[14]

(Скатов). «Онегин», - писал критик, - в целом представляется одним из

занимательнейших романов, когда-либо приходивших на мысль самым высокодаровитым

писателям». Дружинин отметил такие черты романа, как «стройность», «мастерское

сочетание рассказа с лиризмом», «неожиданность развязки» и «влияние на

любопытство читателя»[15]. А. Григорьев,

автор знаменитой формулы «Пушкин – наше все», считал, что «лучшее, что было

сказано о Пушкине» в современной ему критике, «сказалось в статьях Дружинина»

[16]. Сам он справедливо говорил о поэте как о «единственном полном очерке

нашей народной личности», «самородке». Пушкин, по его мнению, - «наш самобытный

тип, уже мерявшийся с другими европейскими типами, переходивший сознанием те

фазисы развития, которые они проходили, но братавшийся с ними сознанием»

[17]. Натура русского гения, по мнению А. Григорьева, отзывалась на все «в

меру русской души»[18]. Это высказывание

предвосхитило слова Ф.М. Достоевского о «всемирной отзывчивости» Пушкина: «эту.

главнейшую способность нашей национальности он именно разделяет с народом

нашим, и тем, главнейше, он и народный поэт»

[19].

Критика русского символизма видела в Пушкине пророка, духовный эталон и

нравственный ориентир художника. «Пушкин. чутким слухом предугадывал будущую

дрожь нашей современной души»[20], -

писал о гении-пророке В. Брюсов и на основании этого выдвигал основное

требование к современному поэту: приношение «священной жертвы» «не только

стихами, но каждым часом своей жизни, каждым чувством.»

[21] «Творчество состоит далеко не в одном бряцании рассеянной рукой по

лире, но и в мучительном труде воплощения образов в слово»

[22], - справедливо писали критики начала XX века Ф. Сологуб и

Иванов-Разумник об огромной работе, проделанной Пушкиным в период создания

романа в стихах «Евгений Онегин».

Интересна история комментирования романа «Евгений Онегин». Ведь как только

пушкинский роман перешагнул свое время и оказался достоянием новой читательской

среды, многое в нем потребовало дополнительного объяснения. В XX веке первые

послереволюционные издания сочинений Пушкина вообще отказались от

комментирования «Евгения Онегина». Появлялись отдельные издания «Евгения

Онегина», снабженные краткими комментариями Г.О. Винокура и Б.О. Томашевского и

рассчитанные в основном на широкий круг читателей. Отметим существенное

значение кратких подстрочных примечаний и объяснительных статей к школьному

изданию «Евгения Онегина», осуществленному С. М. Бонди. Эти комментарии оказали

воздействие и на научное осмысление «Евгения Онегина». В 1932 г. новый

комментарий был создан Н.Л. Бродским. О целях и задачах своей книги «Евгений

Онегин». Роман А.С. Пушкина»[23]

Бродский писал в предисловии к третьему изданию, заявляя, что возникла задача

обрисовать время, определившее судьбу и психологию главных героев романа,

раскрыть круг идей самого автора в постоянно изменявшейся действительности.

Книга Н. Л. Бродского была обращена, в частности, к учителю-словеснику, от

уровня знаний которого о «Евгении Онегине» зависит преподнесение его ученикам.

В этом смысле значение труда Бродского очень велико. Однако, признавая роман

Пушкина вершинным памятником литературы XIX века, Бродский рассматривает его

прежде всего как произведение, навсегда отошедшее в прошлое и принадлежащее

ему.

В 1978 г. «Евгений Онегин» вышел с комментариями А.Е. Тархова

[24]. Цель, которую поставил перед собой автор - проанализировать творческую

историю романа в единстве с эволюцией героя. Несмотря на то, что автор уделяет

внимание преимущественно общим текстологическим комментариям, а не частностям,

его труд дает читателям пушкинского романа подробный и опирающийся на

предшествующую научную традицию материал для понимания «Евгения Онегина».

Одним из наиболее значительных событий в современном истолковании «Евгения

Онегина» явилась публикация в 1980 г. комментария Ю. М. Лотмана, обращенного,

как и труд Н. Л. Бродского, к учительской аудитории. В книгу «Евгений Онегин».

Комментарий»[25] включен «Очерк

дворянского быта онегинской поры» - ценное пособие при изучении не только

«Евгения Онегина», но и вообще всей русской литературы пушкинского времени.

Построение книги рассчитано, как отмечает сам исследователь, на параллельное

чтение с пушкинским текстом. В основе научного комментария Ю.М. Лотмана лежит

глубокая текстологическая работа. Комментарий дает два типа пояснений:

текстуальные, интертекстуальные и концептуальные (автор дает

историко-литературные, стилистические, философские интерпретации). Задача,

поставленная исследователем – «приблизить читателя к смысловой жизни текста» -

решается в этой книге на самом высоком уровне.

К комментированию «Евгения Онегина» не раз обращались и зарубежные авторы. Среди

наиболее известных можно назвать обширный комментарий В. В. Набокова

[26], характеризующийся обстоятельными объяснениями многочисленных деталей

текста пушкинского романа. Здесь немаловажное место занимают пространные

экскурсы в историю литературы и культуры, стихосложения, а также заметки

переводчика и сопоставления с предшествующими опытами перевода «Евгения

Онегина» на английский язык. Писатель объясняет реалии, непонятные прежде всего

для иноязычного читателя. Есть в его работе и свои издержки: излишне подробные

рассуждения, иногда слишком резкая полемика с предшественниками. Тем не менее,

данный комментарий представляет собой значительное достижение западного

пушкиноведения - в первую очередь по обстоятельности и масштабам

комментирования текста романа.

В 1999 г. в московском издательстве «Русский путь» вышла «Онегинская

энциклопедия» в 2 томах[27], в создании

которой приняли участие такие исследователи, как Н.И. Михайлова, В.А. Кошелев,

Н.М. Федорова, В.А. Викторович и другие. От созданных ранее комментариев к

«Евгению Онегину» энциклопедия отличается особым принципом организации: в ней

объединяются статьи разных жанров (небольшие исследования, литературные эссе,

краткие пояснения к тексту романа). Энциклопедия снабжена богатым

иллюстративным материалом. Большим плюсом издания является адресованность его

как специалистам, так и широкому кругу читателей. Мы можем сказать, что

составители энциклопедии приблизились к новому постижению романа благодаря

широкому охвату материала.

Продуктивным этапом в исследовании пушкинского творчества и в частности

романа «Евгений Онегин» стали фундаментальные исследования С.Г. Бочарова

(«Поэтика Пушкина», «Форма плана»), который уделяет внимание стилистическому

миру романа, его языку, говорит о поэтической эволюции автора. Н.Н. Скатов

(автор масштабного труда «Пушкин. Русский гений», многочисленных очерков

жизни и творчества поэта) исследует поэтику произведений Пушкина,

высказывается о непреходящем значении творчества поэта как высшего,

идеального выразителя русского национального самосознания. И. Сурат внесла

свой вклад в пушкинистику, подняв масштабную проблему «искусство и религия» и

выразив мысль о том, что Пушкин воплотил саму поэзию в ее онтологической сути

(«Пушкин как религиозная проблема»). Суждение о Пушкине как онтологическом,

этическом и эстетическом феномене высказывают и такие современные

литературоведы, как В.С. Непомнящий, Ю.Н. Чумаков, С.С. Аверинцев, В.К.

Кантор и многие другие. Ими разрабатываются вопросы о значении романа

«Евгений Онегин» как неповторимого явления мирового искусства, о влиянии его

на русскую литературу XIX века и последующих эпох. Внимание исследователей

сосредоточено на раскрытии онтологической феноменологии романа Пушкина в

контексте мировой литературы.

В настоящее время по-новому актуальной становится проблема реального места гения

в национальной истории, его роли в духовном самосознании народа, в судьбах

нации, т.е. его исключительной миссии, особого исторического задания. Вслед за

религиозно-философской критикой рубежа XIX-XX вв. (Д.С. Мережковский, Н.А.

Бердяев, С.Л. Франк), утверждавшей мысль, что «в Духе Святом. происходит то

соединение благодати и свободы, которое мы видим в творчестве Пушкина»

[28], пушкинский феномен как философскую и методологическую категорию

рассматривает в своих трудах В.С. Непомнящий. По мнению литературоведа,

«чтобы гений Пушкина предстал перед нами во всей его яркости и жизненной

полноте, необходимо рассматривать его. в онтологическом контексте как

феномен бытия»[29].

Итак, каждая эпоха «высветила» в романе наиболее близкие ей уровни, что и

отразилось на этапах научного изучения. Современный исследователь Ю.Н. Чумаков

справедливо полагает, что теперь настало время для прочтения романа «на фоне

универсальности»[30]. Универсальное

содержание «Евгения Онегина» обнаруживает себя в картине мира,

представленной как система ценностей, как постоянно развивающаяся, «вечно

движущаяся» совокупность представлений о реальной действительности.

Проблема национального и личностного представления о мире, выраженного в

произведениях русской и мировой литературы, сегодня предстает как объект

изучения литературоведения, психологии, философии, обществоведения. Понятие

художественной модели мира выдвигается в разное время такими учеными, как

Г.Д. Гачев, И.М. Семенко, Ю.М. Лотман, Ю.Н. Чумаков, В.А. Кошелев, В.С.

Непомнящий, О.В. Рябов. Для этого типа исследований характерно постижение

художественного творения в его целостности, стремление увидеть отраженный в

нем смысл человеческого бытия. В пушкинском идеале исследователи видят

светлую жизнеутверждающую силу, которая способна противостоять трагическому

одиночеству, глубину осмысления жизни, постоянный диалог с ней. Гений всегда

стремится к осознанию своего предназначения, к наиболее полному отражению в

художественном творчестве судьбы страны, народа.

Цель настоящей работы - рассмотреть универсальное содержание концепта

русского мира, лежащего в основе романа в стихах А.С. Пушкина «Евгений

Онегин». В соответствии с целью были определены следующие задачи:

· оценить степень научной изученности концепта русского мира и

русского национального характера;

· выявить эстетическое своеобразие пушкинского «свободного романа»;

· рассмотреть роман с позиций историзма и онтологического охвата

действительности;

· исследовать специфичность пушкинского концепта русского героя и

героини в свете авторского идеала.

Глава 1. К проблеме художественной специфичности романа

А.С. Пушкина «Евгений Онегин».

1.1. К постановке проблемы: пушкинский концепт русского мира.

Картина мира - это «система интуитивных представлений о реальности»

[31]. Термин «картина мира» (Weltbild) впервые был введен Людвигом

Витгенштейном в «Логико-философском трактате», но в антропологию и семиотику он

пришел из трудов немецкого ученого Лео Вайсгербера (1899 – 1985).

«Картину мира можно выделить, описать или реконструировать - от нации или этноса

до какой-либо социальной или профессиональной группы или отдельной личности»

[32], - пишет В.П. Руднев. При этом своя картина мира существует в каждом

отрезке исторического времени, но в то же время есть и универсальная картина

мира, свойственная всему человечеству. Правда, она довольно абстрактна, так как

у каждого народа существуют свои представления о добре и зле, о нормах и

ценностях. Что касается отдельной личности, то картина мира будет

детерминирована прежде всего индивидуальным характером.

Говоря о представлениях о мире в XIX веке, нельзя не отметить самое

фундаментальное традиционное философское противопоставление бытия и сознания.

Картина мира была материалистической, «материальность мира и его бытие

рассматривались как понятия тождественные»

[33]. Бытие представлялось первичным, а сознание вторичным (большую роль в

то время играли также «идеалистические попытки вывести бытие из акта сознания»

[34]). Нужно учесть и тот факт, что наблюдатель и наблюдаемое, какими они

представали в литературном произведении, противополагались. Уже в искусстве

XVIII в. субъектно-объектные отношения в тексте выводились за пределы личности

автора, совмещались с понятием истины, которую выражал художественный текст.

Таким образом, создатель художественного произведения созерцал действительность

не просто со стороны, а находился над ней, выступал в сознании читателя

как всеведущий носитель оценок всего, о чем говорится в произведении. Читатель

же, переживая текст произведения, как отмечает Ю.М. Лотман, «находится вне

литературы»[35] и оценивает

произведение, сопоставляя его с жизнью, реконструируя в своем восприятии

личность и сознание автора.

Автор творчески воспринимает мир, проникая в его суть мыслью, чувствами и

переживаниями художника, в своем творчестве он осмысливает и воспроизводит мир

во всем его многообразии. И в этом смысле творчество Пушкина, как верно отметил

С.С. Аверинцев, «дает читателю переживание. особой гармонии между формой и

содержанием – между движением стиха, с одной стороны, и предметом изображения,

с другой стороны»[36]. Для творчества

Пушкина действительно характерно особое гармоничное философское видение мира.

Бытие для него – непостижимая тайна, каждая человеческая душа – тоже тайна. И

поэт пристально наблюдает за человеком, оказавшимся перед лицом онтологических

ценностей, а «художественной точкой зрения», как обоснованно указал Ю.М.

Лотман, становится «отношение истины к изображаемому миру»

[37].

По образному выражению В.С. Непомнящего, в пушкинском мире, «свет истины, общей

для всех, заставляет тени ложиться в точном соответствии с действительным

положением вещей»[38]. «Божественная

свобода» Пушкина простирается очень далеко: в его видении мира нет ничего

осуждаемого, однозначно отрицательного. Если и есть что-то действительно

трагическое в его мироощущении, так это то, что истина беззащитна, ею легко

пренебречь, потому что она известна всем. Л.А. Коган также обращает внимание на

этот факт и указывает на то, что высокое назначение творца – быть

«первопроходцем на пути к истине», как духовный учитель он «призван ставить

вопросы, пробуждающие и просветляющие человека, предвидеть и облегчать их

решение»[39]. Нельзя не согласиться с

исследователями: философия поэзии Пушкина состоит именно в ее общечеловеческой,

правдоискательской направленности, в своем художественном мироощущении он

стремится к сокровенному и возвышенному. Бытие выступает перед творцом как

некая сверхзадача, а поскольку бытие неисчерпаемо, у поэзии нет и не может быть

последнего слова.

О том, что пушкинская поэзия является фактом глубинного и полного осмысления

бытия, писал Н.О. Лосский: «Даже в изображении. обыденной действительности он

умеет достигнуть такой многосторонности и гармонии, такого синтеза, в силу

которых. творение его фантазии оказывается таким же содержательным и полным

смысла, трудно постижимого нами, как и сама мировая действительность»

[40]. Поддерживая это высказывание, добавим, что основа творческой силы и

подлинной свободы поэта в видении «мировой действительности» – это «любовь к

родному пепелищу, любовь к отеческим гробам» («Два чувства дивно близки нам.»,

1830 г.). Доказательством этой мысли может служить высказывание С.Л. Франка:

«Укорененность в родной почве, ведя к расцвету духовной жизни, тем самым

расширяет человеческий дух и делает его восприимчивым ко всему

общечеловеческому. Этот мотив проникает и всю поэзию, и всю мысль Пушкина»

[41]. В этом и состоит народность поэта. И эта народность совсем не

предполагает замкнутости от чужих влияний, обособленности национальной

культуры. Современный исследователь А. Панарин справедливо отмечает, что

«проблему российской самобытности, своеобразия национальной судьбы Пушкин решал

не в этнографическом ключе, а в историческом и цивилизационном»

[42].

В настоящее время исследователями актуализируется высказанная еще русскими

символистами и западноевропейскими философами мысль о том, что «два

противоположных начала» якобы «легли в основу формации русской души»:

«природная, языческая стихия и аскетически-монашеское православие»

[43]. В этом схематизированном концепте «загадочной русской души» упущено,

может быть, самое существенное, что было так чутко и точно угадано русским

гением. Ведь Пушкин видит в России онтологически и эстетически закономерное,

драматически сложное и мощное движение от язычества к православной цивилизации.

В противоположность западному потребительскому мировоззрению, его культу

«материального» человека Пушкин «судит о людях и народах не по критериям

развитости или неразвитости, успеха или неуспеха, а по универсальным критериям

духовного плана»[44]. Эта истинно

христианская позиция стала источником силы поэта и его творческой

самостоятельности. Как верно отмечает В.К. Кантор, критерием Пушкина при

подходе к изображению любого социального слоя российского государства были

ценности цивилизации, так как она «была той высшей точкой, движение к которой

объединяло и в этом смысле уравнивало народы, разные по национальности и по

уровню развития»[45].

Широко известно признание Пушкина в письме к П.Я. Чаадаеву, которое в полной

мере характеризует отношение поэта к особенностям русской истории: «. я далеко

не восторгаюсь всем, что вижу вокруг себя; как литератора - меня раздражают,

как человек с предрассудками - я оскорблен, - но клянусь честью, что ни за что

на свете я не хотел бы переменить отечество, или иметь другую историю, кроме

истории наших предков, такой, какой нам Бог ее дал»

[46].

Пушкин вмещает весь космос народного духа со всеми его гранями и оттенками - и

поэтому он так же не укладывается в определения, как и то, что называют

«русской духовностью». В.С. Непомнящий очень тонко определил сущность

пушкинского гения: «Из гигантов мировой культуры лишь он один соединяет в себе

предельную недоступность с предельной же фамильяризованностью, царственный

статус с родственной близостью каждому.»[47]

Россия знаменовала для Пушкина нелегкую, но плодотворную встречу разных

пространств, разных жизненных укладов, народов, верований, языков, человеческих

характеров. Пушкин твердо убежден в своеобразии русского мира, в существенном

отличии между историей России и историей Западной Европы. Никогда не переступив

западной границы России, Пушкин воспринял западную культуру, воспитывался

сначала на Вольтере и французской литературе, потом на Байроне, Шекспире,

Гете... Но в его душе утонченность влияния европейской культуры уживалась с

«русским духом». Мы говорим о гениальной способности Пушкина к синтезу,

примиряющему противоположности, открывающему широкие духовные и исторические

перспективы. Он защищает ценность русской культуры, но утверждает и

необходимость западной культуры для России. «В искусстве, .в художественном

творчестве он проявил эту всемирность стремления русского духа неоспоримо»

[48], - утверждал Ф.М. Достоевский.

Говоря о романе в стихах «Евгений Онегин», мы понимаем, что это «произведение не

только о любви, но и о судьбах России»[49]

. Сюжет его строится на притяжении-противостоянии «героя века», скованного

«европейским» воспитанием, усвоившего чуждое России мировоззрение, - и уездной

барышни, оставшейся русской по своим идеалам, жизненным и религиозным

представлениям, несмотря на французский язык и английские романы. Само это

притяжение-противостояние (Запад – Россия) заключает в себе огромный

исторический смысл. Проблему судьбы России и русского человека, проблему

всемирно-исторического масштаба решает в своем произведении великий поэт.

1.2. А.С. Пушкин и его эпоха. «Проблема человека»

и русского национального характера.

В ходе написания романа «Евгений Онегин» и его публикации менялся автор, менялся

читатель, менялась эпоха. Замысел первой главы романа возник в Кишиневе в связи

с постоянным и тесным общением с декабристским кружком Орлова и Раевского. По

наблюдению Ю.М. Лотмана, «одной из характерных сторон пушкинского творчества

1822-1823 гг., наряду с тяготением к гражданственной тематике, .является

обострение интереса к сатире»[50],

который «находился в русле развития передовой литературы той эпохи»

[51]. Исследователь отмечает, что замысел «Евгения Онегина» первоначально

намечался в плане сатирического противопоставления светского общества и

светского героя высокому авторскому идеалу: поэт стремился «создать

сатирический образ представителя «изнеженного племени переродившихся славян»

[52].

В своей книге «Роман Пушкина «Евгений Онегин» Г.П. Макогоненко отмечает, что

«типичными чертами характера молодого человека этой поры было недовольство,

равнодушие, охлажденность души»[53].

Центральной темой романа «Евгений Онегин» явилась судьба героя времени, его

духовно-нравственное самоопределение, неудовлетворенность сущим и поиски места

в жизни. Определяющей чертой своего поколения и его судьбы, смыслом его

исторической драмы Пушкин считал трагическое противоречие между огромными

скрытыми возможностями личности и ее общественной невостребованностью. В своих

современниках (Чаадаеве, Каверине, Пущине) поэт видел «выдающихся русских людей

эпического масштаба»[54], которые в

большом свете вынуждены были вести жизнь заурядных людей - помещиков, офицеров,

чиновников. Это было следствием колоссального трагического разрыва двух

сословий и двух Россий.

Впервые тип человека, созданный временем, Пушкин запечатлел в характере пленника

в поэме «Кавказский пленник» (1821), показав равнодушие к жизни, к ее радостям,

«старость души», которые сделались отличительными чертами молодых людей его

времени. Впоследствии Пушкина начинает преследовать мысль запечатлеть новый тип

молодого современника в поэтическом образе, и этот тип представляется ему уже

яснее, чем в пору создания «Кавказского пленника». В творчестве Пушкина «шло

становление реалистического стиля в споре, взаимопритяжении, взаимообогащении и

взаимоотталкивании со стилем высокого романтизма. К роману в стихах Пушкина

вело внутреннее развитие его гения и все развитие русской литературы»

[55].

В начале XIX века ведущее место в литературе начинает занимать жанр романа,

который вытесняет эпическую поэму. Еще Гегель и Бальзак (а в России – В.Г.

Белинский) определяли роман как эпос частной жизни, в то время как эпическую

поэму характеризуют «нераздельность индивидуальной и народной души» (А.

Веселовский) и такие инициативные действия героя, которые стимулировались

общенациональными, государственными идеалами и целями»

[56]. В сравнении с поэмой эпической (античной, средневековой), а также

романтической, где действуют исключительные, возвышенные лица, роман XVIII и

XIX вв. - жанр не высокий, а прозаичный, точнее, прозаизированный. В нем

появляется особый тип героя, который, как отмечал М.М. Бахтин, «формулируя

отчетливо индивидуальные принципы частного и общего поведения, .выражает

неудовлетворенность образом жизни большинства»

[57]. Конфликт с обществом открывает зависимость личности от общественных

коллизий, которые она, как правило, преодолеть не в силах и удаляется от

общества в поисках самой себя. Образцы нового западноевропейского романа с его

новым типом героя учитывались Пушкиным при создании его «Онегина». Это роман

«Рене» Р. Шатобриана, «Мельмот-скиталец» Ч. Мэтьюрина, «Адольф» Б. Констана и,

конечно, произведения Дж.Г. Байрона, такие, как поэма «Паломничество

Чайльд-Гарольда» и стихотворный роман «Дон-Жуан».

Душевный мир героя может раскрыться перед нами при сопоставлении мира Онегина с

миром привлекающих его внимание книжных образов. Автор не раз сопоставляет

Онегина с байроновским Чайльд-Гарольдом: «Гарольдов плащ» - символ

байронического разочарования в мире и в людях – становится важнейшей приметой

героя в романе. Вспомним эти случаи сопоставления: «Как Child-Harold,

угрюмый, томный,//В гостиных появлялся он.»

[58] В IV главе: «Прямым Онегин Чильд Гарольдом//Вдался в задумчивую лень.»

(V, 94) В VII главе упоминается «лорда Байрона портрет», который видит Татьяна

в кабинете Онегина, и то, что «певца Гяура и Жуана» он «из опалы исключил» (V,

149). Продолжая этот ряд, можно упомянуть появление Онегина в VIII главе перед

встречей с «законодательницей зал» Татьяной: «Чем ныне явится?

Мельмотом,//Космополитом, патриотом,// Гарольдом, квакером, ханжой.» (V, 168).

Смысл этих настойчивых сопоставлений, по верному наблюдению Г.Г. Красухина,

состоит в следующем: «Онегин ориентируется на Чайльд-Гарольда. эта черта

характеризует тогдашнее время, она – его яркая примета. Мы помним, что первая

глава описывает светскую жизнь петербургского молодого человека в конце 1819

года. А в то время Чайльд-Гарольд был кумиром молодежи»

[59].

Однако характеры Чайльд-Гарольда и Онегина неоднородны, о чем писал в 1859 г. А.

Григорьев: «Мрачный сплин и язвительный скептицизм Чайльд-Гарольда заменился в

лице Онегина. тоскою человека, который внутри себя гораздо проще, лучше и

добрее своих идеалов, который наделен критическою способностию здорового

русского смысла. который – критик, потому что даровит, а не потому, что

озлоблен»[60]. И тем не менее, сравнение

Онегина с разочарованным героем Байрона автор проводит почти до конца романа.

Почему? Возможно, здесь имеет место явление, которое литературовед А.М. Гуревич

обозначил как «поэтика подразумеваний». «Автор для прояснения и конкретизации

романных ситуаций, мотивов поступков. своих героев, или же для углубления их

психологической характеристики, более полного раскрытия. сути их жизненной

позиции. проводит явные или скрытые параллели между «чужими» персонажами и

героями своего романа в стихах»[61].

Судьбы героев действительно развертываются в сложном пересечении литературных

реминисценций. Руссо, Сталь, Ричардсон, Байрон, Констан – далеко не полный

список авторов, «чьи тексты составляют фон, в проекции на который

обрисовывается судьба героев»[62]. В

этом смысле мы можем говорить об «интертекстуальной» картине мира, которая в

пушкинском художественном мире служит задаче изображения духовного мира

человека.

Собственно говоря, вся проблема духовной жизни или духовной смерти человека

предстает у Пушкина как проблема русского мыслящего человека: его назначения,

его роли в судьбах страны и народа. Драматизм этой проблемы в литературе был

реальным драматизмом становления и существования личности в сложных условиях

послепетровской России. Создание Онегина и его литературных «потомков»

(Печорина, Бельтова, Рудина, Обломова.), как справедливо заметил В.С.

Непомнящий, «суть акты беспощадной требовательности русского мыслящего человека

к себе, предельной интеллектуальной отваги, величайшей совестливости и духовной

высоты»[63].

Попытки концептуального художественного, социально-исторического и этического

осмысления и построения русского национального характера заметно

активизировались уже в XVIII веке. С проблемой национального характера

оказалась тесно связана проблема народности. Тема народности вошла в роман

«Евгений Онегин» именно как положительное начало, противостоящее европейской

индивидуалистической культуре. Романтический индивидуализм, конечно,

позволял порывать с «толпой», с ее моралью и законами, но, отделяя человека

от всего мира, ожесточал его. И Пушкин указывает на существование духовной,

национальной, исторической общности людей, определяющей основы истинной

человеческой морали. Онегин отделен от этой общности, от истинно русского

мира, и именно в этом его драма.

Автор «Евгения Онегина» понимал, что он участвует в решении задачи, поставленной

самой историей. Сам он был одним из первых и крупней­ших представителей новой

категории русских людей, и, значит, его внутренний опыт имел важное

историче­ское значение. Проблемой, волнующей автора, становится проблема

человека. Но со свойственной ему совестливостью и глубоким внутренним

прозрением поэт ставит эту проблему и перед самим собой. Об этом очень точно

сказал В.С. Непомнящий: «тончайшая и сложнейшая художе­ственная структура

романа. отмечена – при феноменальном многообразии — необычай­ной

монолитностью. Это значит, помимо прочего, что роман написан о себе, о своей

устремленности»[64]. По мнению

исследователя, именно «интерес проблемы» является формообразующим и

жанрообразующим фактором, строит архитектонику и поэтику романа. Это делает

роман насквозь значимой поэтической системой, сплошным сюжетом, иначе

говоря — «большим стихотворением»[65].

1.3. «Евгений Онегин» как целостное и «вечно движущееся явление». Специфика

жанра, композиции и стиля «свободного романа».

Знаменитая формула В.Г. Белинского «энциклопедия русской жизни», оставаясь

замечательной в своем роде и для своего времени, уже тогда заключала в себе

неразрешимое противоречие: она разошлась с его же определением «Евгения

Онегина» как «вечно живущего и вечно движущегося явления». Ведь энциклопедия

не живет вечно и не движется, это свод остановленных знаний. Тем не менее,

слова об «энциклопедии» на протяжении долгого времени сохраняют свою

авторитетность и как бы служат методологическим руководством в изучении

романа.

Таким образом, основу поэтики романа «Евгений Онегин» составляют

энциклопедизм и в то же время процесс, движение.

«Именно как процесс «Онегин» сознавался и автором. Пушкин. его издавал по главам

(первая — 1825, восьмая — 1832); изда­вал как открытое, становящееся

произведение, - пишет В.С. Непомнящий. - «Свободный роман» вырастал из жизни и

«размывал­ся» в жизнь, захватывая, втягивая в себя читателя, .превращая его

восприятие в свой содержательный и структурный элемент»

[66]. «Свободный роман» Пушкина организуется на каждом шагу, постепенно и,

по выражению Ю.М. Лотмана, его «текстом оказывается Жизнь»

[67]. Однако сам «процесс», само «движение» понимается часто только во

внешнем, временном плане: время шло, автор менялся, менялись и его оценки,

оттого возникали «противоречия», которые Пушкин принципиально не устранял:

Пересмотрел все это строго:

Противоречий очень много,

Но их исправить не хочу.

(V, 35)

Это нежелание, возможно, объясняется тем, что, «разрушая плавность и

последовательность истории своего героя, равно как и единство характера, автор

переносил в литературный текст непосредственность впечатлений от общения с

живой человеческой личностью»[68].

Возможно также и то, что благодаря меньшей «организованности» и

«упорядоченности» автор хотел сохранить роману, отражающему все противоречия

жизни, его живое движение во времени. Значит, «Евгений Онегин» - это создание

творческой личности, которая, по мнению исследователя Е.В. Каманиной, «опознает

себя только в Диалоге»[69], т.е. в

Страницы: 1, 2, 3, 4