Диплом: Проблема эмансипации в русской и европейской литературе 19 века

Причины ошибки Натальи лежат не в ней самой, а в окружавших ее

обстоятельствах. Рудин был лучшим из окружавших ее мужчин, она его и выбрала;

что же делать, если и лучший оказался никуда не годным? Наталья искала в

любимом человеке жизни и силы, а наткнулась на вялое резонерство и на

позорную робость. Разрыв с Рудиным дается ей мучительно, однако при этом

Наталья ни на шаг не отступает от своих нравственных высоких требований к

человеку. Ей, как нельзя кстати, подходят слова, характеризующие Елену:

«Стоило человеку потерять ее уважение, - а суд произносила она скоро, часто

слишком скоро, - и уж он переставал существовать для нее» («Накануне»).

Именно такой «скорый» приговор произносит семнадцатилетняя Наталья над

Рудиным.

У Лизы эта решительность и бескомпромиссность смягчены, казалось бы, внешней

мягкостью. Но и она рвет связи с этим чуждым миром пошлости и эгоизма, и

совершает, может быть, еще более решительный поступок, чем Елена. Та покидает

дом и родину с любимым человеком и во имя дела этого любимого ею человека.

Лиза рвет связи с домом, с любимым ею Лаврецким и, уйдя в монастырь, навсегда

отрезает себя от живой жизни. Отгораживаясь таким путем от мира Паншина и

Варвары Павловны Лаврецкой, Лиза совершает поступок, свидетельствующий о ее

большой нравственной силе.

Поистине замечательные слова сказаны о Лизе Калитиной С.М. Степняком-

Кравченским в его статье-предисловии к английскому переводу «Дворянского

гнезда». Отметив, что в Лизе «нравственная сила и красота являются перед нами

во всей своей правде и чистом, без каких бы то ни было идеальных или

эстетических прикрас», Степняк-Кравчинский принципиально утверждал, что «в

этой серьезной девственной душе скрыты великие задатки будущего и что страна,

в котором мужчины могут рассчитывать на поддержку таких женщин, имеет право

рассчитывать на лучшую долю».

Роман «Дворянское гнездо» был написан в 1858 году. В 50-х годах Тургенев

пишет ряд повестей, в которых освещает преимущественно интимную,

психологическую тематику. В большинстве из них затрагиваются проблемы счастья

и долга и на первый план выдвигается мотив невозможности личного счастья для

глубоко и тонко чувствующего человека в условиях русской действительности

(«Затишье», 1854; «Фауст», 1856; «Ася», 1858;, «Первая любовь», 1860).

Повести трактуют нравственные, эстетические проблемы и овеяны мягким и

грустным лиризмом. Они вплотную подводят писателя к проблематике нового

романа – «Дворянское гнездо».

Наиболее близка к «Дворянскому гнезду» повесть «Фауст». Эпиграфом к повести

Тургенев поставил слова Гете: «Ты должен самоотрекаться». Мысль о том, что

счастье в нашей жизни приходяще и что человек должен думать не о счастье, а о

своем долге, пронизывает все девять писем «Фауста». Автор вместе со своей

героиней утверждает: о счастье «думать нечего; оно не приходит – что за ним

гоняться! Оно – как здоровье: когда его не замечаешь, значит, оно есть». В

финале повести автор приходит к весьма грустному выводу: «Жизнь не шутка и не

забава, жизнь даже не наслаждение. жизнь тяжелый труд. Отречение, отречение

постоянное – вот ее тайный смысл, ее разгадка: не исполнение любимых мыслей и

мечтаний, как бы они возвышенны ни были, - исполнение долга, вот о чем

следует заботиться человеку; не наложив на себя цепей, железных цепей долга,

не может он дойти, не падая, до конца своего поприща; а в молодости мы

думаем: чем свободнее, тем лучше; тем дальше уйдешь. Молодости позволительно

так думать; но стыдно тешиться обманом, когда суровое лицо истины глянуло

наконец тебе в глаза».

Подобный же мотив звучит и в повести «Ася». Причину неосуществившегося

счастья в этой повести Тургенев объясняет несостоятельностью «лишнего

человека», безвольного дворянского Ромео, который пасует в любви и позорно

капитулирует в решительный момент объяснения. Н.Г. Чернышевский в статье

«Русский человек на rendez-vous» («Атеней», 1858) вскрыл социальную сущность

безволия тургеневского героя, показал, что его личное банкротство является

выражением начинающегося банкротства социального.

Весьма интересен отзыв П.А. Кропоткина, который, расценив повести «Затишье»,

«Ася», «Фауст» как подготовительные этапы и своеобразные этюды к роману

«Дворянское гнездо», резюмирует: «В них слышится почти отчаяние в образованном

русском интеллигенте, который даже в любви оказывается неспособным проявить

сильное чувство, которое снесло бы преграды, лежащие на его пути; даже при

самых благоприятных обстоятельствах он может принести любящей его женщине

только печаль и отчаяние».[52]

Роман «Дворянское гнездо» отличается классической простотой сюжета и в то же

время глубокой разработкой характеров, на что обратил внимание еще Д. Писарев,

назвав в своей рецензии роман Тургенева «самым стройным и самым законченным из

его созданий».[53]

Наряду с глубокими и актуальными идейными спорами в романе получила освещение

этическая проблема столкновения личного счастья и долга, которая раскрывается

через взаимоотношения Лаврецкого и Лизы, являющиеся сюжетным стержнем

произведения.

Образ Лизы Калитиной – огромное поэтическое достижение Тургенева-художника.

Девушка, обладающая природным умом, тонким чувством, цельностью характера и

моральной ответственностью за свои поступки, Лиза преисполнена большой

нравственной чистоты, доброжелательности к людям; она требовательна к себе, в

трудные минуты жизни способна к самопожертвованию. Многие из этих черт

характера сближают Лизу с пушкинской Татьяной, что неоднократно отмечала

современная Тургеневу критика.

Лиза воспитана в религиозных традициях, однако в религии ее привлекают не

догмы, а проповедь справедливости, любви к людям, готовность пострадать за

других, принять на себя чужую вину, пойти, если это потребуется, на жертвы.

Лизе присущи сердечность, любовь к прекрасному и – что самое главное –

любовь к простому русскому народу и ощущение своей кровной связи с ним. Это

здоровое, естественное и живительное начало, сочетающееся с другими

положительными качествами Лизы, уже при первом знакомстве с ней почувствовал

Лаврецкий.

Возвратившись из-за границы после разрыва с женой, Лаврецкий утратил было

веру в чистоту человеческих отношений, в женскую любовь, в возможность

личного счастья. Однако общение с Лизой постепенно воскрешает его былую веру

во все чистое и прекрасное. Сначала, еще не отдавая самому себе отчета в

своих чувствах к Лизе, Лаврецкий желает ей счастья. Умудренный своим

печальным жизненным опытом, он внушает ей, что личное счастье превыше всего,

что жизнь без счастья становится серой, тусклой, невыносимой. Он убеждает

Лизу искать личного счастья и сожалеет о том, что для него эта возможность

уже утрачена.

Потом, поняв, что он глубоко любит Лизу, и видя, что взаимопонимание с каждым

днем растет, Лаврецкий начинает мечтать о возможности личного счастья и для

себя самого. Внезапное известие о смерти Варвары Павловны всколыхнуло его,

окрылило надеждой на возможность перемены жизни, на счастье с Лизой.

Тургенев не прослеживает в деталях возникновение духовной близости между

Лизой и Лаврецким. Но он находит другие средства передачи быстро растущего и

крепнущего чувства. История взаимоотношений Лизы и Лаврецкого раскрывается в

их диалогах и с помощью тонких психологических наблюдений и намеков автора.

Но блеснувшая для Лаврецкого надежда была призрачной: известие о смерти жены

оказалось ложным. И жизнь со своей неумолимой логикой, со своими законами

разрушила светлые иллюзии Лаврецкого. Приезд жены поставил героя перед

дилеммой: личное счастье с Лизой или долг по отношению к жене и ребенку.

В статье «Когда же придет настоящий день?» Добролюбов указывал, что Лаврецкий,

полюбив Лизу, - «чистое, светлое существо, воспитанное в таких понятиях, при

которых любовь к женатому человеку есть ужасное преступление»,

[54] был объективно поставлен в такие условия, когда он не мог сделать

свободного шага. Он вынужден был покориться печальным, но неумолимым

обстоятельствам. Продолжая считать высшим благом в жизни человека личное

счастье, герой романа жертвует им и склоняется перед долгом.

Перейдем теперь к образу Лизы Калитиной. Д. Писарев в своей статье о романе

«Дворянское гнездо» не без основания считает Лизу «одной из самых грациозных

женских личностей, когда-либо созданных Тургеневым. Лиза – девушка, богато

одаренная природой; в ней много свежей, неиспорченной жизни; в ней все искренне

и неподдельно. У нее есть и прирожденный ум, и много чистого чувства».

[55]

Однако на первый план в оценке образа Лизы Писарев выдвигает отсутствие

жизненной активности, религиозность, преобладание чувства над рассудком: «У

Лизы чувство и воображение воспитаны на возвышенных предметах; но они все-таки

развиты несоразмерно, берут перевес над мыслительной силой и. ведут к

болезненным и печальным уклонениям».[56]

К этому тезису Писарев обращается в статье не раз, подчеркивая, что

«преобладание чувства над рассудком выражается в самых разнообразных формах и

составляет в современных женщинах явление»

[57] весьма распространенное. Эта мысль проводится и в ряде других статей

критика, у которого особое выражение получает культ разума, свойственный

большинству демократов-просветителей 60-х годов. Сторонник женской эмансипации

Писарев едва ли не главную беду русских женщин видел в недостаточном развитии

разума, то есть в преобладании чувственного, нерассудочного, нелогичного начала

в их поведении. Разум же он отождествлял с образованностью, с запасом

разнообразных научных знаний. По мнению Писарева, образованность должна была

дать русской женщине возможность самоутверждения в обществе.

Подобное понимание принципиальных основ раскрепощения женщины существенно

отличается от того, что предлагал и намечал, например, Чернышевский. В романе

«Что делать?» (1863) на примере судьбы Веры Павловны тоже подчеркивалась

положительная роль образования, но Чернышевский при этом не затушевывал

социальной основы поведения своей героини. Освобождение от предрассудков и

образования – лишь промежуточный этап к материальной независимости, которая

только и обеспечивает подлинную свободу женщины. Анализируя образ Лизы,

Писарев эти соображения оставляет в стороне и все внимание сосредоточивает на

том, как груз предрассудков, впитанных с детства, губит тургеневскую героиню.

Напомним ход рассуждений Писарева: «Воображение, настроенное с детства

рассказами набожной, но неразвитой няньки, и чувство, свойственное всякой

женской впечатлительной природе, получили полное преобладание над критической

способностью ума. Считая грехом анализировать других, Лиза не умеет

анализировать и собственной личности. Словом, она не только не достигает

умственной самостоятельности, но даже не стремится к ней и забивает в себе

всякую живую мысль, всякую попытку критики, всякое рождающееся осмысление. В

практической жизни она отступает от всякой борьбы».

[58]

Случившееся с Лизой несчастье приводит ее к тому, что она признает себя

виновною, называет себя мученицею, жертвою, обреченную страдать и молиться за

чужие грехи. «Нет, тетушка, - говорит она: - не говорите так. Я решилась, я

молилась, я просила совета у бога. Все кончено; кончена моя жизнь с вами.

Счастие ко мне не шло; даже когда у меня были надежды на счастие, сердце у

меня все щемило. Чувствую я, что мне не житье здесь, я уже со всем

простилась, всему в доме поклонилась в последний раз. Отзывает меня что-то,

тошно мне, хочется мне запереться навек. Не удерживайте меня, не

отговаривайте; помогите мне, не то я одна уйду.». И так кончается жизнь

молодого, свежего существа, в котором была способность любить, наслаждаться

счастьем, доставлять счастье другому и приносить разумную пользу в семейном

кругу.

Д. Писарев делает такой вывод: «Отчего же уклонилась от этого пути Лиза? Отчего

так печально и бесследно кончилась ее жизнь? Что сломило ее? Обстоятельства,

скажут некоторые. Нет, не обстоятельства, ответим мы, а фанатическое увлечение

неправильно понятым нравственным долгом. Не утешения искала она в монастыре, не

забвения ждала она от уединенной и созерцательной жизни: нет! Она думала

принести собой очистительную жертву, думала совершить последний, высший подвиг

самоотвержения. Насколько она достигла своей цели, пусть судят другие. Говоря о

воспитании Лизы, Тургенев дает нам ключ к объяснению как нравственной чистоты

ее убеждений, не потускневших от вредного влияния неразвитого общества, так и

излишней строгости и односторонности ее взгляда на жизнь».

[59]

Женщине, как и мужчине, дана одинаковая сумма прирожденных способностей; но

воспитание женщины, менее реальное, менее практическое, менее упражняющее

критические способности (нежели воспитание мужчины), с молодых лет усыпляет

мысль и пробуждает чувство, часто доводит его до неестественного, болезненного

развития. Тургенев «высказал свое мнение об образовании женщины в создании

личности Лизы и в своем отношении к этой личности: он сочувствует ее прекрасным

качествам, любуется ее грациею, уважает твердость ее убеждений, но жалеет о ней

и вполне сознается, что она пошла не по тому пути, на который указывают

человеку рассудок и здоровое чувство».[60]

Как видим приговор критика по отношению к Лизе Калитиной достаточно суров. Но

справедлив ли он? Думается, что не вполне. Писарев несколько односторонне

трактует этот образ. Писарев не понял, отмечает исследователь творчества

Тургенева С. Петров, что и самая передовая мысль могла родиться лишь на почве

того высокого чувства долга и сознания ответственности, которыми полна Лиза.

Более того, обращение к вопросам о смысле жизни человека, об его

ответственности перед другими уже говорило о пробуждении сознания женской

молодежи, и поэтому нужно было что-то новое, что наполнило бы жизнь таких

цельных и героических натур, как Лиза, действительно героическим, связанным с

жизнью всего народа. Но это новое принесла с собой только эпоха 60-х годов,

переходом к которой в творчестве Тургенева явился образ Елены Стаховой из

«Накануне». А для 40-х годов такие девушки, как Лиза Калитина, были залогом

будущего.

Цельный и непоколебимый характер Лизы словно подготавливал читателей к

появлению таких героических натур, как Елена Стахова, способных не только на

жертвенность и отречение от личного счастья, как Лиза, но и на борьбу за

счастье угнетенного народа, которое сливается для Елены с личным счастьем.

Лиза Калитина – прямая предшественница Елены Стаховой. Обеих героинь

объединяет напряженность внутренней, духовной жизни. Уход Лизы в монастырь –

это не бегство от жизни. Ее уход – это и жертва, и печальная необходимость, и

глубокий упрек всему образу жизни русских помещиков, праздно живущих в

дворянских усадьбах.

Как справедливо заметил С. Петров, «ее уход в монастырь объективно был такой же

формой протеста против уродств крепостной жизни, как и самоубийство Катерины из

«Грозы» Островского».[61]

Исследователь затрагивает и философскую проблематику романа: «.в «Дворянском

гнезде» в переживаниях Лаврецкого и Лизы, в их глубокой и целомудренной любви,

в их переходе от грустных настроений к счастью и радости, охватывающим все

существо, Тургенев воплотил одну из заветных своих идей о величайшем значении

любви как силы жизни».[62]

Период конца 50-х –начала 60-х годов подвели Тургенева к мысли о

необходимости появления «сознательно-героических натур».

И такие натуры найдены писателем в романе «Накануне» (1860). Это Елена Стахова,

чей образ является особенно правдивым и великолепным в галерее женских образов

Тургенева, и Инсаров, которых объединяет одна цель – борьба, понимаемая

Тургеневым очень широко и вместе с тем вполне конкретно и определенно. Елена

рвется к свободе и счастью, и, как заметил сам писатель в предисловии к

собранию своих романов в издании 1880 года, «.недоставало героя, такого лица,

которому Елена, при ее еще смутном, хотя сильном стремлении к свободе, могла

предаться».[63] Не случайно Елена, еще

не будучи знакомой с Инсаровым, преклоняется перед величием «одной, но

пламенной страсти» своего будущего избранника.

Материалом для романа «Накануне» послужила подлинная история взаимоотношений

помещика Каратеева и болгарина Катранова с русской девушкой. В 1855 году

молодой помещик Василий Каратеев – сосед Тургенева по имению в Мценском уезде

– влюбился в Москве в девушку, которая склонна была ответить ему взаимностью.

Однако, познакомившись с яркой личностью – болгарином Катрановым (прототип

Инсарова); она предпочла его Каратаеву. Полюбив Катранова, девушка уехала с

ним в Болгарию, где он и умер. Каратеев же, оставив свои записки об этом

факте Тургеневу, отправился на русско-турецкую войну, где вскоре погиб.

Записки Каратеева и были положены в основу сюжета «Накануне»; Тургенев их

художественно обработал, придав большое значение теме борьбы болгарского

народа против турок.

В «Накануне», как и в предыдущих романах Тургенева, человеческая и общественная

состоятельность героев проверяется взаимоотношениями с женщиной, олицетворяющей

у Тургенева высшее духовное начало. «Тургенев, - пишет С. Петров, - подводит к

Елене одного за другим героев своего романа, как бы представляя в них различные

общественные и нравственные идеалы, воплощавшие определенные исторические

тенденции русской жизни того времени. На суд героини приводится и то, что

уходило своими корнями в прошлое, и возникающее новое в его различных формах.

Происходит переоценка духовных и нравственных ценностей, и над старым

закономерно торжествует новое, властно вторгающееся в жизнь и захватывающее в

ней то лучшее и благородное, что воплотил Тургенев в образе героини романа».

[64]

В центре романа – болгарин Инсаров и русская девушка Елена Стахова. История

их взаимоотношений – это не только история бескорыстной любви, основанной на

духовной общности; личная жизнь Елены и Инсарова тесно переплетается с

борьбой за светлые идеалы, за верность большому общественному делу.

Добролюбов не случайно придавал в романе «Накануне» большое значение образу

Елены. Он считал ее настоящей героиней, во многом возвышающейся над Натальей

Ласунской и Лизой Калитиной; по силе характера он ставил в один ряд с Еленой

только Катерину из драмы Островского «Гроза».

Елене свойственны необычайная жажда деятельности, целеустремленность,

способность пренебречь мнением и условностями окружающей среды и, главное,

непреодолимое стремление быть полезной народу. Умная, сосредоточенная в своих

помыслах, она ищет человека волевого, цельного, не пасующего перед

препятствиями, видящего в жизни широкую перспективу и смело идущего вперед.

Елена поставлена в романе перед выбором между Берсеневым, Шубиным и

Инсаровым, каждый из которых олицетворяет определенную идею. Берсенев служит

отвлеченной науке, связанной прежде всего с немецкой идеалистической

философией; он умеет уступать во всем другим и ставить себя номером вторым.

Люди, подобные ему, могут философствовать о природе и в то же время не

чувствовать запаха живого цветка. Елена поняла, что Берсенев не может быть

героем времени.

Шубин – представитель искусства, видящий в нем служение одной красоте. Ему,

как всякому художнику, свойственно творческое горение, и он не мог

удовлетворить стремления Елены в широкой общественной деятельности. Елена

быстро почувствовала, что за экстравагантностью и темпераментностью молодого

ваятеля не кроется настоящей силы и что его дилежантское воодушевление

исчезнет же при первом же столкновении с жизнью.

И вот она впервые слышит об Инсарове как о человеке, который хочет освободить

свою родину. Она не видела еще этого человека, но с воодушевлением говорит о

нем: «У него, должно быть, много характера. Освободить свою родину!.. Эти

слова даже выговорить страшно, так они велики.».

И молодой ученый Берсенев, и скульптор Шубин влюблены в Елену, оба хорошие

люди. Но нет в них того ярко выраженного деятельного начала, которым наделен

в избытке Инсаров. И Берсенев и Шубин заурядны. Инсаров же привлекает Елену

именно потому, что он деятелен, что он борец за высокие идеалы.

Инсаров действительно человек новой эпохи. Цельность натуры «железного человека»

(по характеристике Берсенева) придает ему силу и даже величие, которых Елена не

обнаруживала ни у кого, с кем ее сталкивала жизнь до встречи с Инсаровым.

Елена, ожидавшая увидеть в Инсарове что-то «фатальное», прочла в его

выразительных и честных глазах прямоту, спокойную твердость характера и веру в

задуманное им дело. И «ей не преклониться перед ним хотелось, а подать ему

дружески руку». Елена чувствует огромную внутреннюю нравственную силу Инсарова.

Она уже не просто влюбленная, а единомышленник, соратник в борьбе. «И

естественно, - отмечает С. Петров, - что, в противоположность Рудину и Наташе,

Лаврецкому и Лизе, Инсаров и Елена находят свое счастье, их жизненный путь

определяется высокой идеей подвига во имя народа».

[65]

Инсаров спешит на свою родину в тревожное и опасное время, он бредит идеей

освобождения Болгарии даже перед самой смертью. Чтобы дать понятие о любви

Инсароа к родине, - Тургенев заставляет его бороться с любовью к Елене;

Инсаров готов на пользу Болгарии пожертвовать любимою женщиною.

Елена сделала свой выбор, переступила «порог», связав свою судьбу с Инсаровым

и делом его жизни. У нее хватило духу покинуть родину, близких и последовать

за своим избранником. Инсаров умирает, но дело его продолжают болгарските

патриоты, его друзья и Елена. Она после его смерти пишет из Болгарии домой:

«Уже нет мне другой родины, кроме родины Д.». Таков путь, который намечает

Тургенев для «сознательно-героических натур», выведенный им в романе

«Накануне». Этот путь – путь служения высокой идее, связанный с борьбой за

освобождение народа. И впервые в тургеневской романистике испытанию

подвергается не только и даже не столько герой, сколько героиня. И Елена с

честью выходит из этого сурового испытания.

Демократическая критика пятидесятых годов трактовала образ Елены как идеальный и

реальный в одно и то же время. Подчеркивая типичность образа Елены, Добролюбов

не случайно указывал на то, что сама действительность подготовила появление

этой героини: «Лучшая, идеальная сторона ее существа раскрылась, выросла и

созрела в ней при виде кроткой печали родного ей лица, при виде бедных, больных

и угнетенных, которых она находила, и видела всюду, даже во сне. Не на подобных

ли впечателниях выросло и воспиталось все лучшее в русском обществе?».

[66] И далее: «Елена – лицо идеальное, но черты ее нам знакомы, мы ее

понимаем, сочувствуем ей. Что это значит? То, что основа ее характера – любовь

к страждущим и притесненным, желание деятельного добра, томительное искание

того, кто бы показал, как делать добро, - все это, наконец, чувствуется в

лучшей части нашего общества».[67]

Образ Елены – образ жесткой целеустремленности. Эта целеустремленность, по

мнению Турегнева, может привести к обеднению внутреннего мира героини. Но,

несмотря на это, героини тургеневских романов – Наталья, Лиза, Елена –

томительно ждут того, кто бы показал им, как делать добро.

Как заметил Д.И. Писарев, «Елена раздражена мелкостью тех людей и интересов, с

которыми ей приходится иметь дело каждый день. Она умнее своей матери, умнее и

честнее отца, умнее и глубже всех гувернанток, занимавшихся ее воспитанием; она

раздражена и не удовлетворена тем, что дает ей жизнь; она с сознанным

негодованием отвертывается от действительности, но она слишком молода и

женственна, чтобы стать к этой действительности в трезвые отрицательные

отношения. Ее недовольство действительностью выражается в том, что она ищет

лучшего и, не находя этого лучшего, уходит в мир фантазии, начинает жить

воображением».[68] Писарев считает, что

в то время как Елена мечтала о чем-то, хотела что-то сделать, искала своего

героя, находилась в мире свои грез, жила придуманной ею жизнью, условий, в

которые она была погружена, было «слишком достаточно для того, чтобы

действовать и бороться».[69] В финале

своих рассуждений о Елене критик ставит перед собой и перед писателем ряд

вопросов: нашла ли Елена своего героя в Инсарове? Вопрос этот очень важен,

потому что ведет к решению общего психологического вопроса: что такое

мечтательность и искание героя? Болезнь ли это, порожденная пустотою и

пошлостью жизни, или это – естественное свойство личности, выходящей из

обыкновенных размеров? Есть ли это проявление силы или проявление слабости?

Чтобы ответить на этот вопрос, надо было создать для Елены самые благоприятные

обстоятельства, и тогда в картинах и образах показать нам, счастлива она или

нет? А тут что такое? Инсаров скоропостижно умирает; да разве это решение

вопроса? К чему эта смерть, обрывающая роман на самом интересном месте,

замазывающая черною краскою неоконченную картину и избавляющая художника от

труда отвечать на поставленный вопрос? Но, может быть, Тургенев и не задавал

себе этого вопроса? Может быть, для него центром романа была не Елена, а был

Инсаров?». [70]

Прав ли Писарев в своем беспощадном выводе? Скорее, стоит согласиться со

взглядом Добролюбова на образ Елены. Как отмечалось выше, Тургенев в романе

«Накануне» вывел новый тип людей – «сознательно-героических натур», а

личность, поступки Елены, которую не сломили тяжелые испытания жизни, вполне

отвечают этому определению. Она смогла переступить через многое и заслуживает

того, чтобы находиться в ряду лучших женских образов.

Мастерство Тургенева как психолога состоит в том, что в живом и

непроизвольном развитии женского характера им в полной мере показана

своеобразная неповторимая идеальность каждой из героинь. Мы видим Елену на

всех этапах ее жизни, начиная с детских лет, когда она познакомилась с Катей,

и вплоть до того момента, когда, потеряв Инсарова, она посылает родным

прощальное письмо. Характер Елены мужает по мере того, как она растет, идеалы

ее с каждым годом становятся все более жизненными, но натура ее не изменяется

и остается цельной.

Подводя итог всему сказанному выше, надо заметить, что Тургенев в своих

женщинах подчеркивает нравственную чистоту и требовательность, высокие

культурные запросы, духовную глубину, решительность – все то, что мы теперь

молчаливо вкладываем в понятие «тургеневских девушек».

Глава 2. Английская литература. Творчество Шарлотты и

Эмилии Бронте

Критический реализм как ведущее направление утверждается в английской

литературе в 30-40-е годы XIX века. Своего расцвета он достигает во второй

половине 40-х годов – в период наивысшего подъема чартистского движения.

В 30-40-е годы выступают такие замечательные писатели-реалисты как Ч.

Диккенс, У. Теккерей, сестры Бронте, Э. Гаскелл.

В истории Англии этот период – время напряженной социальной и идеалогической

борьбы. Политическая атмосфера в стране накалилась особенно в 1846-1847

годах, т.е. в канун европейских революций 1848 года. Во второй половине 40-х

годов выступила замечательная плеяда чартистских поэтов и публицистов,

произведения которых звали к классовой борьбе, к международной солидарности

рабочих; они отличались большой социальной глубиной и политической

страстностью.

В годы, предшествующие революции 1848 года, были созданы лучшие произведения

английского критического реализма. Именно в это время выходят романы «Ярмарка

тщеславия» У. Теккерея, «Джейн Эйр» и «Шерли» Шарлоты Бронте, «Мэри Бартон»

Элизабет Гаскелл и другие. В 1848 году закончил один из своих лучших романов

– «Домби и сын» - Ч. Диккенс.

Все эти произведения с большой силой отразили настроения широких народных

масс, их протест против гнета капитализма. И именно поэтому писатели-

реалисты, не принимавшие непосредственного участия в рабочем движении, не

являвшиеся сторонниками революционных методов борьбы, были близки английскому

пролетариату, всему народу Англии в его борьбе против оков капиталистической

эксплуатации.

В трудах буржуазных ученых и писателей утверждалось понятие «викторианская

Англия», связанное с насаждаемым ими представлением о периоде правления

королевы Виктории как эпохе благоденствия и устойчивого процветания страны.

Эта официальная точка зрения не соответствовала истинному положению дел и

опровергалась самой действительностью. Ее разрушению содействовало творчество

писателей-реалистов.

В своем творчестве английские реалисты XIX века всесторонне отразили жизнь

современного им общества, правдиво воспроизвели типические характеры в

типических обстоятельствах. Объектом своей критики и осмеяния они сделали не

только представителей буржуазно-аристократической среды, но и ту систему

законов и порядков, которая установлена власть имущими. Писатели-реалисты

ставят проблемы большой социальной значимости, приходят к таким обобщениям и

выводам, которые непосредственно подводят читателя к мысли о бесчеловечности

и несправедливости существующего общественного строя.

Своекорыстию буржуазных дельцов писатели-реалисты противопоставили

нравственную чистоту, трудолюбие и стойкость простых людей.

Трезвый реализм, суровая критика капиталистических порядков сочетается с

романтическими мотивами, ситуациями и образами. Романтическое начало

проявляется в произведениях реалистов в разной форме и в разной степени.

Романтический пафос протеста Джейн Эйр («Джейн Эйр» Шарлоты Бронте) и

Хитклифа («Грозовой перевал» Эмилии Бронте) перекликается с мятежным духом

героев поэм Шелли и Байрона. Реалистов сближает с романтиками их гуманизм,

неприятие и критика буржуазного общества, стремление к справедливости и

свободе.

Блестящих успехов в английской литературе XIX века и особенно в 40-е годы

достигает жанр романа, в котором появляются новые герои. Это не просто люди

из народа, а люди, глубоко задумывающиеся над жизнью, тонко чувствующие,

горячо реализующие на окружающее и активно действующие (Джон Бартон в романе

«Мэри Бартон», герои романов Шарлоты и Эмилии Бронте). Эпическая

многоплановая масштабность в изображении общества сочетается с углубляющимся

мастерством изображения человеческой личности в ее обусловленности

обстоятельствами и ее взаимодействии с окружающими.

2.1. Биография семейства Бронте

Ярким и значительным явлением в развитии английского критического реализма

было творчество сестер Бронте. Они выступили в конце сороковых годов. Их

творчество одушевлено пафосом протеста против социальной несправедливости и

неравноправного положения женщины в буржуазном обществе. Критика существующих

порядков овеяна в их творчестве духом бунтарства и непокорности. Перекликаясь

с революционными романтиками (Байроном, Шелли), сестры Бронте воплощают свои

положительные идеалы в образах бунтарей, не желающих мириться с законами

буржуазного общества и предназначенной им судьбой. Этот дух протеста и

активного противоречия составляет сильную сторону их творчества. Эстетические

принципы и художественная практика сестер Бронте ставят их в один ряд с

крупнейшими мастерами критического реализма – Диккенсом и Теккереем, позволяя

вместе с тем говорить о творческом преломлении в их произведениях – особенно

в поэзии и прозе Эмилии Бронте – традиций революционного романтизма.

Героини сестер Бронте уже не только романтичны в своем гордом протесте или

героическом стоицизме: они наделены достаточно трудовым пониманием окружающей

социальной обстановки и не отторгают себя от общества, но требуют от него

признания своих прав на свободу, счастье и творческий труд. Пуская в ход все

силы своей незаурядной души, они стремятся отстоять свое достоинство, право

на свободу чувства, не склоняя ни перед кем головы и с презрением отвергая

как высокомерие и чванство, так и филантропические чувства тех, кто богаче и

сильнее их. Писательницы отдавали себя отчет в том, что несчастье человека в

современном мире вызвано не ударами непостижимого, коварного рока, но есть

следствие конкретной, социально-исторической расстановки сил.

В произведениях сестер Бронте правдиво воспроизведен дух борьбы в обществе,

они заставляют усомниться в справедливости, разумности и правомочности

реально сложившихся отношений между теми, кто по своему положению должен

подчиняться, но отказывается это делать.

Обратимся к биографии семейства Бронте. Шарлотта, Эмилия и Анна Бронте

родились в местечке Хэтворт в Йоркшире в семье сельского священника Патрика

Бронте. «Глухой» и безлюдный Хэтворт находился в одном из наиболее развитых в

промышленном отношении графств Англии. Здесь, как и на ткацких фабриках

соседнего Ланкашира, в начале века происходили выступления луддитов, а в 30-

40-е годы – чартистов. Отзвуки классовых битв достигали Хэтворта. Однако о

тяжелой жизни и борьбе рабочих, о разорении фермеров дети Патрика Бронте

могли судить не только по рассказам очевидцев. С нуждой и лишениями они были

знакомы на собственном опыте.

Их отец, священник Патрик Бронте, ирландец, был смолоду простым ткачом. Но он

обладал редкими способностями и трудолюбием, мечтал учиться. Для простого

человека, решившего овладеть знаниями, в Британии того времени был один путь

– стать священником. Патрик Бронте изучил богословие, женился, получил

маленький приход на севере Англии, возле промышленного города Лидеа. Там и

родились его шесть детей – пять дочерей и сын. Шарлотта была третьей, она

родилась в 1816 году.

После рождения младшей, Анны, умерла мать. Семья была бедна, но Патрик Бронте

не принимал ни от кого помощи. Фанатичный и суровый, он не хотел попасть в

зависимость к кому-либо.

Когда Шарлотте было 8 лет. П. Бронте отдал четырех старших девочек в только

что открывшуюся школу в местечке Кован-Бридж. Это была школа для девочек-

сирот из семей священников, в ней готовили гувернанток. Но там были ужасные

условия. Здесь умерли две старшие дочери П. Бронте. Он забирает домой больных

Шарлотту и Эмилию. Больше он не повторял опыт бесплатного обучения своих

дочерей: Шарлотта училась потом в очень хорошем платном пансионе. Страшные

воспоминания о школе Кован-Бридж остались навсегда: писательница рассказывала

о ней в своем лучшем романе «Джейн Эйр».

Все дети Патрика Бронте очень рано начали писать, а сын Бренуэлл и Шарлотта

увлеклись еще и рисованием. Оба они были настоящими художниками.

Позднее Шарлотта работала учительницей в том же пансионе, где училась, а ее

сестры начали работать гувернантками. В 1837 году она послала свои стихи

поэту-лауреату Роберту Саути. Он пришел в негодование и ответил, что поэзия –

не женское дело, она только отвлекает женщину от домашних обязанностей.

Шарлотта с горечью ответила ему, что свои домашние обязанности она выполняет

добросовестно. Но жажду творчества она не могла в себе подавить, как и ее

сестра Эмилия.

В 1842 году обе девушки поехали в Брюссель, надеясь в совершенстве овладеть

французским языком. Это был замысел Шарлотты. У них не было денег, чтобы

платить за обучение, но они взялись преподавать английский язык ученицам

пансиона, где они учились. Таким образом, две взрослые серьезные девушки

(Шарлотте было уже 26, Эмилии – 24) оказались на положении не то учениц, не

то учительниц среди маленьких пансионерок, девочек из богатых семейств.

Обучение в пансионе возглавлял Константин Эже, муж начальницы, образованный

человек, знаток литературы. Он высоко оценил первое французское сочинение,

написанное англичанками, увидел их озаренность и предсказал, что они станут

писательницами. Но он советовал много читать, постоянно работать над своим

стилем. Его советы и вера в их силы были огромной поддержкой для Шарлотты;

Эмилия, погруженная в себя, была к этому более равнодушна. На следующий год

она вообще не приехала в Брюссель. Но Шарлотта приехала опять. Она полюбила

мсье Эже. Это была возвышенная любовь, гораздо более похожая на дружбу. Но

мадам Эже устроила грандиозный скандал мужу и молодой учительнице.

В 1846 году сестрам удалось выпустить сборник стихов под псевдонимом братьев

Белл. Критика с похвалой отозвалась о стихах Эллиса Белл (Эмилии). Эмилия

была действительно талантливой поэтессой.

В 1847 году под теми же псевдонимами девушки послали в Лондон свои романы.

Романы Эмилии («Грозовой перевал») и Анны («Агнес Грей») были приняты в

печать, роман Шарлотты («Учитель») отвергнут. Это радовало Шарлотту и

огорчало одновременно. Но так как ее было трудно сломить, она начала работать

над новым романом – «Джейн Эйр». Последними, кому пересылался «Учитель», были

издатели Смит и Элдер, которые дали серьезную литературную оценку рукописи и,

отвергая, не лишали автора надежд, признавая за ним литературный дар. Смит и

Элдер сообщали, что с интересом ознакомятся с новой рукописью Керрера Белла

(псевдоним Шарлотты).

В то же время сестры пытались открыть свой пансион для девочек. У них были

все данные для задуманного предприятия: педагогический опыт, хорошее

образование, прекрасное знание французского языка. Помещение в пасторском

доме было большое. Но не было ни денег, ни связей. Никто не приехал учиться

(несмотря на объявления) в бедно обставленный сельский домик на кладбище.

Единственным крупным событием жизни сестер Бронте был литературный успех.

Следует отметить, что обратились они к жанру романа после совета поэта-лауреата

Саути, которому посылали свои стихотворения, прося его сказать свое мнение.

Саути ответил, что «посвящать себя исключительно поэзии – не женское дело»

[71], но не запретил им заниматься поэзией, как приятным развлечением, с тем

условием, чтобы «они не забывали для него своих женских обязанностей».

[72]

24 августа 1847 года Шарлотта Бронте выслала Смиту и Элдеру рукопись «Джейн

Эйр». 16 октября того же года роман увидел свет. Это был шумный успех –

быстрый и ошеломительный. Однако Шарлотта Бронте приняла его как должное,

иначе, по ее убеждению, просто не могло быть: роман был написан с тем

напряжением страсти, с такой силой искренности, которые, естественно, не

могли не покорить читателя. «Джейн Эйр» была восторженно оценена передовой

печатью и обругана реакционной. Вскоре после этого вышли и романы двух

братьев Белл, их расхватывали, т.к. думали, что они принадлежат перу автора

«Джейн Эйр».

Слух о том, что никаких братьев Белл не существует, что роман «Джейн Эйр»

написан женщиной, учительницей Шарлоттой Бронте, распространился быстро.

Передавали всевозможные сплетни, рисующие облик писательницы в самых

отталкивающих тонах: ведь она проявила такую неженскую смелость в своем романе!

Кстати, единственным, кто оказался проницательнее других критиков, был поэт

Сидни Добелл: он догадался, что Керрер Белл – женщина, по авторскому отношению

к любви: «невозможно, чтобы мужчина написал «Джейн Эйр». Только женщина может

видеть мужчину так, как видит автор».[73]

Возникло комическое недоразумение, связанное с именем Теккерея, которому

Шарлотта посвятила «Джейн Эйр» (предполагалось, что образ сумасшедшей в

романе был списан с его жены).

Сестры Бронте получили материальную независимость и славу. Они могли оставить

тяжкий труд гувернанток и отдаться любимому литературному труду. Люди

специально приезжали в сельское местечко Хэтворт, чтобы взглянуть на

знаменитых сестер Бронте. Особенно хотелось повидать «английскую Жорж Санд» -

Шарлотту. Девушки были скромны, избегали встреч с публикой; их можно было

видеть только в церкви да на прогулке.

Слава не принесла сестрам Бронте счастья. Их силы были надломлены трудом,

лишениями, непосильной борьбой. Любимый брат Бренуэлл, талантливый художник,

погибал на их руках от туберкулеза. Преданно ухаживающая за ним Эмилия также

заболела туберкулезом, а потом и Анна. Все они умерли в течение одного года

(1849-ого). Шарлотта осталась со слепым отцом, без милых сестер, с которыми

привыкла делиться каждой мыслью.

Она работала над своими новыми романами. В конце 1849 года вышел роман

«Шерли» - о движении луддитов. Он был навеян живыми впечатлениями от

разгоравшегося вокруг чартистского движения. Рабочее движение и невеселая

судьба английской женщины – вот две темы романа «Мужчины Англии! Взгляните на

бедных дочерей ваших, которые увядают подле вас, обреченные на

преждевременную старость и чахотку. Жизнь для них – пустыня!» - восклицает

писательница, насмотревшаяся на такую жизнь». В лице двух героинь романа,

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5