Билеты: Ответы к билетам. XVIII век

XVIII в. Как и в других литературных направлениях, общность творческого

метода писателей не означает тождества их политических и социальных взглядов,

В русском сентиментализме можно выделить два течения: демократическое,

представленное творчеством А. Н. Радищева и близких к нему писателей — Н. С.

Смирнова и И. И. Мартынова, и более обширное по своему составу — дворянское,

видными деятелями которого были М. М. Херасков, М. Н. Муравьев, И. И.

Дмитриев, Н. М. Карамзин, П. Ю. Львов, Ю. А. Нелединский-Мелецкий, П. И.

Шаликов.

В отличие от западноевропейского сентиментализма, где основной общественный

конфликт был представлен взаимоотношениями между третьим сословием и

аристократией, в русском сентиментализме героями-антагонистами стали

крепостной крестьянин и помещик-крепостник. Представители демократического

течения, сочувствуя крепостным крестьянам, настойчиво подчеркивают их

нравственное превосходство над крепостниками. В их произведениях

чувствительности крестьян противопоставлено душевное огрубение, жестокость

помещиков. Сентименталисты-демократы не идеализируют жизнь крестьян, не

боятся показать ее антиэстетические подробности: грязь, нищету.

Чувствительность героев представлена здесь наиболее широко и разнообразно —

от умиления и радости до гнева и возмущения. Одним из ее проявлений может

быть суровое возмездие своим обидчикам.

Дворянские сентименталисты также говорят о моральном превосходстве крестьян

над помещиками, но факты насилия, бессердечия и произвола крепостников

представлены в их произведениях в виде исключения, как своего рода

заблуждение обидчика, ж чаще всего завершаются его чистосердечным раскаянием.

С большим удовольствием пишут они о добрых, гуманных помещиках, о

гармонических отношениях между ними и крестьянами. Дворянские сентименталисты

последовательно обходят грубые черты крестьянского быта. Отсюда известный

налет пасторальности на изображаемых ими деревенских сценах. Гамма

чувствительности героев здесь гораздо беднее, чем в демократическом

сентиментализме. Сельские жители, как правило, добры, любвеобильны, смиренны

и послушны. И все же было бы неправильно называть дворянский сентиментализм

реакционным явлением. Главная его цель — восстановить в глазах общества

попранное человеческое достоинство крепостного крестьянина, раскрыть его

духовное богатство, изобразить семейные и гражданские добродетели. И хотя

писатели этого течения не отважились поставить вопрос об отмене крепостного

права, но их деятельность подготавливала общественное мнение к разрешению

этой задачи.

Творческий путь Карамзина. Общественно-литературная позиция. Карамзин-

издатель журналов, литературный и театральный критик.

Литературная деятельность Карамзина началась в середине 80-х годов XVIII в. и

завершилась в 1826 г., т. е. в общей сложности продолжалась свыше сорока лет

и претерпела ряд существенных изменений. Ранний период творчества писателя

относится ко второй половине 80-х годов XVIII в., когда юный Карамзин стал

одним из членов масонской ложи розенкрейцеров, возглавляемой Н. И. Новиковым.

Близость к масонам Карамзин рассматривает как счастливый дар судьбы. По

поручению своих наставников он занимается переводами нравоучительно-

религиозных произведений. Одним из них была книга швейцарского поэта Галлера

«О происхождении зла». Вместе со своим другом, также масоном, А. А. Петровым

он редактирует первый в России детский журнал «Детское чтение для сердца и

разума» (1785-1789), где была помещена его повесть «Евгений и Юлия». Влияние

масонов ощущается в повышенном интересе Карамзина к религиозно-

моралистическим проблемам. Однако в отличие от правоверных масонов, Карамзин

испытывает в это время сильное влияние со стороны сентиментальной и

предромантической литературы, о чем прежде всего свидетельствуют переведенные

им произведения: «Времена года» Томсона, идиллия Геснера «Деревянная нога»,

драма Лессинга «Эмилия Галотти». Ему хорошо знакомы и произведения Руссо,

Клопштока, Юнга, Виланда, Ричардсона и Стерна.

Новый, сентиментально-просветительский период начинается в 1789 г. и

продолжается до лета 1793 г. В 1789 г. Карамзин порывает с масонами. Сам

писатель объяснял впоследствии свое решение тем, что его раздражали «нелепые

обряды» и таинственность масонских собраний. Но причина оказывалась более

глубокой. Еще до поездки за границу Карамзин твердо решил начать издание

собственного журнала, который бы полностью соответствовал его новым

литературным вкусам. В 1789-1790 годах писатель совершает путешествие по

Западной Европе. Вернувшись в Россию, он издает ежемесячный «Московский

журнал» (1791-1792), в котором публикует «Письма русского путешественника»,

повести «Бедная Лиза», «Наталья, боярская дочь», а также переводы

произведений западноевропейских авторов. В критическом отделе помещались

рецензии на вновь выходящие книги как русских, так и зарубежных писателей.

Сотрудниками журнала были И. И. Дмитриев, Г. Р. Державин, М. М. Херасков.

Большая часть произведений принадлежала самому издателю. Просветительские

взгляды Карамзина наиболее ярко были представлены в «Письмах русского

путешественника». Автор осуждает в них деспотизм немецких правителей,

религиозную нетерпимость и фанатизм церковников, восхищается республиканскими

порядками в Швейцарии, подвигом Вильгельма Телля. Идея внесословной ценности

человеческой личности нашла свое отражение в таких произведениях, как «Фрол

Силин, благодетельный человек» (1791) и «Бедная Лиза» (1792).

Следующий этап начинается с лета 1793 г. и завершается в 1802 г. Удручающее

впечатление произвело на Карамзина резкое обострение революционных событий во

Франции. Если начало революции, отличавшееся сравнительно мирным характером,

он встретил вполне сочувственно, то якобинский террор и казнь Людовика XVI

буквально потрясли его. Ярким свидетельством этого стали письма Мелодора и

Филалета, повести «Остров Борнгольм», «Сиерра-Морена», помещенные во второй

книжке альманаха «Аглая» (1795). В своем новом журнале «Вестник Европы»

(1801-1802) писатель подводил итоги минувшему десятилетию. В его

высказываниях чувствуется страх перед резкими и тем более насильственными

изменениями. Если раньше в «Письмах русского путешественника»

общечеловеческое и национальное начала гармонично дополняли друг друга, то

теперь национальное становится главенствующим. Отсюда — недоброжелательное

отношение к Петру I, якобы унизившему патриотическую гордость русских.

И все-таки перемены, происшедшие во взглядах писателя под влиянием

революционных потрясений, не привели к полному отказу от прежней,

просветительской программы. В «Вестнике Европы» он указывает на ряд явлений,

нуждающихся в коренном улучшении, прежде всего на законодательство. В отличие

от реакционеров, стремившихся забросать грязью имена великих французских

философов XVIII в. — Вольтера. Дидро, Руссо, Карамзин продолжает отзываться о

них с прежним уважением. Осуждая революционные действия, писатель не

отказался от своих симпатий к республиканским порядкам.

Последний период начинается с 1803 г. и продолжается до смерти писателя.

Огромным подвигом была его работа над «Историей государства Российского».

Карамзин получил звание историографа и соответствующую этому положению

пенсию, которая позволила ему полностью посвятить себя научным изысканиям.

Первые восемь томов вышли в 1818 г. Это стало событием величайшей важности.

Русские читатели впервые могли узнать о прошлом своей страны из достоверного,

увлекательно написанного труда. Смерть застала Карамзина в 1826 г. в работе

над двадцатым томом, посвященным истории «Смутного времени».

Поэтика сентименталистских повестей Н.М. Карамзина «Бедная Лиза», «Наталья-

боярская дочь» (сюжетно-композиционная организация, образ героя, героини,

роль пейзажа).

Лучшей повестью Карамзина справедливо признана «Бедная Лиза» (1792), в основу

которой положена просветительская мысль о внесословной ценности человеческой

личности. Проблематика повести носит социально-нравственный характер:

крестьянке Лизе противопоставлен дворянин Эраст. Характеры раскрыты в

отношении героев к любви. Чувства Лизы отличаются глубиной, постоянством,

бескорыстием: она прекрасно понимает, что ей не суждено быть женою Эраста.

Дважды на протяжении повести она говорит об этом. Лиза любит Эраста

самозабвенно, не задумываясь о последствиях своей страсти. Этому чувству не

могут помешать никакие корыстные расчеты. Во время одного из свиданий Лиза

сообщает Эрасту, что к ней сватается сын богатого крестьянина из соседней

деревни и что ее мать очень хочет этого брака.

Эраст изображен в повести не вероломным обманщиком-соблазнителем. Такое

решение социальной проблемы было бы слишком грубым и прямолинейным. Это был,

по словам Карамзина, «довольно богатый дворянин» с «добрым от природы»

сердцем, «но слабым и ветреным... Он вел рассеянную жизнь, думал только о

своем удовольствии...». Таким образом, цельному, самоотверженному характеру

крестьянки противопоставлен характер доброго, но избалованного праздной

жизнью барина, не способного думать о последствиях своих поступков. Намерение

обольстить доверчивую девушку не входило в его планы. Вначале он думал о

«чистых радостях», намеревался «жить с Лизою как брат с сестрою». Но Эраст

плохо знал свой характер и слишком переоценил свои нравственные силы. Вскоре,

по словам Карамзина, он «не мог уже доволен быть... одними чистыми объятиями.

Он желал больше, больше и, наконец, ничего желать не мог». Наступает

пресыщение и желание освободиться от наскучившей связи.

Следует заметить, что образу Эраста сопутствует весьма прозаический лейтмотив

— деньги, которые в сентиментальной литературе всегда вызывали к себе

осудительное отношение. Настоящая искренняя помощь выражается у писателей-

сентименталистов в самоотверженных поступках. Вспомним, как решительно

отвергает радищевская Анюта предложенные ей сто рублей. Точно так же ведет

себя слепой певец в главе «Клин», отказываясь от «рублевика» и принимая от

путешественника лишь шейный платок.

Эраст при первой же встрече с Лизой стремится поразить ее воображение своей

щедростью, предлагая за ландыши вместо пяти копеек целый рубль. Лиза

решительно отказывается от этих денег, что вызывает полное одобрение и ее

матери. Эраст, желая расположить к себе мать девушки, просит только ему

продавать ее изделия и всегда стремится платить в десять раз дороже, но

«старушка никогда не брала лишнего». Лиза, любя Эраста, отказывает

посватавшемуся к ней зажиточному крестьянину. Эраст же ради денег женится на

богатой пожилой вдове. При последней встрече с Лизой Эраст пытается

откупиться от нее «десятью империалами». Эта сцена воспринимается как

кощунство, как надругательство над любовью Лизы: на одной чаше весов — вся

жизнь, помыслы, надежды, на другой — «десять империалов». Сто лет спустя ее

повторит Лев Толстой в романе «Воскресение».

Для Лизы потеря Эраста равнозначна утрате жизни. Дальнейшее существование

становится бессмысленным, и она накладывает на себя руки. Трагический финал

повести свидетельствовал о творческой смелости Карамзина, не пожелавшего

снизить значительность выдвинутой им социально-этической проблемы

благополучной развязкой. Там, где большое, сильное чувство вступало в

противоречие с устоями крепостнического мира, идиллии быть не могло.

В целях максимального правдоподобия Карамзин связал сюжет своей повести с

конкретными местами тогдашнего Подмосковья. Домик Лизы расположен на берегу

Москвы-реки, неподалеку от Симонова монастыря. Свидания Лизы и Эраста

происходят возле Симонова пруда, который после выхода повести получил

название «Лизина пруда». Все эти реалии произвели на читателей ошеломляющее

впечатление. Окрестности Симонова монастыря стали местом паломничества

многочисленных поклонников писателя.

В повести «Бедная Лиза» Карамзин показал себя большим психологом. Он сумел

мастерски раскрыть внутренний мир своих героев, в первую очередь их любовных

переживаний. До Карамзина переживания героев декларировались в монологах

героев. Последнее относится прежде всего к эпистолярным произведениям.

Карамзин нашел более тонкие, более сложные художественные средства,

помогающие читателю как бы угадывать, какие чувства испытывают его герои,

через внешние их проявления. Лирическое содержание повести отражается и в ее

стиле. В ряде случаев проза Карамзина становится ритмичной, приближается к

стихотворной речи. Именно так звучат любовные признания Лизы Эрасту: «Без

глаз твоих темен светлый месяц, // без твоего голоса скучен соловей поющий;

// без твоего дыхания ветерок мне не приятен».

Кроме «Бедной Лизы» в «Московском журнале» была опубликована историческая

повесть Карамзина «Наталья, боярская дочь» (1792). Своеобразие первой

исторической повести Карамзина состоит в том, что в ней прошлое показано не с

парадной, официальной стороны, а в его домашнем облике. Героиня повести

Наталья — единственная дочь престарелого вдовца боярина Матвея Андреева.

Изображается уединенная теремная жизнь молодой девушки, ее скромные забавы

вместе с соседками-подругами. Главное содержание повести — любовные

переживания героини, начиная с непонятных ей самой тревожных томлений и

кончая всепоглощающей страстью, овладевшей ею при встрече с избранником ее

сердца. Наталье разрешалось появляться за пределами дома только в церкви и то

под присмотром мамки. Здесь-то и происходит ее знакомство с Алексеем

Любославским, сыном опального боярина, вынужденным скрываться в подмосковных

лесах. По убедительной догадке А. Старчевского, отправной точкой при создании

повести послужил «брак царя Алексей Михайловича с Натальей Кирилловной

Нарышкиной, воспитанницей боярина Матвеева». Но от этой исторической основы в

повести, кроме имен, ничего не осталось. Историзм произведения носит пока еще

поверхностный характер и ограничивается предметами быта, одежды, оружия XVII

в.

Допетровская старина прославляется как время, когда русское дворянство еще не

было затронуто иноземным влиянием, принимавшим в XVIII в. зачастую самые

уродливые формы. Эта идеализация распространяется и на нравы XVII в. Наряду с

образцовым монархом выведен столь же справедливый боярин, правая рука

государя — отец Натальи Матвей Андреев. Прототипом его был один из

сподвижников царя Алексея Михайловича, воспитатель матери Петра I боярин

Артамон Сергеевич Матвеев, воспетый Рылеевым в одной из его дум. Этот

дипломат и военачальник был отправлен в ссылку при царе Федоре Алексеевиче и

трагически погиб в 1682 г. во время первого стрелецкого бунта.

В повести Карамзина факты биографии А. С. Матвеева поделены между двумя

героями. Первая, благополучная часть его жизни послужила материалом для

образа отца Натальи — боярина Матвея Андреева. История опалы и ссылки А. С.

Матвеева вместе с малолетним сыном Андреем отразилась в судьбе боярина

Любославского и его сына Алексея. Карамзинский боярин Матвей представлен

мудрым и нелицеприятным наставником царя, защитником всех обиженных. Он

выступает как посредник между народом и верховной властью. Не боясь опалы,

говорит царю все, что думает, справедливо разрешает судебные споры, всегда

стоит только за правду. Особое место отведено хлебосольству и нищелюбию отца

Натальи; филантропия всегда была одним из краеугольных камней общественной

программы Карамзина. Семейные, домашние добродетели служат у Карамзина

надежной опорой для общественных. Боярин Матвей — идеальный отец и столь же

идеальный гражданин. Алексей Любославский — нежный сын, образцовый супруг и

вместе с тем отважный воин. Даже в Наталье любовь к мужу пробуждает воинский

пыл, и вместе с Алексеем она выходит на ратное поле. Разумеется, не следует

видеть в этом произведении верное отражение социальных и семейных отношений

XVII в. Перед нами типичная утопия дворянского просветителя конца XVIII в.,

перенесшего на прошлое свое представление об идеальном сословно-монархическом

государстве и противопоставившего этот идеал общественным отношениям своего

времени.

Историческая повесть Н.М. Карамзина «Марфа-посадница». Идеи, образы, стиль.

О политических взглядах Карамзина в начале XIX в. лучше всего свидетельствует

новая историческая повесть «Марфа Посадница» (1803), в основу которой

положены события XV в. — борьба Новгородской республики с московским

самодержавием за свою самостоятельность. Эта тема в конце XVIII — начале XIX

в. имела не только исторический интерес. Старый феодальный монархический

строй распадался буквально на глазах, и на его обломках то в одной, то в

другой стране возникали молодые республики. Так, в 1775-1783 гг. разразилась

революция в Америке, и бывшие колонии монархической Англии объявили себя

самостоятельным государством. Несколькими годами позже революционный пожар

охватил Францию, и многовековой монархический порядок уступил место

республиканскому. Но если Америка сохранила свою политическую систему, то

Французская республика очень скоро переродилась в наполеоновскую империю. Все

это создавало впечатление шаткости, зыбкости не только старых, но и новых

политических отношений и, естественно, заставляло современников задумываться

о путях, по которым европейский мир пойдет дальше.

Было бы глубоко ошибочным считать, что политические симпатии Карамзина в

начале XIX в. принадлежали только монархическому строю. Многочисленные

статьи, помещенные в «Вестнике Европы», свидетельствуют о том, что и после

кризиса, пережитого писателем в 1793 г., республиканский тип правления в

глазах Карамзина не утратил своей привлекательности. Своеобразие политической

позиции Карамзина в «Марфе Посаднице» состоит в том, что в ней в одинаковой

степени возвеличены и прославлены и республиканские и монархические принципы,

что полностью соответствует мировоззрению Карамзина, сумевшего в своих

взглядах соединить оба эти начала. Эту же двойственность он переносит и на

взгляды новгородского «летописца» — вымышленного автора «Марфы Посадницы».

Поэтизация республиканских доблестей древнего Новгорода в «Марфе Посаднице»

особенно очевидна в случаях, когда Карамзин умышленно отходит от фактов,

хорошо известных ему как историку. Различна прежде всего трактовка

общественной жизни Новгорода в последние годы его вольности. В «Истории

государства Российского» показана борьба между двумя партиями, из которых

одна вполне открыто симпатизировала Москве, другая — поддерживала

сепаратистские планы Борецких. В «Марфе Посаднице» все выглядит иначе.

Новгородцы показаны как дружный воинский стан, сплотившийся вокруг Марфы. В

«Истории...» Карамзин неоднократно пишет о тайных переговорах Марфы с Литвой,

с целью окончательного разрыва с Москвой. Текст этого соглашения приводится в

примечаниях к VI тому. В повести Борецкая гордо отвергает льстивые

предложения литовского посла, предпочитая остаться без помощи, нежели

запятнать свою совесть изменой. В «Истории...» дважды приводятся примеры

вероломства новгородцев в войне с Москвой, когда они, направляя к Иоанну

послов для мирных переговоров, внезапно нападали на его войска. В повести

военные действия Новгорода отличаются рыцарским благородством и прямотой. В

«Истории...» пятитысячная московская рать одержала победу над сорокатысячным

новгородским войском. В повести — совершенно иное соотношение: войско Иоанна

значительно превышает силы новгородцев. Карамзин знал о том, что Иван III не

казнил Марфу, а заточил ее в монастырь. В «Истории...» указаны и место ее

заключения, и год ее вполне мирной кончины. В повести Борецкая погибает на

плахе, обнаруживая при этом большое самообладание. Описание казни насыщено

эффектными подробностями. Последние слова Марфы звучит укором растерявшим

республиканские доблести новгородцам.

Однако своеобразие повести Карамзина состоит в том, что симпатии к Новгороду

и республиканским порядкам не мешали автору оправдывать завоевание его

Москвой, а прославление политики Ивана III не исключает сочувствия

новгородцам. Карамзин защищает монархический строй в России не потому, что

считает его единственно возможной формой государства, а вследствие того, что

на русской земле утвердилась именно эта форма правления. Он враг гражданских

бурь, противник революционных потрясений. Конечно, порядки, которые защищали

новгородцы, тоже складывались столетиями, а не были узурпированы у «законной»

власти. Однако цели защитников Новгорода не идут ни в какое сравнение с той

величественной задачей, которую ставила перед собой Москва. Так во имя

национальных интересов всего русского народа оправдывается завоевание

Новгорода. Поэтому в повести идеализированы не только новгородцы во главе с

Марфой, но и Иван III.

Исторический конфликт между республиканским Новгородом и самодержавной

Москвой выражен в повести прежде всего в противопоставлении двух сильных

характеров: Марфы и Иоанна. Но для того чтобы один из этих принципов

восторжествовал, необходимо деятельное вмешательство народа. Поэтому за

народное мнение все время ведется отчаянная борьба. В самом начале повести

даны два обращения к новгородцам — сначала князя Холмского, потом — Марфы. В

сущности, каждый из говорящих стремится и логикой, и красноречием, и

гражданской страстностью склонить на свою сторону народ, и после каждой речи

Карамзин сообщает о реакции на нее слушателей. Народ, по мысли Карамзина,

большая сила, но требующая постоянного руководства. Это исполин, наделенный

детской душой и детским разумом. К этой мысли писатель неоднократно

возвращается в своей повести.

Эволюция исторических взглядов Карамзина к началу XIX в. отражается и в

творческом методе писателя. Революционные события во Франции убедили его в

том, что в истории решающую роль играет не любовь, а политические страсти и

сила. В «Марфе Посаднице» тема сентиментальной любви Ксении и Мирослава

занимает очень скромное место и не определяет ход событий. И напротив, пафос

государственности, гражданский долг, подавление личного начала во имя

политических принципов — все это заставило Карамзина обратиться к

художественным средствам писателей-классицистов. Повесть построена по строгим

геометрическим линиям: в ней два стана, во главе каждого свой вождь — Марфа и

Иоанн. Обращают на себя внимание пространные монологи (диспут Марфы и

Холмского) , построенные по образцам торжественных, ораторских речей. Даже

там, где по законам эпического жанра Карамзин мог бы от лица автора описывать

военные действия, он обращается к помощи пресловутого классического вестника.

Но и «классикой» не исчерпывается художественное своеобразие повести, которая

несет в себе пока еще слабо выраженное романтическое начало. История нанесла

жестокий удар просветительскому мышлению, и Карамзин выдвигает

иррациональное, романтическое объяснение событий, управляемых роком, фатумом,

судьбой. Отсюда в повести таинственность, загадочность некоторых эпизодов.

Загадочны история рождения Мирослава и причина благоволения к новгородскому

юноше московского государя. Таинственностью отмечена и судьба Марфы. Еще при

рождении финский волхв предсказал ей славную жизнь и, по-видимому,

трагическую кончину, но о последнем приходится только догадываться, поскольку

автор обрывает предсказание на половине фразы. В связи с этим чрезвычайно

ценными оказались для Карамзина легенды и предзнаменования, почерпнутые из

новгородских летописей XV в.: разрушение башни Ярослава, на которой находился

вечевой колокол; появление над Новгородом огненной тучи, тревога,

овладевающая животными и птицами. Здесь религиозное сознание древних

книжников своеобразно перекликалось с мыслями Карамзина о высшем промысле,

управляющем событиями.

«Письма русского путешественника» Н.М. Карамзина. Стиль. Жанр. Образ

путешественника.

«Письма русского путешественника» открывают сентиментально-просветительский

этап творчества Карамзина. Они печатались сначала в «Московском журнале»,

затем в альманахе «Алая». Полностью отдельным изданием вышли в 1797-1801 гг.

Материал, представленный в «Письмах», чрезвычайно разнообразен: здесь и

картины природы, и встречи с знаменитыми писателями и учеными Европы, и

описание памятников истории и культуры. Просветительский характер мышления

Карамзина особенно четко обрисовывается при оценке общественного строя

посещаемых им стран. Явное неодобрение автора вызывает феодальная Германия.

Карамзина раздражает назойливый контроль полицейских чиновников. В Берлине

ему предлагают длинный список вопросов, на которые необходимо ответить в

письменной форме. В Пруссии бросается в глаза засилье военных. Карамзин

указывает на убожество общественной жизни немецких княжеств. Приезд в Берлин

родственницы короля, «штатгальтерши», как пренебрежительно называет ее автор,

превращается в событие государственной важности: устраивается военный парад,

жители выходят на улицы, играет оркестр. Придворная жизнь втягивает в свою

орбиту даже великих писателей. В Ваймаре Карамзин не застает дома ни Виланда,

ни Гердера, ни Гёте. Известие, что все они были во дворце, вызывает у него

возмущение.

Совершенно по-другому пишет Карамзин о Швейцарии, которая для просветителей,

особенно для Руссо, была наглядным примером республиканских порядков. «Итак,

я уже в Швейцарии, — сообщает путешественник, — в стране живописной натуры, в

земле тишины и благополучия». Зажиточность швейцарских землевладельцев автор

объясняет тем, что они «не платят почти никаких податей и живут в совершенной

свободе». В Цюрихе он с большим одобрением рассказывает о «девичьей школе», в

которой сидят рядом дочери богатых и бедных родителей, что дает возможность

«уважать достоинство, а не богатство» человека. Причину, поддерживающую в

Швейцарии республиканский строй, Карамзин, в духе Монтескье и Руссо, видит в

строгих аскетических нравах жителей, среди которых даже самые богатые не

держат более одной служанки.

Сложно и противоречиво отношение писателя к Франции. Он приехал сюда в тот

момент, когда страна пожинала горькие плоды абсолютизма. На каждой станции

путешественников окружают нищие. Находясь в Булонском лесу, автор вспоминает

о недавнем времени, когда великосветские куртизанки щеголяли друг перед

другом великолепием экипажей и разоряли щедрых поклонников. С презрением

говорит путешественник о Французской академии: половина ее членов

невежественна и занимает свои места по знатности рода.

Поэтому начало революции, отличавшееся сравнительно мирным характером,

Карамзин, подобно Виланду, Клопштоку, Гердеру, Шиллеру и Канту, встретил с

явным одобрением. Позже сам автор вспоминал, с каким восхищением он слушал в

Народном собрании пламенные речи Мирабо. Но в окончательном варианте «Писем»,

созданном после 1793 г., революция решительно осуждена. Самое страшное для

Карамзина, как и для большинства просветителей XVIII в., — восставший народ и

революционная диктатура. Напуганный якобинским террором, он готов примириться

с монархическим правлением, уповая на медленные, но более верные, по его

мнению, успехи нравственности и просвещения.

В Англии путешественник с большой похвалой говорит о предприимчивости

купечества, что вполне соответствует представлениям просветителей об

общественно полезной роли частной инициативы. Как истинный просветитель,

Карамзин хвалит веротерпимость англичан, с одобрением пишет об их

законодательстве, о «Великой хартии вольности». Познакомившись с судом

присяжных, он заявляет, что в Англии «нет человека, от которого зависела бы

жизнь другого».

Однако писатель далек от полного и безоговорочного восхищения жизнью

англичан. Оборотная сторона кипучей деятельности купцов — эгоизм и равнодушие

к людям. Наравне с богатством купцов он отмечает и вопиющую нищету английских

низов. Отношение к беднякам в Англии приводит его в негодование.

Карамзин считает своим долгом познакомить читателя с природой описываемой

страны. По его млению, она определяет не только физический, но и духовный

облик человека. Жители швейцарских Альп красивы, щедры и приветливы, потому

что они живут среди прекрасной и благодатной природы. И наоборот, холодный,

туманный климат Англии оказывает пагубное влияние на характер ее граждан,

которые изображаются замкнутыми, недоверчивыми, расчетливыми и эгоистичными.

Как писатель-сентименталист, Карамзин считает истинными и нерушимыми те

человеческие отношения, в которых главную роль играет чувство. Поэтому

заседание Народного собрания во Франции или выборы в английский парламент, в

которых все решают политические расчеты, закулисная борьба партий, описаны им

с нескрываемой иронией. И наоборот, училище для глухонемых в Париже,

госпиталь для престарелых матросов в Гринвиче вызывают его полное одобрение

как примеры истинной филантропии.

Карамзин стремится показать не только то, что объединяет людей, но и то, что

их разобщает. К числу таких пагубных заблуждений он относит проявление

национальной замкнутости и национального самомнения. 0Столь же враждебна

автору религиозная нетерпимость, фанатизм (рассказ о крестоносце графе

Глейхене, которого освободила из плена сарацинка, убежавшая вместе с ним.

Жена графа простила ему невольную измену, после чего был заключен

тройственный супружеский союз, признанный даже папой. В этой легенде любовь и

человечность побеждают национальную вражду и религиозную нетерпимость).

Карамзин посещает темницу, в которой был заключен Мартин Лютер. Писатель

восхищается смелостью немецкого реформатора, восставшего против авторитета

папы и императора.

Лучшим средством борьбы с религиозным фанатизмом, национальной нетерпимостью,

политическим деспотизмом и нищетой Карамзин, подобно Вольтеру, Монтескье,

Дидро и Руссо, считает просвещение. Вера в благотворную роль науки и

искусства заставляет его искать встречи с философами и писателями. В Германии

он с особенно теплым чувством посещает деревенский домик детского писателя

Вейсе. Здесь же встречается с Кантом, Платнером, Гердером и Виландом, которым

рассказывает о России и русской литературе. Карамзин уверен, что душа

писателя и философа всегда отражается в произведении, и чем выше нравственный

облик каждого из них, тем благотворнее будет их влияние на читателей. «Письма

русского путешественника» были для Карамзина своеобразной школой

литературного мастерства. Свободная композиция жанра «путешествия» позволяла

вводить в него самый разнообразный материал. На одном из первых мест в

«Письмах» оказались наблюдения автора за собственными переживаниями, подчас

неожиданными и противоречивыми.

В «Письма» заносятся автором легенды и рассказы о подлинных событиях,

услышанные им в пути. Они представляют собой маленькие новеллы. От них —

прямая дорога к будущим повестям. Интересны психологические портреты ученых и

писателей, с которыми Карамзину посчастливилось увидеться. Описание природы

превращается в ряде случаев как бы в маленькие стихотворения в прозе.

Некоторые из них перекликаются с его же лирическими произведениями. Так,

например, описание осеннего пейзажа, помеченное словами «Женева, ноября 1,

1789», в сущности, повторяет тему стихотворения «Осень», созданного в то же

самое время.

Предромантические тенденции в прозе Карамзина («Остров Борнгольм», «Сиерра-

Морена»).

Природа всех страстей, по мнению Карамзина, одинакова. Этот вывод позволяет

ему поставить любовь в один ряд с корыстолюбием, честолюбием. Любовник,

забывший о разумных законах природы, совершает тот же проступок, что в

человек, посягнувший на чужую собственность или жизнь. Тем самым произведения

с любовным сюжетом могут перекликаться с событиями из политической и

социальной жизни общества. Так мы подходим к проблематике повести «Остров

Борнгольм», написанной Карамзиным в 1793 г. под непосредственным влиянием

революционных событий во Франции.

В основе повести — тема преступной любви брата и сестры, т. е. очевидное

нарушение разумных и «естественных» границ любовной страсти. Речь идет о

нравственных законах, основой которых являются не только чувства, но и

рассудок. Герой же подчиняется лишь голосу страсти.

Возлюбленная героя повести уже осознала свою вину. «Я лобызаю руку, которая

меня наказывает», — говорит она. На вопрос путешественника, невинно ли ее

сердце, она отвечает, что ее сердце могло быть в заблуждении.

Это признание почти дословно совпадает со словами самого Карамзина в

«Разговоре о счастии»: «...заблуждение сердца, безрассудность, недостаток в

просвещении — виною дурных дел». Роль судьи и палача берет на себя хозяин

замка, отец преступных любовников. Его положение не менее трагично: защищая

добродетель, он вынужден карать собственных детей.

В повести нагнетается атмосфера тайн и ужасов. Мрачен и страшен остров

Борнгольм, еще страшнее таинственный замок; ужасна участь молодой узницы, но

ужаснее, по словам автора, проступок, приведший ее в темницу. Он настолько

страшен, что автор не решается поведать о нем читателю. Перенесение событий в

готический замок имеет художественное объяснение, поскольку просветители

считали средневековье эпохой разгула неразумных страстей. Тем самым

«заблуждение» героев повести ассоциируется с мрачными призраками средних

веков.

Сюжетный план повести переходит в другой, более широкий, общественно-

политический. События развиваются в Западной Европе. Они приурочены к началу

революции во Франции. На это в произведении есть недвусмысленный намек. Так,

на просьбу старца известить о «происшествиях света», путешественник отвечает:

«Свет наук... распространяется более и более, но еще струится на земле кровь

человеческая, лиются слезы несчастных, хвалят имя добродетели и спорят о

существе ее». Тем самым повесть строится по принципу соотнесенности

разрушительных любовных страстей со столь же разрушительными общественными

страстями. Первое дается крупным планом, второе служит для него отдаленным

фоном. Но именно общественные политические события 1793 г. вызвали к жизни

мрачный, трагический рассказ о людях, слепо доверившихся голосу страсти и

жестоко поплатившихся за свою безрассудную любовь.

Проблематику «Острова Борнгольм» продолжает повесть «Сиерра-Морена» (1795).

Здесь та же тема неистовых страстей, сметающих на своем пути все нравственные

препоны и приводящих героев к страданиям, раскаянию, гибели. «Испанский»

колорит повести художественно мотивирует «огненный» характер переживаний

героев. В конце произведения — выход в мир политических событий. Эти выводы

не вытекают из сюжета, где никто никого не «умерщвляет», но они легко

соотносятся с событиями 1793 г. Анализ повестей «Остров Борнгольм» и «Сиерра-

Морена» позволяет сделать следующие выводы. Появление предромантических

произведений Карамзина вызвано общей для многих европейских литератур

причиной — кризисом просветительских взглядов под влиянием революционных

событий во Франции. Карамзин застал самое начало этого кризиса и остается на

просветительских позициях: он еще верит в способность разума управлять

страстями. Изображая мрачных, неистовых героев, он, в отличие от романтиков,

не сливается с ними, а смотрит на них со стороны со смешанным чувством ужаса

и сострадания.

И.И. Дмитриев. Жанровый состав поэзии, проблематика, стиль (лирические песни,

литературные сказки, басни).

Иван Иванович Дмитриев (1760-1838) вошел в историю русской литературы как

поэт-сентименталист. Он был земляком и приятелем Карамзина, печатался в его

«Московском журнале». Однако в отличие от Карамзина, Дмитриев, особенно в

начале творчества, оказался более связан с традициями классицизма, с одой и

сатирическими жанрами.

Дмитриев родился в 1760 г. в Симбирской губернии. Учился он, как и Карамзин,

в частных пансионах. Затем был на военной службе, где и начал писать свои

первые стихи. В дальнейшем Дмитриев занимал высокие государственные посты:

при Павле I был назначен товарищем министра в департаменте уделов и обер-

прокурором Сената, при Александре I — министром юстиции. Он прожил долгую

жизнь, был хорошо знаком с Жуковским, Батюшковым, Пушкиным, но его

собственная поэтическая деятельность фактически завершилась в первое

десятилетие XIX в. Как поэт-сентименталист, Дмитриев чувствовал себя

единомышленником и соратником Карамзина. Эту близость он подчеркнул даже в

названии одного из своих сборников, озаглавив его, вслед за Карамзиным, «И

мои безделки» (1795). Безделками оба поэта называли произведения,

отличавшиеся и по форме и по содержанию от монументальных классицистических

произведений. На одном из первых мест стояли у Дмитриева песни. В 1796 г. он

издал «Карманный песенник, или Собрание лучших светских и простонародных

песен», куда включил ряд своих произведений. Среди них особенно популярной

оказалась песня «Стонет сизый голубочек», напечатанная впервые в карамзинском

«Московском журнале». В следующем году стихотворение было положено на музыку

Ф. М. Дубянским и вскоре сделалось популярным романсом.

Образы голубка и голубки Дмитриев взял из народного творчества, но

переосмыслил их в духе сентиментальных традиций. Страстному, верному голубку

противопоставлена легкомысленная голубка, покинувшая своего «друга». Песня

изобилует глаголами, раскрывающими всю гамму скорбных чувств влюбленного

голубка: «стонет», «тоскует», «ждет», «сохнет», «вздыхает», а также ласково-

уменьшительными существительными, которые придают стихотворению оттенок

некоторой сентиментальной слащавости: «голубочек», «дружочек», «пшеничка».

Широкую известность получила другая «песня» Дмитриева «Видел славный я

дворец//Нашей матушки-царицы» с типичным для сентиментальной литературы

противопоставлением «дворца» и «шалаша», в котором поэт чувствует себя

счастливее земных владык.

Отношение Дмитриева к классицизму неоднозначно. В сатире «Чужой толк»,

которую Белинский считал лучшим его произведением, он остроумно высмеял

шаблонные выражения и штампы торжественной оды и многое другое. Вместе с тем

поэт подчеркивал, что он «имел в виду не все, а некоторые только оды и что

«читатели... должны быть уверены, что произведения Хераскова, Державина,

Петрова не в числе оных». Эта оговорка не случайна, поскольку и сам Дмитриев

вслед за названными им авторами отдал дань одической поэзии. И если как поэт-

сентименталист он тяготел к Карамзину, то как поэт-одописец выбрал себе в

наставники Державина, с которым также был в приятельских отношениях и поэзию

которого высоко ценил. Свое неизменное восхищение певцом «Фелицы» Дмитриев

выразил в послании «К Г. Р. Державину». Под непосредственным влиянием

Державина написаны оды «Освобождение Москвы», «Размышления по случаю грома»,

«Гимн богу», «Смерть князя Потемкина», а также ряд анакреонтических и

шутливых стихотворений. Однако в поэзии Дмитриева ода претерпевает интересную

трансформацию. Объектами восхваления становятся в ней не высокопоставленные

лица — цари, полководцы, а явления природы, герои, события далекого прошлого.

Так, почти одновременно с Карамзиным Дмитриев решил воспеть великую русскую

реку Волгу, на берегах которой прошло детство обоих поэтов. Но в отличие от

Карамзина, Дмитриев написал свое стихотворение не свободно рифмующимся

стихом, а ломоносовскими десятистишными строфами с канонической для них

рифмовкой. Сохранен и выспренний одический стиль. Даже воспоминания детства

облечены в архаические формы.

На основе похвальной оды Дмитриев создает и первые образцы исторической

баллады. Примером этому может послужить стихотворение «Ермак». Собственно

одическое начало, т. е. «хвала», идущая от автора, сдвинуто здесь в конец

стихотворения, а на первом месте сцена из далекого прошлого, представленная

разговором двух шаманов (служители культа у сибирских народов) о подвигах и

победах Ермака.

Кроме исторической, Дмитриеву принадлежит также бытовая, шутливая баллада под

названием «Отставной вахмистр». Жанровое своеобразие «Отставного вахмистра»

не соответствовало поэтике ни классицистической, ни сентиментальной

литературы. Бытовой сюжет передается здесь в комических и вместе с тем

глубоко сочувственных интонациях. Видимо, поэтому баллада Дмитриева в одном

из изданий была опубликована под названием «Карикатура», в особом понимании

этого слова как шутливо-грустное описание истинного события.

Термин «сказка» в поэзии XVIII в. имел особое значение. Это был точный

перевод французского слова conte. Так назывались во французской поэзии

стихотворные сюжетные произведения, написанные чаще всего разностопным,

басенным стихом, шутливого, сатирического и даже вольнодумного содержания. От

басни сказка отличалась большими размерами и отсутствием прямолинейной

назидательности. Дмитриев написал семь сказок.

Дмитриев известен также как баснописец. Всего им было написано 80 басен.

Сюжеты многих из них заимствованы у Лафонтена и Флориана. До Дмитриева самым

плодовитым русским баснописцем был Сумароков, который как поэт-классицист

считал басни низким жанром и поэтому писал их нарочито огрубленным языком.

Подобно Карамзину, Дмитриев избегает низкого «штиля» и пишет свои басни

легким, изящным слогом. «Притчи» Сумарокова имели четкую социальную

направленность против дворян, «подьячих», церковников. У Дмитриева осуждаются

не социальные пороки, а общечеловеческие заблуждения — легкомыслие,

самодовольство, недальновидность. Басенная мораль выдержана у Дмитриева в

типично сентиментальных представлениях: чтобы быть счастливым, нужно дорожить

не вещественными, а духовными ценностями, так как самые надежные радости

приносят не богатство и знатность, а дружба и любовь.

А.Н. Радищев. Личность. Литературная позиция. «Дневник одной недели». Жанр.

Особенности стиля.

Александр Николаевич Радищев (1749-1802) - первый в России революционный

писатель, провозгласивший право народа на насильственное свержение

деспотической власти помещиков и царя. Радищев — предшественник декабристской

и революционно-демократической мысли XIX в.

Радищев принадлежал к наиболее радикальному крылу европейского

просветительства. Еще в годы обучения в Лейпцигском университете, куда он был

послан вместе с другими русскими студентами изучать юриспруденцию, Радищев

познакомился с работами Монтескье, Мабли, Руссо. Особенно сильное впечатление

произвела на него книга французского философа-материалиста Гельвеция «Об

уме». Он проникся духом Просвещения и сам стал одним из его ярких

представителей. Смелые обличители помещичьего злонравия и чиновничьего

произвола были и до Радищева. Достаточно вспомнить Сумарокова, Новикова,

Фонвизина. Своеобразие просветительства Радищева состояло в том, что он сумел

связать эти явления с политическим строем России и ее социальной системой — с

самодержавием и крепостным правом — и выступил с призывом к их

ниспровержению. Свои взгляды Радищев изложил в замечательной по глубине и

смелости книге «Путешествие из Петербурга в Москву» (1790). Книга сразу же

была замечена властями. Один из ее экземпляров попал в руки Екатерины II.

Императрица пришла в ужас.

Большую часть издания автору пришлось сжечь, вследствие чего «Путешествие»

стало библиографической редкостью. 30 июня 1790 г. писатель был арестован.

Началось следствие. В ответах на предлагаемые вопросы Радищев придерживался

хорошо продуманной тактики. В объяснениях, касавшихся содержания

«Путешествия», он стремился, насколько это было возможно, смягчить

обличительный и революционный характер произведения. Несмотря на это,

уголовная палата приговорила писателя к смертной казни «через отсечение

головы». Более пяти недель Радищев находился на положении смертника, но затем

Екатерина II заменила казнь десятилетней ссылкой в Сибирь, в Илимский острог.

К вдовцу Радищеву вместе с его детьми приехала свояченица Е. В. Рубановская,

которая стала его женой.

В 1797 г., после смерти Екатерины II, Радищеву было разрешено оставить Сибирь

и поселиться в имении Немцово Калужской губернии, под постоянным полицейским

надзором. Ссылка продолжалась. В 1801 г. Александр I позволил Радищеву

вернуться в Петербург и даже разрешил работать в комиссии по составлению

нового законодательства. Радищев энергично взялся за дело. Среди новых

постановлений им было предложено освобождение крестьян и запрещение продажи

их в рекруты. Независимая позиция Радищева вызвала раздражение его

непосредственного начальника — графа П. В. Завадовского, который намекнул

писателю на возможность повторения сибирской ссылки. Эта угроза тяжело

подействовала на писателя. Видя полное крушение своих надежд, он принял яд и

скончался 11 сентября 1802 г.

«Дневник одной недели» по жанру и содержанию — один из ранних в России

образцов сентиментальной литературы. Он представляет собой одиннадцать

коротких лирических записей, наполненных горестными сетованиями автора по

поводу отъезда из Петербурга его друзей. Читателям, привыкшим судить о

творчестве Радищева по его «Путешествию», по его публицистике, «Дневник одной

недели» может показаться чужеродным среди остро-политических произведений

писателя. Но такое мнение ошибочно. Для правильного понимания «Дневника»

следует вспомнить о том особом высоком значении, которое просветители XVIII

в., в том числе и Радищев, придавали дружбе. Радищева, как и Руссо, Дидро,

Гельвеция, Гольбаха, отличает глубокая вера в социальные возможности

человека, заложенные в нем самой природой. Среди общественных связей важное

место отводилось дружбе, способности людей объединяться не по принципу

кровного родства, а на основе взаимной симпатии, сходных мыслей и чувств.

Этими качествами наделен герой «Дневника одной недели». Он глубоко привязан к

своим друзьям. Ему тяжело возвращаться в опустевший после их отъезда дом.

Привычные занятия становятся неинтересными, пища теряет свой вкус. Но зато

возвращение друзей, о котором сообщается в последней записи, дает

незабываемое ощущение счастья и полноты бытия:

«Частные» добродетели, в том числе и дружба, в сознании просветителей не

только не противостоят общественным, но считаются их опорой и даже школой. В

«Дневнике одной недели» поведение человека в обществе еще не показано, но

раскрыта его душа, способная к самоотверженной привязанности, а это —

надежная гарантия будущих гражданских добродетелей. Такое понимание дружбы

помогает понять связь «Дневника» с другими произведениями Радищева, в первую

очередь с «Житием Федора Васильевича Ушакова».

«Житие Ф.В. Ушакова» А.Н. Радищева. Идеи, образы, особенности стиля.

Это произведение вышло отдельной книжкой в 1789 г. за несколько месяцев до

появления «Путешествия из Петербурга в Москву». Ф. В. Ушаков — товарищ

Радищева по Лейпцигскому университету, умерший в 1770 г. на двадцать третьем

году жизни. Он был на несколько лет старше своих друзей и заметно выделялся

среди них силой характера и жизненным опытом.

Слово «житие» употреблено Радищевым не в традиционном, агиографическом

значении, а в смысле «биография». Жанр, предложенный Радищевым, следует

рассматривать как одно из явлений просветительской литературы. Он подсказан

традицией дидактических произведений, в которых выводился молодой человек,

свободный от окружающих его «предрассудков», сам выработавший свое

мировоззрение и выбирающий свой жизненный путь.

Ушаков отличался огромной любознательностью. Перед поездкой за границу он уже

имел чин коллежского асессора и мог сделать блестящую карьеру, но жажда

знаний оказалась сильнее, и он чиновничьему креслу предпочел студенческую

скамью. В университете особенной любовью Ушакова пользовались математика и

философия. Отрывки из его научных работ по юриспруденции Радищев публикует в

качестве приложения в конце «Жития».

Ушаков отличался гражданским мужеством, ярко выраженными задатками вождя,

руководителя. Об этом свидетельствует следующая любопытная история,

рассказанная в «Житии». К русским студентам во время их обучения в Лейпциге

был прикомандирован в качестве наставника майор Бокум, грубый и

невежественный человек, который, по словам автора, «рачил более о своей

прибыли, нежели о вверенных ему». Он присваивал большую часть денег,

отпущенных на содержание студентов, вследствие чего они жили в нетопленых

помещениях и голодали. Роль парламентера взял на себя Ушаков, но

самодовольный Бокум не пожелал с ним разговаривать. Обстановка накалялась,

назревало возмущение. «Единомыслие, — пишет Радищев, — протекло всех души, и

отчаяние ждало на воспаление случая»

Сигналом к выступлению послужила пощечина, которую Бокум нанес товарищу

Радищева — Насакину. Студенты во главе с Ушаковым настояли на том, чтобы

Насакин потребовал от Бокума «в обиде своей удовлетворения», а если тот от

дуэли откажется, вернул бы ему пощечину. Насакин вместо одного нанес Бокуму

два удара. Перепуганный наставник позорно бежал и обвинил студентов в

посягновении на его жизнь, после чего все они оказались под стражей и были

освобождены только благодаря вмешательству русского посла.

События, описанные автором, дают ему возможность перевести разговор из

бытового плана в план политический и уподобить поведение Бокума произволу

монарха в деспотическом государстве, а возмущение студентов — восстанию

народа против правителя-тирана. «Имея власть в руке своей... — указывает

Радищев, — забыл гофмейстер наш умеренность и, подобно правителям народа,

возомнил, что он не для нас с нами... Человек много может сносить

неприятностей, удручений и оскорблений... Не доводи его токмо до крайности.

Но сего-то притеснители частные и общие, по счастью человечества, не

разумеют...». Политические аналогии Радищева были тогда же замечены княгиней

Е. Р. Дашковой, которая указала своему брату А. Р. Воронцову на встречающиеся

в книге Радищева «выражения и мысли, опасные по нашему времени».

На последних страницах «Жития» описана преждевременная кончина Ушакова. В

поведении человека перед смертью Радищев видит одно из мерил его личности.

Ушаков мужественно встретил свой последний час. Узнав от врача о близкой

кончине, он поблагодарил его за «нелицемерный ответ». Затем трогательно

простился с друзьями. Спустя некоторое время он позвал к себе Радищева и,

передав ему свои бумаги, сказал: «Употреби их... как тебе захочется. Прости

теперь в последний раз; помни, что я тебя любил, помни, что нужно в жизни

иметь правила, дабы быть блаженным, и что должно быть тверду в мыслях, дабы

умирать бестрепетно».

Перед смертью Ушаков испытывал ужасные муки и попросил А. М. Кутузова дать

ему яд. Кутузов, посоветовавшись с Радищевым, не посмел выполнить просьбу

умирающего. Вспоминая об этом, Радищев размышляет о праве человека на

самоубийство. В отличие от церковников, видевших в самоубийстве вызов

божеству, просветители-материалисты считали, что человек вправе лишить себя

жизни, если она приносит ему страдания. Радищев разделяет это мнение и просит

Кутузова, которому он посвятил «Житие» Ушакова, оказать последнюю услугу

другу, если существование станет для него невыносимым.

Страницы: 1, 2, 3, 4