Эскимосы, кочевники относятся у Тойнби к застывшим цивилизациям, они максимально приспособились к внешней среде, и у них нет больше стимула развиваться дальше. То же самое произошло и со Спартой. В отличие от Афин, которые занялись оливками и торговлей, спартанцы решили занять чужие земли. Они захватили плодородные пространства в Мессении, но народ, который там жил, те же греки, несколько раз поднимался на восстание, что постепенно привело к надлому Спарты, к тому, что она перестала развиваться и медленно застыла, окостенела.

Самым ярким примером роста цивилизации является западноевропейская цивилизация. Впервые за всю свою историю человечество столкнулось с ситуацией, когда одно общество распространило свое влияние практически на всю обитаемую поверхность земли. Не зная пределов своим устремлениям, западная цивилизация стала стучаться во все двери, взламывать все преграды и прорываться в самые замкнутые крепости.

Главным двигателем быстрого роста любой цивилизации является активное творческое меньшинство. Именно это меньшинство вдыхает в социальную систему новую жизнь, поскольку в каждой цивилизации, считал Тойнби, даже в периоды наиболее оживленного ее роста, огромные массы народа так и не выходят из состояния застоя и спячки. А подавляющее большинство людей любой цивилизации ничем не отличается от человека примитивного общества. Активное меньшинство - дрожжи в общем котле человечества. Проблема в том, как активному меньшинству поднять остальные массы, разбудить их. Это, как правило, совершается через механизм «мимесиса» - подражания. В примитивном обществе мимесис ориентирован на старшее поколение, на образы предков, а в современных, растущих обществах эталоном становится творческая личность, лидер, прокладывающий новый путь. Александр Македонский, Иисус Христос, Будда, Карл Великий, Петр I, Наполеон и т.п. были лидерами, вызывавшими мощные социальные движения. Их энергия заражала массы и давала толчок грандиозным преобразованиям в истории той или иной страны.

Вопросы по теме:

1. Какие стадии проходит цивилизация?

2. Приведите пример роста цивилизации?

3. Что является главным двигателем быстрого роста любой цивилизации?

б) Надлом и распад

Все проходит в истории: и слава, и богатство, и известность. Афины после победы над персами, после колоссальных успехов в развитии хозяйства, после взлета в философии, искусстве, политике постепенно начали клониться к упадку. В IV веке Афины не смогли противостоять македонской военной силе, они не вмешивались, глядя, как Рим разоряет их соседей, и не смогли выстоять в борьбе с самим Римом после того, как все союзники Афин были уничтожены. В 86 г. римский полководец Сулла взял Афины штурмом, и это было позорным финалом афинской политической истории.

В конце XII в. в Леванте, в Восточном Средиземноморье, считались непобедимыми турки-мамлюки -- как некогда римляне. Но как и римляне, они предпочли почивать на лаврах, не замечая признаков своей растущей уязвимости. В 1789 г. французский экспедиционный корпус Наполеона, неузнаваемый потомок неудачливых франкских рыцарей. нанес мамлюкам сокрушительное поражение. Мамлюки давно перестали развивать тактику и воинское снаряжение, но теперь встретились с Западом, имевшим хорошо подготовленную пехоту с огнестрельным оружием.

Распад начинается, по Тойнби, с загнивания творческого меньшинства. В растущем обществе творческое меньшинство постоянно изменяется и по составу, и по убеждениям. Правящее меньшинство распадающегося общества, наоборот, становится замкнутой группой, чьи идеи и идеалы становятся «вечными», окостеневшими законами. Вызов, который получает распадающееся общество, в результате косности правящего меньшинства остается без ответа. Вернее, оно отказывается отвечать на вызов и даже не замечает, или старается не замечать вызова.

Типичным пример -- Политбюро ЦК КПСС: престарелые лидеры, которым в конце 1970-х перевалило за 70 лет, не желали замечать существенных изменений в мире, не ответили на вызов Запада, бурно развивавшего новые технологии, электронику, и упорно продолжали выпускать танки и атомные подводные лодки. В конце концов это привело сперва к экономическому, а потом и политическому краху СССР.

Разлагающиеся общества неизбежно порождают так называемый «внутренний пролетариат». У Тойнби это понятие означает то, что мы выше называли «маргинальными группами». Пролетарий, считал Тойнби, -- скорее состояние души, чем место в обществе. Истинный признак пролетария -- не бедность и не низкое происхождение, а постоянное чувство неудовлетворенности, вызываемое тем, что у него нет твердого места в обществе, что он никому не нужен и никто не собирается о нем заботится. В пролетариат входят также беженцы из бывших колоний, разорившиеся свободные крестьяне, ремесленники, аристократы, рабы. Внутренний пролетариат (в понимании Тойнби) в огромном количестве есть сегодня в развивающихся странах, есть он и в России.

Всякая растущая цивилизация неизбежно распространяется вширь, захватывает новые земли, образует новые колонии. Но как только общество начинает загнивать, на его периферии - в колониях, на окраинах - поднимает голову «внешний пролетариат». Так, в Риме первым восстало варварское население северо-африканских колоний. Обширность этих территорий превосходила возможности римского оружия: римская армия так и не смогла добраться до восставших берберов в Атласских горах и в Сахаре.

«Парад суверенитетов» в нашей стране, война в Таджикистане, война в Чечне, -- все это проявление активности «внешнего пролетариата» в условиях общего кризиса нашего общества.

Однако никакая мощная цивилизация не погибает полностью. В ее рамках зарождается, как куколка, новая культура, чаще всего в виде новой религии. Так, на окраинах Римской империи зародились первые христианские общины, которые положили начало совершенно новой, христианской цивилизации.

Вопросы по теме:

1. С чего начинается распад?

2. Приведите пример распада?

3. Дайте определение термину «внутренний пролетариат»?

4. Назовите истинный признак пролетария?

5. Объясните, почему никакая мощная цивилизация не погибает полностью?

Мировые культуры Питирима Сорокина

П. Сорокин в своем многотомном исследовании «Социокультурная динамика» выделял три культуры, последовательно сменяющие друг друга в человеческой (в египетской, вавилонской, греко-римской, индуистской, китайской) истории - идеационалъную, идеалистическую и чувственную.

Идеациональная культура ориентирована на вневременные, вечные ценности, главной ценностью в ней является Бог. Церковь -- прямо или опосредовано -- стоит у власти, во всем обществе господствует строгая дисциплина, искусство носит религиозный характер, все сюжеты живописи и литературы взяты из религиозных мифов. Идеациональные культуры существовали в брахманской Индии, в Греции с VIII по конец VI в. до нашей эры., в Европе в IX -- XII вв.

Чувственная культура ориентирована на материальные чувственные интересы, на удовлетворение материальных потребностей. Власть, как правило, принадлежит народу, господствует демократия. Войны, политические и финансовые кризисы, нищета, безработица, падение нравов - все это признаки чувственной культуры. Элементы этой культуры зародились еще в XVI в., но стали доминирующими в Европе с конца XIXв.

Идеалистическая культура является синтезом первой и второй культуры, она берет все лучшее из них и оптимальна для развития и прогресса людей. Идеалистическая культура существовала в Греции V-IV вв. до нашей эры, в Западной Европе XIII-XIV и в XVII-XVIII вв.

Вопросы по теме:

1. Какие вы знаете культуры?

2. Расскажите о идеациональной культуре?

3. Расскажите о чувственной культуре?

4. Расскажите об идеалистической культуре?

5. Сравните эти три культуры и найдите сходные и отличительные черты?

Главная проблема нашего времени

Сегодня, считал Сорокин, наступил жесточайший кризис. Это не просто экономические или политические неурядицы -- кризис затрагивает почти всю западную культуру и общество, вес их главные институты. Этот кризис заключается в распаде основополагающих форм западной культуры и общества последних четырех столетий, в разрушении прежде преобладавшей чувственной культуры. Мы живем и действуем в один из поворотных моментов истории человечества, когда одна форма культуры и общества (чувственная) исчезает, а другая форма лишь появляется.

Этот кризис отмечен необычайным взрывом войн, революций, анархии и кровопролития; социальным, моральным, экономическим и интеллектуальным хаосом; возрождением жестокости, временным разрушением больших и малых ценностей человечества; нищетой и страданием миллионов. Ни Гитлер, ни Сталин, ни Саддам Хуссейн, ни Хрущев и ни Брежнев не создавали этот кризис. Напротив, кризис создал их такими, -- его инструментами и марионетками.

Кризис вовсе не означает, полагал Сорокин, агонии западной культуры и общества. Нет закона, по которому каждая культура проходит стадии детства, зрелости и смерти -- это лишь биологическая аналогия. За разрушением чувственной формы западного общества и культуры последует новая интеграция, возникнет новая культура, скорее всего идеациональная, в жизни общества вновь возрастет роль религии.

Никто сейчас точно не может предсказать форму следующей культуры. Древние китайцы говорили: «Не дай вам бог жить в эпоху перемен!». Но мы живем именно в такую эпоху - тревожную, страшную, полную потрясений и катаклизмов, но в то же время самую интересную эпоху за последние четыре тысячи лет.

Вопросы по теме:

1. Что такое кризис?

2. Что характерно для кризиса?

Н. Бердяев об исторической самобытности России

Н. Бердяев назвал русский народ в высшей степени поляризованным народом, в котором совмещаются совершенно несовместимые про-тивоположности. Противоречивость и сложность русской души связана с тем, что в России сталкиваются и взаимодействуют два потока мировой истории -- Восток и Запад. Русские -- не чисто европейский и не чисто азиатский народ. Россия соединяет в себе два мира, и в русской душе всегда боролись два начала: восточное и западное.

Есть соответствие между необъятностью, бесконечностью русской земли и русской души. У русского народа та же необъятность, устремленность в бесконечность, что у русской равнины. Русскому народу трудно было овладеть такими огромными пространствами и оформить их. Поэтому у русских всегда была огромная сила стихии и сравнительная слабость формы. Русский парод, считал Бердяев, не был народом культуры по преимуществу, как народы Западной Европы, он был народом откровений и вдохновений, он не знал меры и легко впадал в крайности. Россия никогда не была страной аристократической в западном смысле, как не стала и буржуазной.

Два противоположных начала легли в основу русской души: языческая дионисийская стихия и аскетически-монашеское православие. Отсюда и противоположные свойства русского народа: преклонение перед государством и анархизм, жестокость и доброта, индивидуализм и страсть ко всяким объединениям, национализм и универсализм-всечеловечность, искание Бога и воинствующий атеизм, смирение и наглость, рабство и бунт.

Бердяев считает русскую историю прерывной и выделяет в ней пять периодов, которые дают пять разных образов России: есть Россия киевская, Россия времен татарского ига, Россия московская, Россия петровская и Россия советская (теперь есть еще и шестая, до которой не дожил Бердяев -- постсоветская).

Силы русского народа долгое время уходили на то, чтобы сохранить огромную территорию. Государство крепло, а народ хирел.

История русского народа была одной из самых мучительных историй: борьба с татарскими нашествиями и татарским игом, усиление государства, Смутное время, раскол, насильственный характер петровских реформ, крепостное право, гонения на интеллигенцию, казнь декабристов, режим Николая I, безграмотность народной массы, неизбежность революции и ее кровавый характер. Наконец, самая страшная в мировой истории война.

Особым, только в России существующим социальным образованием, была интеллигенция. Одиночество Чацкого, беспочвенность Онегина и Печорина -- явления, упреждающие ее появление. Она вербовалась из разных слоев -- сначала из дворянской, потом из разночинной среды. Это не социальный, а идеалистический класс, замечал Бердяев. Класс людей, целиком увлеченных идеями и готовых идти во имя своих идей в тюрьму, на каторгу и на казнь. Основной чертой интеллигенции была беспочвенность. Отщепенство, скитальчество, невозможность примирения с настоящим, устремленность к грядущему -- характерные черты русской интеллигенции. Лишний человек, кающийся дворянин, потом активный революционер -- разные моменты в существовании русской интеллигенции.

Интеллигенция была поставлена в трагическое положение между властью и народом: с одной стороны, ее никогда не пускали во власть, с другой стороны, ее никогда не понимал народ, забитый предрассудками и малообразованный. Интеллигенция была раздавлена между этими двумя силами. Отсюда острое ощущение русскими пустоты, уродства, бездушия и мещанства всех достижений мирового и российского развития, революции, цивилизации.

Бердяев закончил свои размышления над русской историей словами Александра Невского: «Не в силе Бог, а в правде». Трагедия русского народа, считал он, в том, что русская власть никогда не была верна этим словам.

Вопросы по теме:

1. Что Бердяев говорил о русском народе?

2. Что легло в основу русской души?

3. Что представляет собой история русского народа?

4. Расскажите об интеллигенции?

5. Как вы понимаете фразу: «Не в силе Бог, а в правде»?

П. Чаадаев: исторические судьбы России

В своем знаменитом «Философическом письме» Петр Чаадаев подверг критическому пересмотру всю русскую историю. Россия лежит между Западом и Востоком, Упираясь одним локтем в Китай, а другим в Германию, русские должны были бы соединить в себе два великих начала: воображение и рассудок, должны были бы взять все лучшее из окружающих стран. Но ничего не взяли. Все страны двинулись вперед, и только Россия до сих пор спит.

У каждого народа была своя юность, время великих страстей, широких замыслов. У нас, по Чаадаеву, все было иначе: сначала дикое варварство, потом грубое невежество, затем свирепое и унизительное иноземное владычество, дух которого позднее унаследовала наша национальная власть, -- такова печальная история нашей юности.

Мы не принадлежим ни к одному из великих семейств человеческого рода; мы не принадлежим ни к Востоку, ни к Западу, и у нас нет традиций ни того, ни другого. Стоя как бы вне времени, мы не затронуты всемирным воспитанием человеческого рода.

Петр Яковлевич Чаадаев (1794-1856 гг.) -- русский мыслитель и публицист. Друг А. Пушкина. В начале жизни сделал военную карьеру, дослужился до больших чинов, но потом вдруг все бросил, вышел в отставку, занялся литературой, философией, был принят в Северное общество декабри-стов. Перед восстанием уехал за границу, встречался там с крупными западными мыслителями. В 1836 г. в журнале «Телескоп» было опубликовано первое «Философическое письмо», которое вызвало резкое недовольство властей. Редактор был снят, Чаадаев «высочайшим повелением» объявлен сумасшедшим и посажен под домашний арест.

Мы, продолжал Чаадаев, принадлежим к числу наций, которые как бы не входят в состав человечества, а существуют лишь для того, чтобы дать миру какой-нибудь важный урок -- урок, как не нужно жить. Мы составляем пробел в нравственном миропорядке. Глядя на нас, можно было бы сказать, что общий закон человечества отменен по отношению к нам. Одинокие в мире, мы ничего не дали миру, не научили его; мы не внесли ни одной идеи в массу идей человеческих, ничем не содействовали прогрессу человеческого разума. А все. что нам досталось от этого прогресса, мы исказили. С первой минуты нашего общественного существования мы ничего не сделали для общего блага людей; ни одна полезная мысль не родилась на бесплодной почве нашей родины; ни одна великая истина не вышла из нашей среды; мы не дали себе труда ничего выдумать сами, а из того, что выдумали другие, мы перенимали только обманчивую внешность и бесполезную роскошь.

Во всем, считал Чаадаев, виновата православная религия. Эта религия дряхлая, она всегда шла на поводу у власти, никогда не вдохновляла народ на великие свершения. Католицизм с его военно-монашескими орденами, крестовыми походами, завоеваниями новых земель значительно повлиял на развитие многих стран, протестантизм дал мощный толчок развитию капитализма.

Русские, писал Чаадаев, могут спросить: а разве мы не христиане? Без сомнения, мы христиане, но и эфиопы тоже христиане. Христианство должно объединять и направлять духовное развитие общества, а Россия нуждается в оживлении веры, в том, чтобы получить истинно христианский импульс.

Вопросы по теме:

1. Согласны ли вы с критикой Чаадаева или нет. Почему?

2. Кто такие христиане, по мнению Чаадаева?

3. Почему Чаадаев считал виноватой во всем православную религию?

Ответ Пушкина

В своем письме П. Чаадаеву от 19 октября 1836 г. А.С. Пушкин сообщил автору «Философического письма», что далеко не во всем согласен с ним. Конечно, разделение церквей (у нас православная церковь, а на Западе -- католическая) отъединило Россию от всей остальной Европы, и она не принимала участия ни в одном из великих событий истории Европы. Но у России было свое особое предназначение. Ее необъятные просторы поглотили монгольское нашествие. Татары не посмели перейти наши западные границы и оставить нас в тылу. Они отошли к своим пустыням, и западная цивилизация была спасена. Нашим мученичеством, считал Пушкин, было обеспечено энергичное развитие западной Европы.

Что же касается исторической ничтожности России, то Пушкин решительно не согласен с Чаадаевым. Даже княжеские междоусобицы - разве это не та жизнь, полная кипучего брожения и пылкой бесцельной деятельности, которой отличается юность всех народов? А Петр Великий, который один есть целая всемирная история! А Екатерина II, которая поставила Россию на пороге Европы? А Александр, который привел нас в Париж? Наконец, писал Пушкин, разве Чаадаев не находит ничего значительного в теперешнем положении России, чего-то такого, что поразит будущего историка? Разве и в будущем Россия будет стоять в стороне от Европы?

Действительно, в нашей российской действительности так много глупостей, неурядиц, многое оскорбляет и раздражает, но, тем не менее, писал Пушкин, ни за что на свете не хотел, бы переменить отечество, или иметь другую историю, кроме истории наших предков, такой истории, какую нам дал Бог.

Спор Чаадаева и Пушкина -- это извечный спор русских интелли-гентов о судьбе России. Одни считали, что Россия и русская история -- сплошное недоразумение, что Россия -- типично азиатское деспотическое государство с некоторыми элементами европейского управления, с задавленным и необразованным народом, который в силу своей темноты поддерживает эту деспотию. И самое лучшее для мыслящего человека -- эмигрировать: или за границу, или внутрь себя. Об этом писал Лермонтов:

Прощай, немытая Россия

Страна рабов, страна господ,

И вы, мундиры голубые,

И ты, им преданный народ.

Другие, прекрасно осознавая всю тяжесть и нелепость русской жизни, считали своим нравственным долгом служить делу просвещения, пробуждать спящие души, «на тронах поразить порок». Ибо другой родины, другой истории у нас нет, и надо пытаться изменить к лучшему эту.

Вопросы по теме:

1. Согласен ли был Пушкин с критикой Чаадаева. Почему?

2. О чем писал Лермонтов в своем стихотворении?

Апология сумасшедшего

Через год после первого «Философического письма», получившего огромную и отчасти скандальную известность, Чаадаев написал «Апологию сумасшедшего», в которой попытался прояснить некоторые свои мысли и дать отпор тем «патриотам», которые обвиняли его в нелюбви к России.

Чаадаев писал, что пора бы бросить ясный взгляд на наше прошлое, -- не затем, чтобы извлечь оттуда старые идеи, а чтобы узнать, как мы должны относиться к нашему прошлому.

Несомненно, соглашался он, в «Философическом письме» даны чересчур резкие оценки нашей истории, но основное мое чувство не было враждебным отечеству. Это было глубокое чувство наших немощей, выраженное с болью и горестью. Больше, чем кто-нибудь из вас, писал Чаадаев, обращаясь к «патриотам», я люблю свою страну, желаю ей славы, умею ценить высокие качества моего народа. Но я не научился любить свою родину с закрытыми глазами, с преклоненной головой, запертыми устами.

Человек, по мнению Чаадаева, может быть полезен своей стране только в том случае, если ясно видит ее. Прошло время слепых влюбленностей, надо с открытыми глазами искать истину.

Я люблю свой народ, говорил Чаадаев, как Петр Великий научил меня любить его. Но мне чужд блаженный патриотизм лени, который все пытается видеть в розовом свете и носится со своими иллюзиями, навязывая их дельным умам.

Чаадаев сожалел, что многие увидели в его письме предсказание России скудного будущего. Да и вина русского народа, в конечном счете, сводилась к тому, что он был заброшен на крайнюю грань всех цивилизаций мира, вдали от стран, где естественно должно было бы накопляться просвещение, вдали от очагов, откуда оно сияло в течение стольких веков.

Мы с изумительной быстротой, отмечал Чаадаев, достигли известного уровня цивилизации, которому справедливо удивляется Европа. Наше могущество держит в трепете мир, наша держава занимает пятую часть земного шара. Но все это было достигнуто лишь по воле наших государей, которой содействовали физические условия страны. Истинное же развитие всего народа, его умственных сил, понимание его настоящей роли -- еще впереди.

Чаадаев как бы положил начало двум концепциям русской истории -- славянофильской (которая без оговорок признавала величие России и ее особый путь в истории) и западнической (западники полагали, что все европейские страны идут единой дорогой, и чем быстрее Россия вступит на нее, тем лучше).

Вопросы по теме:

1. О чем писал Чаадаев в «Апологии сумасшедшего»

2. Почему Чаадаев сожалел о написании «Философического письма»?

3. Каким двум концепциям положил начало Чаадаев?

Славянофилы и западники о судьбах России

Спор славянофилов и западников был спором о главном -- о судьбе России. Прежде всего русская философия истории должна была решить вопрос о смысле и значении реформы Петра, которая как бы разрезала историю страны на две части. Западники целиком приняли реформу и видели будущее России в том, что она шла западным путем. Славянофилы верили в особый тип культуры, возникающей на духовной почве православия. Они считали, что реформы Петра и европеизация были изменой России.

Как отмечал Н. Бердяев, в оценке петровских реформ ошибались и славянофилы, и западники. Славянофилы не поняли неизбежности реформ, без которых России недостало бы сил исполнить свою миссию в мире, не хотели признать, что лишь после Петра стали возможны в России мысль и слово, философия и великая литература. Западники не поняли своеобразия России, не хотели замечать болезненности реформ Петра. Как западники, так и славянофилы любили свободу и одинаково не видели ее в окружающей действительности. Славянофилы, в отличие от западников, считали, что золотой век России далеко позади, абсолютизировали патриархальное управление, сельскую общину и стремились возродить в настоящем черты этого славного прошлого.

Самым ярким представителем славянофильства был А.С. Хомяков. Все его статьи, все работы об одном: о призвании России. Хомяков, в отличие от своих единомышленников, никогда не абсолютизировал прошлую русскую историю. Иногда он писал гораздо критичнее Чаадаева. Например, сильно сомневался в том, что можно найти в русской истории какое-нибудь счастье и добро прежде царствия Романовых - там только опричнина Грозного, нелепая смута, монгольское иго, уделы, междоусобия, униженная продажа России варварам, море грязи и крови.

Алексей Степанович Хомяков (1804-1860 гг.) -- философ, богослов, по-эт, художник, изобретатель -- был блестяще образованным человеком. Бер-дяев называл его Ильей Муромцем русского православия. Крупный помещик, он, как и Чаадаев, довольно рано оставил военную службу и чем только ни занимался: писал об освобождении крестьян и даже входил в комиссию по выработке решения об отмене крепостного права; предлагал американскому правительству свой план границ между штатами; читал наизусть на языке оригинала Шекспира и Гете; знал буддийскую космологию; изобрел сеялку, которая на сельскохозяйственной выставке в Англии получила золотую медаль; делал витражи в Шартрском соборе и получил признание как художник; сочинял стихи, которые высоко оценил Пушкин. И, главное, писал богословские и философские труды.

Ничего доброго, ничего благородного, ничего достойного уважения и подражания не было в России, писал Хомяков. Везде и всегда были безграмотность, неправосудие, разбой, угнетение, бедность, неустройство, дикость и разврат. Взгляд не останавливается ни на одной светлой минуте в жизни народа, ни на одной утешительной эпохе. И тем не менее есть в русском народе истинное и доброе начало, связанное с сельской общиной, с близостью к земле, чувство корней, идущих из глубины веков -- из Греции через Византию -- и позволяющее сохранить в чистоте заветы Христа, сохранить истинное православие.

В неоконченных «Заметках о всемирной истории» Хомяков пишет о двух направлениях мировой истории. Первое идет с глубокой древности через буддизм, Древний Рим, Западную Европу -- эта линия знаменует собой власть вещей над человеком, господство бездушного рационализма, духа предпринимательства и т.п. Второе направление через Грецию и Византию тянется в Россию. Русскому народу удалось сохранить подлинную духовность. На Западе -- дух воинственной дружины, военно-монашеские ордена, власть церкви над человеком. В России - дух мирной общины, мистическое братство людей в любви. Хомяков был монархистом, но считал, что истинная власть царя должна быть властью отца, а не властью главного начальника всех бюрократов. Он обличал бюрократический произвол в стихах, обращенных к России:

В судах полна неправдой черной,

И игом рабства клеймена.

Безбожной лести,

Лжи тлетворной

И лени мертвой и позорной,

И всякой мерзости полна.

Из-за эти стихов Хомякову грозили большие неприятности -- помогло заступничество царицы, которая благоволила к его жене.

Вопросы по теме:

1. О чем был спор западников и славянофилов?

2. Назовите представителя славянофильства, что он писал о России?

3. Что Хомякову не нравилось в России?

4. Как вы понимаете стихотворение Хомякова?

5. Можно ли этим стихотворением охарактеризовать Россию?

Что творится на Руси?

Видным представителем западничества, по крайней мере в свои молодые годы, был А.И. Герцен. Герцен считал, что Россия должна обязательно дотянуться до западной культуры, что Петр I очень много сделал для ее соединения с Западом. И в то же время сделал очень мало, потому что взял из западных стран чисто внешнее, формальное устройство, но не те формы жизни, которые сделали возможными свободу личности, демократию -- то, что составляет суть западной культурной истории.

Александр Иванович Герцен (1812--1870 гг.) -- писатель, публицист, философ, революционер. Сын богатого помещика, родился в Москве во время пожара, когда там стояли наполеоновские войска. По словам Бердяева, если и не самый глубокий, то самый блестящий из людей 1840-х годов. Первый представитель революционной эмиграции. Журналы «Полярная звезда» и «Колокол», издававшиеся Герценом на Западе, оказывали огромное влияние на русскую демократическую мысль.

Основные произведения - «Былое и думы», «С другого берега», «Письма об изучении природы» и др. В 1960-х годах было издано собрание сочинений в 30-ти томах.

В статье «С другого берега» Герцен писал, что в России личность всегда была подавлена, поглощена коллективом и не стремилась даже протестовать. Свободное слово всегда считали за дерзость, самобытность - за крамолу. Человек пропадал в государстве.

Переворот Петра заменил устаревшее помещичье управление евро-пейским канцелярским порядком. Все, что можно было переписать из шведских и немецких законодательств, было списано. Но неписанное, нравственно обуздывающее власть, инстинктивное признание прав личности, прав мысли, истины не могло перейти и не перешло к нам от Запада. Рабство у нас, писал Герцен, увеличилось с образованием, государство росло, улучшалось, но личность от этого ничего не выигрывала. Чем сильнее становилось государство, тем слабее -- личность.

Европейские формы администрации и суда, военного и гражданского устройства развились в какой-то чудовищный безвыходный деспотизм. Если бы не беспорядочность власти, считал Герцен, то можно было бы сказать, что в России нельзя жить ни одному человеку, осознающему собственное достоинство.

И еще Герцен сказал знаменитую фразу, которую потом кому только ни приписывали: «Если бы можно было одним словом выразить все, что творится на Руси, то надо было бы сказать: Воруют!» (Иногда эту фразу приписывают Карамзину). К сожалению, спустя сто пятьдесят лет в этом отношении мало что изменилось.

Будучи правоверным западником, Герцен сильно разочаровался, попав на Запад. Он увидел в Европе ослабление, и даже исчезновение личности. Средневекового рыцаря заменил лавочник. Рыцарская доблесть, изящество аристократических нравов, гордая независимость англичан, строгая чинность протестантов, роскошная жизнь итальянских художников, искрящийся ум энциклопедистов -- все это переплавилось и переродилось в совокупность мещанских нравов.

И тогда Герцен вновь обращался к России, к русскому мужику, к сельской общине как здоровому началу общества. Можно сказать, что он становился славянофилом, хотя только теоретическим, поскольку всю жизнь был сторонником западной демократии, западных свобод, которые как воздух необходимы России.

Вопросы по теме:

1. Назовите представителя западничества, что он писал о России?

2. Почему Герцен разочаровался, попав на запад?

В. Розанов о русском призвании

В. Розанов в своей статье «Возле «русской идеи» вспоминает интересное событие. В XIX в. Бисмарк был отправлен послом в Россию, и там с ним случилось неприятное происшествие: заблудился на медвежьей охоте. Поднялась пурга, дорога была потеряна, и Бисмарк очутился в положении поляков с Сусаниным: лес, болото, снег, дороги нет. Он считал себя погибшим. Но мужик с облучка все время поворачивался к нему и утешал: «Ничего! Ничего, выберемся!» Бисмарк на всю жизнь запомнил эти слова, много раз повторявшиеся. И когда стал канцлером, то в затруднительных случаях любил повторять на непонятном для окружавших его языке: «Ничего. Nitschevo».

Бисмарк, продолжал Розанов, часто говорил: «Все русские женственны. И в сочетании с мужественной тевтонской расой -- они дали бы, или дадут со временем, чудесный человеческий материал для истории». Розанов, продолжая идею Достоевского, отмечал всемирную миссию России в истории: докончить строительство европейского дома, как женщина доканчивает холостую квартиру, когда входит в нее «невестою и женою домохозяина». Мужчина берет женщину в жены, но как только берет, то сразу меняется. Отсюда древняя пословица: женишься -- переменишься. Женщина, выходя замуж, только по документам теряет свое имя. На самом деле, имя свое и, главное -- лицо и душу -- теряет мужчина. Муж добровольно и счастливо отдает господство жене.

То же происходит и в истории. У «женственных» русских никакого «вяряжского», «норманнского периода» не было, не чувствуется, не замечается. Те, кого «женственная народность» призвала «володети и княжити над собой», -- эти воинственные железные норманны, придя, точно сами отдали кому-то власть. Об их «власти», гордости и притес-нениях нет никаких сведений. Они просто «сели» и начали «пировать и охотиться» да «воевать» с кочевниками. Переженились, народили детей и стали «Русью» -- русскими, хлебосолами и православными, без памяти своего языка, родины, без памяти своих обычаев и законов. А вот когда норманны завоевали Англию, там был сплошной ужас, кровь, вековое угнетение. Так же и татарское иго привело к тому, что татары, по существу, растворились в русском народе. Единственное, что оставили -- темный цвет волос в центральных губерниях, да некоторые татарские слова, зачастую ругательные.

В XVIII и XIX вв. Розанов видит то же самое. Не железный ли человек был Миних? А какое он принес «свое влияние» на Русь? Был суровый до жестокости командир, ругали его, проклинали, но не больше. Однако его сын уже писал свои исследования по-русски, писал как русский патриот, как русский служилый человек. И появились русские дворяне «Минихи», такие же, как и «Ивановы».

Русские, считал Розанов, имеют свойство беззаветно отдаваться чужим влияниям. Россия -- как женщина, вечно ищущая «жениха, главу и мужа». Отсюда вытечет через век -- полтора огромное «нашептывающее» влияние русских на европейскую культуру в целом, как шепчет жена на ухо мужу в постели. Уставшая от самозабвенной любви к себе, скучающая мещанской скукой Европа не может не податься в сторону от своего эгоизма и сухости. А куда ей податься? Только к России. Когда русские принимают чужую веру или культуру, они никогда не принимают ее до конца -- это видно на примере русских католиков и русских протестантов. В католичестве они не «поднимают меч»; олютеранившись, не добавляют еще сухости и суровости протестантизму.

Когда европейцы принимают русский язык и русскую культуру, она целиком овладевает ими. они отрекаются от самой сущности европейского начала: гордыни, господства. Это и сподвижник Петра генерал-фельдмаршал Я. Брюс, и Минихи, и составитель толкового словаря русского языка В. Даль и многие другие. Русские принимают тело, но не принимают духа. А чужие, по Розанову, соединяясь с нами, принимают именно дух.

Россия должна сыграть свою одухотворяющую, смягчающую роль в будущем Европы. Русские, считал Розанов, будут тем народом, который позволит совершить синтез всех европейских культур в какое-то новое духовное начало.

Однако под впечатлением революции Розанов пересмотрел все свои взгляды на Россию и роль русской культуры. В книге «Апокалипсис нашего времени» он с ужасом писал о том, что все рушится и погибает. Бог не хочет больше Руси, гонит ее из-под солнца: «уйдите, ненужные люди» Но почему же ненужные?

Да разве мы сами не писали об этом? Вся наша литература о «лишних людях», о «ненужном человеке», о «подпольном человеке». Мы умираем, как фанфароны, как актеры: ни креста, ни молитвы.

Переход в социализм, а значит, и в полный атеизм -- писал Розанов, -- совершился у мужиков, у солдат до того легко, точно в баню сходили и окатились новой водой. Вся религиозность русского народа, о которой столько говорили и писали русские мыслители и писатели, очень быстро слетела, слезла, как краска, народ охотно пошел громить церкви, арестовывать и казнить священников. То есть истинной религиозности никогда и не было в русском человеке.

Русские долго были в странном обольщении, считая, что соединяют в себе Европу и Азию. Но на самом деле русские -- и не восточный и не западный народ. Что они принесли Азии? И какую роль сыграли в Европе? На Востоке ободрали и споили бурят, черемисов, киргизов, ободрали Армению и Грузию. В Европу внесли социализм, которого только там и не хватало. Между Европой и Азией мы явились, по Розанову, межеумками, внесли туда только пьянство, муть и грязь.

Розанов трагично воспринял революцию, его ужасала перспектива конца русской истории. С лязгом и грохотом, писал он, опускается занавес над русской историей, железный занавес. Представление окончено. Публика встала. Пора надевать шубы и возвращаться домой. Оглянулись -- ни шуб, ни домов не оказалось.

Вопросы по теме:

1. Кого «женственная народность» призвала «володети и княжити над собой»?

2. Кто такие русские, по мнению Розанова?

3. Что представляет собой Россия по мнению Розанова?

Избранные тексты

Культура и цивилизация

«У каждой души есть религия. Это лишь иное наименование ее бытия. Все живые формы, в которых она выражается, все искусства, доктрины, обычаи, все метафизические и математические миры форм, каждый орнамент, каждая колонна, каждый стих, каждая идея в глубине глубин религиозны и должны быть таковыми. Отныне они не могут уже быть таковыми. Сущность всякой культуры - религия; следовательно, сущность всякой цивилизации -- иррелигиозность. <...> Кто не нащупывает этого в творчестве Мане по сравнению с Веласкесом, Вагнера -- с Гайдном, Лиссипа -- с Фидием, Феокрита -- с Пиндаром, тот ровным счетом ничего не смыслит в искусстве. <...>

Это угасание живой внутренней религиозности, постепенно формирующее и наполняющее даже самую незначительную черту существования, и есть то, что в исторической картине мира предстает поворотом культуры к цивилизации... стыком двух времен, когда душевная плодовитость известного рода людей оказывается навсегда исчерпанной, а созидание уступает место конструкции. Если понимать слово «неплодотворность» в его первоначальном смысле, то оно обозначает стопроцентную судьбу мозговых людей мировых городов, и к числу совершенно уникальных моментов исторической символики относится то, что поворот этот обнаруживается не только в угасании большого искусства, общественных форм, великих систем мысли, большого стиля вообще, но и совершенно телесно в бездетности и расовой смерти цивилизованных, отторгнутых от почвы слоев - феномен, неоднократно замеченный и оплаканный в римскую и китайскую императорскую эпоху, но неотвратимо доведенный до завершения.

Перед лицом этих новых, чисто умственных образований не должно быть никаких сомнений относительно их живого носителя, «нового человека», на которого с надеждой смотрят все упадочные эпохи. Это бесформенно наводняющая большие города чернь вместо народа, оторванная от корней городская масса, охлос (толпа -- В.Г.)., как говорили в Афинах, вместо сросшегося с природой и даже на городской почве все еще сохраняющего крестьянские повадки человека культурного ландшафта. Этот завсегдатай александрийской и римской агоры и его «современник», новейший читатель газет; это «образованец», все тот же приверженец культа духовной посредственности, для которого публичность служит местом отправления культа, тогда и нынче; это античный и западный любитель театра и злачных мест, спорта и злободневной литературы. <…>

Экспансивность всякой цивилизации, империалистический эрзац внутреннего, душевного пространства пространством внешним также характерны для нее: количество заменяет качество, углубление заменяется распространением. Не надо смешивать эту торопливую и плоскую активность с фаустовской волей к власти. Она лишь свидетельствует о том, что творческая внутренняя жизнь пришла к концу, и духовное существование может поддерживаться только внешне, в пространстве городов, только материально».(Шпенглер О. Закат Европы. Т. 1. М., 1993. С. 545-548).

Вопросы по теме:

1. Дайте определение термину «иррелигиозность»?

2. Что является сущностью всякой культуры?

3. Что писал Шпенглер о культуре и цивилизации?

Исторические псевдоморфозы

«Исторические псевдоморфозы -- так называю я случаи, когда чужая старая культура так властно тяготеет над страной, что молодая и родная для этой страны культура не обретает свободного дыхания и не только не в силах создать чистые и собственные формы выражения, но даже и не осознает по-настоящему себя самое. <...>

...Псевдоморфоза лежит сегодня перед нашими глазами: петровская Россия. Русская героическая сага былинного типа достигает своей вершины в киевском круге сказаний о князе Владимире с его рыцарями Круглого Стола и о народном богатыре Илье Муромце. Все неизмеримое различие между русской и фаустовской душой уже отделяет эти былины от «современных» им сказаний времен переселения народов, об Артуре, об Эманарихе и Нибелунгах... Русская эпоха Меровингов начинается со свержения татарского владычества и длится через времена последних Рюриковичей и первых Романовых до Петра Великого. Я рекомендую любому прочесть франкскую историю Григория Турского (до 591) и параллельно соответствующие разделы у старомодного Карамзина, в первую очередь касательно Ивана Грозного, Бориса Годунова и Шуйского. Большего сходства невозможно вообразить. За этой московской эпохой великих боярских родов и патриархов следует с основанием Петербурга (1703) псевдоморфоза, которая принудила примитивную русскую душу выражать себя сначала в чуждых формах позднего барокко, затем в формах Просвещения и позднее в формах XIX в. Петр Великий стал для русской сущности роковой фигурой. <...>

За пожаром Москвы, грандиозным символическим деянием молодого народа, в котором сказалась достойная Маккавеев ненависть к всему чужому и иноверному, последовали въезд Александра I в Париж, Священный союз и участие в концерте западных великих держав. Народ, назначением которого было -- в течении поколений жить вне истории, был искусственно принужден к неподлинной истории, дух которой для исконной русской сущности был просто-напросто непонятен. В лишенной городов стране с ее старинным крестьянством распространялись, как опухоли, города чужого стиля. Они были фальшивыми, неестественными, неправдоподобными до глубины своей сути. «Петербург -- это самый абстрактный и искусственный город, который только существует на свете», -- замечает Достоевский. Хотя он сам родился в этом городе, у него было чувство, что в одно прекрасное утро Петербург растает вместе с рассветными туманами. Такой же привиденческий и неправдоподобный облик имели роскошные эллинистические города, рассеянные по арамейским полям. Так их видел Иисус в своей Галилее. Так должен был чувствовать апостол Петр, когда он увидел императорский Рим. Москва -- святая, Петербург -- Сатана; Петр Великий предстает в распространенной народной легенде как Антихрист... Все, что возникает, неистинно и нечисто; это изнеженное общество, пронизанные интеллектом искусства, социальные сословия, чуждое государство с его цивилизованной дипломатией, судебные приговоры и административные распоряжения. Нельзя вообразить себе большей противоположности, нежели между русским и западным... Глубочайшее религиозное мировосприятие, неожиданные озарения, дрожь робости перед грядущим сознанием, метафизические грезы и порывы стоят в начале истории, доходящая до боли интеллектуальная ясность - в конце истории... «Нынче все размышляют на улицах и площадях о вере», - так говорится у Достоевского. <...> Молодые люди довоенной России, грязные, бледные, возбужденные, и постоянно занятые метафизикой, все созерцающие глазами веры, хотя бы речь, по видимости, шла об избирательном праве, о химии или о женском образовании, - ведь это же иудеи и ранние христиане эллинистических больших городов, которых римлянин рассматривал с такой насмешкой, с отвращением и тайным страхом.

(Шпенглер О. Закат Европы. Т. 2. // Самосознание европейской культуры XX века. М., 1991. С. 26-31).

«Человек вкладывает в историю свою творческую силу и делает это с энтузиазмом. История же не хочет знать человека, пользуется им как материалом для нечеловеческого строительства, имеет свою нечеловеческую и античеловеческую мораль. И история есть жестокая борьба людей, классов, наций и государств, вероисповеданий и идеологий. Она движется ненавистью, и с остротой ненависти связаны наиболее динамические ее моменты. Эта безумная борьба ведется людьми во имя исторических целей, но она жестоко ранит человеческую личность, причиняя ей непомерные страдания. В сущности, история делалась, как преступление. И вместе с тем мы не можем сбросить с себя тысячелетнюю историю, не можем перестать быть историческими существами. Это был бы слишком легкий выход. Но нельзя видеть в истории прогрессивное торжество разума. Герой «Записок из подполья» у Достоевского говорит: «однообразно: дерутся да дерутся, и теперь дерутся, и прежде дрались, - согласитесь, что это даже уж слишком однообразно. Одним словом, все можно сказать о всемирной истории, все, что только самому расстроенному воображению может в голову прийти. Одно только нельзя сказать, - что благоразумно». С этим связана основная тема Достоевского: о своеволии человека и мировой гармонии. Своеволие человек ставит выше благополучия. Человека терзает воля к могуществу и к принудительному мировому единству. Человек терзает себя и других иллюзорными целями исторической мощи и величия. Образование и разрушение царств - одна из главных целей истории. Об этом говорится в первой книге философии истории - в книге Даниила, - и там прозревается судьба царств. Все могущественные и великие царства, во имя создания которых принесены неисчислимые человеческие жертвы, обречены на гибель и погибли. Погибли все древние восточные империи, погибла империя Александра Македонского, который знал об этом в час своей смерти, погибла Римская империя, погибла Византийская империя, рухнули все теократии, и мы присутствовали при гибели Российской империи. И так же погибнут все империи, которые будут созданы. Царство кесаря и слава его быстро проходят. История предпо-лагает свободу человека. Детерминизм природы (учение о том, что все в мире подчиненно определенным материальным причинам - В.Г.) не может быть перенесен на историю. Это глубоко понимал Достоевский, глубже всех. История предполагает свободу человека, и она отрицает и попирает свободу человека, почти не дает ему свободно передохнуть. Трагедия и мука истории суть, прежде всего трагедия и мука времени. История имеет смысл только потому, что она кончится... Прогресс, который имеет обыкновение жертвовать всяким живущим человеческим поколением и всякой живущей человеческой личностью во имя грядущего совершенства, которое превращается в вампира, приемлем лишь в том случае, если будет конец истории, и в этом конце результатами истории воспользуются все прошлые поколения, всякая человеческая личность, жившая на земле. Исторический пессимизм в значительной степени прав, исторический оптимизм не имеет эмпирических (здесь: фактических - В.Г.) оснований».

(Бердяев Н.А. Опыт эсхатологической метафизики// Царство духа и царство кесаря, С. 264-265).

Вопросы по теме:

1. Как вы понимаете термин «исторические псевдоморфозы»?

2. Что Шпенглер писал о Москве и Петербурге?

3. Что Бердяев писал о человеке?

Имеет ли история какой-нибудь смысл?

«...Я на поставленный вопрос отвечаю: «История смысла не имеет»...

Как большинство людей используют термин «история»? (Я имею в виду то понимание термина «история», когда говорят, например, о книге по истории Европы, а не то, когда говорят, что это - история Европы). Люди знакомятся с таким пониманием истории в школе и в университете. Они читают книги по истории, они узнают, что понимается в таких книгах под именем «мировой истории» или «истории человечества», и привыкают смотреть на историю как на более или менее определенные серии фактов, веря, что эти факты и составляют историю человечества.

Однако мы уже видели, что область фактов бесконечно богата, и здесь необходим отбор. В соответствии с нашими интересами мы могли бы, например, написать историю искусства, языка, традиций принятия пищи или даже историю сыпного тифа (как это сделал, к примеру, Г. Цинсер в книге «Крысы, вши и история» («Rats, Lice and History»). Разумеется, ни одна из таких историй, как и все они вместе взятые, не является историей человечества. И поэтому люди, говоря об истории человечества, имеют в виду историю Египетской, Вавилонской, Персидской, Македонской и Римской империй и т.д. -- вплоть до наших дней. Другими словами, они говорят об истории человечества, однако на самом деле то, что они в основном имеют в виду и изучают в школе, представляет собой историю политической власти.

На мой взгляд, единой истории человечества нет, а есть лишь бесконечное множество историй, связанных с разными аспектами человеческой жизни, и среди них - история политической власти. Ее обычно возводят в ранг мировой истории, но я утверждаю, что это оскорбительно для любой серьезной концепции развития человечества… поскольку история политической власти есть не что иное, как история международных преступлений и массовых убийств (включая, правда, некоторые попытки их пресечения). Такой истории обучают в школах и при этом превозносят как ее героев некоторых величайших преступников.

Действительно ли не существует всеобщей истории как реальной истории человечества? Скорее всего - нет. Я полагаю, таков должен быть ответ на этот вопрос каждого гуманиста и особенно каждого христианина. Реальной историей человечества, если бы таковая была, должна была бы быть история всех людей, а значит -- история всех человеческих надежд, борений и страданий, ибо ни один человек не более значим, чем любой другой. Ясно, что такая реальная история не может быть написана. Мы должны от чего-то абстрагироваться, должны чем-то пренебрегать, осуществлять отбор. Тем самым мы приходим к множеству историй и среди них -- к истории международных преступлений и массовых убийств, которая обычно и объявляется историей человечества.

Почему же из всего множества различных историй выбирается именно история политической власти, а не история, скажем, религии или поэзии? Для этого есть разные причины. Одна состоит в том, что власть воздействует на всех нас, а поэзия лишь на немногих. Другая причина заключается в том, что люди склонны боготворить власть. Вне всяких сомнений, обожествление власти -- один из худших видов человеческого идолопоклонства, пережиток времен угнетения и рабства. Обожествление власти порождено страхом -- эмоцией, которую справедливо презирают. Третьей причиной превращения политической власти в ядро «истории» является то, что люди, обладающие властью, как правило, хотят того, чтобы их боготворили, и это им вполне удается - многие историки писали под надзором императоров, генералов и диктаторов. <...>

Жизнь отдельного, забытого, неизвестного человека, его горести, радости, его страдание и смерть -- вот реальное содержание человеческого опыта на протяжении веков. Если бы об этом могла рассказать история, я, конечно не утверждал бы. что видеть в ней перст божий -- это богохульство. Однако такой истории нет и быть не может. Наша история великих и всемогущих есть --- в лучшем случае -- пустая комедия. Это опера-буфф о силах, существующих вне реальности (сравнимая с гомеровской оперой-буфф о силах Олимпа, стоящих за кулисами человеческой борьбы). Один из наших самых плохих инстинктов -- идолопоклонническое боготворение власти, приводит нас к вере в реальность подобной истории. И в такой, даже не сотворенной, а сфабрикованной человеком «истории» некоторые христиане смеют видеть руку Бога! Они полагают, что понимают и знают, чего Он желает, когда приписывают Ему свои ничтожные исторические интерпретации!»

(К. Поппер. Открытое общество и его враги. М., 1992. Т.2. С. 311-314).

Вопросы по теме:

1. Почему Поппер считает, что история смысла не имеет?

2. Согласны ли вы с Поппером, что историю которую вы изучали - это история политической власти?

Логические задания:

Согласны ли вы с К. Поппером в том, что история, которую вы изу-чали - это в основном история политической власти? Знаете ли вы историю своего края, своего города, своей деревни, своей улицы? До какого поколения вы знаете историю собственной семьи? Много найдется сейчас людей, которые знают, чем занимался их прапрадед?

Законы природы отменить нельзя, они будут действовать всегда. А законы общества? И можно ли вообще говорить о законах применительно к обществу? О. Шпенглер, например, говорил, что в обществе действует не закон, а судьба. Прав ли он, и если да, то чем судьба отличается от закона?

Может быть, над Россией довлеет судьба, рок? Ведь Россия всегда выбирает наихудший, самый трудный и тяжелый вариант своего развития: могли победить декабристы, были у них шансы -- не победили; могли освободить в 1861 г. крестьян с землей -- освободили без земли; могли выбрать американский фермерский путь -- не выбрали; могли остановиться на февральской буржуазной революции -- не остановились; могли в генеральные секретари выбрать С. Кирова - выбрали И. Сталина и т.д. Может быть, действительно никакие законы общественного развития, если они и существуют, к России не применимы?

В философии истории спорят о том, кто делает историю -- народ или герои, народные массы или великие личности, в крайнем случае активное меньшинство, которое заражает всех своей энергией, ведет за собой общество. Какая точка зрения кажется вам правильной?

Французские историки утверждают, что Наполеон выиграл Бородинское сражение, а русские -- что Кутузов. А как было на самом деле? В русском языке, в отличие от немецкого, употребляется одно слово «история» -- и для обозначения науки, и для того, что было на самом деле. Но, может быть, никакого «на самом деле» и нет? Ведь все, что мы знаем об этих событиях, нам рассказали сами историки. Может быть, правильнее сказать, что сколько историков -- столько и историй?

В чем, по вашему мнению, заключается «вызов», который предъявля-ет сейчас России история? И что в первую очередь нам делать, чтобы достойно ответить на этот вызов?

Западники и славянофилы есть и сейчас. Одни считают, что Россия должна идти своим путем, что Запад нам не указ, что «умом Россию не понять». А другие -- что чем скорее мы внедрим в России западные формы экономики и жизни, которые уже доказали свою эффективность на Западе, тем быстрее заживем нормальной жизнью. Какая из точек зрения кажется вам правильной? Или возможно как-то совместить эти крайности?

Есть ли все-таки в истории прогресс, увеличивается ли степень свободы людей, больше ли становится людей счастливых, здоровых и обеспеченных, становится ли человечество в массе своей умнее? Или же человеческая история -- бесконечная повторяемость, смена побед и поражений, достижений и провалов, рабства и свободы, гениальных достижений и непроходимой глупости? И прав был Екклесиаст, когда говорил: «Что было, то и будет; и что делалось, то и будет делаться, и нет ничего нового под солнцем»?

Заключение

ВОСТОРЖЕСТВУЕТ ЛИ РАЗУМ?

Прочтя эту книгу, вы могли убедиться, что философия -- очень полезная для каждого область человеческой культуры, и в то же время -- очень вредная. В конце 1849 г. Николай I обязал управляющего Министерством народного просвещения «представить свои соображения о том, полезно ли преподавание философии при настоящем предосудительном развитии этой науки германскими учеными и не следует ли принять меры к ограждению нашего юношества, получающего образование в высших учебных заведениях, от обольстительного мудрствования новейших философских систем». В 1850-х во всех университетах России были закрыты философские факультеты и кафедры.

Николай I совершенно прав -- философия абсолютно бесполезная наука там, где речь идет о чисто практических интересах: как устроиться в жизни, как прокормить семью, как сделать карьеру, или даже: как содействовать экономическому подъему страны или как сделать всех ее граждан послушными и добропорядочными.

И философия, конечно, вредна, так как учит во всем сомневаться, ничему не верить, не проверив и не доказав себе самому; не верить государству, общепринятым ценностям, обещаниям счастливого будущего или конца света. Философия -- сугубо индивидуальное дело и ко всему общему относится подозрительно.

Общество не умрет -- я умру, я ведь конечен, мне отпущен краткий миг, и я должен успеть понять и сделать в этом мире что-то, для чего я сюда призван. Ни общество, ни класс, ни партия, ни государство за меня понимать не будут и искать мое незаместимое никем больше место тоже не будут.

Вообще любая человеческая жизнь проникнута ужасом -- ужасом невытекания моей судьбы, моей жизни ни из чего. Никакие предварительные условия: образование, характер, материальное благополучие, режим в стране - никак не определяют мою жизнь окончательно. При любых благоприятных условиях я могу не состояться как человек, вырасти негодяем. Или просто заблудиться, запутаться, не найти своей дороги, прожить никчемную и бездарную жизнь.

Чтобы этого не случилось, хорошо иметь своего учителя. Учителя жизни. Но где их взять, таких учителей? Некоторым везло, у них учителя были. У Платона был учителем Сократ. К сожалению, современная школа построена не по принципу «учитель -- ученики», а по принципу «преподаватель -- учащиеся». Школа давно стала источником получения знаний, а не школой жизни.

У некоторых настоящими учителями были их родители. Но все это -- счастливые исключения. И тем не менее у нас, конечно, есть возможность учиться у великих учителей, не непосредственно, а читая их книги, изучая философию. Не учебники по философии, а книги великих философов, которые учат думать, учат развивать свой разум.

Разум -- главный дар человеку, небесный дар. Разум, во-первых, всегда пытается познать то, что сейчас человеку познать нельзя, невозможно, но человек все равно будет снова и снова пытаться заглянуть в кромешную мглу неизвестного, заглянуть за горизонт, за край имеющихся знаний. Разум, во-вторых, позволяет подняться над природной закономерностью, над фактом, позволяет открыть и человеке другую природу -- свободную и творческую. Это высшая цель разума.

Разум всегда пытается дойти до конца, до максимальной идеи: до абсолютно чистой воды, абсолютно чистого воздуха, абсолютной нравственности -- то есть до тех вещей, которые в природе не встречаются, но должны быть. Ни один человек не живет всегда и постоянно по законам совести, по это не значит, что абсолютная нравственность -- химера. Это идея разума, без которой вообще невозможна никакая совместная человеческая жизнь.

Разум оперирует идеями, а идея всегда больше того, что в данный момент чувствуется или мыслится. Идея раздвигает границы чувств, границы интеллекта. Идея как бы поднимает человека на такую высоту, с которой видно больше, чем видит глаз, поднимает в атмосферу духовности.

Человек в любой области познания, говорил Кант, стремится дойти до идеи, стремится к максимуму понятого, к максимуму поступка. Жизнь в мире идей, философствование -- это держание себя на пределе возможного для человека.

Философствовать -- значит пытаться жить интересами чистого разума, без всякой надежды или, лучше сказать, интереса к успеху, карьере, обогащению и т.п. Жить интересами, которые направлены на исследование последних оснований сущности и смысла бытия, сущности и смысла человеческого существования.

Кант считал, что математика, естествознание, законы, искусства, даже мораль не заполняют душу целиком. В ней все еще остается место, которое намечено для чистого разума. Незаполненность этого места и заставляет заглушать обременяющий взор разума, требующего от нас чего-то такого, что полностью бы отвечало человеческому назначению.

Каждый человек вовсе не обязан быть философом в профессиональном смысле слова, но он обязан быть умным. Обязан сам, всегда и во всем доходить до сути дела, обязан знать самого себя и свое место в мире, чувствовать свою ответственность за все беды и несчастья окружающих. И в этом смысле человек обязан жить, философствуя. Только тогда он и будет соответствовать своему человеческому призванию. Тогда и только тогда в этом мире восторжествует разум.

Вопросы по теме:

1. Почему философия может быть как полезна, так и вредна?

2. Что такое разум?

3. Как вы понимаете термин «философствовать»?

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16