Диплом: Лексические и грамматический архаизмы как элемент поэтического стиля Беллы Ахмадулиной

«Хемингуэй»1

2) В безмолвие, как в землю, погребенной,

мне странно знать, что есть в Перми ребёнок,

который слово выговорить мог.

«Слово» (104)

е)Группа слов, символически обозначающая область, землю, данную судьбой.

Сюда мы отнесем лексемы юдоль (5) и обитель, имеющие,

по-видимому сакральную семантику и потому являющиеся стилистически окрашенными

1. Ахмадулина Б. Сны о Грузии. Тбилиси, 1979. С.27.

(особенно это проявляется в первом случае).

1) Я выхожу, иду к чужому дому,

и молвят Ферапонтовы уста

над бывшей и грядущею юдолью:

«Земля была безвидна и пуста,

и божий дух носился над водою».

«Чудовищный и призрачный курорт» (396)

2) В коридоре больничном поставили ёлку. Она

и сама смущена, что попала в обитель страданий.

«Ёлка в больничном коридоре» (466)

ж) Слова, обозначающие речь.

Указанная группа представлена словами глагол (3), глаголить (2),

нарекать ( (9), включая однокоренные слова), служащими, без сомнения, для

создания атмосферы возвышенности и торжественности.

1) Само по себе я немногого стою.

Я старый глагол в современной обложке.

«Ночь перед выступлением»1

Очень интересно, что здесь лексемой глагол Ахмадулина называет своё

собственной слово.

2) Его диковинные вещи

воспитаны, как существа.

Глаголет их немое вече

о чистой тайне волшебства.

«Дом» (187)

3) Нет, ты есть он, а он – тебя предрекший рокот,

Он проводил ко мне всё то, что ты рекла.

Как папоротник тих, как проповедник кроток

и – краткий острый свет, опасный для зрачка.

«Памяти Генриха Нейгауза» (228)

1. Ахмадулина Б. Сны о Грузии. Тбилиси, 1979. С.167.

з) Группа слов, связанных с восприятием явлений окружающего мира.

В группу об’единяются следующие слова: взирать (4) и взор (25),

внимать (3), вперять (4), ведать (21), вкушать (6).

1) Я и жалею. Лишь затем

стою на берегу залива,

взирая на чужих детей

так неотрывно и тоскливо.

«Побережье» (414)

2) В открытье – грех заглядывать уму,

пусть ум поможет продвигаться телу

и встречный стопор взору моему

зовёт, как все его зовут: метелью.

«Ревность пространства» (269)

3) Ты зря моим речам не внемлешь.

Взгляни на девушку. Она –

твоё прозрение, и в ней лишь

гармония воплощена.

«Луг зелёный. Девушка»1

4) А так – в её вперяюсь письмена

и списываю с них стихотворенье.

«Стена» (391)

5) О, если бы из вод Куры

не пить мне!

И из вод Арагвы

не пить!

И сладости отравы

не ведать!

«Глава из поэмы» (72)

1. Ахмадулина Б. Сны о Грузии. Тбилиси, 1979. С.246.

6) О, всех простить – вот облегченье!

О, всех простить, всем передать

и нежную, как облученье,

вкусить всем телом благодать.

«Болезнь» (58)

Перечисленные слова, являясь гораздо более выразительными, чем их же

общеупотребительные варианты, усиливают сопричастность человека миру.

и) Группа слов, обозначающих какое-либо действие.

Здесь выделим слова свершать (5), содеять (13), даровать

(10), под’ать (2), помавать.

1) Речь так спешит в молчанье не погибнуть,

свершить звукорожденье и затем

забыть меня навеки и покинуть

«Воскресный день» (57)

2) Скончаньем дня любуется слеза.

Мороз: слезу содеешь, но не выльешь.

Я ничего не знаю и слепа.

А божий день – всезнающ и всевидящ.

«День 12 марта» (266)

3) Она мне воду даровала,

назначенную для корней,

поскрипывая деревянно,

ступени приводили к ней.

«Глубоким голосом пророка.»1

4) Несметные проносятся валы.

Плавник одолевает время оно,

И голову под’емлет из воды

все то, что вскоре станет земноводно.

«Отселева за тридевять земель» (360)

1. Ахмадулина Б. Сны о Грузии. Тбилиси, 1979. С.46.

5) Всевластье трубы помавает хвостом,

предместье-прихвостье корпит, помогает.

«Хожу по околицам.» (470)

Употребление данных лексем обусловлено, прежде всего, особым мировидением

Ахмадулиной. Кроме того, они служат созданию высокой экспрессии.

к) Имеется ряд слов, которые трудно включить в какую-либо из перечисленных

групп: причастия отверст (18) и осиянны (2), указательное

местоимение сей (20), наречия вотще и доселе (5),

прилагательное леп.

1) Священный шум несуетной возни:

Томленье свадеб, добыванье пищи.

О милый мир, отверстый для весны,

как уберечь твоё сердечко птичье?

“Утро после луны” (260)

2) Моя луна – иссякла навсегда.

Вы осиянны вечной, но другою.

“Утро после луны” (260)

3) То снился он тебе, а ныне ты – ему.

И жизнь твоя теперь – Тифлиса сновиденье.

Поскольку город сей непостижим уму,

он нам при жизни дан в посмертные владенья.

“То снился он тебе.” (236)

4) И о свече – вотще мечтанье:

Где нынче взять свечу в глуши?

Не то бы предавалась тайне

душа вблизи её души.

«Вся тьма – в отсутствии.» (443)

5) Прощаю вас, глаза собачьи!

Вы были мне укор и суд.

Все мои горестные плачи

Досель эти глаза несут.

«Болезнь» (58)

6) Воскресни же – ты воскрешен уже.

Велик и лен, восстань великолепным.

«Вослед 27-му дню февраля» (262)

Говоря о тех мотивах, которые побуждают поэта использовать приведенные

лексемы, отмечаем присущие им функции поэтизации речи, а также создания

высокой экспрессии.

Столь частотное обращение к собственно-лексическим архаизмам позволяет

утверждать, что они осознаются Ахмадулиной как одно из главных средств

создания более выразительных индивидуальных поэтических образов. Кроме того,

как мы уже отмечали, употребляя слова подобного рода, Белла Ахмадулина отдаёт

дань и поэтической традиции.

§ 2. Грамматические архаизмы.

Данный параграф будет посвящен архаизмам морфологическим (грамматическим),

их функциональному употреблению. Подобные элементы языка, так как они

выпадают из современной языковой системы, обычно стилистически маркированы

либо как высокие, книжные, поэтические, либо как просторечные, поэтому

основная их функция в художественной литературе –

стилистическая.

«Употребление грамматических архаизмов в целях стилизации можно сравнить с

привлечением лексических архаизмов, с той только существенной разницей, что их

инородность в тексте, написанном на современном языке, воспринимается гораздо

резче. Дело в том, что лексические архаизмы могут обладать большей или же

меньшей степенью «архаичности», многие из них могут расцениваться как

«пассивные» элементы каких-то периферийных слоёв лексики современного языка.

Различными словообразовательными и семантическими нитями они часто связаны с

активной частью современного словаря. Грамматические архаизмы, если они не

вошли с переосмысленным значением в современный язык, всегда воспринимаются как

элементы иной системы»1.

Творчество Беллы Ахмадулиной представляет богатейший материал для иллюстрации

использования грамматических архаизмов разных частей речи (существительных,

прилагательных, местоимений, глаголов, причастий).

(Рассматривая вопрос о роли грамматических архаизмов в поэзии, необходимо

обратить внимание на статью Л.В. Зубовой. «О семантической функции

грамматических архаизмов в поэзии М. Цветаевой»2. Данная работа

полезна и для нашего исследования: примеры, описанные в ней, во многом сходны с

теми интересующими нас словами, которые, в свою очередь, употребляет в своих

стихах Ахмадулина. Известно, какое место занимала в жизни и творчестве

Ахмадулиной Марина Цветаева. Не будет преувеличением назвать её преемницей

цветаевских традиций в поэзии. Естественно, что какие-то элементы идиостиля той

и другой поэтессы похожи).

2.1. Устаревшие грамматические формы именных частей речи.

а) Весьма многочисленную группу составляют грамматические

архаизмы-существительные. В свою очередь, в количественном отношении, в них

выделяются 2 лексемы: дерева (16 случаев) и крыла (10 случаев),

являющиеся традиционными поэтизмами. Нет смысла приводить здесь примеры из всех

стихотворений, в которых использованы данные формы. Рассмотрим лишь самые

яркие. Эти формы, частые в литературе XIX века и отчасти XX (особенно в

поэзии), сохраняются наряду с обычными в литературном языке формами на –ья

. (Так же, наряду с обычной формой друзья, употребляется иногда

други).

1) Метель посвящена тому,

кто эти дерева и дачи

1. Шмелев Д.Н. Архаические формы в современном русском языке. М., 1960. С.7.

2. Зубова Л.Е. О семантической функции грамматических архаизмов в поэзии М.

Цветаевой // Вопросы стилистики. Функциональные стили русского языка и методы

их изучения. Межвуз. Науч. сб. Саратов, 1982. Вып.17. С. 46-60.

так близко принимал к уму.

«Метель» (131)

На наш взгляд, форма эта указывает на реминисценцию стихотворения Б.

Пастернака «Ветер», тем более, что «Метель» Ахмадулиной посвящена именно ему.

2) Две бессмыслицы – мёртв и мертва,

две пустынности, два ударенья –

царскосельских садов дерева,

переделкинских рощиц деревья.

«Четверть века, Марина, тому.» (110)

Данный пример интересен, прежде всего, противопоставлением архаической, вышедшей

из активного употребления, и общеупотребительной форм дерева –

деревья. Словосочетание царскосельских садов позволяет нам провести

параллель к Пушкину. Таким образом, становится понятным употребление

архаической формы, приобретающей своеобразный литературный ореол.

Л.В. Зубова в вышеупомянутой статье пишет, что, употребляя архаическую форму

дерева, Цветаева показывает наличие души в них [деревьях], одушевляет их.

1 Подобное мы находим и у Беллы Ахмадулиной:

3) Ни в сырости, насытившей соцветья,

ни в деревах, исполненных любви,

нет доказательств этого столетья,–

бери себе другое – и живи.

«Сумерки» (62)

Форма множественного числа крыла в поэзии XIX века является традиционным

поэтизмом. В XIX веке эта форма как поэтическая употреблялась и в прямом

значении (крылья птицы) и в переносном (символ поэтического дара и

вдохновения). Кстати, именно в этом значении употребляется данная форма в

лирике Цветаевой. У Б. Ахмадулиной этого мы

1. Зубова Л.В. Указ. статья, С. 52.

не находим. Выполняя функцию поэтизации и стилеобразующую, форма крыла

задействована поэтессой в прямом значении (крылья птицы) и в значении (

ангельские крылья).

1) Соотносили ласточек крыла

Глушь наших мест и странствий кругосветность.

«Лебедин мой» (310)

2) Двадцать седьмой, февральский, несравненный,

посол души в заоблачных краях,

герой стихов и сирота вселенной,

вернись ко мне на ангельских крылах.

«Вослед 27-му дню марта» (267)

Что касается формы други, то здесь Ахмадулина следует пушкинским

традициям, его ранней лирике, стихотворениям, посвященным дружбе. Форму эту она

использует для иронического обозначения своих собратьев по перу:

Так, значит, как вы делаете, други?

Пораньше встав, пока темно-светло,

открыв тетрадь, перо берёте в руки

и пишите? Как, только и всего?

«Так, значит, как вы делаете, други...?»(174)

Рассмотрим ряд других морфологических архаизмов – имён существительных,

попутно определяя признак архаизации.

Дважды в исследованных нами примерах встречается звательная форма: 1) как

входящая в название молитвы и 2) как средство создания высокой, страстной

патетики.

1) Впрочем, кто тебя знает. Вдруг матушка в церковь вела:

«Дево, радуйся!» Я – не умею припомнить акафист.

«Воскресенье настало.» (377)

2) Человече, тесно ль тебе в поле?

Погоди, не спеши умереть.

Но опять он до звона, до боли

хочет в белое небо смотреть.

«Человек в чисто поле выходит.»1

Заслуживает внимания форма в дому (7 употреблений). Флексия –у

данной формы, изменявшейся по типу склонения с основной на *й, является

исконной (местный падеж единственного числа). Хотя в современном русском языке

она является не архаизмом, а морфологическим вариантом, маркированность этой

исходной формы, по мнению Л.В. Зубовой, позволяет думать, что она вытесняется

из языка2. И у М. Цветаевой, и у Б. Ахмадулиной форма эта

употребляется в более обощенном значении, чем нейтральная в доме,

причем у последней она, как правило, входит в состав словосочетания в чужом

дому:

1) В чужом дому, не знаю почему,

я бег моих колен остановила.

Вы пробовали жить в чужом дому?

«Тоска по Лермонтову» (93)

2) Чтоб музыке было являться удобней,

В чужом я себя заточила дому.

«Как много у маленькой музыки этой.» (364)

Устаревшими в настоящее время являются также исторически исконные формы

множественного числа существительных среднего рода плеча и колена

, используемые Б. Ахмадулиной. Эти существительные относились к группе слов с

основой на *о и в именительном и винительном падежах множественного

числа имели флексию –а, - а, а в родительном падеже

множественного числа –

-ъ или –ь, в зависимости от разновидности –твердой или мягкой.

1) В чужом дому, не знаю почему,

я бег моих колен остановила.

«Тоска по Лермонтову» (93)

1. Ахмадулина Б. Сны о Грузии. Тбилиси, 1979. С.35.

2. Зубова Л.В. Указ. статья, С. 52.

2) В нём согласье беды и таланта

и готовность опять и опять

эти древние муки Тантала

на большие плеча принимать.

«Человек в чисто поле выходит.»1

Для комментирования формы пламень мы вновь обратимся к работе Д.Н.

Шмелёва. «Сохранившиеся в современном языке как один из осколков старого

склонения особые падежные формы существительных среднего рода на –мя

свойственны главным образом литературному языку. В говорах и просторечии эти

слова также испытали на себе тенденцию к выравниванию основ и соответственное

подведение этих слов под продуктивные склонения. Здесь могло быть два пути:

во-первых, утрата «наращения» –ен- в косвенных падежах; во-вторых,

приобретение этого элемента именительным единственного числа. Во втором случае

отмечается два типа образований в говорах: имена на –ено (из них в

литературный язык проникло стремено, употреблявшееся некоторыми старыми

писателями) и на –ень, из которых, особенно в поэзии прошлого века,

было очень употребительным слово пламень. Таким образом, будучи

«архаичным» в современном языке, вариант пламень исторически является

новообразованием по сравнению с пламя»2.

1) Всё ярче над небесным краем

двух зорь единый пламень рос.

«Когда жалела я Бориса.»(379)

2) Граненая вода Кизира

была, как пламень, холодна.

«Ты говоришь – не надо плакать.»3.

Прокомментируем ещё две формы: во языцех и в нетях. Признаком

архаизации первой из них является старое окончание местного падежа, а также

1. Ахмадулина Б. Сны о Грузии. Тбилиси, 1979. С.35.

2. Шмелев Д.Н. Архаические формы в современном русском языке. М., 1960. С.34-35.

3. Ахмадулина Б. Сны о Грузии. Тбилиси, 1979. С.20.

старое чередование заднеязычных со свистящими. Шмелёв называет это чередование

«инородным» для современного языка, благодаря чему эта форма оказалась

застывшей, входя в состав единого фразеологического целого притча во языцех

.

Чудовищем ручным в чужих домах

нести две влажных черноты в глазницах

и пребывать не сведеньем в умах,

а вожделенной притчей во языцех.

«Так дурно жить.» (152)

Выражение же быть в нетях, т.е. отсутствовать, скрываться неизвестно

где, восходит к слову нет (во множественном числе регулярной формой

именительного падежа в древнерусском было ньти, местного – въ

ньтьхъ;

множественное число служило названием списка неявившихся на военную службу).

1) Всем полнокровьем выкормив луну,

оно весь день пробудет в блеклых нетях.

«Луна до утра» (257)

2) Даль – в белых нетях, близь – не глубока,

она – белка, а не зрачка виденье.

«Ревность пространства» (269)

б) Признаком морфологической архаизации прилагательных является флексия.

1) Но мёртвый дуб расцвёл

средь ровныя долины.

«День-Рафаэль» (309)

Здесь мы имеем полное прилагательное женского рода единственного числа в

родительном падеже с церковнославянской флексией –ыя. По-видимому, в

этом случае имеет место и очевидная реминисценция известного стихотворения А.

Мерзлякова «Среди долины ровныя.».

2) Есть тайна у меня от чудного цветенья,

здесь было б: чуднАГО- уместней написать.

Не зная новостей, на старый лад желтея,

цветок себе всегда выпрашивает «ять».

«Есть тайна у меня.» (291)

Флексия –аго полного прилагательного является показателем родительного

падежа единственного числа. Формы с подобным окончанием функционировали,

по-видимому, до влияния формы того и перехода –аго в –ого

. В данном контексте обращает на себя внимание отнюдь не случайное

противопоставление форм чуднаго и чудного. Архаическая форма

употребляется здесь как своеобразный «сигнал» обращения к старине (см.

последующий контекст) и, кроме того, служит для поэтизации речи.

в) Весьма немногочисленную группу морфологических архаизмов представляют

местоимения. В рассмотренных нами стихотворениях мы находим, например, личное

местоимение аз, указательное оно, вопросительное колицем

и определительное коегожда. В контексте стихотворений эти формы 1)

указывают на библейские реминисценции, либо их употребление определено

религиозной тематикой; 2) употребляются как составная часть фразеологического

выражения (время оно).

1) «Вкушая, вкусих мало мёду,– прочла,

уже не прочесть: – И се аз умираю».

«Хожу по околицам.» (472)

2) Призвал он коегожда из должников

и мало взыскал, и хвалим был от бога.

«Хожу по околицам.» (472)

3) Хожу по околицам дюжей весны,

вкруг полой воды, и сопутствие чьё-то

глаголаше: «Колицем должен еси?»

«Хожу по околицам.» (470)

4) Плавник одолевает время оно,

и голову под’емлет из воды

всё то, что вскоре станет земноводно.

«Отселева за тридевять земель.» (360)

5) Там, где четыре граммофона

взирают на тебя с амвона

пируй и пей за время оно,

за граммофоны, за меня!

«Приметы мастерской» (219)

Таким образом, среди устаревших форм имени мы находим случаи употребления

архаизмов-существительных, прилагательных и местоимений, с явным численным

превосходством первых. Признаком архаизации имён прилагательных является

флексия –ыя в родительном падеже единственного числа женского рода и

–аго в родительном падеже единственного числа среднего рода. Среди

местоимений видим устаревшую форму личного местоимения аз,

указательного –оно, вопросительного –колицем и определительного

–коегожда. Имена существительные представлены устаревшими падежными формами.

Частотность употребления указанных форм, как это видно из приведённых нами

примеров, доказывает, что они играют весьма важную роль как стилеобразующие

средства в поэзии Б. Ахмадулиной.

2.2.Устаревшие грамматические формы глаголов и глагольных форм.

а) Следующую, после имен существительных, в количественном отношении

группу грамматических архаизмов представляют глаголы. Среди них мы видим

формы аориста, имперфекта, устаревшие формы настоящего времени глаголов, в

том числе атематических.

Так в рассмотренных нами примерах представлены следующие формы аориста:

1) Забытость надгробья нежна и прочна.

О лакомка, сразу доставшийся раю!

Вкушая, вкусих мало мёду, – прочла,

уже не прочесть: – И се аз умираю».

«Хожу по околицам.» (472)

Существует ряд устойчивых фразеологических выражений, заимствованных, главным

образом, из церковнославянских текстов, « в которых, так сказать, в окаменевшем

виде удерживаются отдельные формы аориста»1. Так приведённая нами

выше форма первого лица единственного числа представлена цитатой из Библии:

«Вкушая вкусих мало мёду, и се аз умираю». (Эта цитата была использована и М.Ю.

Лермонтовым в качестве эпиграфа к поэме «Мцыри»)2.

2) В Алексин иль в Серпухов двинется

если какой-нибудь странник и после вернётся,

к нам тайная весть донесётся: «Воскресе!»

«Воистину!» –скажем. Так всё обойдется.

«Суббота в Тарусе» (340)

Форма аориста третьего лица единственного числа указывает на явную

библейскую, связанную с пасхальной темой. (См. последующий контекст

стихотворения:

Подале от вас! Но становится гулок

субботы разгул. Поищу-ка спасенья.

Вот этот овраг назывался Игумнов.

Руины над ним – это храм Воскресенья.

Где мальчик заснул знаменитый и бедный

нежнее, чем камни, и крепче, чем дети,

пошли мне, о Ты, на кресте убиенный,

надежду на близость пасхальной недели).

Форма имперфекта третьего лица единственного числа задействована поэтом для

воссоздания «голоса свыше», который, естественно, может только «глаголить» и

только на архаизированном языке:

Хожу по околицам дюжей весны,

Вкруг полой воды, и сопутствие чьё-то

1. Шмелев Д.Н. Архаические формы в современном русском языке. М., 1960. С.83.

2. Более подробно проблема литературных реминисценций рассматривается в главе

третьей настоящей работы.

глаголаше.

«Хожу по околицам.» (470)

Форма первого лица единственного числа глагола поведать повем

выполняет эмоциональную функцию. Глагол поведать сам по себе архаичен и

стилистически маркирован как слово высокого, книжного стиля. При этом его

маркированность ещё усилена формой самой высокой степени архаичности. М.

Цветаева употребляет данную форму как входящую в цитату из Псалтыри1

. У Ахмадулиной же цитатность эта снимается:

Меж двух огней, меж музыкой и словом,

я не надеюсь лепетом поэм

симфонию украсить смыслом новым

и смысл её вам без прикрас повем.

«К «Фантастической симфонии» »2

Древнее окончание второго лица единственного числа мы видим в некоторых

устойчивых цитатных выражениях, проникнувших в литературный язык из

церковнославянских текстов. Примером тому может служить выражение ныне

отпущаеши, употребленное Б. Ахмадулиной:

Заснежило, и снизошла тишина,

и молвлю во сне: отпущаеши ныне.

«Хожу по околицам.» (473)

Атематические глаголы представлены формами слов быти и имьти.

Л.В. Зубова описывает употребляемую М. Цветаевой форму первого лица

единственного числа есмь в двух функциях: 1) глагола-связки,

заменяющего и нулевую связку и местоимение Я и выявляющего,

подчёркивающего природную сущность признака-предиката и 2) экзистенциального

глагола, заменяющего современную форму есть, которая утратила признак

лица3. У Ахмадулиной данная форма выполняет лишь вторую функцию,

акцентируя значение бытийности:

1. Зубова Л.В. Указ. статья, С. 55.

2. Ахмадулина Б. Сны о Грузии. Тбилиси, 1979. С.253.

3. Зубова Л.В. Указ. статья, С. 55.

1) Я так одинока средь сирых угодий,

как будто не есмь, а мерещусь уму.

«Как много у маленькой музыки этой.»

(364)

2) Прежде было – страшусь и спешу:

Есмь сегодня, а буду ли снова?

«Медлительность» (158)

3) .и слышалось: – Есмь я и рею

вот здесь, у открытого среза

скалы и домов, что нависли

над бездной Куры близ Метехи.

«Анне Каландадзе» (206)

(Архаическая форма несть, также встречающаяся и у Ахмадулиной, и у

Цветаевой, возникшая из сочетания не есть и оставшаяся в выражениях

несть числа, несть конца, тоже сама по себе актуализирует

экзистенциальное значение1.

Вечно радуйся, Дево! Младенца ты в ночь принесла.

Оснований других не оставлено для упований,

но они так важны, так огромны, так несть им числа,

что прощен и утешен безвестный затворник подвальный.

«Ёлка в больничном коридоре» (466)

Форма второго лица единственного числа еси употребляется в уже не раз

приведенном нами контексте, где заменяет личное местоимение второго лица:

.сопутствие чьё-то

глаголаше: «Колицем должен еси?» –

сочти, как умеешь, я сбилась со счета.

«Хожу по околицам.» (470)

1. Зубова Л.В. Указ. статья, С. 57.

Говоря об атематических глаголах, отметим следующие формы первого лица

единственного и множественного числа и третьего лица множественного числа

глагола имьти после перехода в III продуктивный класс:

1) Где мы берем добродетель и стать?

Нам это – не по судьбе, не по чину.

Если не сгинуть совсем, то – устать

всё не сберёмся, хоть имем причину.

«Радость в Тарусе» (249)

2) За бабок пачёвских, за эти избушки,

за кладни, за жёлто-прозрачную иву

кто просит невидимый: о, не забудь же! –

неужто отымут и это, что иму?

«Суббота в Тарусе» (388)

б) Естественно будет перейти от глаголов к их особым формам – причастию и

деепричастию. Причастие от глагола быти, выпадающее, как и форма

первого лица, из системы современного русского языка, «обладает более

выразительным экзистенциальным значением»1. Кроме того, оно входит в

уже упоминаемое нами стихотворение «Хожу по околицам дюжей весны.», изобилующее

грамматическими архаизмами.

«Зла суща – ступай, ибо ты не должна

ни нам, ни местам нашим гиблым и грубым.

Таков уж твой сорт».

«Хожу по околицам.» (473)

Русские деепричастия развились и оформились из двух категорий причастий –

кратких действительного залога настоящего и прошедшего времени. «Дело здесь

заключается в том, что краткие причастия в древнерусском языке могли

употребляться первоначально как в качестве именной части составного

сказуемого, так и в качестве определений. Употребляясь как определения,

краткие причастия согласовывались с

1. Зубова Л.В. Указ. статья, С. 57.

определяемым существительным в роде, числе и падеже. В этом отношении их

положение в языке было таким же, как положение кратких прилагательных. Однако

причастия, в отличие от прилагательных, были теснее связаны с глаголом, и

поэтому их употребление в роли определений было утрачено раньше и быстрее,

чем такое же употребление кратких прилагательных. Утрата краткими причастиями

роли определения не могла не создать условий для отмирания форм косвенных

падежей этих причастий, так как они, причастия, стали закрепляться лишь в

роли именной части составного сказуемого, где господствующей является форма

именительного падежа, согласованная с подлежащим. Таким образом, в русском

языке осталась только одна форма бывших кратких причастий – старый

именительный падеж единственного числа мужского и среднего рода в настоящем

времени на [,а] (-я), в прошедшем

–на [ъ], [въ] (или после падения редуцированных – форма, равная чистой основе,

или форма на [в], типа прочитав»1.

В современном языке формы, равной чистой основе, уже нет, однако Б.

Ахмадулина употребляет её как более экспрессивную, стилистически

маркированную. Эта причастная форма потеряла все те признаки, которые

сближали её с прилагательными, и прежде всего потеряла способность

согласования с подлежащим в роде и числе. Именно это и указывает на

превращение бывшего причастия в деепричастие – неизменяемую глагольную форму,

выступающую в роли второстепенного сказуемого. В анализируемых нами примерах

используются слова одного корня с разными префиксами.

1) В апреле третий день за Паршино ушед,

чьей далее была вселенскою подругой?

«Луне от ревнивца» (353)

2) Донесётся вослед: не с ума ли сошед

Тот, кто жизнь возлюбил да забыл про живучесть.

«Эта смерть не моя.» (359)

3) Барометр, своим умом дошед

1. Иванова В.В. Историческая грамматика русского языка. М., 1990. С.360.

до истины, что жарко, тем же делом

и мненьем занят.

«Вот не такой, как двадцать лет назад.»

(223)

4) Да, да! Вчера, сюда вошед,

Булат мне ключик подарил.

“Песенка для Булата” (160)

Принято считать, что в отличие от лексических архаизмов «исчезнувшие из языка

грамматические формы, подобно «ископаемым» животным, к жизни не возвращаются»

1. Однако, как мы увидели, утверждение это довольно спорное. Активное

употребление этих форм позволяет думать, что они являются одним из важных

выразительных средств поэтического языка вообще и элементов поэтического стиля

Ахмадулиной в частности, обладая большей экспрессивностью, чем

общеупотребительные варианты.

§ 3. ИСТОРИЗМЫ

Представляется необходимым сказать, в заключение, несколько слов и об

историзмах, т.е. названиях исчезнувших предметов, явлений, понятий:

опричник, кольчуга, жандарм, городовой, гусар

и т.п.

Появление этой особой группы устаревших слов, как правило, вызвано

внеязыковыми причинами: социальными преобразованиями в обществе, развитием

производства, обновлением оружия, предметов быта и т.д.

Историзмы, в отличие от прочих устаревших слов, не имеют синонимов в современном

русском языке. Это об’ясняется тем, что устарели сами реалии, для которых эти

слова служили наименованиями. Таким образом, при описании далёких времен,

воссоздания колорита ушедших эпох историзмы выполняют функцию специальной

лексики: выступают как своего рода термины, не имеющие конкурирующих

эквивалентов. Историзмами становятся слова, различные по времени своего

появления в языке: они могут быть связаны и с весьма отдаленными эпохами (

тиун, воевода, опричнина ), и с событиями

1. Шмелев Д.Н. Архаические формы в современном русском языке. М., 1960. С.8.

недавнего времени (продналог, губком, уезд). В

лингвистической литературе подчеркивается доминирование функции исторической

стилизации, выполняемой историзмами. Однако, и в использовании слов этой группы

Ахмадулина проявила «непохожесть» и своеобразие, выделяющие её из плеяды поэтов

второй половины XX века.

Обратимся к конкретным примерам:

1) Они глядят глазами голубыми

и в горницу являются гурьбой.

«Несмеяна» (34)

2) Зачем кафтаны новые надели

и шапки примеряли к головам?

«Несмеяна» (34)

3) Наряд мой боярский

скинут на кровать.

Мне хорошо бояться

тебя поцеловать.

«Невеста» (10)

4) Те, кто мотиву научили,

Сокрыли, как светец возжечь.

Немногого недоставало,

чтоб стала жизнь моя красна,

веретено моё сновало,

свисала до полу коса.

«Вся тьма – в отсутствии.» (443)

Посредством историзмов Ахмадулиной в приведенных стихотворениях создаётся

стилизация фольклорная.

5) Две барышни, слетев из детской

светёлки, шли на мост Кузнецкий.

«Таруса» (213)

6) Кто ей из веков отвечает кивком?

Чьим латам, сединам и ранам

не жаль и не мало пропасть мотыльком

в пленительном пекле багряном?

«Смеркается в пятом часу.» (240)

В данных примерах мы видим историзмы в их основной функции – создания

колорита прошлого.

Следующие два случая демонстрируют метафорическое использование историзмов:

7) На Ладоги вечернюю кольчугу

он смотрит всё угрюмей и сильней.

«Вошла в лиловом.» (460)

8) Добывшая двугорбием ума

тоску и непомерность превосходства,

она насквозь минует терема

всемирного бездомья и сиротства.

«Биографическая справка» (111)

В первом случае мы имеем дело с исторической метафорой. «Историзм» её

достигается на уровне ассоциативном, вызывая образы, связанные с временами

Ледового побоища. Метафора эта, описывающая лёд, покрывающий озеро, как

кольчугу, призвана создать более выразительный образ, поэтизировать речь.

Значение же образа терема всемирного бездомья и сиротства выявляется в

контексте стихотворения при сопоставлении с подобными: провинция её

державной муки, селения беды, двор последнего страданья.

Стихотворение посвящено Марине Цветаевой, и с помощью вышеописанных

выразительных сочетаний (очень цветаевских) показан её жизненный путь,

неуклонный путь

постепенного отторжения её миром, закончившийся во дворе последнего

страданья (Елабуга), где она покончила с собой.

Как мы могли убедиться, преобладающей функцией историзмов в поэтических

текстах Б. Ахмадулиной является функция фольклорной стилизации. В связи с

этим уместно вспомнить уже приведённое нами выше замечание И. Бродского об

особом стиле Ахмадулиной, специфической интонации традиционного русского

фольклорного плача, невнятного причитания.

Глава 3

Стилистические функции архаизмов в поэзии Б. Ахмадулиной

Говоря о тех функциях, которые выполняют архаизмы в поэтических текстах Беллы

Ахмадулиной, следует отметить что они в поэзии этого автора играют одну из

основных ролей в формировании её особого поэтического стиля, тогда как весь

стандартно выделяемый исследователями набор функций является всё же вторичным

по отношению к стилеобразующей функции. Тем не менее, они заслуживают

специального рассмотрения.

1. Функция поэтизации речи:

Он станет счастливым избытком,

чрезмерной любовью судьбы,

усладою губ и напитком,

весною пьянящим сады.

«Февраль без снега» (201)

2. Функция создания высокой экспрессии:

В приют её – меж грязью и меж льдом!

Но в граде чернокаменном, голодном,

что делать с этим неуместным льдом?

Где быть ему, как не на месте лобном?

«Биографическая справка» (111)

3. Функция создания иронии:

Когда красотка поднимает взгляд,

В котором хлад стоит и ад творится.

Но я не вхожа в этот хладный ад:

всегда моя потуплена зеница.

«Чудовищный и призрачный курорт» (394)

4. Функция исторической стилизации:

Две барышни, слетев из детской

светёлки, шли на мост Кузнецкий.

«Таруса» (213)

5. Функция фольклорной стилизации:

Наряд мой боярский

скинут на кровать.

Мне хорошо бояться

тебя поцеловать.

«Невеста» (10)

(Две последние из перечисленных функций характерны более для историзмов).

6. Часто архаизмы совмещают свою основную стилистическую функцию с

функцией версификационной. В творчестве Ахмадулиной мы можем наблюдать и

рифмы-штампы, повторяющиеся во многих стихотворениях (очи-ночи,

услад-сад и др.):

Всё я смотрю в сиреневые очи,

в серебряные воды тишины,

кто помышлял: пожалуй, белой ночи

достаточно – и дал лишь пол-луны?

«Сирень, сирень.» (451)

7. Мы уже говорили о свойстве рассматриваемой нами лексики

сообщать тексту колорит какой-либо эпохи или демонстрировать связь с

литературным прошлым. Среди прочего здесь можно рассматривать различные

литературные реминисценции. Оговорим, что последние не являются предметом

нашего специального рассмотрения, хотя в творчестве Б. Ахмадулиной они широко

представлены. В контексте настоящей работы интерес представляют лишь те

литературные реминисценции, в состав которых входят архаизмы разных типов.

«Для поэтического мышления XX века в высшей степени характерно мышление

поэтическими ассоциациями, резкое повышение роли реминисценций и цитат, цитация

как диалог. Обострилось отношение к поэзии как к составной части

действительности, данной поэту, как к реальной принадлежности его

индивидуального мира. Отсюда – мышление поэтическими формулами, выработанными

предшественниками, не как подражание, а как сознательное введение поэзии,

поэтической традиции в мир современного человека»1.

Литературные реминисценции представляют собой своеобразные сигналы обращения

одного поэта к тексту другого. Классификацию реминисценций и рассмотрение их

функций в поэтическом тексте находим у Н.Н. Ивановой2.

На уровне лексики и фразеологии сигналы обращения к «чужому» слову в

авторском лирическом повествовании могут быть представлены:

1) полными текстуальными совпадениями двух авторов;

2) перефразированием текста другого автора;

3) отдельным словом или сочетанием слов, которые прикреплены к чьей-

нибудь творческой манере, связаны с чьим-нибудь индивидуальным стилем,

индивидуальным самовыражением, наконец, словом, за которым стоит

индивидуальный образ;

4) различными комбинациями перечисленных разновидностей литературных

реминисценций, при этом последние нередко сочетаются в тексте с фактами

обращения к языковой системе той эпохи, к которой принадлежит автор текста-

источника.

В тексте литературные реминисценции, как отмечает Н.Н. Иванова, могут

быть в слабой и сильной позиции. В первом случае отсутствует авторская

установка на выделение их стилистического или эмоционально-экспрессивного

качества. Во втором случае они контекстуально актуализированы и служат

усилению торжественного звучания текста, отдельного его участка, слова и т.д.

Литературные реминисценции могут привлекаться и для создания шутливой или

иронической окрашенности, которая возникает обычно при их противопоставлении

лексическим средствам с иной стилистической или эмоциональной окраской.

1 .Очерки истории языка русской поэзии XX века. Поэтический язык и

идиостиль:Общие вопросы. Звуковая организация текста. М., 1990.С.15.

2.. Иванова Н.Н. Высокая и поэтическая лексика // Языковые процессы

современной русской художественной литературы. Поэзия. М., 1977. С.35-43.

Далее исследовательница замечает, что, как показывает знакомство с поэзией

60-70-х годов, наиболее часты обращения современных поэтов к поэтическим

текстам и образам Пушкина. Причем нередко пушкинские реминисценции в тексте

служат не сигналом индивидуального стиля Пушкина, а сигналом поэтической

традиции, истоки которой и наиболее совершенное воплощение находим у Пушкина.

Такие случаи использования литературных реминисценций как сигналов

поэтической традиции, то есть ряда текстов, об’единенных какой-то общностью,

как бы противостоят такому их применению, при котором они выступают знаками-

сигналами одного конкретного текста и, следовательно, призваны передать

присущую последнему специфику.

Что касается функций литературных реминисценций, то Иванова выделяет следующие:

1) сообщение тексту эмоционально-экспрессивной окрашенности;

2) отсылка к определенной исторической эпохе и к совокупности

литературных текстов определенного времени;

3) участие в создании индивидуального пластического образа;

4) литературные реминисценции способствуют также возникновению новых

дополнительных смыслов у других слов текста, определяя наличие «скрытых»

смыслов, подтекста, вообще многомерности и многоплановости текста.

Обратимся к конкретным, наиболее ярким, используемым Б. Ахмадулиной, примерам

литературных реминисценций, в состав которых входит архаическая лексика.

1. Забытость надгробья нежна и прочна.

О лакомка, сразу доставщийся раю!

«Вкушая, вкусих мало мёду, – прочла,

уже не прочесть: – И се аз умираю».

«Хожу по околицам.(472)

В данном случае мы видим прямую цитату из Библии (1 книга Царств. 14:43). Эта

цитата была использована и М.Ю. Лермонтовым в качестве эпиграфа к поэме

«Мцыри». Помимо отсылки непосредственно к тексту Библии, приведенная цитата

употреблена и для создания в тексте высокой тональности.

2. Её постояльцы забыли мотив,

родимая речь им далече латыни,

снуют, ненасытной мечтой охватив

кто – реки хмельные, кто – горы златые.

Не ласки и взоры, а лязг и возня.

«Хожу по околицам.(471)

3. В твой задушевный яд-хлад зауми моей

влюбился и впился, и этому-то делу

покорно предаюсь подряд тринадцать дней

и мысль не укорю, что растеклась по древу.

«Скончание черёмухи-1» (344)

4. Неузнанным ушел День-Свет, День-Рафаэль.

Но мертвый дуб расцвел средь ровныя долины.

И благостный закат над нами розовел.

И странники всю ночь крестились на руины.

«День-Рафаэль» (309)

5. Как сильно вьюжит! Не иначе –

метель посвящена тому,

кто эти дерева и дачи

так близко принимал к уму.

«Метель» (131)

Следующие четыре примера представляют собой либо перефразирование

текста-источника, либо посредством сочетания слов указывают на индивидуальный

стиль другого автора. Определяя функциональную общность данных литературных

реминисценций, скажем, что все они, помимо придания тексту

эмоционально-экспрессивной окрашенности, призваны создать индивидуальный

пластический образ, обогащенный новым смыслом, как, например, в стихотворении

«Скончание черёмухи-1», где мы видим игру оттенков значения слова древо

(1. древо вообще и 2).древо– черёмуха, которая и является

источником вдохновения Б. Ахмадулиной). Весьма интересен и пример (5). Здесь

сочетание слов дерева и дачи входит в состав своеобразного эвфемизма

имени Б. Пастернака, тем более, что стихотворение «Метель» посвящено ему (ср.

.ветер, жалуясь и плача, / Раскачивает лес и дачу, / Не каждую сосну отдельно,

/ А полностью все дерева. (Б. Пастернак «Ветер») ).

Что касается текстов-источников, то первый пример отсылает нас к известной

песне «Когда б имел златые горы.», второй – к «Слову о полку Игореве.»,

третий и четвертый – к стихотворению А. Мерзлякова «Среди долины ровныя.»,

также ставшему песней, и стихотворению Б. Пастернака «Ветер» соответственно.

6. Судя по хладу, светил,

по багрецу перелеска,

Пушкин, октябрь наступил.

Сколько прохлады и блеска.

«Сад еще не облетал.» (169)

В этом случае пушкинская реминисценция, точнее, связанная с именем Пушкина,

как раз служит не сигналом его индивидуального стиля, а сигналом определенной

поэтической традиции, несомненно поэтизируя речь.

Даже эти немногочисленные примеры убеждают, что литературные реминисценции

весьма органично вписываются в ткань поэтических текстов Б. Ахмадулиной и

являются неот’емлемой частью её индивидуального стиля, способствуя созданию

новых индивидуальных образов.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ.

Архаизмы органично входят в ткань лирических произведений Беллы Ахмадулиной,

участвуя в образовании её неповторимого поэтического стиля, и употребляются

для поэтизации речи, создания высокой экспрессии или иронии, служат приёмом

исторической и фольклорной стилизации. Кроме того, они могут указывать либо

на конкретное произведение другого автора, либо являются показателями

(маркерами) литературной традиции определенной эпохи.

В употреблении архаической лексики с точки зрения её состава, Ахмадулина, как

мы убедились, в значительной степени традиционна, привлекая привычные для

поэзии слова в качестве стилеобразующих средств.

Прослеживается постепенное увеличение количества употреблений архаических слов в

её поэзии от раннего периода творчества к более позднему. Взяв за основу

периодизацию творчества Ахмадулиной, принадлежащую О. Грушникову1,

приведем таблицу процентного соотношения употреблений архаизмов в лирических

произведениях Беллы Ахмадулиной до конца 70-х годов («начальная пора» и «пора

становления») и с начала 80-х годов ( «пора зрелости»).

до конца 70-х г.г. с начала

80-х г.г.

лексико-фонетические архаизмы

46%

54%

лексико-словообразовательные архаизмы

45%

55%

собственно-лексические архаизмы

43%

57%

грамматические архаизмы

43%

57%

1.Грушников О. Белла Ахмадулина. Библиографический конспект литературной

жизни // Ахмадулина Б, Миг бытия. М., 1977. С.278.

По мере становления Ахмадулиной как зрелого самобытного поэта число

употребляемых ею архаизмов растет, с их помощью формируется её поэтический

стиль.

Степень употребительности архаизмов не зависит от тематической направленности

поэтического текста Ахмадулиной: они одинаково частотны в стихах различной

тематики, например,

1) в стихотворениях, посвященных рядовому событию обыденной

жизни

– За красоту твою и милость

благодарю тебя, томат.

За то, что влагою ты влажен,

за то, что овощем ты густ,

за то, что красен и отважен

твой детский поцелуй вкруг уст.

«В метро на остановке «Сокол»» (49)

2) в стихотворениях о любви

С лицом таким же пристальным и детским,

любимый мой, всегда играй в игру.

Поддайся его долгому труду,

о моего любимого работа!

Даруй ему удачливость ребёнка,

рисующего домик и трубу.

«Декабрь» (64)

3) в стихотворениях, затрагивающих тему творчества

Да, то, другое, разве знало страх,

когда шалило голосом так смело,

само, как смех, смеялось на устах

и плакало, как плач, если хотело?

«Другое» (107) и т.д.

Как кажется, архаичность языка (лексическая и грамматическая) стала

неот’емлемой частью поэтического стиля Ахмадулиной. Можно предположить, что

намеренная архаизация, ориентация на традиции, использование языковой архаики

во всех возможных функциях и вне зависимости от тематической направленности

текста – это и есть самый стиль изучаемого автора. Без архаизмов нет поэта Б.

Ахмадулиной.

Список использованной литературы.

1. Ахмадулина Б. Избранное. М.: Советский писатель, 1988. 480с.

2. Ахмадулина Б. Миг бытия. М.: Аграф, 1997. 304 с.

3. Ахмадулина Б. Сны о Грузии. Тбилиси: Мерани, 1979. 542 с.

4. Артёменко Е.П., Соколова Н.К. О некоторых приемах изучения

языка художественных произведений. Воронеж: Изд-во Воронежского ун-та, 1969.

106 с.

5. Ахманова О.С. Словарь лингвистических терминов. М.:

Советская энциклопедия, 1966. 608 с.

6. Бирюков С. Амплитуда слова. О языке поэзии // Литературное

обозрение. 1988. № 1. С. 18-21.

7. Битов А. Поэзия, явленная в одном лице // Ахмадулина Б.

Миг бытия. М.: Аграф, 1997. С. 261-262.

8. Бродский И. Зачем российские поэты // Ахмадулина Б. Миг

бытия. М.: Аграф, 1997. С. 253-257.

9. Бродский И. Лучшее в русском языке // Ахмадулина Б. Миг

бытия. М.: Аграф, 1997. С. 258-260.

10. Виноградов В.В. Избранные труды. Поэтика русской литературы.

М.: Наука, 1976. 512 с.

11. Виноградов В.В. Проблемы русской стилистики. М.: Высшая

школа, 1981. 320с.

12. Винокур Г.О. Наследство XVIII века в стихотворном языке

Пушкина // Винокур Г.О. О языке художественной литературы. М.: Высшая школа,

1991. с. 228-236.

13. Винокур Г.О. Об изучении языка литературных произведений //

Винокур Г.О. . О языке художественной литературы. М.: Высшая школа, 1991. с.

32-63.

14. Винокур Г.О. О славянизмах в современном русском литературном

языке // Винокур Г.О.Избранные работы по русскому языку. М.: Учпедгиз, 1959.

15. Винокур Г.О. Понятие поэтического языка // Винокур Г.О. О

языке художественной литературы. М.: Высшая школа, 1991. с. 24-31.

16. Гаспаров М.Л. К анализу композиции лирического стихотворения

// Целостность художественного произведения и проблемы его анализа в школьном

и вузовском изучении литературы. Донецк, 1975.

17. Гинзбург Л. О лирике. М.-Л.: Советский писатель, 1964. 382 с.

18. Григорьева А.Д. Об основном словарном фонде и словарном

составе русского языка. М.: Учпедгиз, 1953. 68 с.

19. Григорьева А.Д., Иванова Н.Н. Язык поэзии XIX – XX веков.

Фет. Современная лирика. М.: Наука, 1985. 232 с.

20. Грушников О. Белла Ахмадулина. Библиографический конспект

литературной жизни // Ахмадулина Б. Миг бытия. М.: Аграф, 1997. С. 273-280.

21. Дворникова Е.А. Проблемы изучения традиционно-поэтической

лексики в современном русском языке // Вопросы лексикологии. Новосибирск:

Наука, 1977. с.141-154.

22. Ерофеев В. Новое и старое. Заметки о творчестве Беллы

Ахмадулиной // Октябрь. 1987.№5. с. 190-194.

23. Ефимов А.И. О языке художественных произведений. М.:

Учпедгиз, 1954. 288с.

24. Замкова В.В. Славянизм как стилистическая категория в русском

литературном языке XVIII века. Л.: Наука, 1975. 221с.

25. Зубова Л.В. О семантической функции грамматических архаизмов

в поэзии М. Цветаевой // Вопросы стилистики. Функциональные стили русского

языка и методы их изучения. Межвуз. Науч.сб. Саратов: Изд-во Сарат. Ун-та,

1982. Вып. 17.С. 46-60.

26. Зубова Л.В. Потенциальные свойства языка в поэтической речи

Марины Цветаевой. Л.: Изд-во ЛГУ им. А.А. Жданова, 1987. 88с.

27. Зубова Л.В. Поэзия Марины Цветаевой. Лингвистический аспект.

Л.: Изд-во Ленину.ун-та, 1989. 264с.

28. Зубова Л.В. Реставрация древних грамматических свойств и

отношений в поэзии постмодернизма // Историческая стилистика русского языка.

Сб. науч. трудов. Петрозаводск: Изд-во ПетрГУ, 1988. с. 304-317.

29. Иванов В.В. Историческая грамматика русского языка. М.:

Просвещение. 1990. 400с.

30. Иванова Н.Н. Высокая и поэтическая лексика // Языковые

процессы современной русской художественной литературы. Поэзия. М.: Наука,

1977. с.7-77.

31. Интерпретация художественного текста: Пособие для

преподавателей. М.: Изд-во Моск.ун-та. 1984. 80с.

32. Историческая грамматика русского языка: Морфология, глагол/

Ред. Р.И. Аванесов, В.В. Иванов. М.: Наука, 1982. 436с.

33. Калинин А.В. Русская лексика. М.: Изд-во Моск. Ун-та, 1960. 59с.

34. Копорская Е.С. Семантическая история славянизмов в русском

литературном языке нового времени. М.: Наука, 1988. 232с.

35. Курилович Е. Очерки по лингвистике. М.: Изд-во иностранной

литературы, 1962. 456с.

36. Лиснянская И. Имя // Ахмадулина Б. Миг бытия. М.: Аграф,

1997. с. 263-264.

37. Лотман Ю.М. Анализ поэтического текста. Структура стиха. Л.:

Просвещение, 1972. 272с.

38. Мансветова Е.Н. Славянизмы в русском литературном языке XI-XX

веков: Учеб.пособие. Уфа: Изд-во Башкирского Госуд. Ун-та, 1990. 76с.

39. Меньшутин А., Синявский А. За поэтическуюактивность // Новый

мир. 1961.№1 с. 224-241.

40. Моисеева Л.Ф. Лингво-стилистический анализ художественного

текста. Киев: Изд-во при Киевском гос.ун-те издательского об’единения «Вища

школа», 1984. 88с.

41. Мыльникова С.Е. Традиционная поэтическая фразеология в

русской поэзии XX века // Исследования по русскому языку. Учен. Зап. / Омский

Гос. Пед. ин-т, 1970. Вып.53. с.23-34.

42. Новое в зарубежной лингвистике: Сб. статей и материалов. М.:

Прогресс, 1980. Вып.9. 430с.

43. Образование новой стилистики русского языка в пушкинскую

эпоху. М.: Наука, 1964. 400с.

44. Ожегов С.И. Словарь русского языка. / Под ред. Н.Ю. Шведовой.

М.: Русский язык, 1982. 816с.

45. Очерки истории языка русской поэзии XX века: Грамматические

категории. Синтаксист текста. М.: Наука, 1993. 240с.

46. Очерки истории языка русской поэзии XX века: Образные

средства поэтического языка и их трансформация. М.: Наука, 1995. 263с.

47. Очерки истории языка русской поэзии XX века: Поэтический язык

и идиостиль: Общие вопросы. Звуковая организация текста. М.: Наука, 1990.

304с.

48. Пищальникова В.А. Проблема идиостиля. Психолингвистический

аспект. Барнаул: Изд-во Алт. Гос. Ун-та, 1992. 74с.

49. Попов Е. Особый свет // Ахмадулина Б. Миг бытия. М.: Аграф,

1997. с.270-272.

50. Попов Р. Архаизмы в структуре современных фразеологических

оборотов // Русский язык в школе. 1995.№3. с.86-90.

51. Розенталь Д.Э., Голуб И.Б., Теленкова М.А. Современный

русский язык: Учеб. Пособие 2-е изд. М.: Междунар. Отношения, 1994. 560с.

52. Русские советские писатели. Поэты. М.: Книга, 1978. Т.2.

с.118-132.

53. Светлов М.А. Беседует поэт. М.: Сов. писатель, 1968. 232с.

54. Словарь русского языка XI-XVII веков. М.: Наука, 1975-1995.

Вып.1-20.

55. Словарь современного русского литературного языка. М.-Л.:

Наука, 1948-1965. Т.1-17.

56. Слово в русской советской поэзии. М.: Наука, 1975. 264с.

57. Структура и функционирование поэтического текста. Очерки

лингвистической поэтики. М.: Наука, 1985. 224с.

58. Структурализм: «за» и «против». М.: Прогресс, 1975. 472с.

59. Студнева А.И. Лингвистический анализ художественного текста:

Учебное пособие. Волгоград: Изд-во ВГПИ им. А.С. Серафимовича, 1983. 88с.

60. Тарасов Л.Ф. Лингвистический анализ поэтического

произведения. Харьков: Изд-во Харьковского ун-та, 1972. 48с.

61. Тарасов Л.Ф. О методике лингвистического анализа

поэтического произведения // Анализ художественного текста. Сб. статей. М.:

Педагогика, 1975. Вып.1. с.62-68.

62. Тарасов Л.Ф. Поэтическая речь. Киев.

63. Тарланов З.К. Методы и принципы лингвистического анализа.

Петрозаводск: Изд-во ПетрГУ, 1995. 192с.

64. Тимофеев Л.И. Основы теории литературы. М.: Просвещение,

1976. 448с.

65. Томашевский Стих и язык: Филологические очерки. М.-Л.:

Гослитиздат, 1959. 471с.

66. Фасмер М. Этимологический словарь русского языка. М.:

Прогресс, 1986. Т.1-4

67. Чупринин С. Белла Ахмадулина: Я воспою любовь // Чупринин С.

Крупным планом. Поэзия наших дней: проблемы и характеристики. М.: Сов.

Писатель, 1983. с.176-185.

68. Шайтанов И. Пусть слово тяжелеет. Черты современной

поэтической личности // Литературное обозрение. 1984 №1. с.17-27.

69. Шанский Н.М. Лексикология современного русского языка. М.:

Просвещение, 1972. 327с.

70. Шанский Н.М. О лингвистическом анализе и комментировании

художественного текста // Анализ художественного текста. Сб. статей. М.:

Педагогика, 1975. Вып.1. с.21-38.

71. Шварц Е. «Ларец и ключ» // Ахмадулина Б. Миг бытия. М.:

Аграф, 1997. с.265-269.

72. Шевелева И. Женское и материнское.// Наш современник. 1988.

№3. с.165-168.

73. Шмелев Д.Н. Архаические формы в современном русском языке.

М.: Учпедгиз, 1960. 116с.

74. Щерба Л.В. Опыты лингвистического толкования стихотворений //

Щерба Л.В. Избранные работы по русскому языку. М.: Учпедгиз, 1957. с.97-109.

МИНИСТЕРСТВО ОБЩЕГО И ПРОФЕССИОНАЛЬНОГО ОБРАЗОВАНИЯ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ

ПЕТРОЗАВОДСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ

Филологический факультет

ЛЕКСИЧЕСКИЕ И ГРАММАТИЧЕСКИЕ АРХАИЗМЫ

БЕЛЛЫ АХМАДУЛИНОЙ

Дипломная работа студентки V курса

ДАНИЛОВОЙ Наталии Юрьевны

Научный руководитель:

Преподаватель ЛОГИНОВА Марина

Альбертовна

Петрозаводск

1999

Содержание

Введение

С.

Глава I. Поэтический язык как предмет изучения.

Лингвистический анализ текста. С.

§ 1. Проблема идиостиля. С.

§ 2. Лингвистическая наука об архаизмах

и их стилистическом использовании. С.

Глава II. Анализ лексических и грамматических

архаизмов в поэзии Б. Ахмадулиной С.

§ 1. Лексические архаизмы. С.

1.1. Архаизмы лексико-фонетические. С.

1.2. Архаизмы лексико-словообразовательные. С.

1.3. Архаизмы собственно-лексические. С.

§ 2. Грамматические архаизмы. С.

2.1. Устаревшие формы имени. С.

2.2. Глагольные архаизмы. С.

§ 3. Историзмы.

С.

Глава III. Стилистические функции архаизмов в

Поэзии Б. Ахмадулиной. С.

Заключение.

С.

Список использованной литературы. С.

МИНИСТЕРСТВО ОБЩЕГО И ПРОФЕССИОНАЛЬНОГО ОБРАЗОВАНИЯ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ

ПЕТРОЗАВОДСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ

Филологический факультет

ЛЕКСИЧЕСКИЕ И ГРАММАТИЧЕСКИЕ АРХАИЗМЫ

БЕЛЛЫ АХМАДУЛИНОЙ

Дипломная работа студентки V курса

ДАНИЛОВОЙ Наталии Юрьевны

Научный руководитель:

Преподаватель ЛОГИНОВА Марина

Альбертовна

Петрозаводск

1999

Содержание

Введение

С.

Глава I. Поэтический язык как предмет изучения.

Лингвистический анализ текста. С.

§ 1. Проблема идиостиля. С.

§ 2. Лингвистическая наука об архаизмах

и их стилистическом использовании. С.

Глава II. Анализ лексических и грамматических

архаизмов в поэзии Б. Ахмадулиной С.

§ 1. Лексические архаизмы. С.

1.1. Архаизмы лексико-фонетические. С.

1.2. Архаизмы лексико-словообразовательные. С.

1.3. Архаизмы собственно-лексические. С.

§ 2. Грамматические архаизмы. С.

2.1. Устаревшие формы имени. С.

2.2. Глагольные архаизмы. С.

§ 3. Историзмы.

С.

Глава III. Стилистические функции архаизмов в

Поэзии Б. Ахмадулиной. С.

Заключение.

С.

Список использованной литературы. С.

Страницы: 1, 2, 3