Диплом: Фразеологические единицы, характеризующие человека, в современном русском языке

эффект достигается за счёт тиражирования авторской ошибки – нарушения

орфоэпической нормы в целях погони за рифмой. В тексте пародии мы видим

наряду с орфоэпической ошибкой (нежон) и грамматической (приляжу), ещё и

присутствие просторечных оборотов: «зенки давеча раскрыл», «уважу стихом»,

которых не было в исходном тексте.

Т.о. мы видим, что главный приём имитации в данной пародии – тиражирование

авторских ошибок.

В следующих пародиях также основным приёмом имитации является обыгрывание

авторской ЯИ, неудачный с точки зрения пародиста, и обыгрывание образной

системы пародируемого автора путём создания оригинального пародийного сюжета,

в котором реализуется совсем другой семантический потенциал пародируемых

образных средств.

52

А. Мурай.

Концертик.

От блюдечка до блюдечка,

С цветочка на цветок

Летает пчёлка – дудочка

И собирает сок.

Анатолий Брагин.

Чуть-чуть дрожит поляночка

На лёгком ветерке.

Уселась арфа—бабочка

На желтеньком цветке.

С комариком—кларнетиком

Валторночка—жучок

Дудят себе дуэтиком,

Забравшись на сучок.

В качестве объекта пародирования А. Мурай выбирает неудачную образную игру

автора, так метафора «пчёлка—дудочка» привлекает его внимание.

Излишнее использование автором существительных с уменьшительно—ласкательными

суффиксами приводит к тому, что стихотворение принимает примитивный характер

и достойно внимания разве только маленького ребёнка. Все эти черты пародист

тиражирует в своей пародии. Так мы получаем то же обилие суффиксов к, очк,

еньк, выписанные по той же схеме метафорические сравнения: арфа—бабочка,

валторночка—жучок, комарик—кларнетик, т.е. наблюдается та же слащавость

интонации и примитивная рифмовка. Т.о. пародист имитирует не только образную

игру автора и его стиль, но и содержательную сторону этого стихотворения.

Излишне экспрессивный стиль, черты высокой патетики и несоответствие

художественной формы содержанию в стихотворении Л. Хаустова не остаётся без

внимания А. Иванова.

53

А. Иванов.

На темы марала.

О, как душа моя стонала!

Так близко было – два шага:

Пилили панты у марала,

Живые, тёплые рога.

Леонид Хаустов.

Какая грустная картина,

Страшней не видел дотоль

Стоит безрогая скотина,

В глазах – смятение и боль.

Орал марал, душа орала

На расстоянии двух шагов.

Я бы свои отдал маралу,

Но я ведь тоже без рогов.

А. Иванов, используя ту же форму стиха, утрирует его содержание, вставляя

чуждые данному высокому стилю лексические единицы: «безрогая скотина», «орал

марал, душа орала», но параллельно мы видим наличие слов, характерных для

высокого стиля: «дотоль», «смятение.».

Т.е. пародист расширяет границы между стилевыми пластами стиха,

гиперболизируя авторскую неудачу, при этом использует систему образных

средств пародируемого автора (в том числе и ритмо-мелодическую структуру -

ассонансное построение четверостиший (звуки о, а)). Комический эффект

возникает как следствие сопоставления несопоставимых вещей.

Образная игра А. Чистякова дала повод к написанию пародии Михаилом Глазковым.

Пародист с юмором обыгрывает строки поэта.

М. Глазков.

Печная ода.

Въезжал я в сны на ней,

Как на Савраске.

54

Я верил: печь – живое

существо:

Просто я одной ногою –

в мае,

А другой перешагнул

в июнь.

Антонин Чистяков.

Кто за что, а я в дороге тряской

Обожаю печь, а не авто.

Подо мной как личный мой Пегаска,

Ржёт она хореем на пять стоп,

В современность фертом я въезжаю,

Лихо диффелирую селом.

И на всякий случай выпущаю

Из трубы колдунью с помелом.

Эге – гей! Галопом через реки,

То под гору,

то под изволок.

Из варяг, да прямо, значит в греки

Жму одной ногою в древнем веке,

А другой упершись в потолок.

Пародист комически переосмысляет поэтические образы, которые видит в

стихотворении, с помощью создания своего небольшого сюжета, утрирующего

деревенскую тематику пародируемого текста. В результате в тексте пародии

появляются лексические аномалии, которых не было в оригинале: «выпущаю», «из

варяг, да прямо, значит в греки». Интересен приём словообразовательной ЯИ

пародиста, когда по аналогии с «Савраской», он образует кличку коня – символа

«Пегаска».

Комический эффект возникает за счёт новых образов, возникаемых в

пародии (сюда можно включить и образ деревенского языка, включаемый в 55

текст).

Имитация образной системы стихотворения лежит в основе следующей пародии.

М. Глазков.

Эмоции на ВДНХ.

Э – ге – гей ты, Селенга!

Э – ге – гей вы, берега!

Небеса вы – э – ге – гей!..

Слышишь, Селенга!

О – го – го – го!

А – га – га!..

ВДНХа, ВДНХа –

Не очень звучно для стиха.

Дм. Смирнов.

Иду я по ВДНХа

И во весь дух:

- Ха – ха – ха – ха!

О – го – го – го!

Э – ге – ге – гей! -

Пужаю уток и курей.

- А – га – га – га!

У – гу – гу – гу!..

Ох, братцы, больше не могу.

Стихотворение – оригинал настолько слабо, что пародисту достаточно внести

несколько дополнительных штрихов в череду авторских междометий, чтобы усилить

комический эффект, вызываемый самим объектом пародирования. Так в пародии

появляются новые междометья:

Ха – ха – ха,

У – гу – гу

и фраза с намеренно воспроизведённой особенностью диалектного

56

произношения слова: «пужаю уток и курей».

В результате возникает образ восторженного деревенского жителя, гуляющего по

ВДНХ, но образ более комичный, сниженный, чем в оригинале.

Таким образом, авторская образная система подвергается переработке пародиста,

утрируется им и доводится до абсурда.

Подобным образом обыгрывается стиль и тематика стиха в другой пародии М.

Глазкова «Сибирские ахи».

М. Глазков.

Сибирские «ахи».

Ах, арбузники молодёжные!..

Ах, эта детская смущённость!..

Ах, эти лыжи, лыжи, лыжи!..

Значит, что – то я всё же стою,

Если стоит меня ругать.

Илья Фоняков.

Ах, какой у арбуза хвостик!

Поросячьему он под стать.

Ах, и здорово можете, гости

Вы меня, Фонякова, ругать.

Ах, меж вами и мной

положительно

Ничегошеньки общего нет!

Ах, какой же, друзья,

Удивительный,

Темпераментный я поэт!

Восторгаюсь в подлунном мире

Каждой щепочкой –

там и тут.

Ах, не зря ведь меня в Сибири

Первым ахальщиком зовут?

57

Сохраняя особенности авторского стиля, пародист воспроизводит свой

мини-сюжет, насыщенный авторскими цитатами. Соотнесённость восторженного

авторского стиля и содержания пародии (ах, какой у арбуза хвостик!

Поросячьему он под стать) вызывает комический эффект.

М. Глазков

Век перепутал.

Ты красива, Матрёна!

Твоя хата – эгей!

Аржаная солома

До самых бровей.

Без Матрёны России

Ни за что не прожить.

Александр Говоров.

В старомодном уборе

Аржаней спелой ржи

Я по сельским задворьям

Прохожу

вдоль межи.

Где ты, тётка Матрёна?

Аль ходить не годна?

Твоей древностью тронут

Аж до самого дна.

Приглашай на полати,

Я – за зашшытничек твой!

Подарю уж не платье –

Сарафан расписной.

Хошь стихи почитаю

Про тебя?..

Но в ответ:

- В прошлом веке витаешь,

Пашанишный поэт!

58

В следующей пародии основным приёмом имитации будет обыгрывание,

тиражирование диалектных произносительных особенностей слов.

В самом оригинале мы встречаемся с разговорно-диалектной формой один раз

(«аржаная солома»), а в пародии данная особенность воспроизводится в каждой

строфе («аржаней спелой ржи», «аль ходить не годна», «я

зашшытничек твой», «пашаничный поэт»).

Т.о. в данной пародии окарикатуривается, выпячивается на первый план такая

деталь авторского стиля, как стремление к использования нестандартных,

разговорно-диалектных форм языка.

Пародисту М. Глазкову кажется неудачной образная игра Риммы Казаковой, в

результате чего в пародии эта неудача многократно обыгрывается и

высмеивается.

М. Глазков

Многотиражная руда.

И я живу, коплю я, собираю.

А запираю? Нет, не запираю.

Римма Казакова.

Во время одно жил на свете Плюшкин.

Скупей Гобсека был он! Да

скупей.

О нём поведал Пушкин?

Нет, не Пушкин,

А Гоголь Н. в одной из эпопей.

О, Плюшкин – жмот! Усердно собирал он

Всё от гвоздя до старого ремня.

А запирал?

конечно запирал он

В отличие от нынешней меня.

И я коплю, на возраст не взирая,

Отвалы руд словесных, не таю.

59

А запираю?

Нет, не запираю –

Я их. многотиражно издаю.

Автор пользуется следующими средствами осмеяния текста поэтессы:

1. Создание комического контекста для цитат из текста оригинала

(«запирал», «собирал»);

2. Создание синтаксических конструкций, повторяющих конструкции стиха

Р. Казаковой: у Казаковой – «. А запираю? Нет, не запираю.»;

у Глазкова – «поведал Пушкин? Нет, не Пушкин!».

Языковая игра поэтессы доводится до абсурда с помощью трансформации

содержания стиха при сохранении его внешней формы.

Обыгрывание неудачных попыток создать неординарный образ в стихотворении

путём окарикатуривания этого образа, выпячивания его на первый план,

гиперболизация авторской ошибки – таковы основные средства имитации в

рассматриваемых нами пародиях.

В. Я. Пропп [6, с. 104] определяет так сущность карикатуры: «Берётся одна

частность, одна деталь; эта деталь преувеличивается и тем обращает на себя

исключительное внимание, тогда как все другие свойства того, кто или что

подвергается окарикатуриванию, в данный момент вычеркнуты или не существуют».

В. Я. Пропп приводит также высказывание Бергсона, который считает, что

«.искусство карикатуриста в том и состоит, чтобы схватить эту, порой

неуловимую особенность и сделать её видимой для всех путём увеличения её

размеров».

Не этот ли приём создания пародии мы наблюдаем у А. Иванова, М. Глазкова и

других авторов?!

Но мы упомянули также о роли гиперболы в создании пародического произведения.

В чём её отличие от карикатуры, ведь и карикатура – средство художественного

преувеличения?

60

В. Я. Пропп разграничивает эти явления по принципу «целое – часть целого»,

т.е. «. в карикатуре преувеличивается частность, в гиперболе – целое».

Несмотря на условность границы между гиперболой и гротеском, мы считаем

необходимым развести эти понятия, также пользуясь градацией В. Я. Проппа.

Отличие гиперболы от гротеска в том, что в гротеске преувеличение выходит за

рамки реальности и переходит в область фантастики. Это обстоятельство нам

чрезвычайно важно, т.к. именно фантастическую картину очень часто рисует

перед нами пародист.

На наш взгляд, гротеск как один из художественных приёмов реализуется в

следующей пародии:

Владимир Скиф.

Буквальная лирика.

Томилось «О», прислушивалось «У»

Искало «И» и воли, и покоя,

Да выло «Ы»,

Да спрашивать судьбу боялось «А»,

Да «Э» вело рукою .

Олеся Николаева

Я помню «Н» пьянила мне глаза,

А «П» паскудно лапами сучило,

Ревело «Р» как вешняя гроза,

А «Т» меня с тобою разлучило.

Бодалось «Б» как буйвол или бык,

И что-то «Ц» циничное бросало,

«Ч» чертыхалось, «К» кроило крик,

А «Д» украдкой дулю показало.

. Я пошатнулась. Буквы надо мной

То «Ф – ыркали», то

«Ш» – елестели сбоку

61

И только «Ж» держалось стороной

В молчании от «М» неподалёку.

Автор пародии продолжает образный ряд поэтессы, но если у неё это образная

игра носила условный характер, то у пародиста воплощается в

конкретно—действенную форму. Если у поэтессы ассоциации, рождаемые буквами,

несут в себе лирический заряд, даже попытку философствования, то у пародиста

ассоциации носят предельно сниженный, утрированный характер («д» – дулю

показало» и т.д.). Гротеск проявляется в данном случае за счёт переноса

условного плана содержания стихотворения в план буквальный, реализующийся на

глазах у читателя и героя пародии, т.е. имитация как принцип ЯИ проявляет

себя через гротеск, через смещение грани «условность – реальность». Наряду с

этим сдвигом происходит тиражирование образных средств пародируемой поэтессы,

в результате чего возникает эффект назойливости, неорганичности, и как

следствие всех этих факторов – комический эффект.

В следующих пародиях, как основной художественный приём создания пародии

будет выступать приём окарикатуривания, как и во многих пародиях,

рассмотренных нами выше. А. Иванов в пародии «Поездка» обыгрывает строчки,

«За наш проезд, за нас двоих

Я в кассу брошу две монетки».

Он вырывает их из контекста и развивает свой небольшой сюжет на основе

ситуации, изложенной в оригинале, причём развитие получают именно эти две

строчки, а не весь отрывок, представленный Ивановым.

А. Иванов.

Поездка.

Давай, любимая, начнём,

Как говорится, всё сначала.

Пусть по каляевской везёт

Нас вновь троллейбус двадцать третий.

62

За наш проезд, за нас двоих

Я в кассу брошу две монетки.

И вспыхнет свет в глазах твоих,

Как солнышко на мокрой ветке.

Михаил Пляуковский

. Сияет солнце в синеве,

Копеек горсть ладонь ласкает.

Беру четыре (две и две)

И в щелку кассы опускаю.

Тень грусти на лице моём

Ты взглядом жалобным поймала.

Да, если едем мы вдвоём,

То одного билета мало.

.А я—мужчина и поэт!

На небе ни единой тучки.

Держи, любимая, билет,

Я знаю, ты отдашь с получки.

Люби меня и будь со мной,

Поездка снова нас связала.

Как? У тебя был проездной?!

Ну что ж ты сразу не сказала!..

Пародист даёт возможность читателю сравнить оба контекста. Эффект возникает

за счёт совмещения в нашем сознании восприятия оригинала и пародии.

Подобным же образом выстраивается пародия А. Мурая.

А. Мурай.

Уснул, а проснулся . от скуки

От нечего делать во сне.

Какие-то лёгкие руки

Как дождик, бродили по мне.

Глеб Горбовский.

На лавке вокзальной, скучая,

Я спать захотел и прилёг.

63

Спросонок решил выпить чая

И начал искать кошелёк.

Обшарив и куртку, и брюки,

Я вспомнил о том, что во сне

Какие-то лёгкие руки

Как дождик, бродили по мне .

возникает комический эффект.

А. Иванов.

Разговор.

Бесконечными веками –

есть на то причина –

разговаривал руками

любящий мужчина.

Римма Казакова.

Повстречался мне нежданно

И лишил покоя.

И что я ему желанна

Показал рукою.

Молча я взглянула страстно,

Слово не сказала

И рукой, что я согласна,

Тут же показала.

Метафора Риммы Казаковой «разговаривал руками» окарикатуривается в пародии А.

Иванова. Образ принимает буквальное наполнение, в результате чего возникает

комический эффект. А. Иванов перефразирует фразу, многократно её повторяет:

«показал рукою», «развести руками», «поговорили». Через тиражирование образа

оригинала реализуется принцип его окарикатуривания.

64

Анатолий Парпара.

Не надо.

Рай ты мой адский, прощай и прости!

Хватит и мёда и яда.

Опыт – как надо, смогла обрести,

Только узнав, как не надо.

Римма Казакова.

Муза, неисповедимы пути

Горечи и отрады.

Опыт – как надо, смогу обрести,

Только узнав, как не надо.

Вот заграница прошла, словно миг:

Франция, Рим и Канада .

Разве смогла б описать, как не мил

Мир, где бывать мне не надо.

Муза, ты знаешь ведь, как тяжело

Сознанью от скорбного взгляда,

Когда от тебя отделяет стекло

Вещи, которых не надо.

Если б не сумочка, что так пуста –

Не то чтоб франка –сантима,

Разве б я знала, что блузка вон та

Мне

Не

Необходима.

Муза, неисповедимы пути

Страдания и услады.

Опыт – как надо, смогла обрести,

Только узнав, как не надо.

Вот и стихи принесла я в печать.

Печать же печатать рада.

Муза, ну что б догадалась сказать:

«Римма, печатать не надо».

65

ЯИ Р. Казаковой служит объектом для пародирования и другому автору, Анатолию

Парпаре.

В пародии сохраняется стиль поэтессы и её образная игра, но меняется

содержательная сторона стихотворения. Пародист имитирует философскую

направленность стиха – оригинала, но в пародии размышление лирической героини

приобретают меркантильный, бытовой характер:

«Если б не сумочка, что так пуста –

Не то чтоб франка –сантима,

Разве б я знала, что блузка вон та

Мне

Не

Необходима.

Муза, неисповедимы пути

Страдания и услады.

Опыт – как надо, смогла обрести,

Только узнав, как не надо.»

Т.е. в пародии присутствуют два семантических пласта: философский и бытовой,

в результате чего возникает смысловой оксюморон. Имитируя авторское

произведение, пародист использует приём прямой цитации неудачного приёма

поэтессы.

В результате совмещения всех этих приёмов возникает комический эффект.

М. Владимов.

Ещё раз про любовь.

Я вас люблю ветвями.

Я вас люблю пешком.

И теми горбылями,

Что живы под снежком.

Я вас люблю трамваем,

Идущим не туда.

Владимир Соколов.

66

Я очень энергичен.

И, как дитя искусств,

Ужасно экзотичен

По части нежных чувств.

В любви неподражаем,

Признаюсь без стыда:

Могу любить трамваем,

Запутав провода.

Могу любить машиной,

Могу любить пешком,

Могу любить рейсшиной,

Отбойным молотком.

И все сначала вроде

Довольны. Но затем

Мне говорят: «Володя,

Вы любите не тем!»

Пародист подвергает осмеянию образную систему стихотворения. По предложенной

автором модели пародист продолжает образовывать подобные конструкции: «любить

машиной.., рейсшиной.., отбойным молотком». Тиражирование авторского образа

приводит к созданию комического эффекта.

Семён Оркин.

Балконный романтик.

С утра до ночи долгими часами

сквозь городской неугомонный гуд

под простынями, как под парусами,

балконы по – над городом плывут.

Иван Бурсов.

С утра до ночи долгими часами

Глаза мои смотреть не устают:

Эскадры бригантин под парусами,

Фрегаты по—над городом плывут .

67

Но женщины того не понимают,

Романтику калечат на корню:

Выходят на балконы – и снимают

Наполненную ветром простыню.

Я с каждим днём гляжу на это строже

И лично обязательство беру:

Настанет день – и, как весёлый Роджер,

Мои штаны взовьются на ветру!

В данной пародии осмеивается ЯИ автора, основанная на ненормативном

образовании предлога «по—над» и неудачное сравнение «под простынями, как под

парусами».

В тексте пародии имитируется образная игра автора, причём первые две строфы

как бы продолжают авторский стих. Создать такое ощущение пародисту удаётся за

счёт прямого цитирования строк оригинала. Снижение, осмеяние объекта

происходит в последней строке пародии, когда пародист вводит свой образ,

который по своей уместности в поэтическом произведении адекватен авторскому:

«штаны взовьются на ветру» (в оригинале – «над простынями как под парусами,

балконы по—над городом плывут»). Происходит резкое разоблачение оригинала, и

как следствие этого возникает комический эффект.

М. Владимов.

Падеж слов.

Лишь двое ладят с той судьбою,

Что снится одному –

Но ты со мной и я с тобою

Спешим к чему или к кому?

Владимир Савельев.

68

Все падежи перебирая,

Как этажи, – по одному,

Вчера разгадывал тебя я:

Идешь к чему? Или к кому?

Что напишу я, то и тисну, –

Всё будет хейя, до то-го!

Пусть только нечто – в смысле смысла,

Но в смысле формы – ничего!

Твердят: бумагу зря, мол, портит!..

А я своей работой горд:

Когда в газете нет кроссворда,

Мой стих заменит вам кроссворд!

Разоблачение бессодержательности стиха – оригинала – цель пародии М.

Владимова. Пародист сохраняет форму стиха, но утрирует содержание.

Абстрактные вопросы, которые задаёт поэт, обретают у М. Владимова конкретное

падежное значение, в результате чего стихотворение В. Савельева лишается

всякого смысла.

М. Владимов.

Наломала.

Уронила стеклянную вазу,

а она превратилась в ручей.

.............

Голубое разбила я блюдце,

вдруг гляжу – незабудки у ног.

Светлана Соложенкина.

Все – в леса по грибы спозаранку.

Я – с авоськой – в «Дары», на проспект.

Притащила с маслятами банку,

Развернулась и – бац! – об паркет!

Собрала.

По малину сходила:

Три компота раскокала вдрызг!

69

Мужу летний букет подарила,

Незабудковый грохнув сервиз!

Холодало.

Сервант стукнув об стол,

Гарнитур превратила в дрова!..

Впрочем, я и пишу так же просто:

Рву стихи – собираю.слова!

Автор пародии имитирует стихотворение при помощи следующих средств:

1. Имитация синтаксических конструкций объекта (отношения

противопоставления между частями сложного предложения: «Рву стихи –

собираю.слова»).

2. Варьирование авторскими образными средствами, включёнными в

травестийный сюжет, насыщенный разговорно – просторечной лексикой: «грохнула

вдрызг», «бац», «притащила.».

Комический эффект достигается при сопоставлении в нашем сознании плана

объекта и плана пародии, которая построена в данном случае по принципу

стилевого контраста по отношению к исходному тексту.

А. Иванов.

О пользе скандалов.

Что делать со стихами о любви,

Закончившейся пошленьким скандалом?

Не перечитывая, разорви,

Отдай на растерзание шакалам.

Евгений Долматовский.

Ни разу малодушно не винил

Я жизнь свою за горькие уроки.

Я был влюблён и как – то сочинил

Избраннице лирические строки.

70

Скользнула по лицу любимой тень,

И вспыхнул взгляд, такой обычно кроткий.

Последнее, что видел я в тот день,

Был черный диск чугунной сковородки.

Скандал? Увы! Но я привык страдать,

Поэтам ли робеть перед скандалом!

А как же со стихами быть? Отдать

На растерзанье критикам – шакалам?

Насмешек не боюсь, я не такой;

Быть может, притворится альтруистом,

Свои стихи своею же рукой

Взять и швырнуть гиенам – пародистам?

Но я мудрей и дальновидней был,

Я сохранил их! И в тайник не спрятал.

Не разорвал, не сжёг, не утопил,

Не обольщайтесь – я их напечатал!

А. Иванов обыгрывает содержательную сторону стиха, а также авторскую метафору

– «шакалы.».

Пародист воссоздает свой сюжет стихотворения, в котором снижается образ

лирического героя за счёт контраста между тем, что он описывает и между

тем, как он это делает. Возвышенные интонации героя сопоставляются

читателем с фразой «Последнее, что видел я в тот день,

Был черный диск чугунной сковородки».

Комический эффект возникает и при восприятии растиражированного пародистом

сравнения (по аналогии с авторским образом) «критики – шакалы», «гиены –

пародисты».

Владимир Прудовский.

Себе, любимой.

Ещё меня никто на белом свете,

71

как я, неудержимо, не любил.

Людмила Кудрявская.

Хотела быть в любви альтруистичной,

Однако выпал жребий мне иной:

Ко всем я оставалась безразличной,

Испытывая страсть к себе одной.

Смотрела на себя влюбленным взглядом,

Была с собою счастлива вполне.

Любовь ко мне других бледнела рядом

С моей любовью собственной ко мне.

Не выдержу с собой ни дня разлуки,

Одной собой живу я и дышу.

Свяжите мне скорей покрепче руки,

Не то себя в объятьях задушу!

Образная система поэтессы находит отражение в пародии Вл. Прудовского. Он

утрирует, доводит до абсурда её строки, образовывая аналогичные по своей

семантике и форме конструкции: «испытывая страсть к себе одной», «смотрела на

себя влюбленным взглядом», «с любовью собственной ко мне» и т.п.

Содержание стиха поэтессы приобретает абсурдную форму, полностью

обессмысливается, в результате чего возникает комический эффект.

Принцип ассоциативной интеграции реализуется в гибриде, основанном на

парадоксальной контаминации ассоциантов «никто.как я.не любил».

Александр Бобров.

Цыганка с чудовищем.

От судьбы изнуряющей, ноющей,

От утрат, и от ран, и от бед

Прижималась душою к чудовищу

Сколько нищих и каторжных лет.

72

Умирать от любимой руки –

Это высшая доблесть цыганок.

Раиса Романова.

От судьбы изнуряющей, ноющей

Я в кино уходила, скорбя.

Вдруг афиша с названьем «Чудовище».

Вот, подумалось фильм про тебя!

И пошла на него, как наметила,

Разглядеть крупным планом бельмо.

Оказалось, что это – комедия,

И не ты в ней герой – Бельмондо.

Обстановка французская – та ещё.

Я ушла, я покинула зал

От ликующих, праздно болтающих,

Как великий поэт призывал.

И пошла по дороге накатанной,

По цыганской дороге большой,

Нищетою стращая и каторгой,

Чтоб опять прижиматься душой.

Приготовилась я к высшей доблести –

Кто полюбит Раису Ромэн?

Но в ответ пригрозило чудовище:

Не устраивай таборных сцен.

В данной пародии реализуются два принципа ЯИ – имитация и ассоциативное

отождествление. Принцип имитации проявляется в следовании пародиста за стилем

поэтессы, в цитировании её строк в трансформированном юмористическом сюжете и

обыгрывании тематического плана стиха.

73

Принцип ассоциативного отождествления реализуется через приём сопоставления

созвучных слов. В пародии в этой роли выступает фамилия поэтессы – Романова,

которую пародист трансформирует на цыганский манер – Ромэн. Ассоцианты

вступают в отношения взаимопереходности, возникает эффект их смысловой

координации (Раиса Романова использует в своей поэзии цыганские мотивы,

поэтому пародист считает возможным обыграть фамилию поэтессы, стилизуя её

соответствующим образом).

Реализация данных принципов ЯИ приводит к созданию комического эффекта.

М. Владимов.

Без туфты.

И клевало. И брало приманку.

Удилище гнуло. Всё – туфта!..

Жизнь, как молодую хулиганку,

все втроем любили мы тогда.

Юрий Ряшенцев.

И киряли. И спускали башли.

Вместе кайф ловили на крючок.

В жизни хулигански – бесшабашной

каждый за собой имел грешок.

Все втроём от жизни мы балдели,

брали всё что надо – без туфты!..

Но один пробился в менестрели –

двум другим, увы, пришли кранты.

Я теперь весьма известный автор,

обладаю сочным языком.

Вышло в жилу: первый мой редактор

оказался клевым чуваком!

Комический эффект в данной пародии возникает за счёт тиражирования

74

жаргонизмов, употребление которых в поэтическом тексте кажется пародисту не

уместным. Следуя за стилем автора, пародист гиперболизирует стилистическую

неудачу поэта с помощью включения таких слов, как «киряли», «ловили кайф»,

«кранты», «клёвый чувак».

М. Владимов.

Что сказал Фрейд.

А ты сегодня мне приснился

В чудесном разноцветном сне,

Ты из тумана появился

Верхом на розовом коне.

Была луна, и месяц тоже,

И доносилось пенье флейт.

И я подумала: « о боже,

А что б сказал об этом Фрейд!»

Екатерина Горбовская.

Стоял туман. Луна сияла,

И месяц с нею в унисон.

Я, завернувшись в одеяло

Под пенье флейт смотрела сон.

И надо же – такое снится!

Пейзаж до ужаса знаком:

Страна берёзового ситца,

Где сладко шляться босиком.

Был сон цветным. Пьянил и ранил

Всё было правдой в этом сне.

И ты весенней гулкой ранью

Скакал на розовом коне.

Вдруг всё исчезло. Я проснулась,

Закончив этот странный рейд,

И дверь со скрипом распахнулась,

И в спальне появился Фрейд.

Сутулый. Старенький. В халате.

75

Присев устало на кровать,

Он мне сказал: «О liebe Катя,

Коней опасно воровать..»

В данном случае стихотворение—оригинал представляет собой в некотором роде

плагиат поэзии С. Есенина. Это обстоятельство послужило поводом для создания

пародии М. Владимову. Текст пародии основан на цитировании строк из

есенинских стихов, включенных в сатирический сюжет, при этом пародист следует

за стилем поэтессы, копируя её и на лексическом уровне («луна сияла, и месяц

с нею в унисон», «пенье флейт» и т.д.), так и на синтаксическом уровне

(использование предложения с прямой речью). На семантическом уровне пародист

варьирует мотив сна, который мы видим и в оригинале. Комический эффект

создаётся за счёт ситуации узнаваемости есенинских строк в тексте пародии.

А. Мурай.

А потом, одаривая душу.

Радостью высокой, молодой,

Выходила на берег катюша,

На высокий берег на крутой.

Н. Палькин.

Сочиняю лихо и не трушу,

Был бы лист бумаги под рукой –

Расцветали яблони и груши,

Поплыли туманы над рекой.

Помогает, если с рифмой туго,

Не поникнуть гордой головой

Три танкиста, три весёлых друга –

Экипаж машины боевой.

Открытая цитата из известной песни в стихотворении Н. Палькина даёт

возможность пародисту осмеять поэта с помощью включения аналогичных строк.

76

Александр Финкель.

Пародии на А. Барто.

«Жил был у бабушки

серенький козлик.»

Наша бабка горько плачет:

– Где мой козлик? Где он скачет? –

Полно, бабка, плачь не плачь –

В лес умчался твой рогач.

А живут в лесном посёлке

Живодёры, злые волки,

И напали на него

Ни с того и ни с сего.

Повалили Козю на пол,

Оторвали Козе лапы,

Сгрызли спинку, шейку, грудь –

Козю нам уж не вернуть.

Тащит бабка по дорожке

Козьи ножки, козьи рожки.

– Ни за что я их не брошу,

Потому, что он хороший.

За основу пародии А. Финкель берёт поэзию А. Барто для детей, в частности

стихи «Наша Таня громко плачет» и «Уронили мишку на пол». В качестве третьего

компонента пародии он использует детскую песенку «Жил был у бабушки серенький

козлик». Сюжет пародии развивается в соответствии с сюжетом песенки. Автор

обыгрывает стиль поэтессы, манеру её письма, сами темы стихов. Детское

стихотворение под пером пародиста превращается в страшилку. Он использует

намеренно сниженную лексику (бабка, рогач, живодёры), которая вступает в

противоречие с уменьшительно—ласкательной окраской лексических средств,

составляющий основной фон стихов А. Барто, расчитывающей при создании стихов

на восприятие ребёнка. Пародист играет с именем, производным от

77

слова «козёл» (образует по аналогии: медведь – Миша, значит козёл – Козя). Т.

е. в данном случае в пародии реализуется принцип ассоциативного

отождествления (подмена паронимов). ЯИ в данной пародии основана на

совмещении принципа имитации и принципа ассоциативного отождествления.

Александр Хорт.

Просроченный заказ.

Однажды молодая девушка Ирина Вишнёва из города Овальска написала в газету

возмущённое письмо.

Она принесла в ателье материал и заказала пальто. Заказ в срок не был готов.

Его она получила от закройщика Дениса Григорьевича Курицына через три года,

да к тому же без пуговиц и рукавов.

Как бы написали об этом великие юмористы Франсуа Рабле, Антон Чехов и Ярослав

Гашек?

Франсуа Рабле.

О том, как Ирина заказала пальто и как у неё началась тяжба с закройщиком.

Когда Ирина из Сен-Овальска находилась ещё в девичестве, она возымела охоту

заказать себе пальто, сшитое по последней моде. Закройщик ателье шевалье де

Нис отнёсся к сему пожеланию весьма благосклонно и повелел доставить её сорок

локтей плотной фризской ткани, шестьдесят локтей шательродского полотна на

подкладку, десять – на ластовицы под мышками и ещё двадцать шесть собачьих

шкурок бог знает зачем.

Ирина была немало удивлена, что материи потребовалось такое количество, будто

шьётся наряд для Гаргантюа, но как дева достойная всё нужное доставила.

Велико же было её изумление, когда через три года, три месяца и три дня она

получила пальто без рукавов.

-- Ах ты, байбак, балбес, беззубый поганец, выжига, дубина, лежебока,

молокосос, негодяй, обалдуй, обормот, пентюх, пролаза, прощелыга, шваль

на палочке, -- сказала нежная дева де Нису и начала дубасить шевалье по

черепу, ломать руки и ноги, сворачивать шейные позвонки, отшибать поясницу,

расквашивать нос, перекашивать рот, ставить фонари под глазами, пересчитывать

зубы, выворачивать лопатки, сокрушать голени, вывихивать бёдра и молотить его,

как недоспелую рожь.

78

В заключение она взяла и привлекла де Ниса к суду за мерзопакостную работу.

Шевалье

же, со своей стороны, подал на Ирину в суд за рукоприкладство. Чёртова тяжба

затянулась и тянется до ныне. По сему случаю закройщик дал обет не бриться до

той поры, пока не будет вынесен окончательный приговор.

В своих пародиях А. Хорт выбирает для обыгрывания стиль писателей.

Условную ситуацию автор поручает описать Ф. Рабле и А. П. Чехову.

Ф. Рабле.

Ставя в основу пародии роман Ф. Рабле «Гаргантюа и Пантагрюэль», А. Хорт в

точности следует манере авторского письма, его стилю. Длинное название романа

и всех его глав нашло отражение в пародии А. Хорта: «О том, как Ирина.»

(сложные синтаксические конструкции с несколькими придаточными характерны для

стиля Рабле).

Автор пародии употребляет устаревшие выражения, при этом уделяя большое

внимание приданию тексту национального колорита. Так пародист обыгрывает

название города: Овальск – Сен-Овальск и имя закройщика: Денис – де Нис.

В данном случае здесь реализуется принцип ассоциативного отождествления, т.к.

в отношения парадоксальной взаимозамены вступают русское имя Денис и

французское омонимичная форма де Нис, а также русский город Овальск и

стилизованное на французский манер название города Сен-Овальск.

Стремление Ф. Рабле детализировать каждое явление жизни, его максимально

подробное описание любой мелочи находит отражение в пародии: «Закройщик

ателье шевалье де Нис отнёсся к сему пожеланию весьма благосклонно и повелел

доставить её сорок локтей плотной фризской ткани, шестьдесят локтей

шательродского полотна на подкладку, десять – на ластовицы под мышками и ещё

двадцать шесть собачьих шкурок бог знает зачем.». комический эффект создаётся

за счёт узнаваемости стиля Ф. Рабле.

79

Активное использование ругательств в художественном тексте как характерная

черта стиля Рабле также реализуется в пародии: «байбак, балбес, беззубый

поганец, выжига и т.п.». Контраст между книжной и грубо—просторечной лексикой

в романе Рабле становится главной пародируемой стилевой чертой.

Ещё более интересна пародия на стиль А. П. Чехова.

Антон Чехов.

Рыбак рыбака.

Перед фельетонистом газеты «Вечерний Овальск» Отлукавиным сидит маленький,

задрипанный мужичонка в кожаном пиджаке и вельветовых брюках. Он обут.

– Денис Григорьевич! – начинает фельетонист. – Итательница нашей

газеты Вишнева пожаловалась на то, что пальто, которое она заказала у вас в

ателье, её пошили на три года позже положенного срока, да к тому же без

рукавов и пуговиц. Так ли это было?

– Чего?

– Так ли это было, как пишет Вишнёва?

– Знамо, было...

– Хорошо. Про рукава я ещё могу понять. Ну, а куда делись пуговицы?

– Чего?

– Вы это своё «чего» бросьте, а ответьте на вопрос: куда делись пуговицы?

– Пуговицы-то? Мы из пуговиц грузила делаем.

– Кто это – мы?

– Мы, народ. Овальские рыбаки то есть.

Фельетонист оживляется.

– Но для грузила можно взять свинец, гвоздик какой-нибудь, отвинтить

Страницы: 1, 2, 3, 4