Некоторые результаты упоминавшихся авторских исследований позволяют сделать вывод, что большинство респондентов считают имидж, особенно имидж руководителя, явлением чисто личностным, сформированным, в основном, осознанно. Впрочем, для большей выборки такие выводы, разумеется, слишком обязывающие; но, в любом случае, представляется интуитивно существенной такая связь имиджа и бытия личности. Установим же такие исходные ориентиры именно в проблеме природы личности и соотношения ее с психикой вообще, прежде чем продолжить анализ собственно психологических аспектов имиджа.

Первый из таких ориентиров вопрос об историческом происхождении личности и так называемой «Ясистемы». В гуманитарных науках нет недостатка в теориях происхождения личности и разума вообще, от классической марксистской, связывающей такое происхождение с усложнением практики деятельности приматов в нелагоприятной ситуации, что спровоцировало развитие особого элемента мозга неокортекса, до экзотики идей Р. Шеррингтона, согласно которым разум вообще есть не функция и результат жизни мозга. Он явление, «наведенное» всеобщим «полем разума»; психика вообще есть не генератор, но приемник разума, и мера «искажений» в таком «приеме» и есть личность. Идеальный же «прием» вообще не ведет к возникновению личности, и так далее.

Принимая, хотя и с некоторыми оговорками, теории естественноисторического процесса формирования личности, - во всяком случае, не зная ей фундаментальной рациональной альтернативы, - автор считает приемлемой для комментария психологических аспектов имиджа примерно следующую схему.

Возникновение разума, если не прибегать к непроверяемым гипотезам «внешней воли творения» и соблюдать упоминавшуюся «бритву Оккама», отсекающие экзотические объяснения, можно хоть както объяснить одним из трех способов: либо объективно неизбежное для выживания усложнение деятельности привело к образованию качественных рывков в усложнении структуры, топологии мозга и его отношения к массе тела, либо все это было результатом уникальной мутации, причем не единственной, учитывая опыт неандертальского человека с горизонтальной, а не вертикальной ориентацией черепа, либо такие процессы шли примерно одновременно, взаимостимулируя друг друга.

В рамках теории естественноисторического процесса такой скачок развития одной из живых систем уникален лишь для истории человечества, но никак не мира в целом. Более того, последняя настаивает на том, что такие скачки, связанные с любыми другими процессами лишь отношением диалектического отрицания, неизбежны, имеют особую, темную логику фазового перехода, смена представлений о которой и есть научная парадигма. Таких скачков, известных рациональной науке, немного. Автор вообще хотел бы подчеркнуть несостоятельность старых, времен физических гипотез КантаЛапласа, представлений о гармонии «небесных сфер» как главной характеристики мира. В рамках современных представлений именно взрывные, катастрофические процессы являются нормой, а не отклонением от нее в наблюдаемой части Вселенной. Думается, что такое положение вещей прямо отражено и в психике, которая, понятая как слащавоблагостный когнитивистский «гармонический «баланс», просто не существует.

Одни из нихпоявление разума и государственности, причем, по исследованиям Д. Лики, такие точки разнесены, по крайней мере, на 2 млн. лет. Не пускаясь в дебри запутанных гипотез антропогенеза и отсылая читателя, интересующегося конкретными его проблемами, к специальной литературе, отметим лишь главное для вопроса о происхождении самой склонности человека к имиджам.

Автор, не считая себя специалистом и в фундаментальных вопросах антропогенеза, тем не менее, вынужден определиться именно в проблеме происхождения личности. Простого признания методологических принципов теории естественноисторического процесса было бы недостаточно, а отказ от такого самоопределения просто ставит под сомнение любые последующие построения о конкретнопсихологических аспектах бытия имиджа.

Автор вполне разделяет традиционный тезис русской психологии о деятельностном происхождении сознания. Во всяком случае, идеи полной несводимости жизни психики к топологии мозга представляются несколько экзотичной, хотя и не лишенной красоты и мужества, попыткой тем чаще отыскивать лекарства от своих бед и болезней, чем больше удаляешься от аптеки. Г. Олпорт справедливо и не без юмора отмечал по такому поводу: «Если мы будем считать, что природа таких черт коренится в духовном начале), то мы должны признать доктрину маленьких человечков в груди, захватывающих, с помощью гипофиза, исключительно контроль над всякой общей и отдельной активностью. Один маленький человек будет сделан ответственным за побуждение актов добра, а другой гомункулус будет описан в виде агрессивного, жадного, вульгарного маленького человечка». Видимо, происхождение сознания действительно было связано с тем, что логика выживания рода в неблагоприятных условиях и, возможно, особые мутации мозга, поставили группы приматов перед необходимостью решения неточных задач и выработки навыков ориентироваться в них и передавать опыт детям, что провоцирует миметическую родовую систему знаков общения к превращению, по мысли А. Мида, в знаковую дочленораздельную речь.

Другими словами, «Я» возникает как необходимое продолжение бытия условно-рефлекторных систем организации приматов при уникальном сочетании внешних условий, многие из которых не ясны до сих пор, - во всяком случае, моделированию не поддаются. Отметим, однако, один интересующий нас аспект. Упомянутый «взрывной» принцип должен быть распространен, в общих рамках теории естественноисторического процесса, и на диалектику возникновения разума. Дело в том, что, в соответствии с таким принципом, разум должен возникать неравномерно и по территории, и по времени, и по роли «Ясистемы» в первобытной психике, причем даже и внутри одной первобытной общности. Состояние же существа, ощутившего «Я» и оглядывающегося вокруг, автор представляет вообразить читателю.

Очевидно, глубокое, фундаментальное чувство одиночества будет непременной компонентой такого состояния. Назовем такое чувство экзистенциалом, в соответствии с традицией Ж.П. Сартра. Будем понимать под ним врожденный комплекс страха разума осознать самого себя, как чего-то очевидно противостоящего остальному миру. А. Камю называл такое исходное чувство страха «заброшенным, несчастным сознанием».

«Несчастное сознание» обретает выход в сложной деятельности, причем деятельности все чаще коллективной, вырабатывая как бы психологические заслоны от изначального чувства страха перед рефлексией. По крайней мере, именно так понимает автор психологическую сторону зарождения социальности, - а отнюдь не через простую ссылку на некоторую специализацию ролей в стаде приматов.

Подчеркнем также, что экзистенциал не есть неофрейдистский архетип или подсознание в целом. Он выражает именно функционально-деятельностную ориентацию психики, которой, чтобы обрести свою социальную суть, приходится постоянно убегать от себя. Такая ориентация выражена, видимо, на уровне физиологии мозга в противоречиях так называемых «старой» и «новой» психики отягощенных вдобавок возмущяющими воздействиями малопонятной пока генной памяти, вплоть до не так давно обнаруженного «Р-комплекса», показывающего врожденную боязнь человеком всего, что прямо ассоциируется со змеями.

Таким образом, исходный постулат относительно психологических корней имиджа можно сформулировать так: имидж впервые формировался в историческую эпоху, когда уже появившийся разум впервые использовал возможности общения в группе для психологической защиты и копирования найденных образцов и ритуалов поведения, причем такой опыт был закреплен в общей, ситуативно-пластичной, функционально-деятельностной, ориентации психики. Одновременно оформилось и психологическое блокирование альтернатив, способностей разума к рефлексии и социальной свободе, что первоначально просто мешало необходимому коллективизму, а позже закрепилось в системе имиджей как своеобразных символьных ритуалов «социальной покорности», готовности к отчуждению части своей души в стереотипы группового поведения и духовной жизни рода.

Подчеркнем, что, по представлениям автора, все же главными в описываемых зависимостях были действия по психологической защите. Последнее может быть доказано известными опытами по выявлению младенческого «орального рефлекса» в неофрейдизме. Напомним, что такой рефлекс, по мнению неофрейдистов выражает формирование первичного эгоизма ребенка, желающего брать от окружающих, а не давать им.

Дело в том, что ребенок не способен к рассуждению: «Заботящийся обо мне человек отошел, но ничего страшного не происходит, он скоро будет». Законы исчезновения и появления таких людей для него неясны; кроме того, сам мир содержит слишком много информации, а сил для ее освоения немного. Потому самое мощное личностно исходное чувствование мир угрожающ и непонятен, попытка осмыслить его всерьез и в одиночку с необходимостью рождает дискомфорт и тревогу; надо брать то, что выгодно для меня, каждый раз, когда такое возможно, что суть краткая формула эгоизма. Такое чувствование человек проносит через всю жизнь, трансформировать его можно только колоссальной духовной работой, что маловероятно, и вырабатывает, исходя из такого чувствования, так называемый «здравый смысл» к которому, конечно, далеко, не сводится вся человеческая жизнь.

Последний вообще есть, видимо, исходная точка власти и государственности. Они возникают не из абстрактной боязни одиночества, а из еще более глубокого чувствования, закрепленного уже генетически боязни остаться без психологической защиты, «брони» из ценностей, мотивов, атрибутов, ритуалов группового общения. Феномен экзистенциального «бегства от себя» представляется автору одним из наиболее глубоких процессов, показывающих необходимость имиджа, как механизма такого бегства.

Таким образом, первый из факторов, предопределяющих необходимость индивидуального имиджа общая его роль, как некоего турбулентного слоя между колоссальным по масштабу миром человеческой души и миром социума, его роль «социального компаса» индивидуального поведения, делающего девиантные асоциальные состояния менее вероятными, чем стереотипы гражданского поведения.

Второй ориентир, который должен быть конкретизирован для изучения имиджа статус личности в психике. Без конкретизации такого вопроса просто нельзя понять меру осознанности в бытии индивидуального имиджа. Отличия позиций исследователей по такому поводу просто поразительны. Одни, начиная с А. Шопенгауэра и З. Фрейда, считают личности второстепенным элементом психики, в основном лишь реализующим диктат какого-то «первичного начала» - фрейдистского «Ид», аккумулирующего опыт выживания первобытного разума, «Чистой Воли» А. Шопенгауэра, предшествующей личности и предопределяющей поведенческий выбор, «низуса» А. Александера, и так далее.

- Другой крайностью является сведение к личности едва ли не всей структуры психики, - как, например, в некоторых религиозных трактовках, у Р. Карлейля, П. Жане. Существует, разумеется, и ряд «промежуточных» позиций, сторонником которых является и автор.

Так или иначе, но для современной психологии можно считать доказанными, - в рамках рациональной научной парадигмы, - следующие, как минимум общетеоретические положения:

- личность не исчерпывает содержания психики и не является изолированной частью психики;

- она представляет собой динамическую систему открытого типа, причем элементами ее являются психические механизмы воли, понимания, планирования, целеполагания, ценностной ориентации, и другого;

- системное качество личности всегда выражено не просто в связях между элементами, но конкретным состоянием всей психики, выражающим реакцию прежде всего на состояние среды, в том числе социальной;

- опыт бытия в социальной среде, наложенный на врожденные предрасположенности, фиксируется в убеждениях, ценностях и представлениях личности; наиболее же устоявшийся и осмысленный опытв так называемой ориентации жизни, показывающей готовность человека реально действовать для достижения какой-то глобальной цели. Человек, как шутят психологи, не является ни большой бихевиористской белой крысой, ни маленьким когнитивистским компьютером; личность, тем более, не является ни чисто адаптивной системой, реагирующей на изменение среды рефлекторно, ни биороботом, постоянно реализующим некую изначально данную человеческую природу;

- понятие «Я-система» не тождественно понятию личности, если последнее описывает сферу «осознанной психики», или, реже, собственно область выработки социальных решений, то первое включает механизмы, управлять которыми человек практически не в состоянии аперцепцию, интуицию, архетипы. Личность, в последнем варианте, не только сознает, но и чувствует невозможность управления осознанием во многих аспектах;

- структура психики содержит элементы, совершенно не сводимые к личности, например, упоминавшиеся экзистенциалы, очаги дальней и генной памяти, ассоциаций и другое. Однако все они опосредовано влияют на личностный поведенческий выбор, причем, по представлениям автора, в каждом поведенческом акте:

Корреляция систем «личность» и «неличность» постоянна и подчинена очень сложным законам. Например, особое внимание психологов и физиологов привлекает так называемая ретикулярная формация в структуре мозга, которая, как ни парадоксально, не только фильтрует информацию по коду «новое-старое», но и запускает, с помощью норадреналина, многие эмоции. Давно известны и феномены частичной потери людьми ориентации в социальных ситуациях не из-за каких-то мировоззренческих кризисов или недостатков воспитания, а из-за поражения лимбической подсистемы мозга;

- вся жизнь психики осуществляется как бы на нескольких энергетических уровнях, отличающихся друг от друга, прежде всего, именно задействованностью личностных психических подсистем. Таки уровней три, что отражено на рис. 9.

Рис. 9. Поведенческо-энергетические уровни психики

Ордината графика выражает энергетические затраты, причем подчеркнем, что речь идет о психической энергии, которая всегда тратится «по минимуму», необходимому для решения типичных для такого уровня поведенческих задач; по абсциссе - время.

Для первого уровня характерна деятельность условно- и безусловнорефлекторных систем, что естественно для поведения в несложных условиях, или для решения довольно сложных объективно, но часто повторяющихся задач. Имидж представлен здесь в основном неосознанно, на уровне миметических и поведенческих привычек.

Для второго уровня нормой является следование групповым поведенческим стереотипам, и, в соответствии с принятой концепцией, роль имиджа здесь резко увеличивается.

Более того, именно этот уровень есть основной «ареал» имиджей. Иными словами, именно этот уровень показывает глубокую связь имиджа и социума. Там, где человек оценивает ситуацию. Как слишком простую или слишком сложную, роль имиджей резко падает. Третий уровень, уровень чистого понимания, провоцируемого сложными и неточными поведенческими задачами, где имидж просто неэффективен, слишком сложен, чтобы говорить о нем в двух словах;

- Роль имиджа на третьем уровне невелика и чувствуется лишь в стартовых, чувственных же, психологических операциях, равно как и в ментальных аспектах имиджа. Такая роль обозначена на графике линией с кодом «Jm». Ее пунктирность условно отражает еще одну фундаментальную особенность личности. По представлениям автора, самосознание дискретно, прерывно. Переход с уровня на уровень может идти скачками; иначе говоря «уровневая инерция» падает от 1 к 3 уровню. Дело в том, что на высших уровнях очень велик энергетические траты, и при первой иллюзии решения сложной задачи идет «сброс» на низший уровень.

Весьма условно и приблизительно, что неизбежно при любых попытках формализации знаний о человеке, основные факторы, определяющие структуру личности, выражены на рис. 10.

Данный рисунок отражает исходные авторские представления о структуре личности и основных факторах, очевидно влияющих на бытие такой пластичной и сложной структуры.

Стержнем такой структуры выступает упоминавшийся экзистенциал, а иными словами, функционально-деятельностная ориентация и всей психики, и личности в результате оформившегося еще в процессе изначального антропогенеза мощного влечения к психологической защите как психическому аналогу инстинкта выживания, путем социализации и интериоризации.

Рис. 10. Структура личности

На каждом энергетическом уровне структуры личности такой экзистенциал выступает своеобразным «генератором» поведенческого поля, на факт которого указывает еще К. Левин, которое провоцирует метасистему несоциальных и девиантных, отклоняющихся действий, ценностей, потребностей и квази-потребностей на каждом уровне структуры личности.

Таким образом, вся приведенная на рисунке структура как бы вращается, рождая центробежный момент, упоминавшуюся «внешнюю» ориентацию на действие, имеющую свою специфику на каждом уровне. Причем неизбежны межуровневые связи посредством которых гипотетический «момент движения» от экзистенциала, момент психической защиты должен передаваться от уровня к уровню, первоначально плавно, а на высших уровнях - скачками, меняя формы такой защиты.

На «выходном» уровне, уровне готовности к выполнению групповой роли роль экзистенциала минимальна, поскольку сам имидж, оформляющийся именно тут, и выражает единство группового и индивидуального опыта психологической защиты, опосредованного социальными целями человека и ситуацией. Естественно, общая логика схемы подразумевает зависимость чем «ближе» уровень организации личности к подсознанию, дальней памяти, тем ниже роль чисто социальных ориентиров в процессах формирования имиджа и общедетерминирующими воздействиями микросреды, что часто переплетено самым затейливым образом.

Остается лишь выделить, хотя бы в самом общем виде, специфику каждого из уровней. Подчеркнем еще раз, что они различаются энергетикой, степенью управляемости, частотой аппеляций к дальней памяти, интуиции, и т.д.

3. Автор счел нецелесообразным касаться в данной работе чрезвычайно сложных проблем собственно физиологии мозга, не желая перегружать и без того непростую логику анализа, и не разделяя до сих пор встречающиеся в литературе идеи психофизиологического редукционизма, полного сведения психических процессов к процессам, характеризующим физиологию мозга. Но было бы просто наивным отрицать значимость для мира психики уже достаточно исследованных процессов иррадиации, перехода возбуждений от физиологических к психическим центрам подкорки и коры мозга, деятельности ретикулярной формации и др. Опишем возможную классификацию уровней организации личности.

Уровень А. Будем понимать под таким шифром уровень социального обоснования поведения человека. Отличается высокой ролью рационально понятийного «тракта». По упоминавшимся уже причинам, имидж есть прямой результат функционирования такого уровня, выступая как бы «выходной характеристикой» психики, шифрующей в своей структуре специфически социальную сторону организации психики на всех более «глубоких» уровнях;

Уровень В. Уровень бытия личностно-деятельной ориентации. В нем также как бы обобщаются, системно связываются процессы, идущие на предыдущих уровнях. Своеобразным нормативно-ценностным «центром» такого уровня должна являться картина целей, ради которой человек готов действовать реально.

Уровни А и В можно объединить в известном термине «социальная Я-система».

Уровень С. Назовем его уровнем выбора предубеждений. На таком уровне происходит сложнейшее согласование неуправляемых, автоматизированных, стремящихся к гомеостазе психических процессов с социальным «Я». Центром такого уровня являются движения воли, о чем речь пойдет ниже. Будем называть такой уровень «витальным Я» человека.

Уровень Д. Описание такого уровня наиболее затруднительно, поскольку именно тут формируются фобии, комплексы, востребуемые лишь интуитивно цепи ассоциативного разгона. Другими словами, здесь хранится и самоорганизуется доволевая экзистенциональная информация. Она выражает сам исходный принцип жизни высших уровней боязнь и необходимость самопознания одновременно, фундаментальность страха себя как скрытую и формализуемую на других уровнях в десятках форм основу бытия личности.

Коммуникации и структурирование комплексов, страхов и фобий экзистенционального уровня чаще всего неосознанны и даны в мире самосознания личности лишь в несоциальных формах, например, в сновидениях.

Уровень Е. Назовем его условно-рефлекторным уровнем личности, где происходит отождествление, идентификация собственно физиологических и психических реакций, - например, посредством упоминавшейся иррадиации.

Разумеется, такое описание гипотетических уровней организации личности очень фрагментарно и функционально, что определяется целями работы. Качество и законы взаимосвязи «сквозных» и «уровневых» процессов жизни психики интересуют нас лишь со стороны формирования имиджа.

Подведем потому первые итоги относительно причин формирования имиджа в психике, - хотя, разумеется, выделить чисто психические детерминанты имиджа, отвлекаясь от социально-групповых его аспектов, весьма непросто. Кроме того, в системе таких методологических операций приходится отвлекаться и от процессов формирования имиджа на отдельных уровнях, что уменьшает достоверность обобщений.

Выделим, тем не менее, общепсихические основы бытия имиджа:

Разумеется, любая классификация феноменов жизни психики условна, что связано с огромной сложностью объекта изучения. В данном случае гипотетичность классификации выражена еще и в трудностях чисто количественных измерений энергетики уровней личности. Диалектика же взаимосвязи уровневых процессов рассматривается ниже, в блоке общепсихических основ бытия имиджа.

1. Имидж не является только «выходной» или чисто» уровневой» характеристикой личности. Его бытие выражает необходимость психологической защиты человека в группе, а также несводимость упоминавшегося «социального Я» к витальному и экзистенциональному «Я»;

2. Имидж есть феномен личности, а не внеличностных структур психики, которые оказывают лишь общедетерминирующие воздействия, причем разные элементы и уровни организации личности в разной степени влияют на формирование имиджа;

3. На уровнях «Д» и «Е» в структуре личности оформляются лишь общие, достаточно безличные условия возникновения имиджа. Наиболее важными из них являются:

- ассоциативная связь первичного экзистенционального страха с социально опасными символами. Другими словами, символы социального поведения оформляются как приятные статистически чаще. Движение от одного такого символа к другому, как один из моментов выбора поведенческого решения, энергетически выгодно, создает чувство психологической защищенности;

- оформление образа социального успеха как важного ориентира в критически большом числе случаев осознанного целеполагания;

- выделение функционально-деятельностной психической ориентации, причем целого ряда процессов. Иначе говоря, многие процессы восприятия, воли, понимания, логического обоснования решений и др., показывают как бы скрытый учет будущих корреляций при поведении в социальной группе, где даже явно ошибочное решение может быть скорректировано групповым опытом.

4. Необходимость имиджа растет от «нижних» уровней личности к «верхним», причем на каждом уровне приведенные ниже зависимости опредмечиваются в конкретных «уровневых» процессах Ситуации, когда роль имиджа падает провоцируются редкой сменой энергетических потенциалов уровней.

5. Окончательное оформление конкретного имиджа идет на уровне социального обоснования модели поведения. В таком случае миметические, игровые, подражательные потребности человека реализуются с учетом образа желаемого социального успеха и давления глубинных комплексов и фобий.

Иными словами, общепсихический статус имиджа выражен в единстве вербальных и невербальных стремлений человека обойтись минимумом сил в выработке полезного ему для поведения в реальных социальных группах, и при этом избежать «прикосновение к экзистенциалу», не почувствовать тревоги, страх, восходящих к детским, страхов, фобий. Имидж является в психике чем-то, напоминающим «встроенный социальный компас», указывающий, на «верхних уровнях личности», на необходимость центрального образа желаемого социального успеха. Автор предпочитает оставить такой безмерно сложный и тонкий вопрос в стороне от основной линии анализа, отсылая читателя к творчеству Ж.П. Сартра, З. Фрейда, М. Пруста, Н. Бердяева, П.А. Кропоткина и др.

П.А. Кропоткин, например, указывал на связь чисто социального поведения, имиджей, с несвободой, писал: «Человек всегда принимал и будет принимать в расчет интересы хоть нескольких других людей, - и будет принимать их все более и более, по мере того как между людьми будет устанавливаться более и более тесные взаимные отношения, а также и по мере того, как эти другие сами будут определеннее заявлять свои желания и чувства, свои права и настаивать на их удовлетворении. Вследствие этого мы не можем дать свободе никакого другого определения, кроме следующего: свобода есть возможность действовать, не вводя в обсуждение своих поступков боязни общественного наказания.

Остановимся, для примера, лишь на роли человеческой воли в формировании самой мотивации построения имиджа.

Выбор именно воли объясняется рядом соображений:

анализ воли как подсистемы процессов осуществления поведенческого выбора позволяет прикоснуться к диалектике фундаментального по значимости перехода «неосознанное-осознанное» в возникновении самого мотива строительства имиджа;

изучение сложных и масштабных психических механизмов воли позволяет, в случае удачи, выработать представления о личностном начале имиджа вообще;

относительно воли автор придерживается довольно специфических взглядов, прокомментировать которые было бы целесообразно для дальнейшего исследования.

Существует достаточно много фундаментальных подходов к природе воли. Согласно эмоциональной трактовке, воля возникает как стремление продлить удовольствие, по другому мнению, воля есть сторона интеллекта, выражающая необходимость рациональной взаимосвязи «мотив-действие», что вызывает у автора бихевиористские ассоциации, в волюнтаристской теории Г. Вундта воля вообще есть фундаментальная характеристика личности; напомним, что в философии А. Шопенгауэра воля, напротив, полностью внеличностна, и сознание лишь «оформляет» доличностный выбор; существуют и чисто физиологические трактовки, сводящие волю к сложным условным рефлексам и полумистической топологии мозга, и т.д.

Не вдаваясь в детали старой, но не потерявшей актуальности дискуссии о природе человеческой воли, будем считать функционально достаточным определение воли как метасистемы психических процессов осуществления поведенческого выбора в сложных ситуациях.

Краткий комментарий авторской позиции относительно осуществления человеком поведенческого выбора, который приводится ниже, посвящен обоснованию главного в этом разделе тезиса, который можно сформулировать так: все основные конкретные механизмы человеческой воли ориентированы на провоцирование ощущения психологической защиты, причем такое ощущение шифруется в психике социальными образами будущего общения, что показывает высокую вероятность осознанного строительства имиджа как огромного числа поведенческих выборов.

Другими словами, по определениям автора, воля работает так, чтобы в результате возник мотив: «То, что я хочу, может быть выражено социально, думать по такому поводу не стоит, потому что тревожно. Чтобы достичь цели, и получить удовольствие в процессе достижения, вполне допустимо и необходимо нравиться другим людям».

Рассмотрим чуть более подробно возможную аргументацию в пользу приведенного тезиса.

Оговорим сразу один важный аспект проблемы. Дело в том, что сама необходимость поведенческого выбора не абсолютна. В некоторых простейших случаях мы вообще обходимся без осознанного выбора, переходя на уровень сложных условных рефлексов.

Переход к такому варианту поведения зависит от объема единичных ощущений и их целостных блоков, оцененных психикой как новые, причем такая «оценка» осуществляется автоматизировано, выражаясь в уровне тревожности и непроизвольного внимания. Физиологически, по современным данным, за такую «оценку» отвечает так называемая ретикулярная формация на стыке головного и спинного мозга, механизм действия которой изучен явно недостаточно. Кроме того, работа воли опосредована чисто физиологической готовностью человека к нагрузкам, его тонусом, что прямо учитывается в поведенческом выборе.

Наконец, лишь упомянем о том, что автор называет феноменом экзистенциального давления в работе воли. Подробное описание его уводит от основной линии исследования, укажем лишь, что такое давление проявляется:

в редких ситуациях мгновенного, сжатого по времени, «точечного» влечения к выбору опасного варианта поведения против обычной логики воли, З. Фрейд отмечал по этому поводу: «Громкое положение, гласящее: всякий страх есть в сущность страх смерти, едва ли имеет какойнибудь смысл и, во всяком случае не может быть доказано. Мне кажется, что мы поступим правильно, если будем проводить различия между страхом смерти и боязнью объектов, а также невротической боязнью либидо».

в тенденции таких ситуаций провоцировать друг друга при некоторых эмоциональных состояниях;

при вынужденном переборе необычных вариантов поведения в неординарных ситуациях в бурном, вспышечном росте тревожности при ассоциациях на фундаментальные детские комплексы, в силу чего такие варианты «бракуются», несмотря на отсутствие рациональных противопоказаний, и т.д.

В приводимой ниже теоретической рисунке рассматривается, по понятным причинам, простейший вариант включенности воли при нормальном тонусе и отсутствии сильных эмоциональных состояний. Некоторые проблемы зависимости имиджа от таких состояний анализируются в других разделах работы, чтобы не разрывать описание технических аспектов конструирования имиджа.

Подчеркнем также, что воля, видимо, действительно представляет собой качественный рубеж, отделяющий феномен «Я-системы» от автоматизированных психических процессов памяти, восприятия и др., и потому в анализе рассматриваются лишь основные группы факторов, как бы «взвешиваемые» волей при выборе поведенческого решения. Остальные аспекты, в том числе проблемы формирования каждой группы таких факторов, остаются за пределами комментария.

Рис. 11. Факторный анализ психических механизмов воли

Блок, обозначенный на рисунке «А» выражает необходимый выбор информации в финальных стадиях восприятия. Механизмы восприятия, в данном случае, не рассматриваются, отметим лишь, что финальная стадия восприятия вырабатывает, «оперирует» огромным числом «первичных образов», образованных как «склеивание», агглютинирование, отдельных ощущений, целых систем образов - гештальтов, в структуру которых входят «первичные образы», образы памяти, символы опасности, если такие образы содержат много нового, и т.д.

Восприятие обозначено на рисунке термином «S». Образы восприятия не имеющие аналогов в памяти полностью, практически не участвуют в работе воли. Они полностью несоциальны. При перегруженности восприятия такими неожиданными, новыми, имеющими психический символ тревоги, образами, воля просто отключается, впадает в состояние «ступора», отключения личности от жизни психики. Выход из ступора идет по одному из трех сценариев: либо, при сильной нервной системе, повтор попытки принятия решения, и при вторичном ступоре частичная потеря памяти, отбрасывание к «дотревожному» времени; либо, гораздо чаще, переход к попыткам понимания происходящего, о чем речь пойдет ниже; либо переход к состояниям страстей при попытке принять решение, чаще неадекватное ситуации.

В обратном случае, когда новых ощущений, образов гештальтов, мало, роль воли тоже резко меняется, в связи с ростом значимости условно-рефлекторных процессов.

В работе воли используется далеко не вся информация восприятия. «Выбор» используемой позже информации определяется вниманием, в данном случае выражающем опыт предыдущих выборов. Остановимся на таком аспекте чуть подробнее.

Отбор информации для выбора поведенческого решения подразумевает своеобразный «трал», «невод», выражающий глубинные связи воли и внимания, как сосредоточенности воли на данных восприятия. В упоминавшемся отборе информации можно выделить следующее, как минимум, очевидные информативные блоки:

осознанные поисковые эталоны произвольного, т.е. работающего по предыдущему «заданию» воли, внимания;

неосознанные эталоны полезности, «под которые» отбирается еще один блок информации восприятия;

неосознанные экзистенциальные эталоны, с помощью которых стихино оценивается уровень новизны ситуации, что проявляется в уровне общей тревожности;

стихийные и случайно взаимосвязанные ассоциации и ощущения. Последние три блока обозначаются на рисунке соответственно знаками «2»,» 3»,» 4».

Стартовая для работы воли оценка имеющейся, а, точнее говоря, отобранной, информации дается блоком, отображенным знаком «V» на рисунке. Физиологическим эквивалентом такого блока является так называемая ратикулярная формация, на стыке головного и спинного мозга. Как установлено, это небольшое и неясной пока структуры образование выявляет уровень новизны информации восприятия.

Кроме того, как уже отмечалось, работа основных механизмов воли зависит от блоков, обозначенных на рисунке знаками «Е» и «F». Такие блоки выражают опосредованное влияние чисто физиологических процессов на поведенческий выбор. Подробно диалектика такого влияния не рассматривается.

Подчеркнем, что общий настрой, эмоциональное поле, заметно влияющее на последующую работу воли, зависти, таким образом, от новизны информации восприятия, самочувствия, остаточных процессов предшествующих состояний, причем, чаще всего выдерживается примерно следующее соотношение: 1<2+3+4.

Иными словами, осознанная «плюсовая» оценка информации восприятия всегда блокируется, если бессознательные оценки противоположны, и наоборот.

Отметим главное для данной, вводной, части анализа воли: формальной предпосылкой будущего формирования имиджа в работе воли является высокая роль стереотипизации уже в стартовых волевых механизмах. Ориентация на имидж проявляется тут в функциональном использовании опыта общения, в том, что сам отбор информации для воли выражает не какойто поиск истины, а приспособление к тому, что другие люди считали нормальным, социально оправданным, и такой опыт освоения социальных сторон общения хранится уже в простейших механизмах отбора информации и ее первичной оценки, что еще раз показывает мощные психические корни имиджа.

Перейдем к анализу основных механизмов воли, принимая рабочим критерием понятия «основных механизмов» переход к психики к масштабным операциям обработки уже отобранной посредством внимания информации.

Первая из таких масштабных операций своеобразный тест информации на соответствие личностной установке.

Не касаясь подробно сложнейших проблем природы и причин возникновения феномена установки, сошлемся на известные работы школы Д.Н. Узнадзе.

Учитывая известные эксперименты Л. Ланге, Ф. Знанецкого, Д.Н. Узнадзе и др., будем понимать под установками готовность, предрасположенность человеческой воли осуществлять еще одну, вторичную фильтрацию информации восприятия; причем такая фильтрация подразумевает готовность использовать именно ту информацию, которая точно соответствует личностным стереотипам. Начало основных волевых операций как раз и связано с перебором «установочных стереотипов» выбора.

Иными словами, установки воли есть устоявшиеся смысловые и вербальные границы оценки «похожее со мной было, и сначала надо попробовать делать то, что считается правильным в такой ситуации, и что я уже делал в похожих случаях». А.В. Петровский, например, отмечает: «Подлинно волевое начало проявляется уже в принятии решения осуществить данное действие и именно таким образом».

Подчеркнем, что психический «объем» установок нестабилен. Слишком «широкое» раздвижение установок, за пределы знака «Уст. - 2» на рисунке, означает, что в системе выборов все больше необычных, редких вариантов решений, в том числе и тех, которые заведомо неодобряются групповым опытом, причем иногда именно последние мучительно притягательны. Крайнее расширение таких установок есть одна из важных характеристик психической болезни, крайнее сужение, основанное на боязни необычных решений, - мещанской ориентацией жизни и, в пределе развития, - фанатизма, навязчивых неврозов и фобий.

По мнению автора, уже сам статус установки в жизни психики показывает доминирование опыта общения в личностном выборе в огромном числе ситуаций. В этом смысле установка есть проекция опыта использования имиджей на механизмы воли.

Практически такая зависимость выражается в распределении негативных ассоциативных символов примерно по зависимости: чем дальше от границ установки, тем выше вероятность того, что обычные акты жизни личности будут провоцировать такие символы.

Подчеркнем, кстати, что приведенная зависимость не абсолютна. При сильной мотивации человек может «заходить» далеко за пределы установок, благодаря чему возможно, например, интенсивное обучение, чистое творчество и т.д.

Но первичность попыток принять решение, отграниченное установками, достаточно ярко показывает, что опыт имиджей общения гораздо древнее, что зачастую кажется, и уж во всяком случае он возник не в XX веке, и не является результатом индустрии развлечений и моды в эру истеблишмента, как иногда об этом пишут. Напротив, китч-культура представляет собой одно из направлений приспособления мира социума к древней привычке человека к конструированию имиджей.

Итак, отграничение возможных вариантов поведенческого выбора в бытии установки есть первая из основных масштабных операций воли. Вторая из них связана с особым «переборным» вариантом, уже «внутри» поля психической установки.

На рисунке такой механизм изображен отрезками, символизирующими рассмотренные варианты поведенческого решения.

Такие варианты и представляют собой своеобразный «банк конкретных поведенческих стереотипов», лежащих в основе имиджа.

Для того, что какой-то связный набор поведенческих действий попал в такой «банк стереотипов», должны быть соблюдены следующие, как минимум, условия:

такие действия должны быть опробованы, причем в редких случаях апробированность может быть идеальной;

апробация должна сопровождаться положительной или нейтральной групповой оценкой, что желательно, исходя уже из упоминавшегося принципа «экономии психической силы». Нормальные групповые оценки позволяют избегать сомнений, мучительного самоанализа, неизбежной тревожности при выходе за пределы установок;

такие действия не должны прямо противоречить тем нормам, которые личность считает своими нравственными ориентирами, или, по крайней мере, такие действия позволяют сфальсифицировать такие нравственные нормы.

Практическое же действие переборного механизма воли очень сложно, и, возможно, термин перебора не слишком точен. Оно представляется автору примерно так. Первоначально идет ассоциативная «сверка» уже отфильтрованной с главными, устойчивыми, «плюсовыми» символами блоков действий, ранее зарекомендовавшие себя как устойчивые же социальные стереотипы поведения. Совпадение, создание компилятивного единого образа гештальта провоцирует чувство решенности, состояние «Я решил». При несовпадении «включаются» более сложные механизмы воли, и было бы наивным считать любые переборные механизмы чем-то определяющим полностью поведенческий выбор человека; такие взгляды просто отбросили бы исследователя к старым идеям французской философии XVIII века о человеке-машине.

Таким образом, процессы конструирования имиджа в работе воли выражены в работе установок, как бы «отсекающих» нестереотипные, «вредные» для имиджа, варианты решения; в переборном ассоциативном механизме, который увеличивает вероятность решений, связанных с образом будущего идеального общения, и т.д.

Еще одна масштабная операция воли - сложнейшее согласование отфильтрованной информации восприятия с оформившимися к данному моменту иллюзиями, дальними планами, с тем, что в теории искусственного интеллекта называют «звездой надежды».

Выделим несколько общих характеристик такого феномена жизни психики.

Во-первых, «звезда надежды» представляет собой систему образов идеальных ситуаций, часто тщательно скрываемую;

Во-вторых, такая система образов именно идеальна, то есть заведомо содержит нефункциональные иллюзии, особый мир воображаемых самореализаций, проявляющихся в снах, аффектах, тяге к риску и др. Но такие нефункциональные образы, чаще всего, зашифрованы именно социальными символами, так как, в противном варианте, «звезда» содержала бы тревожащие символы. Таким образом, уже статус «звезды» показывает закономерность того, что будущий имидж должен результировать и невербальные стороны наших фантазий;

В-третьих, «звезда» в жизни психики, видимо, достаточно изолирована, она представляет собой лишь косвенно осмысленный социальный опыт. Другими словами, вряд ли верно, что реальные поведенческие выборы человека, в тайне получающего удовольствие, представляя себя балериной, определяются именно такой мечтой. Но существование такого рода житейски нелепых мечтаний столь же неизбежно, как и так называемый «здравый смысл». Уже потому поведение людей не может быть только функционально-ситуативным. Привычка к имиджам позволяет, однако, возвращаться к здравому смыслу при слишком далеком отходе от ориентиров приспособления к жизни в социальных группах. Выбор одного из вариантов поведения «внутри» установки зависит и от того, есть ли в представлениях человека о таком варианте ассоциации на «звезду надежды». Если они есть, выбор варианта становится более вероятным.

Таковы представления автора о наиболее общих механизмах работы воли.

Подчеркнем, что лишь в наиболее простых ситуациях приведенных выше психических механизмов оказывается достаточно для возникновения состояния «я решил делать так». В большинстве же случаев их недостаточно, и в таком случае границы установок расширяются, и в поле рассмотрения попадают, как уже говорилось, все менее социализированные варианты выборов. Такое расширение опасно, поскольку противоречит групповому опыту, и вызывает остро негативные ассоциации, в которых шифровался опыт таких нарушений. Иначе говоря, за пределами установок находятся:

- экзотичные, противоречащие самой механике возникновения мотивов иметь имидж варианты поведенческого выбора;

- символы индивидуальных комплексов, восходящие к системе «вытесненных», постыдных воспоминаний и ассоциаций, провоцирующих такие воспоминания. Последние и шифруются, как то, чего надо, по возможности, избегать, чтобы жить привычно и престижно;

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9