Конституирование социологии как науки
предполагает раскрытие ее сущности и содержания, выявление ее границ и места
среди других общественных дисциплин.
Решение этого вопроса и особенно
таких основополагающих требований, как определение объекта и предмета
социологии, было долгое время затруднено тем, что, возникнув на пограничных
областях человеческого знания, она в течение значительного периода не могла в
полной мере отпочковаться от породивших ее наук – философии, истории, права,
экономики.
Многие представители социологии
претендовали на то, что социология является своего рода метанаукой и, опираясь
на данные других социальных и гуманитарных наук, строит свою концепцию, свое
понимание происходящих процессов в обществе. Естественно, что такая постановка
вопроса вызывала возражение представителей смежных наук, что выражалось в
различной форме.
Другой серьезной преградой для
конституирования социологии является ее претензия, что она изучает общество (а
что же изучают другие науки?). Эта точка зрения, не преодоленная до сих пор, в
том числе и в отечественной социологии, серьезно затрудняет выявление
качественной определенности социологии. Начатый Э.Дюркгеймом пересмотр этой
концепции (социология изучает не все общество, а только одну из его частей)
продолжается до сих пор. И большинство исследователей все больше и больше
задаются вопросом: а какая часть, какой аспект, какой срез общества становится
объектом и предметом социологической науки? Имеется много соображений, и это
многообразие отражает наличие значительного числа школ в западной социологии,
большое разнообразие взглядов, которое стало характерным и для российской
социологии.
Оспаривает ориентацию на общество как
предмет социологии и эмпирическая социология, которая всем ходом своего
развития показывает, что ни в одном не только крупномасштабном, но и
комплексном проекте нельзя охватить все многообразие связей, которые интересуют
исследователя. И дело даже не в том, что нельзя уловить все многообразие (можно
стремиться к увеличению числа показателей, все тоньше и глубже описывать
социальные процессы и явления), а в том, что за пределами компетенции социолога
остаются экономические, геополитические, технические, технологические и т.п.
связи, которые не могут быть изучены социологом, если только он не захочет
прослыть всезнайкой, «поверхностным» наблюдателем всего и всея.
Нужно отметить и российскую специфику
трактовки сущности социологии. Долгое время социология отождествлялась с историческим
материализмом или социальной философией, которые трактовались как
методологическая основа социологии, ее теория. К компетенции же социологии,
согласно этому подходу, отошли только прикладные проблемы, эмпирические
исследования, поиск возможностей и резервов в отдельно взятых социальных
институтах, процессах и явлениях. Этот вспомогательный, подсобный характер
социологии культивировался в течение 60-80-х годов, что в той или иной мере
поддерживалось представителями других наук: давайте, мол, нам факты, сведения,
данные, а их теоретическим осмыслением займемся мы. Следствием такого подхода
стал тот факт, что даже в документах Высшей аттестационной комиссии СССР в
70-80-е годы социология признавалась только в сочетании со словом «прикладная».
Долгое время в спорах о сущности и
границах социологии как науки специально не выделялся вопрос об объекте
социологии. Попытки поднять его практически оставались незамеченными. В какой-то
мере это можно было объяснить тем, что общество является предметом изучения
всех гуманитарных наук, и каждая из них имеет свой аспект.
В поисках собственной специфики
социология сталкивалась с серьезными трудностями. Определения типа «социология
есть наука о законах и движущих силах развития общества» ничего не проясняли,
поскольку с таким же успехом можно было бы утверждать, что физика изучает
физические законы, химия – химические и т.д. Социология по сути отождествлялась
с историческим материализмом, социальной философией, причем эти представления
постоянно воспроизводились в том или ином виде во многих ее определениях.
Расплывчатость, неясность формулировок вполне оправданно порождала жаркие
дискуссии, ибо предлагаемые подходы не удовлетворяли требованиям достаточно
четкого описания объекта науки.
Следует еще раз вернуться к тому
исходному положению, которое, на наш взгляд, способно привести к достаточно
строгому выводу об объекте социологии. Когда общество предстает перед нами
экономической гранью, то очевидно, что весь комплекс экономических наук, и в
первую очередь экономическая теория, направляет свои усилия на выявление
сущности экономических законов, их системы и взаимодействия.
Если рассматривается политический
строй общества (в том числе и правовые отношения), то на передний план выходит
весь спектр правовых и политических наук.
Анализ общества в его поступательном
развитии относится к компетенции исторических наук. Они рассматривают общество
как историю всего человечества, стран и народов, отдельных сфер жизни людей
(социальной, бытовой, производственной и т.п.). Что же в таком случае призвана
изучать социология? Прежде всего следует обратить внимание на многочисленные
попытки найти самые различные формы компромисса между определениями истмата и
социологии. В марксистском обществознании до недавних пор лишь болгарские
ученые (Ж. Ошавков, В. Добриянов, С.Михайлов и др.) различали исторический
материализм как философскую науку об обществе и социологию как нефилософскую,
специфическую науку об обществе.
Между тем в истории научной мысли
известен подход, направленный на более четкое выделение объекта социологии –
гражданского общества. В этой связи хотелось бы отметить заслугу К.Маркса,
который, анализируя процесс развития человечества, пришел к выводу, что данный
феномен – гражданское общество – рожден только на определенной стадии
исторического процесса, а именно как результат эры новой истории, ведущей свой
отсчет от периода великих буржуазных (английской и французской) революций. По
его мнению, гражданское общество – это такая грань и ступень в развитии
человеческого общества, которая охватывает «определенный общественный строй,
определенную организацию семьи, сословий или классов... Возьмите определенное
гражданское общество, и вы получите определенный политический строй, который
является лишь официальным выражением гражданского общества».
Эта степень зрелости человеческого
общества – гражданское общество – долгое время не замечалась ни в зарубежной,
ни в отечественной социологии. Это уже в XX веке гражданское общество и его
отклики в виде «общества потребления», «общества благоденствия», «социального
общества» приобрели определенные права в трудах и исследованиях социологов.
Вместе с тем среди социологов было немало тех, кто считал, как известный
шведский исследователь П.Монсон, что отсчет гражданского общества нужно вести с
XVIII века, когда оно отделилось от государства (6). В русской социологии тоже
в течение длительного времени в качестве ее объекта рассматривалось общество в
целом. Это характерно даже для той группы, которая исповедовала субъективизм и
психологизм. Так, член Петербургской академии наук, историк и социолог
Н.И.Кареев считал, что «социология ставит своей целью изучение общества вообще,
т.е. взятого отвлеченно и, так сказать, вне данных мест и данных времен». В
дальнейшем он уточняет: для социологии помимо выяснения природы и генезиса
общества представляют интерес основные его элементы, факторы и силы, их
взаимоотношения, характер процессов, совершающихся в обществе вне зависимости
от времени или места происхождения. Иначе говоря, им было обосновано положение
о таком моменте в жизни человека, который нельзя свести ни к политическому, ни
к юридическому, ни к экономическому компоненту. Вместе с тем он волей-неволей
строил свои рассуждения в рамках социальной философии или по крайней мере не
представлял возможность четкого ее разграничения с социологией.
Идея гражданского общества в
советскую социологию пришла сравнительно поздно, что совпало с ее возрождением
в конце 50 – начале 60-х годов. Одну из первых попыток выйти на проблемы
гражданского общества как объекта социологии предпринял в своей ранней работе
Г.В.Осипов. Но так как трактовка проблем гражданского общества сближалась с
представлением о нем как о социальной сфере общественной жизни, это вызвало
определенные возражения в научной литературе. В целом все имеющиеся суждения
можно охарактеризовать как стремление найти границы размежевания между
социальной философией и социологией, которая, в отличие от первой, не
рассматривает общество во всех его многообразных связях, а избирает в качестве
объекта анализа особую форму его проявления – гражданское общество.
Итак, что же собой представляет
гражданское общество как объект социологии?
Необходимо подчеркнуть, что
гражданское общество смогло возникнуть лишь на определенном этапе развития
человечества. Хотя на ранних ступенях и существовали его элементы, незрелые
формы, но как самостоятельное, самодовлеющее явление оно сформировалось на том
рубеже, когда человек стал демонстрировать принципиально новые черты поведения
и образа жизни. Это было вызвано процессом становления и развития буржуазного
общества, когда человек получил возможность действовать как самостоятельная
общественная сила, влияние которой в значительной степени зависело от уровня и
степени сознательности, творчества участников реального исторического процесса.
В отличие от условий
рабовладельческого и феодального общества человек в массовом порядке оказывался
ответственным за судьбу экономических преобразований, а впоследствии и за
устройство политической жизни буржуазного общества.
О том, что появление человека как
гражданина связано лишь с определенным этапом развития общества,
свидетельствует и замечание К.Маркса, что «быть рабом или быть гражданином –
это... отношения человека А к человеку В», которые устанавливаются в обществе,
посредством и при помощи общества.
Именно при появлении капитализма люди
на качественно новой основе стали воздействовать на ход общественной жизни.
Резко возросло участие отдельного человека в решении самых различных жизненных
проблем. Вместе с тем люди все чаще начинают действовать сообща – не как
одиночки в древние эпохи или средние века, а как классы, социальные группы и
слои, включаясь в политические и другие объединения и организации.
Все это позволяет утверждать, что
гражданское общество – это совокупность соответствующим образом организованных,
исторически сложившихся форм совместной жизнедеятельности, определенных
общечеловеческих ценностей, которыми руководствуются люди и каждый человек во
всех сферах общества – экономической, социальной, политической и духовной.
Поиск истины в общечеловеческом плане
не отменяет анализа специфических форм деятельности людей в различных
общественно-экономических системах. Но эта специфика является особой формой
проявления общечеловеческого, а не первопричиной противопоставления жизни в
капиталистическом и социалистическом обществах. Именно такой подход служил (и
служит) исходным пунктом вульгаризированного анализа и противопоставления
различных направлений социологической мысли. Как показала жизнь,
интеллектуальная ограниченность ведет к тупику, потере исторической
перспективы.
Логика общественного развития
подтверждает необходимость постоянного сопоставления жизнедеятельности классов,
социальных групп и слоев не только внутри определенного общества, но и между
различными типами обществ. Об этом свидетельствует и та объективная реальность,
которая подталкивает ученых к сравнению различных взглядов, мнений, суждений
людей в условиях неоднородных социально-экономических систем.
Этот импульс – нахождение и сравнение
различных видов жизнедеятельности с учетом специфики каждой страны – может
характеризовать вклад социологии в решение как глобальных, так и конкретных
проблем, волнующих все человечество или отдельные его слои и группы. «С точки
зрения основных идей марксизма, интересы общественного развития выше интересов
пролетариата...» .
Автор считает, что по немалому числу
вопросов мнения социолога-марксиста и социолога, не придерживающегося этих
взглядов, могут существенно различаться, как различается и конкретная ситуация
в условиях того или иного общества. И все же точкой отсчета и для того, и для
другого являются нахождение и выявление таких показателей жизнедеятельности
людей – членов различных общественных систем, которые их объединяют, и только
затем на базе этого осуществляется исследование специфических особенностей
каждого общества. Именно это характеризует сущность социологии как науки при
определении основного объекта ее исследования – гражданского общества, в
котором общее находится в органическом единстве с особенным, специфическим. В
условиях, когда общество преследует общечеловеческие, гуманистические цели,
значение социологии как науки, изучающей эти объединяющие различные социальные
силы характеристики, становится показателем общественного прогресса в самом
широком смысле слова.
Долгое время не делалось больших
различий между объектом и предметом социологии. Потребовались годы, чтобы в
философской, науковедческой литературе был сформулирован и принят многими
учеными тезис о том, что предмет науки – это та грань ее объекта, которая
определяет содержательную, сущностную ее сторону. «Категория «предмет науки»
связана с фиксацией двуединства: системы объективно существующих закономерных
связей и системы понятий, эти связи отображающих».Спор о предмете
социологической науки ведется давно. С ним можно ознакомиться в работах
отечественных и зарубежных исследователей. В данном кратком историческом очерке
мы остановимся на содержании тех дискуссий, которые велись в нашей стране после
возрождения социологии в 60-80-е годы.
Начиная с конца 50-х годов в
отечественной науке состоялось несколько дискуссий, посвященных предмету,
структуре социологии и социологического знания. Они характеризовались
различиями в подходах, трактовках и способах решения поставленных задач. Если
проанализировать имеющиеся взгляды, то можно сказать следующее.
Прежде всего, это точка зрения,
которая идентифицирует социологию и исторический материализм. Впервые данное
положение было высказано в 1955 году академиком В.С.Немчиновым. По его мнению,
социология представляет собой одну из отраслей философских наук: «исторический
материализм и есть марксистская социология» . Эта идея получила развитие в
работах ряда отечественных философов. И хотя от подобных взглядов впоследствии
многие отошли, тем не менее, рецидивы их возрождения имели место и в более
поздние сроки, несмотря на оговорки.
Другая позиция отражала более сложную
картину взаимодействия исторического материализма и социологии и в значительной
степени была продиктована подходом, заложенным в постановлении ЦК КПСС (1969 г.), ставившего задачу развития «исторического материализма как общесоциологической теории».
Впервые развернутое обоснование этой
точки зрения было изложено в статье в журнале «Коммунист», где утверждалось,
что исторический материализм как общесоциологическая теория включает в себя
исследование законов функционирования различных социальных общностей,
совокупность специальных социологических теорий различного уровня общностей и,
наконец, конкретные социологические исследования. Эта точка зрения получила,
пожалуй, наибольшее распространение в публикациях 60 – начала 80-х годов. Так,
в одной из первых дискуссий о предмете и структуре социологической теории (МГУ,
1968 г.) Д.М.Угринович, характеризуя исторический материализм как
общесоциологическую теорию, выделил еще один уровень – специальные, или частные
социологические теории. Эта идея повторена в середине 80-х годов И.С.Коном,
В.Н.Ивановым. Такая точка зрения поддерживается некоторыми исследователями и
поныне. «До сих пор, – утверждал В.Я.Ельмеев в 1986 году, – не возникло
необходимости (и вряд ли она появится) в общей социологии как науки наряду с
историческим материализмом, являющимся синонимом науки социологии... Это...
функция (звено) известных общественных наук». Практически эту же самую мысль он
повторил и в 1995 году.
Эта господствующая, официальная точка
зрения была подвергнута сомнению еще в 60-е годы. Так, Ю.А.Левада в «Лекциях по
социологии» утверждал: «Социология – это эмпирическая социальная дисциплина,
изучающая общественные системы в их функционировании и развитии». По сути дела,
это был компромисс между различными представлениями о теоретическом и
эмпирическом уровнях в социологии, в рамках которой должна быть построена своя
система научного знания.
Эти шаги были подвергнуты резкой
критике, и в основном с тех позиций, что социологии как науки вне исторического
материализма не существует.
Высказывались и другие соображения.
А.А.Зворыкин писал, что марксистская социология представляет собой систему наук.
При этом он весьма расширительно толковал ее, включая сюда все общественные
науки, что, естественно, затрудняло определение специфики предмета науки. Эту
позицию разделяли А.М.Ковалев, И.А.Козиков, И.М.Слепенков, но с оговоркой, что
в социологию включаются все методологические науки, изучающие общие законы
общественного развития в целом на различных этапах и уровнях общественной
системы.
Такой подход также фактически отрицал
специфику социологии как самостоятельной науки, сводя ее в той или иной мере к
обществознанию в целом или к какой-то прикладной теории, имеющей относительную
самостоятельность. В этой связи были предприняты попытки трактовать теорию
научного социализма как социологическую теорию, а эмпирические исследования –
как иллюстративный материал к тем или иным ее положениям.
Чтобы не вступать в явное
противостояние с официальной точкой зрения и в то же время ответить на реалии,
которые диктовались самой логикой развития социологии, в 70-е годы социологию
начали рассматривать как прикладную науку, которая занимается анализом
сложившейся ситуации, разработкой практических рекомендаций по управлению
общественными процессами. Эта точка зрения особо наглядно выражена
В.П.Давидюком, считавшим, что «марксистская прикладная социология есть наука о
специфических законах становления, развития и функционирования конкретных
социальных систем, процессов, структур, организаций и их элементов». Такая
формулировка устраивала многих, потому что она сводила социологию к функции
обслуживания других наук, к обязанностям предоставлять эмпирический материал
для философского, политологического и исторического осмысления происходящих
социальных процессов.
Но официальная точка зрения не
уставала повторять себя в самых различных вариантах, постоянно подчеркивая, что
социология – это «наука о закономерностях и движущих силах развития и
функционирования социальных систем, как глобальных (общество в целом), так и
частных (социальные группы, учреждения и процессы)». Однако, как показало
время, отождествление социологии с историческим материализмом было малоконструктивно
и не могло обосновать складывающиеся самостоятельные направления
социологических исследований. Поэтому в научной литературе конца 70-х – начала
80-х годов вполне закономерно вновь заговорили о предмете социологии, ибо к
этому времени произошло вычленение «социального» в узком смысле слова, как
рядоположенного с экономическим, политическим, духовным. И в поисках ответа на
вопрос: «А какая же наука занимается социальным развитием?» – появился реальный
соблазн обратиться к социологии. К тому, что «социология – это наука о законах
развития и функционирования социальных общностей, структур, систем и
организаций» стало склоняться все больше и больше ученых.
Наряду с этими непрекращающимися
попытками свести социологию то к историческому материализму, то к научному
коммунизму, то к функции обслуживания других наук родилось стремление
откорректировать понятие социологии в соответствии с новыми реалиями, с опытом
проведения эмпирических исследований.
К концу 80-х годов многие социологи
стали поддерживать в той или иной мере позицию (хотя допускались оговорки), в
которой были отражены поиск и учет многих притязаний: «Социология – это наука о
становлении, развитии и функционировании социальных общностей и форм их
самоорганизации: социальных систем, социальных структур и институтов. Это наука
о социальных изменениях, вызываемых активностью социального субъекта –
общностей; наука о социальных отношениях как механизмах взаимосвязи и
взаимодействия между многообразными социальными общностями, между личностью и
общностями; наука о закономерностях социальных действий и массового поведения» .
Аналогичные и близкие к этому утверждения А.Г.Харчева, Н.И.Дряхлова,
В.Н.Князева, Ю.Е.Волкова и других социологов варьировали эту постановку
вопроса.
При всей привлекательности этой
позиции хотелось бы обратить внимание прежде всего на то, что в данном случае
«социальное» анализируется в более широком контексте, который отождествляет
социальный факт, процесс и явление с общественным фактом, процессом, явлением.
Анализ социологических исследований
показывает, что реальностью стали, во-первых, исследования процессов
экономической жизни, связанных с проблемами труда, его организацией и
стимулированием, занятостью, экологической и демографической ситуациями и т.д.
Во-вторых, социология исследует собственно социальные процессы: социальную
структуру, распределительные отношения, социальный статус человека, образ
жизни, национальные и межнациональные проблемы и т.д. В-третьих,
социологические исследования дают возможность глубже понять и раскрыть сущность
политических процессов и явлений, связанных с развитием демократии, решением
проблем власти, участием населения в управлении, деятельностью общественных
организаций и т.п. И, наконец, социология активно изучает духовную жизнь общества:
предметом ее исследований становится широкий круг проблем образования,
культуры, науки, литературы, искусства, религии и т.д.
Отсюда следует, что социологию нельзя
ограничить одной из сфер общественной жизни, ибо круг ее интересов касается
всех без исключения проблем бытия человека, социальных групп, слоев и
общностей, институтов и процессов, их деятельности, организации трудовой и
повседневной жизни людей. Иначе говоря, и экономическая, и политическая, и
духовная сферы также требуют социологического осмысления.
Обзор имеющихся точек зрения
позволяет утверждать, что сведение предмета социологии только к социальным
отношениям делает ее выразительницей хотя и важных, но далеко не всех
актуальных проблем, которые волнуют как общество, так и человека. Еще меньше
подходит определение предмета социологии как изучение социальных общностей и
групп различного уровня (стратификационный подход), ибо оно направлено на
исследование социальной дифференциации, что само по себе, безусловно,
необходимо, но не в полном объеме охватывает предмет социологии.
90-е годы Россия начала с поиска
самой себя. Не осталась в стороне от этих исканий и наука вообще, и социология
в частности. Жизнь поставила перед социологией задачу откликнуться на новые
реальности адекватнее выразить требования времени, внимательнее посмотреть на
накопленный багаж.
В том, что требуются изменения в
социологии, и изменения серьезные, мало кто сомневается. Это и выявил «круглый
стол» «Социология и реальность», организованный журналом «Социологические исследования»
в 1996 году. Во время обсуждения было подчеркнуто, что социология стала
пользоваться новыми теориями и понятиями, такими, как «глобализация»,
«модернизация», «социальное пространство», «устойчивое развитие», «габитус»,
«актор». Введены в оборот социологической науки такие термины, как парадоксы,
диаспоры, менталитет и пр. Вместе с тем социология не может не ответить на
критику, например, прозвучавшую в статье Ю.Орфеева («Независимая газета», 1996.
28 мая), который считает, что социальные науки, в том числе и социологию,
необходимо освободить от «фольк-научных» терминов, таких, как оптимизация,
системный анализ, АСУ и др., доказывая их ложность, тупиковость и даже
авантюристичность, невозможность их интерпретировать в измеряемых показателях и
индикаторах.
В то же время отказ ряда
исследователей от марксистской парадигмы и попытки использовать
понятийно-категориальный аппарат и инструментарий западноевропейской и
американской социологии без учета российской специфики привел к еще большей
запутанности, неоднозначности и противоречивости при трактовке изученных
социальных процессов и явлений. Иначе говоря, как говорит А.И.Зимин, социальная
наука столкнулась или с феноменом, не укладывающимся в общенаучную картину
социальной реальности, или с неадекватностью научно-познавательных средств, или
с тем и другим. Попытаемся исходя из этого прежде всего ответить на вопрос: что
является предметом социологической науки?
В конце 80-х – начале 90-х годов в
мировой социологии стала созревать новая ситуация, которая ознаменовалась тем,
что были выдвинуты новые концепции, претендующие на более глубокое осмысление,
описание и характеристику происходящих изменений в обществе.
Прежде всего, нужно отметить, что
приобрели вес так называемые глобалисты – социологи, претендующие на то, чтобы
объяснить все происходящее в мире с позиций геоэкономических, геополитических,
транскультурных и т.п. Эта позиция наиболее предметно и наглядно выражена в
концепции И.Валерстайна, президента Международной социологической ассоциации
(1994–1998). По его мнению, «единицей анализа социальной реальности» являются
«исторические системы», связи между ними, их функционирование и изменение. Он
оперирует понятиями «геокультуры», «модерн», «всеобщая история человечества»,
«равновесие систем».
Получила распространение и точка
зрения, нашедшая отражение в работах французского социолога П.Бурдье и
польского ученого П.Штомпки, утверждающих необходимость изучения социального
поля, социального пространства и логики их развития. П.Бурдье полагает, что
основа основ в социологии – это связь габитуса с полями. По мнению
А.Ф.Филиппова, социолог различает а) свое видение пространства, б) социальное
значение пространства, не рефлектируемое участниками взаимодействия, но
принципиально важное для них и в) пространство как оно осознается и обсуждается
последними. В отечественной литературе получила дальнейшее развитие точка
зрения, что ключевой категорией социологии является социальная общность. На наш
взгляд, прежде чем сформироваться этим общностям, они, в свою очередь, должны
состоять из социальных элементов – личностей, людей, – которые и олицетворяют
данное общественное явление и в этом смысле выступают первоосновой,
первопричиной существования всего «социального». Но не просто человек, люди, а
их определенное качество, позволяющее считать их исходной категорией
социологической науки.
В этой связи хотелось бы еще раз
подчеркнуть характерную особенность отечественной социологии, все больше
ориентирующейся на возрождение традиций русской социологии с учетом новых
исторических реалий, накопленного знания и опыта эмпирических исследований –
обращения к человеку как творцу, активному участнику всех преобразований в
обществе. Ведь еще П.Сорокин охарактеризовал социологию как «науку, изучающую
поведение людей, живущих в среде себе подобных». Исследуя общественные процессы
и явления, социологи в центр своего внимания все чаще ставят человека, его
сознание, отношение к общественным изменениям не только как индивида, но и как
члена определенной общественной группы, социального слоя, института. Огромное
значение приобретают также мотивы его поведения в конкретной общественной
ситуации, его потребности, интересы, жизненные ориентации. Даже статистика для
социологии важна не как информация о количественных процессах, а как
показатель, по которому можно судить о состоянии внутреннего мира людей.
К тому, что на эту сторону нужно
обратить большее внимание, отечественная социология пришла не сразу. Социологи
стали постепенно приходить к выводу о необходимости более обстоятельного
изучения «отношений между группами людей, занимающими разное положение в
обществе, принимающими неодинаковое участие в его экономической и духовной
жизни (курсив мой. – Ж.Т.), различающимися не только уровнем, но и источником
своих доходов, структурой личного потребления, образом жизни, уровнем
личностного развития, типом общественного сознания». Объектом изучения
становилась все большая группа вопросов, характеризующих состояние сознания
человека, его поведение и отношение к происходящим в обществе процессам,
профессиональное, национальное и региональное их звучание.
Человек развивается как родовое,
общественное существо и прежде всего при помощи своего сознания и его
реализации во всех сферах общественной жизни. Именно это отметил еще на рубеже
XX века А.А.Богданов, когда, раскрывая сущность учения К.Маркса о природе и
обществе, писал, что в своей борьбе за существование люди не могут объединяться
«иначе, как при помощи сознания». К этому нужно добавить и то, что социология
(как и любая другая наука) призвана не предлагать свои модели, а изучать
фрагменты, части объективной реальности. В действительности мы встречаемся в
первую очередь не со структурами, а с деятельностью человека, через которую
затем выходим на институциональный, стратификационный, управленческий и другие
уровни организации общественной жизни.
Общественное сознание обычно
рассматривается в двух измерениях: как обыденное и как теоретическое.
В научной литературе при выявлении их
сущности, роли и функций наиболее распространена точка зрения, которая
противопоставляет их друг другу, отождествляет обыденное сознание с более
низким уровнем общественного сознания. Все это справедливо, пока идет
гносеологический анализ этого явления. Но, как показывает жизнь, в чистом виде
ни то ни другое не существует. Практика заставляет нас по-иному взглянуть на
эту проблему.
Прежде всего, нужно отметить, что
реальное сознание, вырастая из непосредственно практической деятельности, не
отделено от общественного бытия. Более того, оно отражает (и мы думаем – вполне
обоснованно) не только случайные, стихийные связи и отношения, но и некоторые
устойчивые закономерности и тенденции развития общества (пусть и в
несовершенном виде).
Реальное сознание включает в себя
здравый смысл, который не отрицает возможности познания глубинных сущностных
процессов – оно даже предполагает его постоянное обогащение и использование в
практической жизни человека. Реальное сознание не является результатом какой-то
специализированной деятельности (в отличие от конкретных ее форм –
политической, эстетической, нравственной и т.д.) и воспроизводится всеми видами
деятельности человека. Так как любая деятельность несет в себе принципиальные,
сущностные моменты общественной деятельности, то можно сказать, что сознание,
порождаемое этой деятельностью, способно фиксировать общую линию развития. То,
что это сознание оперирует «первичными мыслительными формами», ни в коей мере
не означает, что сфера реального, практического сознания ограничивается только
«мелкими» вопросами бытия. Именно это противоречие – отражение непосредственно
окружающей действительности и возможность глубинного, а не поверхностного ее
восприятия – и характеризует состояние реального сознания и соответствующее
поведение людей.
Реальное сознание и поведение по
своему содержанию представляют собой сочетание рационального и эмоционального,
переплетение мировоззренческих элементов, устоявшихся традиционных взглядов и
привычек. И если эмоциональный компонент реального сознания и поведения больше
связан с непосредственным впечатлением, сиюминутным воздействием, то
рациональный компонент может интегрировать и прошлый опыт, и уроки не только
личной, но и общественной жизни, улавливать общественно-политическое звучание
многих происходящих событий. В этом и проявляется тот момент, который роднит
отдельные элементы практического восприятия действительности с научным,
теоретическим сознанием. Преобладание стихийного, эмоционального в реальном
сознании и поведении ни в коей мере не снимает значимости рационального,
возможности, что оно, в конечном счете будет определять направленность и
зрелость общественного сознания и общественной деятельности.
Кроме того, реальное сознание и
поведение присущи не только отдельной личности или случайным группам людей. Они
– продукт коллективного творчества, характерного как для всего общества, так и
для социально-классовых групп, слоев и общностей. Возникая как реакция на
непосредственное восприятие действительности, как отражение эмпирических
условий существования, реальное сознание и поведение приобретают
самостоятельную роль, выражаясь в общественном мнении, умонастроениях людей.
Результаты деятельности людей,
«включая и их ошибки, оказывают обратное влияние на все общественное развитие,
даже на экономическое» (К.Маркс). Хотя реальное сознание и поведение
складываются из непосредственного опыта отдельных людей, в общественном
воплощении они образуют своеобразное явление, творцом которого выступает класс,
нация, социальная группа или социальный слой. Реальное сознание и поведение не
есть собрание или механическое обобщение этих взглядов и поступков – они
образуют новую специфическую сущность, в которой проявляются устойчивые
тенденции, объективно отражающие как состояние сознания, так и глубину осмысления
им общественного бытия».
И, наконец, реальное сознание и
поведение отражают общественные противоречия, широкую гамму повседневных
иллюзий, нередко очень близких по своей сути к обыденному сознанию.
«...Взятое... как совокупность обыденных переживаний, то есть всех тех горестей
и радостей, надежд и разочарований, из которых складывается повседневная жизнь,
это обыденное сознание оказывается сплошным беспокойством, по сравнению с
которым научное и философское сознание представляются чем-то вроде атараксии мыслителей
эпохи эллинизма».
Реальное, живое сознание и поведение
– самые «богатые» по своим проявлениям общественные процессы. Фактически они
отражают на эмпирическом уровне состояние общественного сознания и общественной
деятельности в целом во всем его многообразии, противоречивости, случайности и
необходимости. Именно они выступают чутким показателем состояния, хода развития
и функционирования общественных процессов. Поэтому их исследование представляет
важный инструмент для принятия научно обоснованных решений во всех без
исключения сферах общественной жизни – от экономической до духовной.
Из сказанного выше ясно, что
неправильно реальное сознание отождествлять с обыденным и противопоставлять
теоретическому сознанию, с одной стороны, и массовому сознанию – с другой. Что
касается массового сознания, то оно олицетворяет такое общественное явление,
которое оперирует понятиями «массовые индивиды», «массы индивидов», «массовые
общности». При всей актуальности изучения массового сознания, его глубокой
дифференциации все же остается открытым вопрос: а куда отнести сознание
немассовое, отражающее позиции небольших, незначительных групп и слоев,
отдельных личностей? Не столкнемся ли мы с фактами пренебрежения к тем формам
сознания, что не подпадают под понятие «массовое»? Это тем более важно,
поскольку известен печальный опыт игнорирования (в политической жизни) того
сознания, которое в самом деле не отражало мнения массы, но было способно
предвидеть и определять процесс познания общественной жизни. Не об этом ли
говорит жизнь академика А.Д.Сахарова, гражданские позиции которого долгое время
не разделялись официальными органами, не были поняты широкими кругами
общественности?
Несовпадение массового сознания с
реальным, практическим проявляется не только в случае опережения сознания
отдельных людей или каких-то их групп, но и несоответствия сознания и поведения
(в том числе и в негативном плане) массовому сознанию, когда ценности,
установки, взгляды характеризуют особую позицию, особый уклад жизни и особое
восприятие действительности. На наш взгляд, под понятие «массовое сознание»
никогда не подпадает сознание новатора-художника, писателя, композитора, хотя
по ряду показателей оно мало чем отличается от жизненных установок большинства
людей. Под массовое сознание не подпадают и взгляды, мнения тех групп людей,
которые в силу исторических и этнических причин не вошли в полный контакт с
мировой цивилизацией и сохраняют приверженность своему укладу жизни.
Нужно сказать еще и о таком феномене,
когда преувеличение роли массового сознания в недавнем прошлом являлось
основанием для игнорирования и даже преследования тех, кто не вписывался в его
рамки, «выпадал» из привычного, санкционированного, официально одобренного.
Поэтому, признавая большое значение
такого явления, как массовое сознание, целесообразнее рассматривать реальное,
практически функционирующее общественное сознание во всей его сложности,
противоречивости, конфликтности, без изъятия из него сознания не только
отдельных социальных общностей, но и отдельных людей.
На наш взгляд, надо обратить
пристальное внимание на феномен социального настроения – доминантную
характеристику общественного сознания и поведения людей, которая, как
показывают результаты многочисленных социологических исследований, является
устойчивой их характеристикой при возможных весьма изменчивых показателях
отношения людей к конкретным экономическим и социальным реалиям. Именно феномен
социального настроения наиболее ярко характеризует концепцию социологии жизни,
так как она оперирует реальными показателями отношения людей ко всему тому, что
происходит в обществе, в котором они работают и живут.Но особенно важно для
социологии познать процесс «превращения общественного сознания в общественную
силу» (К.Маркс). Живое сознание и поведение – гораздо более богатые по
содержанию специфические состояния общественной жизни, в которых переплетаются
как научные, обоснованные знания, суждения и умозаключения, так и стихийное,
продиктованное практическим опытом, непосредственное восприятие
действительности и соответствующее ему действие. Иначе говоря, живое,
практическое сознание и поведение – это реально функционирующая общественная
жизнь во всем сложном переплетении как закономерных связей и отношений, так и
случайных, единичных, а иногда и противоположных социальному прогрессу
взглядов, идей и представлений. Именно такой подход к реальному сознанию и
поведению – как к живому, полному противоречий и драматизма общественному
явлению, функционирующему на эмпирическом уровне, в условиях непосредственно
практического опыта, способному предвосхитить (или включить в себя)
теоретическое сознание, позволяет объяснить на языке социологии многие
процессы, выявить общее, присущее им не только во всех сферах общественной
жизни, но и в условиях различных социально-экономических систем.
Однако, чтоб не впасть в
субъективизм, следует отметить, что социологией жизни берется не просто
сознание и поведение, а в конкретных социально-экономических,
социально-политических и социально-культурных условиях, олицетворяющих влияние
всех видов общественной среды: макро-, мезо- и микросреды. Социолог призван
учитывать «особые жизненные обстоятельства», определяющие сознание и поведение
людей, «каждый из которых хочет того, к чему его влечет физическая конституция
и внешние, в конечном счете, экономические обстоятельства (или его собственные,
личные, или общесоциальные)...». Таким образом, сознание и поведение человека в
конкретной социально-экономической обстановке, которые обусловливают появление
различных социально-демографических, национальных, социально-профессиональных
структур, и являются предметом социологии. Изучение сознания и поведения людей
переводит социологию из плоскости регистрирующей науки в плоскость активной общественной
силы, участвующей в решении всех без исключения актуальных проблем развития
человечества.
Обобщая сказанное, можно сказать, что
социология – это наука о движущих силах сознания и поведения людей как членов
гражданского общества. Предмет социологии как науки включает: реальное
общественное сознание во всем его противоречивом развитии; деятельность,
действительное поведение людей, которые выступают как предметное воплощение (по
форме и содержанию) знаний, установок, ценностных ориентации, потребностей и
интересов, фиксируемых в живом сознании; условия, в которых развиваются и
осуществляются реальное сознание и деятельность, действительное поведение
людей.