Бердяев Николай
Александрович [1874-1948] - философ и публицист, сын генерал-лейтенанта.
Первоначально он примыкал к марксизму, соединяя его впрочем с некоторыми
течениями неокантианства. В дальнейшем пережил характерную для известных
философско-публицистических кругов того времени эволюцию "от марксизма к
идеализму", а затем к религиозно-мистической философии и
феодально-теократическим общественным идеалам. В 1922 вместе с Ильиным,
Франком, Степуном и другими был выслан за границу. В религиозно-мистическом
плане развертываются и его эстетические воззрения, систематизированные им в
книге "Смысл творчества" [М., 1916] и базирующиеся на понимании
искусства как своеобразного теургического акта. Из собственно литературных
работ Бердяева, кроме ранней статьи о Метерлинке в сб. "Sub specie
aeternitatis" [1907], следует отметить его монографию о Достоевском,
изданную в 1923 в Берлине и посвященную главным образом религиозными
социально-историческим концепциям последнего[1].
В 1905-1906
гг. совместно с С.Н. Булгаковым Бердяев редактирует журнал "Вопросы
жизни", стремясь сделать его центром единения новаторских течений в
социально-политической, религиозно-философской и художественной сфере. Поездка
зимой 1907-1908 гг. в Париж и интенсивное общение с Мережковским и его кругом
стимулирует обращение Бердяева к Православию. По возвращению в Россию он
поселяется в Москве, сближается с кругом философов, объединенных вокруг книгоиздательства
"Путь" (Г.А. Рачинский, Е.Н. Трубецкой, В.Ф. Эрн, С.Н. Булгаков, П.А.
Флоренский) и принимает деятельное участие в организации
религиозно-философского общества памяти Вл. Соловьева. Итогом творческих
поисков этого периода становится опубликованная в 1911 г. "Философия
свободы".
В
"Философии свободы" Бердяев выступает как продолжатель главных
традиций русской философии XIX века. Устремленность Бердяева к всемирной
соборности, призванной преодолеть церковный конфессионализм, находится в русле
универсализма Вл. Соловьева и его учения о "Богочеловечестве"[2].
С 1922 по
1924 г. Бердяев живет в Берлине. Уже в эту эпоху он приобретает репутацию
ведущего философа послевоенной Европы. У него завязываются знакомства с О. Шпенглером,
М. Шелером, Г. фон Кайзерлингом.
В 1918 г.
Бердяев создает Вольную Академию Духовной Культуры, при которой начинают работу
несколько семинаров. Он читает курс лекций по философии истории, участвует в
семинаре по Достоевскому, а также пишет книгу "Философия неравенства"
(опубликована в Берлине в 1923 г.). В 1920 г. историко-филологический факультет
Московского университета избирает его профессором. А в 1921 г. он подвергается
аресту в связи с делом так называемого "тактического центра". Летом
1922 г. последовал еще один арест, осенью - высылка за пределы страны
Начало второй
мировой войны и война фашистской Германии с СССР обострила патриотические
чувства Бердяева... Первой послевоенной книгой стала "Русская идея"
(Париж, 1946), посвященная осмыслению истории русской философии.
Умер Бердяев
23 марта 1948 года за рабочим столом в своем доме в пригороде Парижа, Кламаре.
Бердяев,
безусловно, центральная фигура всей русской философии. Отличительной чертой
собственных воззрений мыслитель всегда признавал их историософскую
направленность, что с особой яркостью проявляется в его трактате «Смысл
истории».
На страницах
работ, написанных в эмиграции, куда также относится и «Смысл истории» философ
рассматривает историю человечества как чередование культур, каждая из которых
расцветает, проживает свою неповторимую судьбу, — и умирает, уступая место
другим. Пессимистическая логика бердяевских работ такова: вначале внутренне
истлел и рухнул гуманизм — величайший плод христианского мира, а затем черед
гибнуть пришел и для самого христианства. Христианская культура — великая
историческая неудача, говорит Бердяев; христианство «не удалось в истории», и
современное человечество совершает попятное движение от христианства, на Европу
опускается ночь нового — теперь уже антихристианского — Средневековья[3].
Бердяев в
своем произведении в наибольшей степени заостряет внимание на том новом, что
внесло когда-то христианство в человеческий мир. Христианство открыло миру
«начало духовной свободы» как «свободы избрания, свободы утверждения»;
христианство положило начало «освобождению человеческого духа из недр природной
необходимостью»; христианство дало «антропоцентрическое чувство, которое и
сделалось основной движущей силой новых времен»; и — самое главное —
христианство смогло «выковать человеческий образ, выковать свободную
человеческую личность», создало новый духовный опыт, содержанием которого стало
«рождение Бога в человеке и человека в Боге»[4]. Христианство
у Бердяева оказалось соединено с персоналистической системой ценностей;
исторический проигрыш для так интерпретированного христианства не страшен, пока
остаются хотя бы немногие люди, верные этому миропониманию[5].
Основная
мысль, исследуемая философом в данном сочинении звучит следующим образом -
история только в том случае имеет смысл, если она имеет конец; смысл истории
находится вне ее самой, ибо только за ее пределами разрешим трагизм времени.
Учение же о бесконечном прогрессе ведет к отрицанию смысла истории, к дроблению
исторического бытия, к краху, в конце концов, самого положительного
гуманистического идеала, обнаруживая тем самым ложь и несостоятельность своих
предпосылок.
По мнению А.
Меня, «Бердяев был глубоко эсхатологически напряжен, для него существующее
состояние мира было мертвым, объективированным! История - это статуи и трупы...
Реализуется все тогда и только тогда, когда мир сбросит с себя вот это
окостенение объективации. Поэтому осмысление истории - только там, где она
кончается. Смысл истории - в ее аннулировании, ее снятии; в том, что мы
устремлены, как стрела, к будущему, где мертвенность объективированного бытия
будет побеждена, где будет торжествовать полностью творческий дух, где он будет
играть, где он будет расцветать! Поэтому эсхатология, то есть учение о конце
мира, для Бердяева не была чем-то зловещим, мрачным, устрашающим. Он говорил о
том, что человек должен приближать конец мира, что человек должен стремиться к
этому моменту преображения бытия. И все темное будет уничтожено»[6].
Чувствуя
кризис своей эпохи и переломность времени, в котором он живет, Бердяев в своей
книге пытается разобраться не только в прошлом, но и в будущем. Поскольку
«Смысл история» основывается именно на христианской культуре, в ней присутствует
и присущий религиозному мировоззрению дуализм. Соотношение духовного и
материального и есть сущность бытия. Таким образом, Бердяев в анализируемом
произведении пишет не только о земной, но и о небесной истории. Еще в молодости
на него оказало влияние учение Канта, в части его «вещей в себе». Он принял
этот кантовский дуализм расчленяя весь мир на высшую реальность и обыденный мир
вещей. Сам он называл небесную историю «прологом на небе», которая потом
развивается и раскрывается в земной судьбе человека и человечества.
«Будущее,-
отмечает в своей книге Бердяев, - с точки зрения настоящего, не более реально,
чем прошлое, и творческая работа наша должна совершаться не во имя будущего, а
во имя того вечного настоящего, в котором будущее и прошлое - едины»[7],
«...в действительности каждое поколение имеет цель в самом себе, несет
оправдание и смысл в своей собственной жизни, в творимых им ценностях и
собственных духовных подъемах,...а не в том, что оно является средством и
орудием для построения последующих»[8].
По С. Франку,
существует общий закон исторической инерции, согласно которому «вековой
душевный опыт народа продолжает жить еще долго после устранения условий, его
порождавших»[9]. АН. Бердяев
указывал на аналогичную, по сути, закономерность отставания духовного развития
общества от его материального уровня.
Для Бердяева
история –это, прежде всего культура, которая находится на одном из полюсов развития
общества. На другом полюсе находится Просвещение, которое противопоставляется
духовной культуре, как разлагающее ее основы. Философ пишет: "Но в самой
культуре обнаруживается тенденция к разложению своих религиозных и духовных
основ, к низвержению своей символики, и культура античная, и культура
западноевропейская переходит чрез процесс "просвещения", которое
порывает с религиозными истоками культуры и разлагает символику культуры. В
этом обнаруживается роковая диалектика культуры"[10].
Гармоническое
единство временного и вечного в истории недостижимо в принципе и, уже поэтому,
изначально ложна любая теория прогресса, отстаивающая идею бесконечных
возможностей человечества и предрекающая тот или иной вариант «светлого
будущего». «В истории нет прогресса счастья человеческого, - есть лишь
трагическое, все большее и большее раскрытие внутренних начал бытия, раскрытие
самых противоположных начал, как светлых, так и темных, как божественных, так и
дьявольских, как начал добра, так и начал зла. В раскрытии этих противоречий и
выявлении их и заключается величайший внутренний смысл исторической судьбы
человечества»[11]. Заметим,
что в данном случае, как, впрочем, и всегда, Бердяев говорит отнюдь не о
бессмысленности человеческого существования и, в отличие, например, от А. Камю,
даже не о его трагической абсурдности. В самих противоречиях исторического
бытия содержится, по убеждению русского персоналиста, глубочайший
метафизический смысл. Вспоминая известный афоризм и, в какой-то мере, его
оспаривая, можно сказать, что именно этими противоречиями «вымощена», по
Бердяеву, историческая дорога человека в вечность, а отнюдь не в абсурдный
тупик небытия и уж, конечно, не в ад. Бердяевская апокалиптика - это, менее
всего, пророчества о «конце света», призывы к покаянию и угроза «страшного
суда»[12].
«Апокалипсис не есть только откровение о конце мира, о страшном суде.
Апокалипсис есть также откровение о всегдашней близости конца внутри самой
истории, внутри исторического еще времени, о суде над историей внутри самой
истории, обличение неудачи истории»
«Культура
связана с культом,- продолжает Бердяев, - она из религиозного культа
развивается, она есть результат дифференциации культа, разворачивания его
содержания в разные стороны. Философская мысль, научное познание, архитектура,
живопись, скульптура, музыка, поэзия, мораль — все заключено органически
целостно в церковном культе, в форме еще не развернутой и не
дифференцированной. Древнейшая из Культур - Культура Египта началась в храме, и
первыми ее творцами были жрецы. Культура связана с культом предков, с преданием
и традицией. Она полна священной символики, в ней даны знаки и подобия иной,
духовной действительности. Всякая Культура (даже материальная Культура) есть
Культура духа, всякая Культура имеет духовную основу - она есть продукт
творческой работы духа над природными стихиями"[13]
Читая «Смысл
истории» Бердяева, мы встречаемся с острым катастрофическим мироощущением,
раскрывающимся в целостную концепцию конкретной метафизики истории. Бердяев
говорит о "конце Ренессанса и кризисе гуманизма", понимая под этим
исчерпание той исторической эпохи, жизнь которой определялась самоутверждением
самозаконного человека, верившего в возможность всецелого удовлетворения своих
потребностей средствами посюстороннего культурного строительства.
Смысл истории
шире земных перспектив, - задачи человека в его земном творчестве могут
воплотиться лишь символически, и потому здесь не может быть предельных и
конечных свершений. Центр тяжести лежит не в уже достигнутых символизациях, а в
жажде новых достижений. Этот пафос бесконечности сочетается у Беодяева с
тревожным апокалипсизмом: к призыву к духовному углублению примешивается
опасное подозрение, что вообще исторический путь клонится к закату.
Л. Карсавин
полгает, что «Н.А. Бердяев усматривает смысл истории в "разрешении
судьбы" ее "во вневременном, в вечности, во всеединстве, за пределами
самой истории", "в переходе за грани и за пределы относительной
исторической действительности в какой-то иной план бытия"...
Для Н.А. Бердяева,
несмотря на утверждение всеединства, не все "воскресает", а есть
какая-то ветошь, какое-то иллюзорное бытие. Он идет еще дальше. Остроумно
раскрывая смысл Ренессанса, он видит неудачу средневековья в попытке
насильственно, а не свободно осуществить "Царство Божье". - Человеческий
дух должен был быть "отпущен" на свободу, чтобы "на свободе
раскрыть свои силы и проверить на опыте, что означает и к чему ведет
гуманизм". Проверка оказалась греховною, злом. Но "драма новой
истории была внутренне неизбежна". Она - "великое испытание
человеческой свободы. Оно было провиденциально неизбежным. Не могло создаться
царство Божье без такого свободного испытания человеческих сил[14].
В рамках
исторического процесса, по Бердяеву, не разрешима трагедия индивидуального:
Царства Божьего на Земле быть не может! А утверждение Царства Божьего и
преодоление трагедии истории как цель может, согласно Бердяеву, быть постигнуто
только в рамках идей христианства. Отсюда и неизбежность апокалипсиса, и
неизбежность конца истории.
По Бердяеву
получается, что внутренний духовный опыт человека совпадает с божественным, что
история черпает источник не только в Абсолюте, но в и в глубине человеческого
духа, что не только божественное начало, но и сам человек определяет свою
судьбу на Земле и судьбу человечества в целом. «История - не только откровение
Бога, но и ответное откровение человека Богу... Поэтому история есть такая
страшная, такая сложная трагедия»[15], - писал
философ. Мировой порядок, общество, история – результат объективации творческой
деятельности человека, ее противоречивости. Сознание и самосознание человека не
есть лишь явления психологии, они связаны с высшим началом, божественным духом.
Человек присущ одновременно двум мирам – духу и природе. Именно поэтому он
занимает особое положение в мироздании, именно поэтому он – образ и подобие
Божие. Человек есть «манифестация духа», дух утверждает свою реальность через
человека. В этом смысле человек «однокачественен» Богу, поэтому и возможен
«завет» (союз) Бога и человека. «Бог возжелал своего другого и ответной любви
его», что стало причиной творения мира и человека. Тем не менее, возникновение
мира не устраняет наличие первичной бездны, Ungrund, то есть творение остается
незавершенным. Согласно Бердяеву, из первичной бездны вечно рождаются Бог-Отец,
Бог-Сын и Бог-Дух святой, причем бездна, Ungrund не полностью перешла,
преобразилась в святую Троицу, она продолжает сосуществовать с Богом. “Свобода
есть метафизическая первооснова истории”[16], - утверждал
Бердяев. Мир вокруг нас имеет свои корни не только в божественном творении, но
и в первореальности бездны.
В своей книге
«Смысл истории» Бердяев поднимает и еврейский вопрос. Философ пишет: “еврейству
принадлежала совершенно исключительная роль в зарождении сознания истории, в
напряженном чувстве исторической судьбы, именно еврейством внесено в мировую
жизнь человечества начало “исторического”. И я хочу обратиться вплотную к самой
исторической судьбе еврейства и его значению во всемирной истории как одного из
непрерывно действующих и до наших дней мировых начал, обладающих своей
специфической миссией. Еврейство имеет центральное значение в истории”[17].
Бердяев пытается
размышлять над величайшей загадкой философии и истории – почему евреи до сих
пор не исчезли, не смешались с народами других стран, где они в основном
проживают: “Я вспоминаю, что в дни моей юности, когда меня привлекало
материалистическое понимание истории, когда я старался проверить его на судьбах
других народов, мне казалось, что величайшим препятствием для этого является
историческая судьба еврейского народа, что с точки зрения материалистической
судьба эта совершенно необъяснима. Нужно сказать, что со всякой
материалистической и позитивно-исторической точки зрения этот народ давно
должен был бы перестать существовать. Его существование есть странное,
таинственное и чудесное явление, которое указует, что с судьбой этого народа
связаны особые предначертания. Судьба эта не объясняется теми процессами
приспособления, которыми пытаются объяснить материалистически судьбы народов.
Выживание еврейского народа в истории, его неистребимость, продолжение его
существования как одного из самых древних народов мира, в совершенно
исключительных условиях, та роковая роль, которую народ этот играет в истории,
— все это указывает на особые мистические основы его исторической судьбы!”[18]
В
рассматриваемой книге автор показывает, что у евреев вследствие неверия в личное
бессмертие сформировалась более острая, чем у многих других народов,
потребность в земной (а не только небесной) справедливости; развилось ощущение
историчности бытия, которое может и должно изменяться во имя справедливости;
выработался активный, волевой, революционный характер, чуждый той
созерцательности, которая свойственна арийским народам с их представлениями о
личном бессмертии и вечном возвращении[19].
Рассматривая
человека Бердяев выделяет в нем свободу воли и духа. Основные идеи этого
известного философа выражены в следующем:
1) идея
свободы определяет всю онтологию;
2) нет
единого основания в философских взглядах;
3) идея
творчества и объективации;
4)
эсхатологический смысл истории;
5) 2 ряда
оснований: А. свобода, дух (бог), личность (я), Б. необходимость, мир, феномен.
Мир объектов лишен духовности. Творящий субъект включает мир в себя, его
внутренняя жизнь открыта для свободы. Центральное понятие в философии Бердяева
- Личность, которая связывает человека с миром свободы и творчества[20].
Тезис о
неудаче культурно-исторического развития отнюдь не означал для Н. Бердяева
признания отсутствия смысла в историческом опыте человечества. Он всегда был
последовательным критиком разнообразных форм исторического и культурного
нигилизма, понимая, что питать такого рода идеологию могут и настроения
апокалиптические. Апокалиптическое сознание - опасное сознание, - писал философ
в одной из первых своих работ эмигрантского периода. Для него - даже если
культурное творчество человечества в истории в конечном счете оканчивается
поражением, неудачей, оно не становится от этого бессмысленным - это именно
великая неудача. Исторический опыт должен быть понят со всеми его трагическими
противоречиями. Только таким образом, считал религиозный мыслитель, может быть
решена основная задача христианской философии истории: должен быть оправдан
смысл истории между двумя явлениями Христа. Если для Вл. Соловьева подобное
оправдание религиозного смысла истории означало, в первую очередь, оправдание
добра в истории, то Н. Бердяев исходил из признания огромной роли зла в
исторической действительности. (отчасти опираясь и на идеи, высказанные Вл. Соловьевым
уже в конце жизни). Он считал, что недостаток большинства теодицей как раз и
состоял в признании зла простым недостатком и в утверждении ложного
исторического оптимизма. Такая традиция в христианской философии истории, но
Бердяеву, идет от Августина, чью концепцию двух градов, русский философ
рассматривал как слишком благополучную, слишком отвечающую идее земного,
исторического прогресса. Иное, близкое ему самому, понимание зла и его ∙
исторической роли Н. Бердяев находил у М. Экхарта, Я. Беме, позднего Шеллинга.
Своеобразие же собственной исторической теодицеи он связывал прежде всего с
развиваемой им концепцией творчества[21].
Критикуя
философские концепции, которые ориентируются на вычление общих закономерностей
исторического развития (в частности, учения Гегеля и Маркса) за абстрактность,
Н. Бердяев подчеркивал, что в историческом процессе нет ничего отвлеченного,
что все абстрактное по существу противоположно историческому. Для русского
экзистенциалиста понимание истории предполагает глубоко личностное к ней
отношение. «Настоящий путь философии истории, - писал он, - есть путь к
установлению тождества между человеком и историей, между судьбой человека и
метафизикой истории»[22]. Таким
образом, история оказывается выражением человеческой судьбы во времени;
трагичность и противоречия исторического процесса суть рефлексия трагичности
существования индивидуального человека. Этот трагизм человеческого существования
в рамках истории не может быть преодолен. Сколь бы значительными ни были
результаты культурно-исторического творчества человека, по мысли Н. Бердяева,
они остаются великой неудачей. Над культурным творчеством тяготеет проклятие
объективации, следствие разобщенности бытия на субъекта и объекта. И тем не
менее даже объективация не может обесценивать значение творческих усилий
человека. Объективация есть искажение духовности и вместе с тем объективация
необходима в осуществлении судеб человеческих и мира в движении к царству Духа.
Оценка
истории Н. Бердяевым вообще имеет принципиально двойственный характер.
Апокалиптическое сознание может рассматривать всемирную историю только как
комедию, но этой, можно сказать, фарсовой стороной смысл истории отнюдь не
исчерпывается. Культура есть великая неудача, но она имеет и непреходящую
ценность. Объективация... противоположна движению к Богу, но нельзя считать
процесс объективации лишь отрицательным. Только такой подход, по Бердяеву,
позволяет увидеть тот внутренний, эзотерический смысл исторических событий,
который может быть назван экзистенциальной диалектикой божественного и
человеческого в истории. Результат этой диалектики - экзистенциальный опыт
творчества, сохраняющий свое значение даже перед грядущей вечностью: Времени
больше не будет. Это не конец во времени, а конец времени. Но время
экзистенциальное, укорененное в вечности, остается, и в нем-то и приходит конец
вещей. Будет вхождение в новый зон. Николая Бердяева нельзя упрекнуть в
отсутствии интереса к исторической конкретике. Многие его оценки и
интерпретации исторических событий были глубоки и реалистичны. Но задачу
историософии он видел отнюдь не в постижении характера и логики изменений
конкретных форм исторической жизни История, утверждал Бердяев, вообще не есть
объективная эмпирическая данность, история есть миф. Миф же никоим образом не
вымысел, а реальность более высокого порядка, чем так называемая эмпирическая
данность. И собственное учение о богочеловечестве Н. Бердяев, призывая не
ограничиваться понятиями и оперировать мифами, по существу характеризовал как
опыт миротворчества: Основной миф есть миф о богочеловеческом и
богочеловечестве. Историософия русского мыслителя представляет собой
своеобразную мифологизацию истории. Точнее, ее смысла, поскольку именно
определяя религиозно-метафизический смысл истории, Н. Бердяев апеллировал к
мифу о трагической судьбе человека, постоянно терпящего неудачу в своем
историческом творчестве, но несмотря ни на что продолжающего свои усилия[23].
Бердяев в
своем трактате также поставил вопрос и о возможности существования
закономерностей в истории. Он считал, что генерализация (обобщение) свойственна
многим наукам (прежде всего, естественным, а также социологии), но не истории.
В истории главное – индивидуализация, каждое историческое событие конкретно и
однократно. История, по мнению Бердяева, начинается только там, когда ученый
выделяет из множественности событий единичное, связанное с уникальной
личностью. Предмет истории – неповторимое событие, личное творчество, личность.
Объективация
духовного начала, согласно Бердяеву, искажает его, лишь творческие усилия людей
преодолевают отчужденную внеположность объектов человеку. Достижение состояния
всеобъемлющего избавления от объективированности феноменов мира через прорыв
свободы в эту сферу, конституирование радикально иного
"внеисторического" бытия - смысл истории у Бердяева Различение мира
призрачного (это "мир" в кавычках, мировая данность, эмпирические
условия жизни человека, где царствует разъединенность, разорванность, вражда,
рабство) и мира подлинного ("мир" без кавычек, "космос",
идеальное бытие, где царствует любовь и свобода) - одно из оснований
миропредставления Бердяева Человек, его тело и дух находятся в плену у
"мира", призрачного бытия - это есть следствие грехопадения человека,
описанного в Библии. Задача же человека состоит в том, чтобы освободить свой
дух из этого плена, "выйти из рабства в свободу", из вражды
"мира" в "космическую любовь". Это возможно лишь благодаря
творчеству, способностью к которому одарен человек, поскольку природа человека
есть образ и подобие Бога-творца[24].
Обращение к
реальной жизни, к историчности личности особенно сильно раскрывается в
контексте "экзистенциального персонализма" Бердяева. Главное для
философа - не подменять настоящую жизнь идеей жизни. Жизнь абсолютна в том
отношении, что она непосредственна. Для того чтобы быть к ней причастным, не
требуется какой-либо идеи жизни, какого-либо опосредующего звена, модели. Так
же как для причастности к истории не требуется чего-либо вне самой истории.
История, как и жизнь - это то, что уже случилось; то, по отношению к чему
человек всегда "внутри". Невозможно "устранить" себя из
мира, и даже в самопожертвовании человек утверждается в мире, а не просто
отказывается от него. "Жизненность" истории и общества означает удержание
бытия в таком мире, где возможно самоутверждение в самопожертвовании. Смерть
как некая конечная возможность действительно дополняет совокупность
возможностей любой ситуации. Особенность утопизма в том, что он хочет создать
мир, где самопожертвование не просто возможность, а необходимость. Эта попытка
"обойти" свободу, свободное решение личности есть, в конечном счёте,
истолкование свободы как правильности, адекватности. Но личностный поступок -
это нечто принципиально иное, нежели правильное действие, чему судьба Христа -
первый пример. Торговля о цене жизни неуместна в любых ситуациях, и каждый из
нас во всей непосредственности ощущает бесценность своей жизни даже вопреки её
"ничтожности". Утопизм же есть оценивание жизни на её идейность, а
личности - на её разумность. Такова логика традиционализма, как мы ее находим в
работах Н. Бердяева.
Еще одна
очень важная тема философии истории Бердяева – это размышления о том, как
соотносятся время и вечность. Дело в том, что, по Бердяеву, все мы живем не в
каком-то одном времени, а по меньшей мере в трех: раз человек является
существом природным, социальным и духовным одновременно, то и времени для него
существует тоже три - космическое, историческое и экзистенциальное. Бердяев
даже нашел геометрический образ для описания каждого времени - круг, линия и
точка. У космического времени - природная закономерная логика круговорота, оно
оперирует не днями и годами, а эпохами, тысячелетиями. Историческое же время
идет по прямой и оперирует меньшими временными категориями. Но наиболее
значительные события совершаются во времени экзистенциальном, именно в нем
происходят творческие акты, свободный выбор, формируется смысл существования.
Для него относительна длительность события: иногда день для человека более
значителен и долог, чем десятилетие, а иногда и год промелькнет незаметно[25].
Анализируя
«Смысл истории», можно увидеть, что сама история у Бердяева - дискретна, в ней
зияют провалы исторических катастроф, оборвавших существование великих культур.
Впрочем, каждая погибшая культура, согласно концепции Бердяева, способна
воскреснуть: она оживает, когда к ней в своих творческих исканиях обращаются
люди иных эпох, иных культур, когда они в поисках смысла жизни «переносят свою духовную
судьбу во все великие эпохи»[26]; судьба
христианства, более того — судьба человеческого мира вообще для Бердяева
зависит от нравственного выбора отдельной личности, способной своим духовным
усилием связать распавшуюся связь времен. Последовательный исторический
оптимизм, как можно констатировать, приводит религиозного мыслителя к отрицанию
личности; последовательный исторический пессимизм приводит к тому, что личность
с ее духовной судьбой мыслится как единственно важное и ценное в истории.
Начавшись,
история человечества, по мнению Бердяева, - должна будет закончиться. В
противном случае, при предположении «дурной бесконечности» мирового процесса,
считал Бердяев, в истории не было бы разрешения, перехода в другое состояние,
выхода из несовершенства в полноту вечной жизни. Эсхатологические мотивы,
обостренное ожидание завершения этого падшего мира многое объясняют в философии
истории Бердяева и прежде всего то, почему, живя в такое «вулканическое» время,
он был достаточно равнодушен к политическим оценкам, прогнозам и тому подобным
«частностям»[27].
Историософская
тематика пронизывает традицию русской мысли с момента ее становления и до
настоящего времени. Размышления о судьбах человечества, попытки увидеть
внутреннюю логику смены эпох, страстная жажда постичь смысл истории собственной
страны, — все крупные русские мыслители в той или иной мере отдали дань этим
«вечным вопросам»; проблемы, которые, казалось, нашли убедительное решение в
творчестве властителей дум прошлого, спустя десятилетия вновь вставали перед их
потомками, требуя новых, адекватных времени решений. Вот почему бердяевский
«Смысл истории» остается актуальным и по сей день.
Н.А. Бердяев
строил свою философию истории на основе христианского вероучения; смысловым
центром модели исторического процесса для него было рождение и историческое
развитие христианства. Кроме того, философ, исповедуя православие, рассматривал
христианство как целостность, понимая его в экуменическом ключе[28]
В своей
работе Бердяев отрицает Просвещение, обвиняя его в разрушении культуры и
традиций исторически сложившихся обществ. "Эпоха просвещения, -отмечает
он, - есть такая эпоха в жизни каждого народа, когда ограниченный и
самонадеянный исторический разум ставит себя выше тайн бытия, тайн жизни, тех
божественных тайн, из которых как из своих истоков исходит вся человеческая
культура и жизнь всех народов земли. И вот в эпоху "просвещения"
начинается постановка человеческого разума вне этих непосредственных тайн жизни
и над ними. Для этих эпох характерна попытка сделать малый человеческий разум
судьей над тайнами мироздания и тайнами человеческой истории. При этом,
конечно, человек выпадает из непосредственного пребывания в историческом. Эпоха
"просвещения" отрицает тайну исторического. Она отрицает "историческое"
как специфическую реальность. Она его разлагает, производит над ним такие
операции, что оно перестает быть той первоначальной целостностью, которая и
делает его "историческим". Она разобщает человеческий дух и
человеческий разум с "историческим"[29]
История, - по
Бердяеву, -это путь к иному миру, значит, задача истории разрешима лишь за ее
пределами, в сверх-истории, в вечности. Если не понимать ограниченности
истории, то «нельзя не придти к самым пессимистическим, безнадежным
результатам, потому что, с этой точки зрения, все попытки разрешения всех
исторических задач во все периоды должны быть признаны сплошной неудачей. В
исторической судьбе человека, в сущности, все не удавалось и есть основание
думать, что никогда и не будет удаваться. Не удался ни один замысел,
поставленный внутри исторического процесса. Никогда не осуществлялось то, что
ставилось задачей и целью какой-либо исторической эпохи... Если взять
исторический процесс в целом, то коренной неудачей, которая этот процесс
поражает, нужно признать, что в нем не удается Царство Божие...»[30]
[2] Дмитриева Н. К. , Моисеева А. П. Философ свободного духа.
Николай Бердяев. Жизнь и творчество. –М.: Высшая школа, 1993. с. 92
[3] Бердяев
Н.А. Судьба человека в современном мире // Бердяев Н.А. Философия свободного
духа. М., 1994. С.327; Он же. Новое средневековье // Бердяев Н.А. Философия
творчества, культуры и искусства. Т.1. М., 1994. С.406-437.
[4] Бердяев Н. А. Смысл истории. –М.: Мысль, 1990. с. 84-99