Реферат: Великий сказочник Ханс Кристиан Андерсен

Реферат: Великий сказочник Ханс Кристиан Андерсен

Оглавление

Введение. 3

Глава 1. Жизненный путь Ханса Кристиана Андерсена. 4

Глава 2. Сказки Х. К. Андерсена. 9

Заключение. 20

Список использованной литературы.. 22

Введение

Ханс Кристиан Андерсен - один из немногих писателей мировой литературы,

сумевших до конца отразить свое время, выразить свое отношение к вещам, свои

мысли, чувства, свое мировоззрение не в романах, рассказах, а только в

сказке.

Сам Андерсен говорил о мире своих сказок следующее: «Сказочная поэзия - это

самая широкая область поэзии, она простирается от кровавых могил древности до

разноцветных картинок простодушной детской легенды, вбирает в себя народную

литературу и художественные произведения, она для меня представительница всякой

поэзии, и тот, кто ею овладел, может вложить в нее и трагическое, и комическое,

и наивное, и иронию, и юмор, к услугам его и струны лиры, и лепет ребенка, и

речь естествоиспытателя»[1].

В тематике своих сказок, в их образах Андерсен выхолит далеко за пределы той

архаической действительности, которая отразилась в датских народных сказках.

И все это потому, что сказка была для Андерсена не литературным понятием, не

жанром (вернее, не только жанром), не совокупностью фантастических событий, а

чем-то значительно большим.

В сказке Андерсен нашел форму, в которой он органически сумел выразить свое

отношение к жизни. Сказка в какой-то мере явилась для него способом видеть

мир, способом познания мира.

Глава 1. Жизненный путь Ханса Кристиана Андерсена

Ханс Кристиан Андерсен родился в Дании, в Оденсе, в бедной семье, рано лишился

отца, завербовавшегося в солдаты, чтобы избавить семью от нищеты. Красные от

бесконечной стирки руки матери — прачки и черные руки отца — башмачника —

таковы первые жизненные впечатления. Заработка родителей не хватало. В доме

часто не было хлеба, не говоря уже о новой одежде и обуви. Все детство

маленький Ханс Кристиан проходил в деревянных башмаках и старой, но чистой и

тщательно заплатанной одежонке[2].

Но даже это существование в лишениях и труде казалось матери Андерсена

прекрасным по сравнению с ее детством, когда маленькой Анн-Мари приходилось

нищенствовать. «Я частенько,— вспоминала она позднее, — ходила с протянутой

рукой. И так бывало мне совестно милостыню просить, что я пряталась под

мостом. А домой идти боялась, как бы отчим не прибил...»

Отец Ханса был сапожником. Но над их дверью не висело изображение двуглавого

орла. Такие вывески имели право держать только члены цеха башмачников. Отец

Андерсена был слишком беден, чтобы платить взносы в цех. Небольшого роста,

светловолосый, круглолицый, Ханс Андерсен, по всей видимости, отличался живым

умом и охотно пошел бы учиться, но из-за бедности вынужден был

довольствоваться судьбой сапожника.

Но в этой бедной жизни были свои радости, свой особый мир, полный простых и

вместе с тем необыкновенных вещей. Навсегда врезалась в память Андерсена

чистая, тщательно прибранная комнатка в два окна, книжная полка, сапожный

верстак. Еще маленькая кухня, ящик с петрушкой, и луком за окошком, куст

бузины во дворе. А вокруг был мир прекрасной фюнской природы. «Да,

Фюн—чудесная страна», — напишет впоследствии Андерсен, называя родной остров

«садом всего датского королевства».

Маленький Ханс Кристиан хорошо знал раскинувшийся за рекой темный бор с

глубокими рвами, сады и дворы, Заросшие гигантскими лопухами. На реке,

поросшей листьями кувшинок, величаво плавали белоснежные лебеди, на лугах

гордо вышагивали аисты.

По воскресеньям мальчик часто ходил гулять с отцом. Узкая проселочная дорога

приводила их в буковый лес. Очень скоро отец, устав за неделю, погружался в

дремоту, а мальчик, опьянев от чистого воздуха и приволья, бегал по полянам,

плел венки и собирал землянику. Один раз в году, весной, к сыну и отцу

присоединялась Анн-Мари. В этот майский день весенние цветы и зеленые ветки

украшали бедную комнатку.

С детства любил он наблюдать жизнь животных и растений. Худенький, тщедушный,

.с прозрачными голубыми глазами мальчик мог часами просиживать .на берегу

реки у кротовой норы. И когда -хозяин выглядывал из своего жилища, ему ужасно

хотелось расспросить его о том, что делается на другой стороне земли. Он

первым веснами встречал из дальних стран мудрого аиста, который свил себе

гнездо рядом с их домом. Больше всего тогда он желал бы выучить языки птиц и

зверей...

В «Сказке моей жизни» —- автобиографии, удивительно красивой и одновременно

страшной,—Андерсен пишет: «Детство мое прошло в одной-единственной

комнатенке, почти целиком заставленной сапожным верстаком, кроватью и

раздвижной скамьей, на которой я спал, зато стены были увешаны картинами, на

комоде стояли красивые чашки, стаканы и безделушки, а под верстаком, у окна,

висела полка с книгами и нотами... Из кухни вела лестница на чердак, где в

водосточном желобе между нашим и соседним домом стоял ящик с землей, в

котором росли лук и петрушка, это был весь огород моей матери; он до сих пор

цветет в моей сказке «Снежная королева».

Несмотря на бедность родителей, мальчик жил вольно и беззаботно. Его никогда

не наказывали, и занимался он только тем, что непрерывно мечтал. (Это

обстоятельство даже помешало Андерсену вовремя научиться грамоте. Он одолел

ее позже, чем его одногодки, и до пожилых лет писал не совсем уверенно.)

Родители же мечтали сделать из сына хорошего портного. Мать учила его кроить

и шить. «Но мальчик если что-либо и шил, то только пестрые платья для своих

кукол... А вместо кройки он научился виртуозно вырезать из бумаги

замысловатые узоры и маленьких танцовщиц. Этим своим искусством он поражал

всех даже в годы своей старости».

«Сказка моей жизни» создает впечатление, что детство Ханса Кристиана было

счастливым. Хотя родители еле сводили концы с концами, мальчик получал все, что

ему было нужно, и даже одет был, как ему казалось, роскошно. Однако идиллия

продолжалась не так уж долго. Когда Хансу исполнилось одиннадцать лет, умер

отец. «Его унесла ледяная дева»,— печально сказала мать, и мальчик вспомнил,

как недавно зимой замерзли окна и отец показал ему узор на стекле, похожий на

деву с протянутыми руками. «Она хочет забрать меня»,— сказал он .тогда в шутку.

Теперь шутка стала безжалостной правдой[3]

.

Больше всего Андерсену хотелось стать актером, не работать, а жить в театре.

Кто-то из друзей Андерсена сказал, что в обычной жизни он чувствовал себя как

в театре, все время ожидая чудес, огорчаясь и досадуя, если чудес не

случалось; а в театре ему казалось, что перед ним реальная жизнь. Вот почему

четырнадцатилетним подростком Ханс Кристиан Андерсен отправляется в

Копенгаген. На сцену он не попадает, но его наивные драматургические опыты

привлекли внимание дирекции. Андерсен получает право бесплатного обучения в

латинской школе и стипендию.

В эти трудные студенческие годы он напишет смешную и щедрую на выдумки книгу —

«Прогулка на Амагерз», напишет также водевиль «Любовь на башне св. Николая».

Эти первые произведения и были теми зернышками, из которых впоследствии

произросли золотые колосья его сказок[4].

К середине 30-х годов Андерсен стал европейски известным и признанным

писателем. Но ни самозабвенный труд, ни слава не принесли ему освобождения от

нужды. Хотя Андерсен и пишет, что уже с конца 1828 и по 1839 год жил

исключительно литературным заработком, — на самом деле это не совсем так.

Гонорары были настолько низки, что писателю по-прежнему приходилось прибегать

к помощи меценатов.

Андерсен пытается попасть на государственную службу библиотекарем в королевское

книгохранилище. Эрстед дал ему рекомендацию, отмечая, что, помимо чисто

писательских заслуг, Андерсен обладает «добросовестностью, аккуратностью и

любовью к порядку». Но директор библиотеки обер–камергер Гаух отказал писателю

на том основании, что он «слишком талантлив для такой тривиальной должности,

как библиотекарь»[5].

В погоне за куском хлеба Андерсен переводит пьесы для королевского театра,

пишет оперные либретто по романам любимого им Вальтера Скотта — «Ламермурская

невеста» и «Кенильворт».

Критикам не нравились сказки Андерсена. Их нападкам подвергалось, главным

образом, то, в чем была сила и оригинальность сказок. Писателя осуждали за

отсутствие морали и уважения к важным королевским особам. Боясь, что

пострадает авторитет высоких особ, критики не пытались проникнуть в суть

андерсеновской сказки, разобраться в ее философии. Андерсену советовали

следовать французским образцам, а некоторые критики, считая его сказки крайне

незначительными, рекомендовали ему их вовсе не писать.

Нападки критики были так сильны, что однажды, в шутку, сказочник сам написал

о себе критическую статью, жестокую и придирчивую. В заключение он строго

требовал: Андерсен должен побольше учиться и не забывать, сколь многим он

обязан своим воспитателям. С этой критической статьей сказочник явился к

знаменитому физику Эрстеду. Здесь как раз были гости, и Андерсен прочитал

свою статью. Все нашли, что критика слишком резка.

— Резка-то, резка! — заметил Эрстед. — Но... сдается мне, тут есть кое-что и

основательное, показывающее верный взгляд на вас.

— Еще бы — сказал Андерсен. — Коли я сам написал все это.

Ответом были всеобщее изумление, смех и шутки.

Материальная нужда и травля не могли не отразиться на внутреннем состоянии

Андерсена. Будучи в 1838 году уже автором ряда получивших известность стихов,

пьес, очерков, романа «Импровизатор», трех выпусков сказок, Андерсен пишет

другу: «Меня часто мучит сомнение.., создал ли я хоть одну вещь, которая не

умрет...»[6]

Андерсен так много и так быстро работал, что ему почти невозможно было самому

трезво и как бы со стороны судить о результатах своего труда. Нужда лишала

его возможности, написав новую вещь, положить ее в стол, чтобы спустя

некоторое время подойти к ней как бы заново, взглянуть на нее свежими

глазами... Впоследствии, справедливо сетуя на вынужденную творческую

торопливость, Андерсен писал: «Никто, пожалуй, не чувствует лучше, чем я, как

я далек от истинного совершенства».

Когда на Андерсена находило вдохновение, он писал много. Большинство его

гениальных сказок написаны одна за другой, а знаменитый «Соловей» — всего за

сутки. Чем старше становился писатель, тем строже был к себе. Тщательно

продумывал и прорабатывал наброски, работал над языком и формой, переписывал

произведения по нескольку раз.

Андерсен много читал, встречался с разными людьми, путешествовал. И, куда бы

ни шел, вглядывался и вслушивался во все новое. Он не надеялся на память

(кстати великолепную). Поэтому еще в юности приучил себя вести дневник. В его

сказках есть детали, которые обнаружены в записях двадцати-тридцатилетней

давности. Гениальный сказочник был не только творцом по вдохновению, но и

усердным тружеником.

Творчество Андерсена отличается внушительными размерами. Он проявил себя

почти во всех распространенных жанрах и для своих современников отнюдь не был

лишь автором сказок. Начинал он свой путь поэтом и драматургом, а позднее

.взялся еще за роман и сказку, сказку, которая в будущем создала ему имя,

стала венцом его творчества.

Слишком много огорчений было в жизни писателя. «Слишком часто, даже в

старости, — как пишет Паустовский, — Андерсену давали понять, что он «бедный

родственник» в датской литературе и что ему—сыну сапожника—следует знать свое

место среди господ советников и профессоров. Его замалчивали, на него

клеветали. За что? За то, что в нем текла «мужицкая кровь», что он не был

похож на спесивых и благополучных обывателей, за то, что был истинный поэт,

был беден и, наконец, за то, что он «не умел жить».

«Все хорошее во мне топтали в грязь», — говорил о себе Андерсен. Говорил он и

более горькие вещи, сравнивая .себя с тонущей собакой, в которую мальчишки

швыряют камни, даже не из злости, а ради пустой забавы

[7].

...Жизненный путь этого человека не был усыпан розами. Андерсен страдал,

страдал жестоко. И можно только преклоняться перед мужеством этого человека.

Он страдал, но он не покорялся.

Глава 2. Сказки Х. К. Андерсена

Трудно сказать, что толкнуло Андерсена в область сказки. Мысль пересказывать

народные предания ни в коей мере не была оригинальной. Почему же не

попробовать себя на этом поприще? Тем более, что в детстве он, по

собственному признанию, больше всего любил слушать сказки. А кроме того

Андерсен очень любил детей. Он часто развлекал малышей в семьях, где бывал,

рассказывал им «истории, которые либо сам тут же придумывал, либо брал из

известных сказок».

Но так ли добр был всегда улыбчивый Андерсен детских сказок? Нет! Иногда его

нравственный кодекс был весьма суров. Когда сказки Андерсена впервые

появились на прилавках книжных магазинов датской столицы, все были поражены.

Никто никогда ничего подобного не читал. Какие странные герои! Ведь датские

дети привыкли к принцам и принцессам. У Андерсена же в сказке «Огниво»

принцесса разъезжает верхом на собаке, а другая принцесса, Элиза, из сказки

«Дикие лебеди» отличается необыкновенным трудолюбием и самоотверженностью.

Она бродит по полям и болотам в поисках изгнанных братьев. Из жгучей крапивы

плетет она одиннадцать рубашек, которые могут их спасти. Ее руки покрываются

волдырями от ожогов, но она не прерывает работу. Преодолевая страх,

пробирается принцесса ночью на кладбище за крапивой. И все время молчит. Если

она заговорит, братья ее навсегда останутся лебедями. Даже по дороге на казнь

Элиза плетет рубашки, и ее беззаветный труд спасает братьев.

Рождение Андерсена-сказочника формально датируется 1835 годом, известным как

год выхода первого сборника сказок. Называют иногда и 1831 год, когда

появилась книга путевых очерков «Теневые картины», в которой встречаются

сказки и сказочные образы.

Но уже в раннем творчестве Андерсена отчетливо проявилась склонность поэта к

сказке — черта, на которую ни современная ему критика, ни сам писатель не

обратили внимания. Такие произведения 1830 года, как «Королева метелей», «Бук»,

«Сказка о женах», «Дочь великана», не что иное, как сказки в стихах

[8].

Кроме того, этим стихам предшествовала прозаическая сказка «Мертвец»,

впоследствии пересказанная художником заново и теперь известная нам под

названием «Дорожный товарищ».

Истоки многих позднейших совершенных сказок Андерсена таятся в ранних его

произведениях. Так, в «Теневых картинах» есть сказка о гениях цветов, которую

можно считать эскизом «Дюймовочки», появившейся в 1836 году. В этой же книге

есть сказочный мотив, на основе которого Андерсен впоследствии создал свою

«Русалочку». Сказочные образы можно обнаружить и в ряде других ранних

произведений писателя.

Поэтому начало работы Андерсена в области сказки следует отнести к 1830 году.

Но только первый сборник сказок (1835) свидетельствовал уже не просто о

тяготении Андерсена к этому жанру, — он стал своеобразным рубежом, после

которого сказка, хотя и не сразу, заняла прочное место в творчестве писателя.

В сборник вошли «Огниво», «Маленький Клаус и Большой Клаус», «Принцесса на

горошине» и «Цветы маленькой Иды». Первые три сказки были написаны по мотивам

народных датских сказок, которые он слышал еще в детстве, «Цветы маленькой

Иды» — оригинальная сказка.

Фантастика сказок Андерсена просто удивительна. Человек в сказке

«Райский сад» попадает в жилище ветров, где мать ветров ругает сыновей за

проказы. Спички из сказки «Сундук-самолет», происходившие из сосны,

хвастаются тем, что каждое утро в молодости пили алмазный чай, т. е. росу, и

что они были богаты, потому что, как известно, лиственные деревья одеты

только летом, а у них хватало средств и на зимнюю и на летнюю одежду. А вот

Русалочка, дочь морского царя. Она совсем как человек. Ради принца, чтобы

быть рядом с ним, принимает она человеческий образ и идет на невыносимые

муки; ради него отдает свой прекрасный голос. Ее любовь ничто не может

уничтожить, даже женитьба принца на другой. Русалочка знает: стоит ей вонзить

нож морской ведьмы в сердце принца, и она снова очутится в море вместе с

родными и проживет 300 лет. Но она умирает, не желая спасти свою жизнь ценою

жизни любимого.

Понимание Андерсеном связи фантастики и реального чудесно раскрыто в сказке

«Бузинная матушка». Писатель берет самую обыденную и даже прозаическую

ситуацию: простуженному мальчику заваривают бузинный чай — «отличное

потогонное». Но скромная щепотка бузины, брошенная в чайник, вдруг разрослась

и выпустила из его носика веточки, затем приподняла крышку и превратилась в

куст с цветочками. «Как славно цвела и благоухала бузина!» — говорит

писатель.

Андерсен не боится реалистической детализацией описания ослабить

фантастическое. Наоборот, ею он как бы подчеркивает достоверность событий

сказки. Вот почему художник дает нам реальное ощущение того, как растет куст,

показывая, что бузина не только «доходила до самой постели», но «и раздвинула

занавески!» И, только убедившись, что мы поверили и сами уже видим сказочный

куст в реальной комнате, говорит наконец о появлении волшебницы: «Из

зелени... выглядывало приветливое лицо старушки, одетой в какое-то

удивительное платье, зеленое, как листья бузины, и все усеянное белыми

цветочками». Подчеркивая неразрывность сказочного и реального, Андерсен

говорит: «Сразу даже не разобрать было — платье ли это или просто зелень и

живые цветочки бузины».

Так реалистическими средствами художник нарисовал фантастическую картину

появления бузинной матушки из чайника. Андерсен видит сказочное в самой

реальности: «Из действительности-то и вырастают самые чудесные сказки, иначе

бы мой благоухающий куст не вырос бы из чайника».

«Соловей» — откровенно нравоучительная сказка, в которой говорится, что

спасительно и животворно лишь настоящее искусство.

Тема животворной силы истинного искусства, противостоящего мертвенной

бесцельности подделок, волновала многих писателей. Однако никто не

разрешил ее так блистательно, как Ханс Кристиан Андерсен, Это литературное

чудо, и таких чудес немало у великого датского кудесника

Многими сказками мы обязаны прямому заказу, сделанному друзьями писателя.

«Каплю воды» Андерсен написал после беседы со своим другом физиком Эрстедом,

а «Навозного жука» — по совету Ч. Диккенса. В другой раз скульптор

Торвальдсен, друживший .с Андерсеном и любивший его сказки, попросил: «Ну,

напишите же нам новенькую забавную сказку! Вы ведь можете написать обо всем,

хоть о штопальной игле!» И очаровательная «Штопальная игла» готова!

«Бутылочное горлышко», появилось после того, как друг Андерсена фольклорист

Тилэ однажды в шутку сказал: «Надо бы вам написать историю бутылки с момента

ее появления на свет и до того, как от нее осталось одно горлышко, годное

только служить стаканчиком для птицы».

Андерсен обладал удивительной и завидной чертой — везде, в самом прозаическом

и обыденном, находить поэтическое. Бутылочное горлышко заканчивает свою

бурную жизнь в должности стаканчика для птички-должности, в сущности,

довольно почтенной:.. «Лучше быть хоть чем-нибудь, нежели ничем!» Этот вывод

активно-оптимистичен, ибо писатель, что явствует из сказки, призывает не к

реакционному «всяк сверчок знай свой шесток», а к тому, чтобы пусть в малом,

но быть полезным окружающим, проявить себя в деле. Как надо любить жизнь,

ценить ее, каждое ее проявление, каждую травинку.... да что там! — осколок

стекла, чтобы создать такую поэтическую сказку!

Художник всегда находил поэтическое в самом обыденном: в полевой ромашке, в

уличном фонаре, в грифельной доске, в обыкновенном стручке гороха — в самых

простых предметах жизненного обихода. Он замечал зорким глазом чудесное в

жизни и рукой мастера переносил в сказку. Вот девочка спрашивает, летают ли

цветы. Да, конечно,—«это красные, желтые, белые мотыльки». Несомненно, они

«были прежде цветами, только соскочили со своих стебельков, забили в воздухе

лепестками, словно крыльями, и полетели» («Цветы маленькой Иды»). Если в

другой сказке говорится: «Маятник больших старинных часов качался взад и

вперед, стрелка двигалась, и все в комнате старело с каждой минутой, само

того не замечая», то мы опять-таки видим, по сути дела, совершенно реальную

картину, в которой писатель только подчеркивает действительно присущий ей

элемент чудесного.

В сказке «Русалочка», во многом программной для Андерсена, он полемически

противопоставляет миру сказки мир реальный, как высшую красоту. Русалочка,

живя на дне морском, среди подводных чудес, мечтает увидеть землю, всю ее

реальную поэзию. Русалочку удивляло и восхищало, что «цветы на земле пахли не

то, что тут в море!» Но леса там, как и в подводном царстве, были зеленого

цвета, и «рыбки, которые жили в ветвях, чудесно пели». Бабушка русалочки

называла так птиц; иначе внучка ведь не поняла бы ее!

Знаменательно, что, когда реальный герой попадает в сказочное царство, он не

теряется, так как видит связь чудесного с реальным. Вот герой оказался на дне

морском и «увидел, что река была для водяных жителей все равно что дорога:

они ездили и ходили по дну от самого озера и до того самого места, где реке

конец. Ах, как там было хорошо! Какие цветы, свежая трава! А рыбки шныряли

мимо моих ушей точь-в-точь, как у нас здесь птицы» («Маленький Клаус и

Большой Клаус»).

Смысл сказок Андерсена и особенно сказки о маленькой русалочке — в

утверждении реальности прекрасного, поэзии действительности.

В «Русалочке» с предельной выразительностью раскрывается мечта, героини о

земных радостях, земной любви, земной жизни, которая прекраснее

фантастического подводного царства. «Все больше и больше начинала русалочка

любить людей, все сильней и сильней тянулась к ним; их земной мир казался ей

куда просторнее, шире, нежели её подводный... «Ей так хотелось побольше

узнать о людях и их жизни, но сестры не могли ответить на ее вопросы, и она

обращалась к бабушке. Бабушка хорошо знала «высший мир», как она справедливо

называла землю, лежавшую над морем...» Датский сказочник всем своим

творчеством утверждает превосходство реального над фантастическим. Ведь не

случайно писатель говорит, что бабушка знала «высший мир», как она правильно

называла землю, лежавшую над морем.

Реалистическое содержание андерсеновских сказок и обусловило их стиль, язык и

манеру письма художника.

Родниковая ясность речи, разговорная интонация, прямое обращение к слушателю,

гибкость синтаксических форм, звучность слова, зримость и красочность

образов, конкретность деталей — таковы особенности андерсеновского стиля,

стремительного и живого. Его описания полны движения, действия. Андерсен не

скажет: «Дети сели в экипаж и поехали», а: «Ну вот, уселись дети в экипаж —

прощай, папа, прощай, мама; кнут щелк-щелк— и покатили. Эх, ты! Ну!» Мы не

только видим, но и слышим все, что происходит в сказке. Звукоподражание здесь

не случайно: оно является важным элементом в языке андерсеновских сказок и

придает ему характерность. Всем запомнился глупый сынок жабы, за которого

сватают Дюймовочку. А ведь он на протяжении всей сказки повторял всего только

одну фразу: «Коакс, коакс, брекке-ке-кекс!» — даже когда наступил решительный

момент в его жизни и он увидел прелестную крошку в ореховой скорлупе. «Вот

мой сынок и твой будущий муж! Вы славно заживете с ним у нас, в тине!» —

говорит жаба, обращаясь к Дюймовочке. «Коакс, коакс, брекке-ке-кекс!» —

только и мог сказать сынок».- Звукоподражание служит здесь для выражения

ограниченности героя, его примитивности, и как все это сочетается с «тиной»

мещанского благополучия, которая грозит затянуть маленькую Дюймовочку!

Звукоподражание органически слито с другой особенностью андерсеновской речи —

разговорным характером ее, специфически присущим жанру сказки, которую

сказывают. Рассказчик в слове передает все, даже звучание предметов в их

действии, в движении. То булькает льющаяся вода, то утята проклевываются

через яичную скорлупу, и мы слышим, как она потрескивает, то с шипеньем

вспыхивает спичка.

Реальный мир в сказках Андерсена предстает таким, каков он в

действительности, то есть красочным, объемным, звучным и, что очень важно,

находящимся в движении.

Динамичность повествования — одно из характернейших свойств стиля Андерсена-

сказочника. «Шел солдат по дороге: раз-два, раз-два! Ранец за спиной, сабля

на боку. Он шел домой с войны. На дороге встретилась ему старая ведьма...

— Здорово, служивый! — сказала она. — Какая у тебя славная сабля и большой

ранец. Вот бравый солдат! Сейчас ты получишь денег, сколько твоей душе

угодно».

Это написано энергично, ясно, коротко. Несколькими строками обрисованы место

действия и герой и намечена основная сюжетная линия.

У Андерсена нет бездейственных, украшающих деталей: все в повествовании

подчинено единой цели. Вот увидел солдат собаку, у которой глаза ни дать ни

взять — две «круглые башни» и к тому же «вертелись, точно колеса». Что же

сделал герой? «Мое почтение!» — сказал солдат и взял под козырек. Такой

собаки он еще не видывал».

Этот маленький эпизод весьма существенен для понимания стиля Андерсена-

сказочника: писатель дает здесь реалистическую характеристику бравого

солдата. Ведь действительно бывалый солдат и не мог поступить иначе: он

привык ничему не удивляться, ничего не бояться.

Здесь мы подходим к чрезвычайно важному вопросу — о характерности сказочного

героя. В отличие от других литературных жанров — романа, рассказа, драмы и т.

д., где требуется полнота и многогранность раскрытия героя, где в сочетании

различных черт характера и выражается его подлинная сущность, герой сказки

оказывается исчерпывающе обрисованным, если в нем проявлена лишь основная

черта характера. В сказке достаточно сказать, что жил-был «скупой или жадный

крестьянин, злой царь или хитрая лиса, и это уже вполне определит героя.

Сказочный герой — это как бы образное, персонифицированное воплощение одной

определенной идеи: скупости, жадности, мещанства, уродства или, наоборот,

доброты, красоты, трудолюбия, честности и т. д.: Целиком заполняющая образ

героя идейная его сущность подчас у писателей меньшего художественного

дарования, чем Андерсен, превращает сказку в олеографические аллегории,

условные и надуманные.

Мы знаем, что даже сам Андерсен в своих религиозно-сентиментальных сказках

отдал известную дань аллегоричности. Однако все те произведения, которые и

составили славу художника, дают образцы подлинного искусства сказочника.

Мастерское умение сочетать реальное и фантастическое проявляется у Андерсена

и в использовании психологической детали. Как бы ни был сказочен его герой,

он думает и действует в соответствии с конкретными реальными условиями своего

бытия. Вспомним, например, сказку «Оле-Лукойе». Вот в ящике стола, где лежат

учебные принадлежности Яльмара, мальчугана, не отличающегося прилежанием,

раздаются ужасные стоны. «Что там такое!» — сказал Оле-Лукойе, пошел и

выдвинул ящик.

«Оказалось, что это рвала и метала аспидная доска: в решение написанной на

ней задачи вкралась ошибка, и все вычисления готовы были распасться; грифель

скакал и прыгал на своей веревочке, точно собачка; он очень желал помочь

делу, да не мог. Громко стонала и тетрадь Яльмара; просто ужас брал, слушая

ее!» Вся эта сценка окрашена теплым андерсеновским юмором. Он-то и делает

сказочными реальные факты, когда художник вводит хотя и фантастические, но

психологически верные, очень точные переживания аспидной доски и грифеля,

вынужденных находиться в руках нерадивого ученика. Умение встать на точку

зрения героя — существенная особенность андерсеновского мастерства.

Столь же точны психологические детали и в сказке «Бутылочное горлышко». Ее

герои — кролик и бутылка — готовятся к полету на воздушном шаре. «Бедняжка

кролик был совсем расстроен, он знал, что его спустят вниз на парашюте!

Бутылка же и не знала, куда они полетят—вверх или вниз...» И дальше: «А как-

то странно лететь по воздуху! —подумала бутылка. — Вот новый способ плавания!

Тут, по крайней мере, не наткнешься на камень!»

Характерной чертой андерсеновской сказки и является глубокая правдивость в

описаниях переживаний сказочных персонажей. Действительно, кролик должен

испытывать страх перед предстоящим спуском на парашюте. А бутылке все равно —

лететь вверх ли, вниз ли; основное, чего она должна опасаться — ведь она

стеклянная!—это чтобы не разбиться. Здесь писатель нашел не столько точные

слова, сколько точные мысли, точные психологические переживания

[9].

Значение реалистической детали у Андерсена не в занимательности, а в

способности спаять в единое целое сказочное и реальное. Часто эта деталь как

бы «заземляет» фантастического героя или целую сцену.

«—Войдите! — сказал старик король, когда Иван постучал в дверь.

Иван отворил дверь, и старый король встретил его одетый в халат; на ногах у

него были вышитые туфли, на голове — корона, в одной руке — скипетр, в другой

— держава.

— Постой! — сказал он и взял державу под мышку, чтобы протянуть Ивану руку»

(«Дорожный товарищ») .

В описании того, как старик король здоровается с Иваном, применен прием

«снижения», к которому Андерсен прибегает, чтобы сказочное и фантастическое

перевести в план реального, обыденного, Вот поэтому-то старику королю

«пряники были не по зубам, а в другой раз «старик король разоделся в новое .

платье; корона и скипетр его были вычищены на славу...»

Датский художник в своих сказочных персонажах — королях, феях, троллях —

всегда и прежде всего видит человека, с тем или иным присущим ему характером,

чертами положительными или отрицательными. Реалистические детали наполняют

условный сказочный образ конкретным жизненным содержанием и превращают его в

живое существо. «Старый тролль был в короне из ледяных сосулек и полированных

еловых шишек, в медвежьей шубе и меховых сапогах,— пишет Андерсен в сказке

«Лесной холм» (1845). —А сыновья его, здоровенные малые, ходили, напротив,

нараспашку, с голыми шеями и без подтяжек». Читая это, так и видишь эту

сказочную семейку, в которой все просто, по-домашнему, и, как обычно,

старику, по слабости и старости, больше приходится работать умом, а молодым,

здоровым парням, его детям, — руками.

Даже в таком традиционном для сказки эпизоде, как выдача принцессы замуж за

победителя в трудном соревновании, Андерсен одной фразой «привязывает»

сказочное к реальному: «Я выдам свою дочку за того, кто прыгнет выше всех! —

сказал король.— Обидно было бы таким молодцам прыгать задаром!» («Прыгуны»,

1845).

Юмор позволяет Андерсену делать фантастическое простым и обыденным. Чудесные

калоши приносят счастье каждому, у кого они окажутся на ногах. Их появление в

разных уголках города, однако, не имеет ничего необычного. Вот полицейский

писарь по ошибке сменял свои старые калоши, на волшебные. Он просто надел их

на ноги, сунув одни бумаги в карман, а другие — под мышку (ему нужно было

кое-что перечитать и переписать дома), и вышел на улицу. День был воскресный,

стояла чудесная погода. С добродушной усмешкой Андерсен замечает: «Что ж,

полиция тоже иногда ошибается».

С какой простотой и естественностью рисует Андерсен своих героев, как

жизненны их поступки! Каждое движение героя, его слова художник дает именно в

характере того, о ком идет речь.

Вот сказка рисует судьбу елки: ее срубили, увезли из родного леса, потом она,

разукрашенная, стояла в комнате, а затем после рождественских праздников

слуги вытащили ее из комнаты, поволокли по лестнице и сунули в самый темный

угол чердака. Несколькими выразительными словами Андерсен определяет

положение своей героини: «...она прислонилась к стене и все думала,

думала...» («Ель», 1844, 1846). Да, бедная елка уже была не та, что на воле,

в лесу.

А вот мышата разговаривают с нею: «Расскажи нам, где самое лучшее место на

земле? Ты была там?» И, поставив этот вопрос, художник рисует идеал своего

героя, мышонка: «Была ты когда-нибудь в кладовой, где на полках лежат сыры, а

под потолком, висят окорока и где можно плясать на сальных свечках? Войдешь

туда тощим, а выйдешь толстым».

В сказках датского художника два лагеря противостоят друг другу. С одной

стороны, это персонажи, подвергаемые сатирическому разоблачению: короли, их

министры, придворные с кочнами капусты вместо голов, жадные богачи, глупая

утка, навозный жук, свинья, улитка, травяные вши; с другой стороны,

пользующиеся любовью автора положительные герои — садовник, студент, поэт,

солдат, ласточка, соловей, жаворонок, стойкий оловянный солдатик, Дюймовочка,

русалочка, лен, ромашка, ель, гречишное зернышко...

Одно это перечисление говорит о том, что художник тщательно отбирал своих

героев, что миру зла, глупости и невежества он противопоставил мир добра,

поэзии, мудрости, миру уродства — мир красоты

[10].

Герои сказки «Пастушка и трубочист» (1845) — всего только две фарфоровые

статуэтки, стоящие на подзеркальном столике. Но они заслуживают самого

серьезного внимания, и ничего, что один из героев только прозаический

трубочист, ведь все дело в фарфоре. «...мастер точно так же мог бы сделать из

него принца, — все равно!»—говорит писатель.

Герои любят друг друга, но любви их грозит опасность: украшение старинного

шкафа — обер-унтер-генерал-комиссар-сержант Козлоног хочет взять пастушку в

жены. Трубочист готов бежать с ней.

«— А хватит ли у тебя мужества идти за мною повсюду? — спросил ее трубочист...

— Да, да! — отвечала она».

Но их путь на волю оказался отнюдь не простым, как на то надеялась изнеженная

маленькая пастушка:

ведь дорога трубочиста всегда «идет через дымовую трубу»! И как бы шутливо,

но на самом деле очень и очень серьезно, Андерсен говорит о том, что надо

быть подлинно стойким и мужественным человеком, чтобы пройти в жизни честным

трудовым путем. И не всякий это одолеет. Зато какая великая награда ждет

героев сказки впереди:

«...они все лезли и лезли, выше да выше! Дорога была ужасная! Но трубочист

поддерживал пастушку и указывал, куда ей удобнее и лучше ставить фарфоровые

ножки. Наконец они достигли края трубы и уселись на нее — они очень устали, и

было от чего!

Небо, усеянное звездами, было над ними, а все домовые крыши — под ними. С

этой высоты глазам их открывалось огромное пространство. Бедная пастушка

никак не думала, чтобы свет был так велик. Она склонилась головкою к плечу

трубочистика и заплакала; слезы катились ей на грудь и разом смыли всю

позолоту с ее пояса».

Нет, не выдержать подобных испытаний пастушке — ведь она так привыкла к

беззаботной жизни на подзеркальнике! Из-за ее малодушия, когда перед

беглецами уже расстилался весь «белый свет», они возвращаются назад и так и

остаются всего-навсего лишь двумя статуэтками в барском доме.

В изящном фарфоре андерсеновской сказки отлита огромная тема подлинных

человеческих судеб. Как благороден маленький трубочист, который приучен

трудом не бояться высоты! И как слаба маленькая пастушка, все богатство жизни

для которой воплощено в золотом поясе и золоченых туфельках, в которых она

красуется на подзеркальном столике.

Тема эта — трагической любви — по плечу большому художнику в романе, поэме, и

вот с какой ясностью -она воплощена в маленькой сказке Андерсена, тем и

великого, что он умел большое раскрывать на примере малого!

Прямой противоположностью неудачной любви трубочиста и пастушки служит

торжествующая любовь стойкого оловянного солдатика и танцовщицы.

Чего только не испытал стойкий оловянный солдатик! Полет из окна, плавание в

утлой лодке, нападение крысы... Но ничто не могло сломить его волю: «Он

держался стойко — ружье на плече, голова прямо, грудь вперед!» И когда он

погибает, ни тени страха нет в его душе: «Он подумал о своей красавице: не

видать ему ее больше. В ушах у него звучало: «Вперед стремись, о воин, и

смерть спокойно встреть!..»

Столь же стойка и верна маленькая танцовщица. Нет, это не пастушка в

золоченых туфельках. Когда герой оказывается в огне, она смело следует за

ним, и любовь их побеждает даже смерть.

Тема творческого подвига как основы человеческого счастья развивается в

сказках датского писателя на протяжении многих десятилетий его поэтической

деятельности.

В сказке «Лен» Андерсен с большим лиризмом говорит о жизненной стойкости и

высоком долге труженика[11].

Колья в изгороди жалобно скрипят: «Оглянуться не успеешь, как уж песенке

конец!» — «Вовсе не конец!» — отвечает лен. Он растет, цветет и полон радости

жизни. Но вот пришли люди, схватили его «за макушку и вырвали с корнем». Нет,

не думай, читатель, что жизнь проста и легка: «Было больно!» Потом лен

мочили, «будто собирались утопить, а после того держали над огнем, будто

хотели изжарить. Ужас что такое!» Но лен не унывает. «Не вечно же жить в свое

удовольствие! — сказал лен. — Приходится и испытать кое-что». Его мнут,

теребят, чешут, сучат, ткут, и вот «весь лен до последнего стебелька... пошел

на кусок чудеснейшего холста!» «Вот счастье-то! — говорит лен. — Да если

мне и пришлось пострадать немножко, то зато теперь из меня и вышло кое-что.

Нет, я счастливей всех на свете! Какой я теперь крепкий, мягкий, белый и

длинный! Это небось получше, чем просто расти или даже цвести в поле!»

Писатель говорит в этой сказке о подлинном смысле жизни, о том, что, не боясь

никаких испытаний, преодолевая трудности, каждый должен выполнить свой долг и

свершить для людей все, что он может.

Лен становится полотном, из него шьют белье. Это прозаично, но лен гордо

говорит: «...я приношу пользу миру, а в этом ведь вся и суть... вся и радость

жизни!» Прошло время, и белье износилось. «Всему на свете бывает конец!» —

говорит оно. Его рвут на тряпки, отправляют на бумажную фабрику, снова «мнут,

варят, тискают... ан глядь—они превратились в тонкую белую бумагу!» Бумага

поражена. Когда-то она цвела «голубенькими цветочками, теперь каждый цветочек

расцвел прекраснейшею мыслью». Какая же это ложь бездельников-кольев, что

«оглянуться не успеешь, как уж песенке конец...» Бумагу отправили в

типографию, и «все, что на ней было написано, перепечатали в книгу», и книги

разлетелись по всему свету!

«Песенка никогда не кончается, вот что самое чудесное!»

Заключение

В чем секрет сказок Андерсена, единственных датских произведение, вошедших в

мировую литературу?

Во-первых, в человеческой правдивости. Вспомним «Огниво «Свинопаса», «Снежную

королеву», «Ганса-Чурбана». Во всех сказках короли и принцессы ведут себя

среди колдовства и чудес как обычные люди. Император в «Свинопасе» не

гнушается сам пойти отпереть дверь или взять нового слугу. Он также не боится

носить старые, стоптанные башмаки вместо домашних туфель и швырять ими в

голову фрейлинам. Старуха-разбойница в «Снежной королеве» кровожадна, но не

лишена человеческих качеств. Даже у холодной Снежной королевы есть обаяние,

которое объясняет, почему она нравится маленькому Каю.

Во-вторых, своей реалистичностью. «Гадкий утенок» знаменит потому, что

убедительно рисует борьбу через тернии к звездам, ту самую, которую пришлось

когда-то вести и самому писателю. В этой сказке, как и в других сказках

Андерсена о животных и вещах, каждый из бессловесных созданий — это

уменьшенный до малых размеров, но необычайно точно. написанный портрет

переодетого человека, то схваченный мимоходом, то нарисованный во всех

деталях. На птичьем дворе нужно бороться за существование, и утятам предстоит

этому научиться. Они должны остерегаться кошки и не попадать под ноги

птичнице; нужно держать лапки врозь, чтобы показать себя благовоспитанным

утенком. Вылупившиеся утята ценятся по тому, умеют ли они все, что должна

уметь каждая утка. Добрый знак, когда большой утенок хорошо гребет лапками в

воде — есть надежда, что из него все же выйдет толк.

Да, человеческие портреты здесь приобретают остроту из-за упрощения, И особую

прелесть им придает забавное противопоставление между их нечеловеческой

средой и чересчур человеческими мыслями,

В-третьих, в сказках Андерсен настойчиво повторяет, какие люди достойны

уважения, а какие нет. Тот, кто принимает дары жизни с благодарностью и не

пытается быть и казаться чем-то большим, чем он есть, всегда описывается с

симпатией. Тот, у кого доброе сердце, кто идет по жизни весело, в конечном

счете одерживает верх над расчетливым человеком. Герда освобождает Кая из

холодного дворца Снежной королевы, весело поющий соловей оказывается сильнее

Смерти у постели императора, а Ганс-Чурбан получает принцессу, И напротив,

сытый буржуа, который не видит .дальше своего носа, беспощадно выставляется в

сказках на смех.

Наконец, последнее •— идея сказок о богатстве жизни. Хороша жизнь или дурна,

справедлива или несправедлива. На первый взгляд сказки Андерсена отвечают на

эти вопросы противоречиво. Некоторые .утверждают нас. в самых лучших надеждах

(«Дикие лебеди», «Гадкий утенок»), другие внушают успокоительные мысли. Но

есть и такие, где события принимают совсем иной оборот. Это сказки,

ироничные, и беспощадные, когда дело касается пренебрежения к простому

человеку, несправедливости и лжи. Тогда рядом с детской сердечностью в них

прорывается едкий сарказм. С полной силой он выразился в великой сказке о

голом короле.

Список использованной литературы

9. Андерсен Х.-К. Сказки и истории. Т. 1. Л, Художественная

литература, 1969.

10. Брауде Л. Ю. Жизнь и творчество Ханса Кристиана Андерсена.

Л, 1973

11. Брауде Л. Ю. Сказочники Скандинавии. Л.: Наука, 1974.

12. Брауде Л. Ю. Традиции Андерсена в сказочной литературе (к

100-летию со дня смерти). – В сб.: Детская литература. М., Детская

литература, 1975.

13. Брауде Л. Ю. Ханс Кристиан Андерсен. Л., Просвещение, 1978.

14. Важдаев В. Ханс Кристиан Андерсен. Очерк жизни и творчества

М, Детгиз, 1957

15. Грёнбек Б. Ханс Христиан Андерсен. М: Прогресс, 1979

16. Кокорин А. В стране великого сказочника, М: Советский

художник, 1988

17. Муравьева И. И. Ханс Кристиан Андерсен. М: Молодая гвардия,

1959

18. Погодин А. С. Классик датской литературы Г. Х. Андерсен. М,

1955.

19. Сильман Т. Сказки Андерсена (предисловие к книге Х.-К.

Андерсена «Сказки и истории»). Л: Художественная литература, 1969.

20. Степанова М. Великий сказочник. // Дошкольное воспитание.

1980. № 3, с. 49-52

21. Степанова М. Сказка его жизни. //Дошкольное воспитание.

1985, № 4, с. 61-62

22. Хаббард М. Полет лебедя. Повесть, основанная на жизни Ханса

Кристиана Андерсена. М: Терра–Книжный клуб, 1998

[1] Брауде Л. Ю. Ханс Христиан Андерсен. М, 1978, с. 65

[2] Степанова М. Сказка его жизни. //Дошкольное воспитание. 1985, № 4, с. 61

[3] Степанова М. Великий сказочник. // Дошкольное воспитание. 1980. № 3, с. 50

[4] Степанова М. Сказка его жизни. //Дошкольное воспитание. 1985, № 4, с. 62

[5] Важдаев В. Ханс Кристиан Андерсен. Очерк жизни и творчества М, 1957, с. 37

[6] Важдаев В. Ханс Кристиан Андерсен. Очерк жизни и творчества М, 1957, с. 39

[7] Степанова М. Великий сказочник. // Дошкольное воспитание. 1980. № 3, с. 52

[8] Важдаев В. Ханс Кристиан Андерсен.

Очерк жизни и творчества М, Детгиз, 1957, с. 52

[9] Брауде Л. Ю. Ханс Кристиан Андерсен. Л., Просвещение, 1978, с. 66

[10] Брауде Л. Ю. Ханс Кристиан Андерсен. Л., Просвещение, 1978, с. 52

[11] Брауде Л. Ю. Ханс Кристиан Андерсен. Л., Просвещение, 1978, с. 102