Сочинение: Астафьев

Сочинение: Астафьев

Рецензия на рассказ В. Астафьева «Руки жены».

Русская литература второй половины XX века – непонятная, странная литература.

Странна она и широтой затрагиваемых тем, и разнообразием формы – в ней трудно

выделить какую-то единую проблему. «Язык всегда крутится вокруг больного

зуба», - сказал в одном из интервью В. Астафьев о роли искусства, а сколько у

нашей эпохи «больных зубов»! Отсюда и неоднородность современного искусства,

и неоднозначность его, и читательский интерес к произведениям дня

сегодняшнего. Читатель ищет в литературе решение вопросов, которые ставит

время. Но не только проблема «хлеба насущного» волнует талантливого автора –

темы вечные поднимает он в своих произведениях: оттененные эпохой, в каждом

произведении они звучат по разному, но общей стороной их является обращение к

человеку, к душе. Одним из ярчайших представителей современной литературы,

автором, в рассказах и романах которого органично переплетается частное и

общее, мгновенное и вечное, является В. Астафьев. Обратимся к одному из его

произведений и попытаемся найти ответы писателя на вопросы эпохи и человека.

Итак, рассказ «Руки жены». Композиция обыкновенна для русской литературы –

рассказ в рассказе. {ее мы встречаем и у..}. Такая композиция позволяет

автору не только заставить читателя задуматься над темой, затронутой в

произведении, но и самому почувствовать себя на месте наблюдателя, сделать

какие-то выводы. «Наблюдатель», герой, от чьего имени ведется повествование –

журналист, который приехал в «уральскую тайгу», чтобы написать «очерк о

безруком герое, лучшем охотнике Райзаготпушнины», Степане Творогове, во

многом отражает позицию самого автора, и мы попытаемся доказать это.

Рассказ начинается с описания пейзажа: природа живет в рассказе Астафьева.

Автор будто «оживляет» камни, ручьи, деревья с помощью метафоричности языка,

насыщенности маленького описания поразительными эпитетами и олицетворениями,

наделяющими лес и его обитателей почти человеческими чертами: камни

вдавливаются в мох “по макушку”, “ключи и ключики” – автор любовно называет

их “мелочью” - загораживаются от солнца, жизнь не останавливается ни на

мгновение, здесь “ плодятся, добывают еду, охотятся друг за другом” птицы и

зверьки. Описание пейзажа завершается почти как в сказке: петь птицы улетают

обыкновенно «в другое место, выше, на гору», где солнце видно дольше, и

«когда они пели, на них никто не нападал». Читатель чувствует жизнь, бьющую

ключом в уральской тайге, он полон звоном ручьев, шорохами, пением птиц –

писатель мастерски использует сочетания [л]и [л’], [ц] и приглушенного [п],

шипящего [ш] и яркого [ж]. За счет неисчезающей аллитерации мы видим

продолжение этой тайги и жизни и во втором абзаце, в описании крепкого,

“напружиненного” Степана и как то не сразу замечаем небольшую фразу: «Рук у

него не было». Но и обратив на нее внимание, мы не придадим этому факту

большого значения: Степан так твердо, так «прытко» передвигается по лесу, как

может передвигаться только истинный его житель; он не выпадает из

нарисованного в начале пейзажа, он – часть его. Лишним в этой картине

предстает рассказчик. Он «ругается про себя», идя по тайге, а косогор, так

чудно описанный в первом абзаце, называет «проклятым».Но такое впечатление о

рассказчике как о чуждом природе существе временно: уже в следующем эпизоде,

когда Степан предложит отдых «уморившемуся» журналисту, тот снова обретет

чувство уральской тайги, и снова зазвучит для читателя в полный звук чуть

приглушенная раньше музыка «ключика». Этот пейзаж играет иную, нежели первый,

роль в рассказе: через образ вытащенного из «луночки» Степаном муравья,

который сразу «рванул в траву, видно, вспомнив про жену и семейство», автор,

во-первых, дополняет портрет уральского охотника – «внимательный, строгий

взгляд», «не.морщины, а вехи», а во-вторых, приближает читателя к одной из

основных тематических линий рассказа – дома, семьи, любви. Следующим абзацем

писатель продолжает описание Степана, и читатель все больше восхищается этим

сильным человеком: он не зависит от своей «неполноценности», живет свободно и

полно, изобретая для своей жизни новые приспособления, побеждая любые

предрассудки. Журналист, с чьих слов мы узнаем охотника, знает о нем и о его

семье – жене Надежде, матери – почти все, но чего-то ему еще не хватает, что-

то «оставалось такое, без чего не мог он писать в газету». Он признается

Степану, что ему «трудно писать» о нем, говорит, что «наверное, ничего не

выйдет» без какого-то недостающего звена. И неожиданно это звено получает от

самого охотника, который рассказывает журналисту о своей жене – это начало

«рассказа в рассказе».

Повествование свое Степан начинает тем, что ведет рассказчика к странно

торчащей среди просеки «кособокой черемухе». Этот куст особенный для героя,

читатель понимает это еще до того, как охотник начнет рассказ: Степан

улыбается этой черемухе, он «воркует » над ней («воркование» это читатель

тоже «слышит»: «Сладка, холера! .уральский виноград» - акцент на [л’], [р]),

а чуть позже объясняет свое состояние: «А-а, ягоды на этой черемухе добрые и

мне памятные». И «он стал рассказывать о том, как в конце солнечного августа,

на закате лета шли они с Надеждой из больницы вдоль этой линии

высоковольтной». В его рассказе едва мелькнувшая выше жена «безрукого героя»

станет основой жизни человеческой, а журналист - вместе с ним и читатель –

поймет, чего не хватало ему для очерка: не ясно было, где источник силы

Степана, а теперь он раскрыт самим «героем». Кто же такая жена охотника? Во-

первых – и смысл имени сразу ясен нам – Надежда. Несколько раз Астафьев так

строит фразы героя, что она обретает второй смысл: «Беда заслонила от Степана

все: и шахту, и свет, и Надежду». Надежда здесь не только имя любимой

девушки, но и вера в возможность дальнейшей жизни, пропавшая после трагедии.

Герой спрашивает себя: «И вот так всю жизнь?», и почти отвечает на свой

вопрос утвердительно, но в больницу приходит она, возвращая желание жизни,

любви, возрождая надежду. Она проста и искренна как сама природа Урала,

писатель подчеркивает это просторечными оборотами в ее репликах: «детишек

байкала», «ишь ведь мчится», но ведь герою именно это и нужно было в тот

момент: красота и ясность леса, привычные с детства. Надежда ведет Степана к

чудом сохранившемуся на просеке кусту черемухи, будто говорит: «Гляди, он

выжил – и ты не пропадешь». Но он «отстраняется»: «Рук у меня нету, Надя». И

она «вскидывается»: есть у него руки, ее руки, и есть у него ее любовь. Надя

возродила любимого человека, а черемуха обвенчала их. И «ничего с тех пор

выплеснулось.. Надя.весь потолок держит». Заметим, герой уже не называет жену

Надеждой, она теперь – Надя. Для него теперь в ней и жизнь, и вера, и

надежда, которую она когда то ему вернула.

Последний абзац рассказа снова начинается пейзажем, и в этом пейзаже мы

слышим уже не рассказчика, но самого Астафьева: «Все так же стояло над миром

доброе пока еще небо, но уже с набухающими облаками» - это обращение

художника к читателям, предупреждение его. Ведь «самолетик» счастья,

гармонии, олицетворяемого в рассказе Надеждой, «вот-вот поднимется и полетит

далеко-далеко», чтобы никогда не вернуться. А чего не хватает нам для того,

чтобы оставить небо над головой «добрым», чтобы исчезли «набухающие облака»?

«Нам не хватает сердца», - так отвечает писатель на это вопрос, и дает своим

героям это доброе сердце, чтобы хотя бы они, если люди не могут, сумели

сохранить красоту и гармонию человеческих отношений для тех, кто унаследует

«это безумный мир».