Рефераты

Реферат: Творчество А.С. Пушкина

Реферат: Творчество А.С. Пушкина

РАННЕЕ ТВОРЧЕСТВО

1813-1820

Первые из достоверно известных нам

произведении Пушкина относятся к 1813 г. и

свидетельствуют уже о п

ериоде зрелого ученичества.

Французская культура poesie f

ugitive, царившая в доме Пушкиных, борьба

карамзинистов с архаиками, в которой юный поэт не колеблясь избрал стан

первых, молодость, влекущая к чувственным наслаждениям, — все это пред­о

пределило выбор поэтической школы в творчестве Пуш­кина самого раннего

периода. Это была школа легкой поэзии, во Франции пережившая расцвет в конце

XVIII в.

Аллегорическим языком внеиндивидуального восприя­тия жизни

ранняя лирика Пушкина повествует о судьбе «человеческой»

И ты любезный друг, оставил,

Надежну пристань тишины,

Челнок свой весело направил

По влаге бурной глубины;

Судьба на руль уже склонилась.

Спокойно светят небеса,

Ладья крылатая пустилась —

Расправит счастье паруса.

Дай бог, чтоб грозной непогоды

Вблизи ты ужас не видал,

Чтоб бурный вихорь не вздувал

Под челноком шумящи воды! ..

Конечно, при этом в стихотворениях Пушкина нередко

проскальзывают и реальные пр

иметы жизни, но инерция стиля явно силь

нее живых впечатлений:

Мне видится мое селенье,

Мое Захарово; оно

С заборами в реке волнистой,

С мостом и рощею тенистой

Зерцалом вод отражено.

На холме домик мой;с балкона

Могу сойти в веселый сад.

Где вместе Флора и Помона

Цветы с плодами нам дарят. . .

Отметим еще одну черту

ранней поэзии Пушкина, на которую обратил внимание в связи с поэмой «Монах» Б.

В. Томашевский: «Характерна одна особенность

ранней поэмы Пушкина, отсутствующая или почти

отсутствующая в его позднейших произведениях, — это внимание, уделен­ное им

живописи. Перед нами целый список имен худож­ников —

Рафаэль, Корреджо, Тициа

н, Альбани, Верне (Жозеф

— маринист), Пуссен, Рубенс»

Эта особенность, присущая и другим ранним

произ­ведениям Пушкина, нам кажется знаменательной. Обраще­ние к жизни не не

посредственной, но уже преобразованной искусств

ом мы можем отметить и в таких стихотворениях, как «К живописцу», «Гроб

Анакреона», «Фиал Анакреона». В том же значении

выступают постоянные обра­щения юного поэта к «парнасским жрецам», —

значитель­ная часть пушкинских стихотворений

1813—1816 гг. пред­ставляет собою настойчивое определение тех литературных

образцов, которым собирается следовать поэт, причем даже из поэзии любимого

Батюшкова отбираются лишь произ­ведения, при

надлежащие к эпикурейской струе его твор­чества.

Сказанному выше, на первый взгляд, противоречит

наличие в раннем творчестве Пушкина произведений, жанры которых выходят за

пределы «легкой поэзии». Б. В. Томашевский, например, склонялся к тому, чтобы

определять господствующие тенденции раннего творчества Пушки

на по «капитальным» его произведениям (т. е.

относящимся к жанрам поэмы, повести, комедии). Между те

м не случайно эти произведения не были доведены до конца и, как правило,

оборваны в самом начале работы над ними. Дело здесь не в недостатке мастерства,

не позволяющего справиться с «большой формой», — скорее, Пушкин быстро

охладевал к подобным замыслам потому, что они в ту пору не вполне его

удовлетворяли."

Тем не менее приверженность Пушкина к подобным

замыслам, хотя эти

произведения не были

доведены до конца, была.

Очевидно, не случайной.

«Высокие» героические темы ("Александру", "Принцу

Оранскому", «Воспоминания в Царском Селе

»), а также сатирические мотивы (гражданского

накала — «Лици-нию» и в

литературно-пародийном варианте — «Тень

Фонвизина») возникают в творчестве Пушкина как

отзвук событий эпохи и

обнаруживают уже в ту пору некие

потенции его творчества, пока еще в полной мере не ра

спитые именно в силу его сосредоточенности на

эпику­рейских темах, которые осмысляются как главное па-значение поэзии.

Говоря о ранних стихах Пушкина как о стилизациях, ориентирующихся на образцы

легкой поэзии, необходимо подчеркнуть, что

механизм такого рода стилизаций был достаточно сложен. В этом отношении

показательно стихо­творение «Казак» (1814), которое в автографе помечено «С

малороссийского», а в копии лицейского товарища

Пушкина Горчакова содержит указание на источник —

«Ехал козаче и пр.». Здесь имеется в виду песня

Маруси из оперы-водевиля А. А. Шаховского «Казак-стихотворец» (1812).

Kоторая, между прочим,

с сочувствием отмечена Пушкиным в статье «Мои мысли

о Шахов­ском» (при общей отрицательной оценке водевиля). Однако эта песня дает

Пушкину только тему. Но

не сюжет:

Ехав казак за Дунай.

Сказав дивчине: прощай.

Вы, коники вороненьки.

Несите да гуляй .

Следует упомянуть еще один «образец», на который Пушкин ориентируется в

данном случае, — мы находим указание на этот счет в самом пушкинском тексте:

«Верь, коханочка, пустое; Ложный страх отбрось» . «Лож­ный страх» — название

стихотворения Батюшкова (подра­жание Нарни); у него же имеется и

стихотворение «Раз­лука», сюжетно напоминающее пушкинское стихотворение не в

меньшей степени, нежели народная песня. Обратим внимание на жанр

стихотворения, в ранних копиях назван­ного «балладой». Фантастический

элемент, обязательный для этого жанра в его романтической разновидности,

раннему Пушкину чужд, - от этого жанра он берет пока его эпико-драматическое

начало. Уже в раннюю лицейскую пору Пушкин достигает в своем творчестве

вполне профессионального уровня — он не просто мальчик, подающий большие

надежды, но и заметный поэт своего времени, чьи произведения печата­ются в

журналах, входят в состав сборников образцовых российских стихотворений

(«Александру», «Воспомина­ния в Царском Селе», «Наполеон на Эльбе») и даже

проникают в устную песенную традицию («Романс», «Казак» ) Можно ли в ту пору

говорить об оригинальных чертах пушкинской поэзии? Нам кажется, что эта

оригинальность обнаруживается в пристрастной разработке некоторых

традиционных мотивов.

Характерна и примеряемая Пушкиным в его ранних стихах поэтическая маска —

маска не просто философа-ленивца, по «монаха», «чернеца», «расстриги»,

мечтаю­щего о земных радостях. Эта маска до некоторой степени отражает

реальные лицейские впечатления, но важно подчеркнуть, что вместе с тем она

отражает и пафос пушкин­ской поэзии, не только жизнелюбивой, но и

свободо­любивой.

В 1816 г. характер лирики Пушкина претерпевает существенные изменения. Элегия

становится основным пушкинским жанром. Само по себе это обстоятельство не

противоречило принципам легкой поэзии -- напротив, именно она возродила

элегию в новом качестве, насытив ее меланхолическими переживаниями, мотивами

неудовле­творенности жизнью, недостижимости идеалов. Но то, что на первых

порах пушкинская муза становится по преиму­ществу элегической,

свидетельствовало не просто о жанро­вом обогащении поэзии Пушкина. В

соответствии с новым мироощущением меняется весь колорит пушкинской поэ­зии:

«луны туманный луч», «глас ночной», «печальная тьма лесов», «немая ночи мгла»

сменяют «златые дни. Златые ночи». К стихотворениям Пушкина конца 1816 г.

вполне применима характеристика, данная им поэзии Ленского: «Так он писал

темно и вяло, Что романтизмом мы зовем. Хоть романтизма тут нимало. Не вижу

я». 13 полном соответствии с пушкинским определением мы и сейчас должны

признать со значительными оговорками романтическое качество подобной поэзии:

в ней лишь при­сутствуют романтические тенденции, не получающие — в раннем

творчестве Пушкина — принципиального вопло­щения.

Проиллюстрируем этот тезис сравнением трех редакций лицейского стихотворения

«Я видел смерть; она в молчанье села...» (1816), сохранившихся в Лицейской

тетради (1817), в Тетради Всеволожского (1819) и в цензурной рукописи

собрания стихотворений (1825). В редакции 1825 г. мы обнаруживаем обычные

общие места (стихотворение потому и озаглавлено просто «Под-ражанье»)

романтической музы, для пушкинской лирики этого времени нехарактерные: мотивы

одиночества, упоен­ности красотой вечной природы, порыв к «тайнам гроба

роковым».

Отредактированное в 1825 г. Пушкиным, руковод­ствовавшимся романтическими

представлениями начала 1820-х гг. лицейское стихотворение приобрело

закончен-ньй романтический характер. Однако в конце 1810-х гг. эволюция Пушкина

вовсе не шла по пути форсированного романтизма. Вторжение

сентиментально-нредромантических художественных вея­ний в его поэзию в то время

пока еще не колеблет существенным образом преимущественно гармонического

восприятия жизни, хотя именно тогда ему впервые откры­ваются сложность и

противоречивость внутреннего мира человека. В ранней лирике Пушкина был

запечатлен, в сущности, счастливый «жизни миг», — теперь поэт начи­нает

постигать не только иные, скорбные регистры чело­веческого чувства, но и его

самостоятельную ценность, и fti'o собственную (но законам сердца)

жизнь.

Биографическая легенда связывает все любовные стихотворения 1816 и отчасти 1815

гг. с именем К. П. Баку­н

иной. Это, вероятно,

преувеличение. Точнее было бы сказать, что господствующим настроением

Пушкина той норы была меланхолическая мечтательность, а

это в свою очередь определило тональность его лирических раздумий. Сама по

себе эта пора не была затяжной. К стихотво­ре

ниям, посвященным «первой любви», уже в конце

1816 г. Пушкин относился с ирон

ией:

И даже, каюсь я, пустынник согрешил,

Я первой пел любви невинное начало.

Но так таинственно, с таким разбором слов,

С такою скромностью стыдливой,

Что, не краснея боязливо,

Меня бы выслушал и девственный К(озлов).

В первом стихотворении

цикла (по времени оно напи­са

но позже остальных, в начале 1817 г.) автор

предстает предельно разочарованным

, но причина уныния

не раскрыта:

Отверженный судьбиною ревнивой,

Улыбку, смех. и резвость. и покой –

Я все забыл; печали молчаливой

Покров лежит над юною главой. . .

Во втором стихотворении называется причина разоча­рованности — отъ

езд любимой; осенний пейзаж хранит дорогие следы, сама

природа грустит с п

оэтом, но в сердце его еще теплится наде

жда: «До сладостной весны. Про­стился я с блаженством». Образ люб

имой (третье стихотворение цикла) возникает в снови

дениях, но только для того. чтобы оттенить безрадостность дня («О, если бы душа

могла. Забыть любовь до новой ночи»). В четвертом стихотворен

ии возникает мотив ревности («Пускай она

прославится другим. Один люблю - он лю­бит и

любим»). однако ни

здесь, ни в последую­щих стихотворениях этот мотив

не получает развития; главной темой стихотворения становится та. которая была

намечена еще в начале цикла. — бесцельность по

этиче­ского дара. коль скоро он не нужен люби

мой:

К чему мне петь?

Под кленом полевым

Оставил я пустынному зефиру

Уж навсегда покинутую лиру,

И слабый дар как легкий скрылся дым.

В пятом, центральном стихотворении цикла, как и следует ожидать

, наступает кульминация; поэт в горести готов

забыть был'"?: «Летите

прочь, воспоминанья! Засни несчастная любовь!»

В пушкинской лирике отныне предстает

возрождаю­щийся человек, обогащенный опытом жизненных испыта­ний. В ряде

стихотворений конца 1810-X гг.: «Желание» («Медлительно влекутся дни мои

»), «К ней» («В печаль-пой праздности я лиру забывал») —уже предвосхища­ется

диалектика чувств, которая столь характерна для зрелой пушкинской лирики.

Недаром названные стихотво­рения неоднократно сопоставлялись с такими

шедеврами. Как «Элегия» («Минувших дней угасшее

веселье») и «К***» («Я помню чудное мгновенье

»).

Творчество Пушкина конца 1810-х гг. имеет пере

ход­ный характер и в силу этого менее всего поддается одно­значной оц

енке.

В творчестве Пушкина конца 1810-х гг. эпикурейские

мотивы, звучащие даже громче, нежели в ранней

лирике, получают свое место в иерархии эстетическо-нравственных ценностей, как

ее представляет себе поэт.

Вообще говоря, пушкинская поэзия конца 1810-х гг. ин

тимна по основному своему тону, рассчитана на дру­жеское сопереживание. Человек

оценивается Пушкиным с точки зрения личных его достоинств, и при этом мир л

ичности противопоставляется совр

еменным обществен­ным отношениям, которые

оказываются уже ее духовных потенций:

Он вышней волею небес

Рожден в оковах службы царской:

Он в Риме был бы Брут, в Афинах Периклес.

А здесь он — офицер гусарский.

Замысел «Руслана и Людмилы» обоснованно принято

связывать с литературной программой «арзамасских

лите­раторов», выдвинувших в 1810-е гг. идею

создания нацио­нальной лироэпической поэмы

, что и отразилось в планах «Владимира»

Жуковского и «Русалки» Батюшкова. " Известно, что

Пушкин встречался с Жуковск

им в Петер­бурге на рождественских каникулах

(1817) и, может быть, именно тогда маститый

литератор подарил «ученику» свой замысел, к

которому уже остыл, — по крайней мере в

пре­дисловии ко второму изданию «Руслана и Людмилы» (1828) сообщалось: «

Он начал свою поэму, будучи еще воспитанником

Царскосельского лицея...» П. И. Барте

нев сохранил предание, что юный поэт писал стихи поэмы на стенах комнаты,

куда был посажен в нака­зание

. Очевидно, именно о «Руслане и Людмиле»

упоми­нает поэт в послании к А. И. Тургеневу (8

ноября 1817 г.) :

О продолжении работы Пушкина над поэмой в 1818 г. мы располагаем лишь свидет

ельствами современников.

9 мая 1818 г. Батюшков пишет Вяземскому: «Забыл о

Пушкине молодом: он пишет прелестную поэму и зре

ет»; 14 июля 1818 г.

Кюхельбекер восклицает, обра­щаясь к Пушкину:

Тебя, мой пламенный, чувствительный певец

Любви и доброго Руслана,

Тебя, на чьем челе предвижу я венец

Арьоста и Парни, Петрарки и Бояна.

В конце 1818 г. А. И. Тургенев сообщал Вяземскому:

«Пушкин уже на четвертой песне своей поэмы, кото­рая будет иметь всего шесть»

Таким образом, в конце 1818 г. поэма в составе первона­чальных четырех глав (ср.

свидетельства А. И. Тургенева от 3 и 18 декабря)

была доведена лишь до пребывания Люд­милы в замке

Черномора — описание поля брани и битвы Руслана с Головой (вторая часть «Песни

III») появилось уже после выработки нового плана. С

ледовательно, перво­начальный план поэмы был значительно

проще, а главы намного (примерно вдвое) короче. Четыре главы, извест­ные в

декабре 1818 г. А. И. Тургеневу, тематически были таковы: 1. Пир у Владимира,

похищение Людмилы и отъезд героев на ее поиски;

II. Встреча Руслана с Финном (глава эта была несколько доработана в начале 1819

г. ); III. Встреча

Фарлафа с Наиной; битва Рогдая с

Русланом (сюда был несколько позже добавлен

эпизод столк­новения Рогдая с

Фарлафом: возможно, для этой главы в 1819 г.

предназначался и эпизод в замке двенадцати дев) ;

IV. Людмила у Черномора.

При таком построении поэма была строго соразмерна по главам: в нечетных главах

действуют все четыре витязя, причем в третьей главе соперники Руслана

прекращают поиски Людмилы (Рогдай убит,

Фарлаф, уповая на Наину, отправляется восвояси,

Ратмир забывается в замке дев). Далее Пушкин

попытался форсировать развитие событий (преодолевая

описательность, возобладавшую в повество­вании): Руслан, уже обретший

невесту, погибает. По-види­мому, предыдущие события предполагалось раскрыть

позже в ретроспективном рассказе. Что же касается даль­нейшего развития сюж

ета, то в двух оставшихся по перво­начальному плану главах намечался рассказ

об ожив­лении Руслана Финном, возвращении героя в Киев и по­срамлении изменника

Фарлафа.

Поэма начата в 1817 г., в то время, когда Пушкин пре­одолевает захлестнувшие

было его элегические настроения. Получившие отражение в «бакунинском цикле».

Выше уже отмечалось, что в качестве своеобразной реакции на мелан­холические

(и отчасти мелодраматические) мотивы в пуш­кинской лирике начинает

формироваться иной лирический цикл («Послания к Лиде»), в котором торжествует

гедо­низм, противопоставленный всему мечтательному, всему потустороннему.

Реалистическая тенденция развития творчества Пуш­кина не может вызывать

сомнений. В «Руслане и Людмиле», поэме-сказке, рисуется мир по всех

отношениях гармонический. Хотя сюжет поэмы и основан на соперничестве четырех

героев, хотя в конце концов торжествует главный из них. Каждый из остальных

тоже по-своему утешен; нашел свое идиллическое счастье мечтатель Ратмир,

прощен ничтожный Фарлаф и даже гибель жестокого Рогдая смягчена сказочным

мотивом:

И слышно было, что Рогдая

Тех вод русалка молодая

На хладны перси прияла

И, жадно витязя лобзая,

На дно со смехом увлекла

Высокий зачин поэмы:

Дела давно минувших дней,

Преданья старины глубокой

В южных поэмах Пушкина луна также будет всходить перед тем, как начаться

решительным событиям, Пушкин всякий раз описание ночи приобретет местные,

национальные черты: в «Кавказском пленнике» луна осветит» «белые хижины

аула», в «Бахчисарайском фонтане» - «тихую лавров сень», в «Цыганах» — «тихий

табор» (а впоследст­вии в «Полтаве» — «сребристых тополей листы»). Дейст­вие

этих поэм в своих кульминационных моментах будет происходить именно ночью.

Несомненно, что это примета романтического стиля, отражающая внимание

писателя-романтика к исключительному, необычному (ночь — союз­ница

преступлений и любви, мрачных дум и откровений и пр.). Но замечательно, что

последний эпизод пушкинских поэм будет протекать, как правило, на фоне

разгорающе­гося дня. Причем уже в первой поэме Пушкин нашел характерный тон

заключительного утреннего пейзажа: «Сомнительный рождался день. На

отуманенном востоке. . .». Будущее предстояло в противоборстве надежд и

сомнений...

Впоследствии каждая поэма Пушкина будет соотно­ситься с «преданьями старины

глубокой». Ср. в «Кавказ­ском пленнике»: «И возвестят о вашей казни Преданья

темные молвы...»; в «Бахчисарайском фон­тане»: «Младые девы в той стране

Преданье старины узнали'. . .»; в «Цыганах»: «Меж нами есть одно

преданье...»: в «Полтаве»: «Но дочь-преступ­ница. . . преданья Об ней молчат.

. .».

Наконец, в каждой из романтических пушкинских поэм в качестве своеобразной

лирической доминанты прозвучит «национальная песня», ритмически

акцентированная на фоне всего произведения.

Но все эти элементы, намеченные уже в «Руслане и Людмиле», обнаруживают свою

пушкинскую характер­ность только в его южных поэмах; в самой же ранней поэме

кажутся найденными вполне «случайно»: так. «песнь девы» еще никакой народно-

поэтической окраски пока неимеет; почкой романтический пейзаж соседствует с

фан­тастическим (сад Черномора), идиллическим (хижина Ратмира). лародииио-

романтическим (замок двенадцати дев), народно-сказочным («чудная долина» с

ключами живой и мертвой воды) и прочими пейзажами.

С другой сгороны, уже в «Руслане и Людмиле» мы находим предвестие и поздних

реалистических пушкин­ских iio;)m. таких как «Полтава» (описание боя). «Граф

lly.iiiH». «Домик в Коломне» и «Анджело» (шутливо-иро­ническая интонация,

пронизывающая все повествование), «Медный всадник» (описание смятения

городских жите­ля).

Романтические искания в русской литературе первых десятилетий XIX в. были

важнейшей тенденцией ее разви­тия. ведущей к обогащению ее образных средств,

к углубле-1Н)му тилкованию духовного мира человека. Едва ли, однако, было бы

справедливым рассматривать всю литера­туру этого периода под знаком

романтических тенденций. Термин «иредромантизм», в последнее время

утвердив­шийся в литературоведении, нельзя истолковывать только как

художественный метод, который порождает в будущем единственно романтизм.

Предромантическое течение в литературе таит в себе реалистические откровения,

и можно в принципе представить себе движение художника от предромантизма к

реализму, как это обнаруживается в творческом пути Грибоедова например.

Творческая эво­люция Пушкина, однако, складывалась иначе, — уже в начале 1820

х гг. его постигает глубокое разочарование в просветительской концепции мира.

РОМАНТИЗМ

1820-1823

«Характеристическая черта гения Пушкина,—писал о поэте И. И. Пущин, —

разнообрапие. Не было почти явле­ния в природе, события в обыденной

общественной жизни, которые бы прошли мимо его, не вызвав дивных и

непо­дражаемых звуков его музы: п потому простор и свобода, для всякого

человека бесценные, для него были. сверх того, могущественнейшими

вдохновителями». IJ Впервые эта «характеристическая черта» возобладала в

творчестве Пушкина в начале 1820-х гг. Сравнительно узкий круг как лицейских,

так и петербургских впечатлений сменился для ссыльного поэта ошеломляюще

бескрайними просторами.

Время южной ссылки Пушкина совпало с ря­дом исторических событий, которые на

первом этапе внушали надежду на достижимость идеалов свободы и вольности.

Героика современной истории получила отра­жение в лирике Пушкина 1820-х гг.

(«Эллеферия, пред то­бой», «Война», «Кинжал»). Естественным было и стремление

Пушкина обратиться к героическим темам русской истории, что определило

замыслы поэм «Мстислав» и «Вадим», — последний из этих замыслов приобрел и

драматур­гическую форму.

Для осмысления эволюции творческого метода Пуш­кина в начале 1820-х гг.

принципиальное значение имеют его искренние попытки следовать заветам

декабристской критики, не увенчавшиеся, однако, успехом. 1 марта 1822 г.

Пушкин переписал набело только что законченную «Песнь о вещем Олеге».

Еще в конце июля 1821 г. Пушкин в черновой тетради набросал следующий план:

«Олег — в Византию — Игорь и Ольга — поход» . Портреты Олега и Игоря

изображены в верхней части того же листа и отчасти перекрывают начало

ка­кого-то письма на французском языке.

Декабристская критика весьма сдержанно оценила «Песнь о вещем Олеге», осуждая

в ней отход Пушкина от воспевания героики прошлого. Между тем свободолю­бивый

пафос пушкинской баллады несомненен, хотя и заключается не в описании

подвигов легендарного князя,а в прославлении «правдивого и свободного вещего

языка» поэзии, не подвластного суду соврсменников.

Пушкин одним из первых в России предощу­тил трагический поворот русской

истории, не было ничего странного. Декабристского восстания с его исходом,

ко­нечное то время никто не мог предугадать, но «первый де­кабрист», В. Ф.

Раевский, уже появился. Впрочем, не был ли «первым декабристом» сам Пушкин,

еще за три года до восстания сосланный за свободолюбивые стихи, которые с

восторгом воспринимались в широких кругах дворянской интеллигенции, в чем,

казалось бы. можно было видеть залог торжества «духа времени»? Однако история

пока­зала, что миром правят не мнения, а власти. В творчестве Пушкина

романтического периода вызрело убеждение, что в мире действуют объективные

законы, поколебать ко­торые человек не в силах, как бы ни были отважны и

пре­красны его помыслы. Это определило трагическую тональ­ность пушкинской

музы.

Автографы поэмы «Бахчисарайский фонтан» разбро­саны по нескольким рабочим

тетрадям Пушкина и дошли до нас в малой своей части. Они наглядно

свидетельствуют о том, что замысел, вылившийся в поэму, вызревал на

протяжении нескольких лет и, по всей вероятности, претерпевал за это время

существенные изменения.

Творческая история поэмы обследована Г. О. Виноку­ром, готовившим текст для

академического издания, и изложена им в специальной статье. Его наблюдения

над рукописями поэмы в основном точны, если не считать убежденности

исследователя в том, что уже «в течение летних месяцев 1822 г. возник

черновой остов поэмы. (...) Вероятно, только заключительная часть оставалась

«необ­работанной »

Черновые записи Пушкина 1822 г. свидетельствуют, как настойчиво он пытался

отделаться от байроновского «диктата» в поэме, в полной мере обнаружившегося

в «Кав­казском пленнике». Пушкин готов был даже возвратиться к «архаичным»

формам поэмного повествования, отчасти уже преодоленным в «Руслане и

Людмиле», снова прини­маясь за «Бову». Более всего в 1822 г. продвинулся

замысел поэмы о раз-бойниках, в сюжете которой отчасти использовалась

народ­ная драма «Лодка». Впоследствии Пушкин писал, что он сжег эту поэму. От

нее остался один эпизод, «Вратья раз­бойники». где, основываясь на реальном

происшествии, он вполне самостоятельно развил тему, лишь слегка наме­ченную в

байроновском «Корсаре», в описании острова пиратов.

СТАНОВЛЕНИЕ РЕАЛИЗМА 1823-1828

_B начале 1820-х гг. поэма стала основным жанром пуш­кинского творчества. И

это не случайно. Романтическая поэма исследовала взаимоотношения Человека и

Мира. Романтический принцип противопоставления героя окру­жающей среде,

обнаруживший несовершенство обществен­ных отношений и противоречивую

сложность мира, побуждал поэта к анализу как среды, так и характеров героев.

В обоих случаях (непосредственно и отраженно) выяв­лялся некий культурный

уклад. На антитезе различных культур построены коллизии «Кавказского

пленника» и «Бахчисарайского фонтана». Уже в это время в твор­честве Пушкина

вызревают в синкретическом виде прин­ципы народности и историзма, понимаемые

еще как некая данность, изначальная особенность общественного бытия человека

(история как естественный порядок, определяющий обычаи и нравы прошлого).

Вместе с тем и в «Кавказском пленнике», и в «Бахчисарайском фонтане» Пуш­кин

прослеживает в психологической драме героев (Черке­шенки, Гирея) симптомы

воздействия на традиционные нравы культур, принадлежащих к иным этапам

развития человечества. Причем в противоположность руссоистской доктрине,

определяющей проблематику «Кавказского пленника» (пагубное искажение

естественных нравов под влиянием цивилизации), в «Вахчисарайском фонтане»

европейская (христианская) духовность трактуется как залог просветления,

возвышения героя.

Сама стремительность историчсских^обытий. свидете­лем которых довелось быть

Пушкину, убеждала его в том, что сила современных обстоятельств, определяющих

судьбу человека, едва ли не более значима, нежели «естест­венное» его

состояние.

В поэме «Цыганы» Пушкин отталкивается от коллизии «Кавказского пленника»

(переосмысляя ее), к которой восходит и сюжет «Евгения Онегина». Теперь в

центр поэмы Пушкин ставит характер страстный, способный помериться с «судьбой

коварной и слепой». «Страсти роковые», терзающие Алеко, — это примета

избранничества, примета характера неординар­ного, героического, В отличие от

Пленника, Алеко, бежавший от «неволи душных городов», сам приходит в

идиллический мир цыган, искренне желая слиться с ним; ср.:

«Кавказский пленник»

Казалось, пленник беднадежйый

К унылюй жизни привыкал.

Тоску неволи, жар мятежный

В душе глубоко он скрыв

Один за тучей громовою,

Возврата солнечного ждал

Недостигаемый грозою,

И буре немощному вою

С какой-то радостью внимал .

«ЦЫГАНЫ»

Подобно птичке беззаботной,

И он. изгнанник перелетный,

Гнезда надежного не знал

И ни к чему не привыкал,

Кому везде была дорога,

Гнезде была ночлега сень

Над одинокой головою

И гром нередко грохотал;

Но он беспечно под грозою,

И в ведро ясное дремал.

В романтической коллизии последней южной поэмы Пушкина особенно резко

обозначилось противостояние двух ипостасей человеческой личности —

естественно-при­родной и общественно-исторической, — что Пушкин и пы­тался

отразить в монологе Алеко у колыбели младенца:

От общества, быть может, я

Отъемлю ныне гражданина — .

« Что нужды — я спасаю сына.

Нравственный выбор поэта здесь очевиден — романти­ческий протест против

буржуазной цивилизации заставляет искать идеального воплощения гармонии в

мире природы и обычая. Но в финале поэмы пессимистичсски подчерки­вается

недостижимость этого идеала:

Но счастья нет и между вами,

Природы бедные сыны! . .

И под издранными шатрами

Живут мучительные сны.

И ваши сени кочевые

В пустынях не спаслись от бед,

И всюду страсти роковые

И от судеб защиты нет.

Вернулся к своему замыслу Пушкин лишь в Михайлов­ском. «Знаешь ли мои

занятия? — писал он брату в первых числах ноября 1824 г., — до обеда пишу

записки, обедаю поздно. . .». «Образ жизни моей все тот же, — повторил он

через несколько дней, — стихов нс нишу, продолжаю свои записки. . .». Судя по

некоторым данным. работа над записками в ту пору двигалась довольно скоро и,

очевидно, вчерне была закончена летом 1825 г. Уже в сентябре этого года

Пушкин сообщал П. А. Катенину: «Стихи покаместь я бросил и пишу свои, то есть

переписываю набело скучную, сбивчивую черновую тет-радь».

Изучение рабочих тетрадей Пушкина михайловской поры приводит к

несомненному выводу, что до нас не дошла по крайней мере одна рабочая тетрадь

того времени (ниже мы будем называть ее Михайловской тетрадью), в которой

были черновики большей части «Бориса Годунова» (те сцены, начиная с шестой,

которые записывались летом и осенью 1825 г.), поэмы «Граф Нулин» (созданной

13— 14 декабря 1825 г.), конца глав пятой и почти всей шестой «Евгения

Онегина» (над ними Пушкин работал уже в 1826 г.), а также ряда стихотворений

1825—1826 гг.: «Вакхическая песня», «Сцена изФауста», «Зимний вечер», «Ода

Хвостову», «19 октября» («Роняет лес багряный свой убор»), 1 и II «Подражания

Корану», «Пророк», «Песни о Стеньке Разине» и др. Мы полагаем, что.

предназначив в ноябре 1824 г. Михайловскую тетрадь для работы над записками,

Пушкин вскоре начал, по своему обыкновению, вести здесь параллельно и другие

записи, — чем дальше, тем больше, — превратив ее, по окончании черновика

за­писок, в главную рабочую тетрадь, так как тетрадь ПД, № 835 примерно с

июня—июля 1825 г. использовалась исключительно для онегинских строф.

Что дошло до нас из записок Пушкина?

Из кишиневских записей — два листочка, вырванные из тетради ПД. № 832, с

дневниковыми записями от 2— 9 апреля, 4 мая—6 июня 1821 г., а также фрагмент

вступления, о котором пойдет речь ниже.

Из первоначальных черновых записей михайловскои поры — записанный на

отдельном листке и датированный 19 ноября 1824 г. отрывок о посещении поэтом

Петра Аб­рамовича Ганнибала (XII. 304).

Из окончательной беловой рукописи — отрывок о Ка­рамзине.

Составить но этим отрывкам какое-нибудь мнение об общем плане и характере

записок, казалось бы. крайне затруднительно. Судить об этом помог бы тот

/канровып образец, на который Пушкин ориентировался, приступая к собственным

мемуарам. О том, что таковой, в прин­ципе, существовал, как нам кажется, не

приходится сомневаться: осваивая новый для себя жанр, Пушкин обычно

отталкивался от какого-то классического образца. отходя от него довольно

далеко в процессе развития собственного замысла

3начит, в своих записках Пушкин следовал не за «Исповедью» Руссо с ее установкой

на повествование о личной жизни, на самоанализ. И здесь следует вспомнит»). что

в пушкинское время подлинного расцвета достиг иной образец жанра мемуаров, о

котором в 1835 г. В. Г. Велипский писал: «К числу самых необыкновенных явлений

в умственном мире нашего времени принадлежат записки. или memoires. Это

истинные летописи наших времен.) И в самом деле.

что может быть любопытнее этих записок: это история, это роман, это драма, это

все, что угодно. . .» справедливо связывая возникновение этого жанра с бурной

эпохой Великой французской революции, неожиданно об­наружившей тесную связь

личной жизни и исторического бытия человека. В 1820-е гг. такого рода записки

только-только начинали проникать и печать, и одним из первых произведений этого

жанра стало «Десятилетнее изгнание» Ж. де Сталь, вышедшее в спет спустя четыре

года после ее смерти, в 1821 г. Именно к этому году Пушкин относил начало

работы над своими записками.

Kaк известно, для молодого Пушкина много значило сходство судеб.

Давно замечено, что в черновик «Записки о народном воспитании», над которой

Пушкин работал в Михайлов­ском в ноябре 1826 г. но заданию Николая 1, должны

были войти некоторые позднейшие вставки — но крайней .мере три, и в каждом

случае здесь помечено Пушкиным: «из записок», а в первом из них даже

конкретнее: «из записок 2 глава». В развитие этих помет в окончательный текст

«Записки» включены рассуждения, которыг. как отметил в 1923 г. Б. В.

Томашевский. имеют несомненное текстуаль­ное совпадение с рассуждениями.

Ориентация Пушкина на мемуары Ж. де Сталь позво­ляет представить, каков был

характер его собственных записок: они принадлежали несомненно к жанру

историче­ской публицистики и были посвящены политическим судь­бам пушкинского

поколения. Это не только определяет перспективу развития прозы Пушкина,^ но

бросает свет и па другие его замыслы 1824—1825 гг. Ряд стихотворений этих лет

возникает в прямой связи с его записками, ретро­спективно воссоздавая события

и настроения прошедших лет: «К чему холодные сомненья», «Вакхическая песня»,

«Фонтану Бахчисарайского дворца», «К***» («Я помню чудное мгновенье»), «19

октября» («Роняет лес багряный свой убор»).

Именно в ходе работы над записками Пушкин не только в полной Mеpe овладел

языком прозы, но и остро ощутил исторический пульс своего времени: заметим,

что после посещения Михайловского в январе 1825 г. И. И. Пущиным, открывшим

другу существование в России тайного обще­ства, поэт смог иными глазами

взглянуть на былые встречи с вольнолюбцами в Петербурге, Кишиневе. Каменке,

Киеве, Одессе.

Ожидание скорых перемен в своей судьбе связывается is 1825 г. с неминуемыми

грядущими событиями. В стихо­творении «19 октября» Пушкин уверенно

предрекает:

Пора и мне . . . пируйте, о друзья!

Предчувствую отрадное свиданье

Запомните ж поэта предсказанье:

Промчится год, и с вами снова я...

Характерно, что летом и осенью 1825 г., когда особенно интенсивно идет работа

над «Борисом Годуновым» и автобиографическими записками, роман «Евгений

Онегин» останавливается. Задачи русской национальной лите­ратуры Пушкин в это

время практически решал в двух сферах творчества — в трагедии и в мемуарах.

Обращение к русской истории в «Борисе Годунове», возможно, было подсказано

декабристской критикой. Но Пушкин избирает сложнейшую эпоху национальной

истории не для того, чтобы извлечь из нее наглядный «урок царям», — подобно

Рылееву, который, не скрывая преступления Годунова, рисовал его в облике

просвещенного власти­теля

(В автобиографических записках Пушкин «метафизиче­ским языком» («языком мыслей»)

повествовал о стремле­ниях своего поколения, вдохновленного идеями

«европей­ской образованности» (за этим понятием для Пушкина стояли прежде всего

просветительские идеалы «свободы, равенства и

братства»)

Пушкин еще не собирается писать цикл: стихотворение

«Смутясь, нахмурился пророк» переписывается набело в тетради ПД, № 833 под

заглавием «..Под­ражание Корану". Из главы

„Слепый" в 42 стихах» (не­сколько позже исправлено: «Подражания.

. и тогда же_

перед стихотворением поставлен порядковый номер «1

»).

В начале ноября 1824 г. Пушкин пишет брату: «Я

тру­жусь во славу Корану» (XIII, 119). Он имеет в

виду стихотворение «Торгуя совестью пред бледной нищетою» (л. 38 об

.), в котором также интерпретирует стих из суры

«Крава». Заметно, однако, что теперь характер ее перера­ботк

и у Пушкина совершенно иной, нежели в стихотво­рении «С тобою древле, о

всесильный». Теперь «Подра­жание» имеет форму

назидательной притчи, пишется изощренной строфой и обособляется особым (не

«кораническим») заголовком «Милостыня», который появляется перед

перебеленным текстом, записанным на той же

стра нице, ниже трудно давшегося Пушкину черновика.

В пушкиноведении существует стойкая традиция отно­сить этот набросок к

«воронцовскому» лирическому циклу (имея в виду упоминание здесь «талисмана

»: «Внезапно ангел утешенья, Влетев, принес мне

талисман»). Однако еще в дореволюционном

академическом издании Пушкина справедливо замечено: «Этот набросок, может быть,

нахо­дится в связи с ..Подражаниями Корану", к

которым он близок и по месту своему в рукописи, хотя Анненков, ста­раясь в 1855

году провести его через цензуру,

не позво­лявшую называть Коран ..сладостным",

писал, что ..автор зде

сь набрасывает первый очерк известного

стихо­творения «Талисман»".

. .». Действительно, смысл стихо­творения

совершенно проясняется, если вспомнить, что, согласно лег

енде, в пещере на горе Тор (близ Мекки) Маго-мет

по обыкновению «общался» с архангелом Гавриилом, который приносил ему очередные

суры Корана. В той же пещере Магомет скрывался в

ночь изгнания из Мекки

.Cтихот-ворени

я на коранические темы, написанные уже в конц

е 1824 г.

Когда произошло переоформление цикла? Думается, в

апреле—мае 1825 г. Хотя «Подражания Корану» и чис­лятся в перечне произведений

из Тетради Капниста, отосланной для издания 15 марта 1825

г.,^ этот цикл тогда, вероятно, состоял или из трех стихотворений,

записанных в тетради ПД, № 833, или из семи, существовавших к тому времени. В

новой редакции цикл был создан не позже конца мая 1825 г. (и не ранее конца

апреля, когда появился набросок «В пещере тайной. .

.»). Тогда Пушкиным досы­лались в Петербург последние стихотворения,

добавленные к «тетради Капниста», для передачи в цензуру.

^Великий Пушкин, маленькое дитя! — 28 сентября 1824

г. писал Пушкину А. А. Дельвиг. — Иди, как шел, делай, что хочешь, но не

сердися на меры людей и без тебя довольно напуганных! Общее мнение для тебя

существует и хорошо мстит. ...) Никто из писателей

русских не пово­рачивал так каменными сердцами нашими, как ты. Чего тебе

недостает? Маленького снисхождения слабым. Не дразни их год

ил^два, бога ради. Употреби получше время твоего изгнания

...» ( Письмо это было отправлено на следующее

утро с ока­зией. Вечером 30 сентября Пушкин мог уже его читать. Может быть,

перекличка между советами лицейского друга и мыслями по поводу только что проч

итанной к этому вре­мени суры 80 Корана («Слепый»)

поразила Пушкина, и это сыграло роль импульса в

работе над циклом.

Первоначальное содержание цикла, включавшего в себя

всего три стихотворения, темы которых органически пере­ходят из одного в

другое, пока что почти лишено араб­ского (мусульманского) колорита. Позже, в

примечаниях к циклу, заметив, что Коран есть

«собрание новой лжи и старых басен», Пушкин добавит:

«.. .несмотря на сие, многие нравстве

нные истины изложены в Коране сильным и поэтическим образом».

Как бы то ни было, на первом этапе работы над стихо­творным циклом Пушкин

увлекся мотивами столь же маго­метанского, сколь и библейского свойства. Именно

к этим генетически первым трем пушкинским

«Подражаниям» наиболее применима характеристика, данная Б. В.

Тома-шевским «духовным одам», традиции которых Пушкин в данном случае

использовал: «.. .жанр

..духовных од", несмотря на религиозную оболочку, вовсе не замыкался в узкой

сфере религиозных размышлений. Это был жанр, широкий по охвату тем и лирических

настроений. В ка­кой-то степени этот жанр в эпоху господства оды в лири­ческой

поэзии является предшественником того рода стихо­творений, которые в эпоху

господства элегий отошли в об­ласть так называемых ..

медитативных элегий". Особенно псалмы давали материал для развития тем, по

существу никак не связанных с религиозными догмами

» В конце октября 1824 г. Пушкин несомненно ознако­мился в

михайловской ссылке не только с французским текстом Корана, но и с обильными

примечаниями к нему, а главное — с достаточно подробным жизнеописанием

Ма-гомета, предпосланным переводу Савари. По

всей вероят­ности, книги этой у Пушкина не было еще месяц назад, когда он

приступил к созданию цикла,

и приобрел он ее именно в связи с работой над

«Подражаниями». Результат знакомства с фактами легендарной биографии пророка

сказался в новых «Подражаниях Корану», в частности в стихотворении «Клянусь

четой и нечетой», своеобразной увертюре всего цикла. Отталкиваясь от первого

стиха из­бранной для подражания суры 93 «Клянуся

лучезарностию солнечного восхода и темнотою

ночи, что господь твой не оставил тебя» (Книга

Аль-Коран, с. 368), Пушкин насы­щает четверостишие другими клятвами. На

первый взгляд причудливо неожиданные,^ они

соотнесены с главными темами цикла.

Лирический герой пушкинского цикла ни на миг не колеблется в своих побуждениях,

изначально праведных: он настолько уверен в этом, что не способен даже

уязв­ляться подозрениями.

Таким образом, цикл складывался в ходе постоянного обо

гащения замысла и включил в себя три основных начала, доминировавших на разных

этапах работы Пуш­кина над «Подражаниями Корану»:

лирико-патетическое (в традициях «духовных од»),

назидательно-проповедни­ческое и агиографическое.

Создавая свою трагедию, Пушкин критически осмыслял опыт как русской, так и

европейской драматургии. Фран­цузская классическая трагедия, образцовая по

стилю, по стихам, «полным смысла, точности и гармонии», не удовлетворяет его

догматическим соблюдением единств места и времени, а также анахронизмом

характе­ров, под мифологическими именами обнаруживающих черты французских

галантных аристократов XVIIв. Приступая к созданию

трагедии «Борис Годунов», Пушкин избрал материалом для нее, может быть, самую

драматическую эпоху русской истории, предшествовав

шую восхождению на престол Лжедимитрия,

безродного самозванца Законченная в конце 1825

г. трагедия Пушкина в сле­дующем году не была

допущена в печать и вышла в свет лишь в 1831г.

Пушкин в своей трагедии смело ломал общ

епризнанные в его время драматургические каноны,

и это сообщило его пьесе вызывающе непривычную

форму. Понятно, что прежде всего прижизненная

критика обратила внимание на полнейшее разрушение двух по классицистической

поэтике незыблемых единств — места и времени.

Подсчитано, что в трагедии Пушкина — свыше восьми­десяти персонажей, причем

более семидесяти из них дейст­вуют лишь в одной из сцен.

Само это многолюдье не может не потеснить центральных героев пьесы, Бориса

Годунова и Григория Отрепьева, первый из которых

появляется лишь в шести, а второй — в девяти. Трагедия Пушкина посвящена

событиям царствования Бориса Годунова.

Роман в стихах «Евгений Онегин» в творческой эво­люции Пушкина имеет совершенно

особое значение. Почти

в каждой новой главе роман устремлен к неве­домому будущему. В этом

принципиальная разница между «Евгением Онегиным» и «

Дон-Жуаном ». Роман в ст

ихах был органически связа

н со всем пред-шествуюшнм творчеством

поэта Booбщe говоря

, лироэннческая и

нтерпретация трад

ици­онного драматического сюжета была обыч

ной для твор­ческой манеры Пушк

ина конна 1810—начала 1820

гг.

БОЛДИНСКИЙ РЕАЛИЗМ

1828-1833

В пушкиноведении неоднократно отмечалось, что на рубеже 1830-х гг.

творчество Пушкина приобретает новое качество,

которое в полной мере обнаруживается во время

Болдинской осени 1830 г., когда — на протяжении двух месяцев — из-под пера

поэта выходит целая библиотека произведений. Вп

рочем, некоторые из них (вторая часть «Евгения Онегина», «Маленькие трагедии»,

сказки) яви­лись воплощением замыслов предыдущих лет, что само но себе

позволяет отодвинуть границу исследуемого периода к более ранним годам.

Нам представляется, что новый поворот творческого

развития Пушкина достаточно четко обозначился в 1828

г.з Этот год был заметной вехой не только во внешней, но и во внутре

нней,духовной биографии поэта. В августе 1827

г., завершая первую часть «Евгения Онегина», Пушкин

скажет:

Познал я глас иных желаний.

Познал я новую печаль:

Для первых лет мне упований,

А старой мне печали жаль.

Пушкинская поэзия схватывала само течение жизни.

противоречивой, но не беспросветно-мрачной. Показа­тельно в этом отношении

стихотворение «Царскосельск

ая статуя», в которой «дельвиговское» начало вполне

оче­видно: здесь его любимый размер, его умение накинуть на современность

покровы древности, свойственная ему пла­стическая скульптурность стиха. И все

же это не имитация чужого стиля, а его пушкинское свободное усвоение:

Урну с водой уронив, об утес ее дева разбила.

Дева печально сидит, праздный держа черепок.

Чудо! не сякнет вода, изливаясь из урны разбитой:

Дева. над вечной струси, вечно печальна сидит.

Пушкин, всегда чрезвычайно внимательно относив­шийся

к сближениям дат, не мог пройти мимо указанного совп

адения: оно подчеркнуто параллелизмом двух строф. Однако странное сближение

позволяет Пушкину острее почувствовать сущностное

несходство двух исторических событий, в отличие от других современников, впрямую

уподоблявших поход Олега и русско-турецкую войну 1828—1

829 гг. Жанр

сказки в творчестве Пушкина крайне разнообра­зен. На рубеже 1820-х гг. он

обращается к жанрам богатыр­ской сказки-поэмы. Пушкина начала 1830-х гг. сказка

— не только традиционный народно

-поэтический сюжет,

но, в определенном смысле, своеобразный угол

зрения на действительность. Фантастический элемент в пушкинских сказках

опре­деляет торжество нравственного идеала, подчас недостижи­мого и реальной

действительности, но — в соответствии с народной моралью — в принципе

необоримого. Пушкинское творчество рубежа

1830-х гг. вбирает в себя отсвет обеих обозначенных здесь сторон жизни и тем

самым — чем дальше, тем все в большей мере — приобре­тает тревожную,

трагедийную направленность. Роман завершен

Пушкиным в 1831 г., когда была выстроена новая композиция заключительной главы

и всего произведения (в составе восьми глав). Более

лако­ничными, но и более лиричными становятся теперь первые строфы, посвященные

царскосельским юношеским впечат­лениям. Из «Путешествия Онегина» сюда

переносятся четыре строфы, содержащие сочувственное противопоставление Онегина

«среднему» светскому чело­веку и сближающие Онегина с

Чацким («Он возвратился и попал, как Чацкий, с

корабля на бал»). В Царском Селе дописано

несколько строф. Написанное 5 октября 1831 г.

«Письмо Онегина к Тать­яне» подчеркнуло зеркальную композицию романа. Фабула

романа обрывается весной 1825 г. Не забудем, что, мысленно продолжая судьбу

Онегина, Пушкин пред- полагал, что он способен

на героическую гибель. Окончание романа «Евгений Онегин» дорого далось

Пушкину, потребовало от него высшего напряжения твор­ческих сил. Нельзя не

заметить, что в 1831—1832 гг. в твор­честве Пушкина наступает своего рода

пауза: в эти годы написана лишь «Сказка о царе

Салтане» и несколько стихотворений. Историзм

творческого метода Пушкина в 1830-е гг. приобретает новое качество

. При относительном затишье в сфере художественного творчества поражает

грандиоз­ность пушкинских замыслов исторических сочинений

1831—1832 гг.: история французской революции, история Украины, история Петра

1.

Болдинская осень, по своему значению в творческой

биографии Пушкина не усту­пающая более знаменитой, первой. Лирическая исповедь

этой поры — не опубликованное при жизни поэта стихот­ворение

«Осень». Первые октавы, развившиеся в 1830 г. в

Болдине в поэму «Домик в Коломне», написаны Пушкиным не­сколько ранее.

Известен черновой автограф строк, тесно связанных тематически с началом

болдинской поэмы. В «Домике в Коломне» Пушкин

осваивал качественно иную — повествовательную — октаву. Вместо единой

синтаксической конструкции, обнимающей всю строфу. Во время

Болдинской осени Пушкин набросал заметку о «Графе

Нулине»: «В конце 1825 года находился я в де-

ревне. В бумагах Пушкина сохранилась

выполненная им обложка к циклу болдинских пьес

1830 г., на которой одно за другим было намечено несколько названий:

«Драмати­ческие сцены», «Драматические очерки», «Драматические изучения» и,

наконец, «Опыт драматических изучении». Продолжая

«опыт драматических изучений», следую­щую пьесу цикла Пушкин открывает

эпиграфом из «Дон-Жуана», оперы Моцарта:

«Л е порелл о: О

любезнейшая статуя командора! В начале 1828 г.(т.

е. в тот год, когда Пушкин записал ст-роки из

«Каменного гостя» в альбом М.

Шимановской) в черновом варианте строфы XI главы седьмой «Евгения

Онегина», где речь идет о замужестве Ольги, в том же ключе вспоминается

Ленский: . .

. из могилы Не вышла в сей печальный день Его ре

внующая Тень, И в поздний час, Гимену милый, Не

испугали молодых Следы явлений гробовых.

Среди произведений Пушки

на «Анджело» стоит особ­няком, Жанр

его в пушкинском творчестве не имеет аналогии.

"Анджело" переделка шекспировской комедии, и сравнение с нею помогает выявить

оригинальность пушкинской трактовки классического

сюжета. Пушкин — в отличие от Вольтера —

тща­тельно прорабатывает характеры своих героев, хо

тя и подчиняет их одной доминирующей

черте. Таковы «пре­добрый, старый

Дук»; «Луцио, гуляка без

заботный. В седьмом

томе «Истории государства Российского» Пушкин обратил внимание на следующее

рассуждение Карамзина: «Два государя, Иоанн и Василий, умели на­веки решить

судьбу нашего Правления и сделать Самодер­жавие как бы необходимою

принадлежностию России, единственною основою целости ее, силы,

благоденствия. В исследовательской литературе я

почти не нахожу работ, в которых «Песни западных славян» были бы поставлены в

контекст творчества Пушкина 1830-х гг. и

осмыслены как целостное пушкинское произведение. Просветительское

представление о разумных тенден­циях

исторического процесса было сохранено Пушкиным на

протяжении всего его творчества, но на рубеже 1830-х гг. он все с большей

тревогой приглядывался к отзывающимся в

повседневной, частной жизни современ­ников результатам исторических событий,

постигая слож­ную диалектику исторического движения, В этом отноше­нии по

общей своей мысли «Песни. .

развивают в своеоб­разной форме те же идеи, которые воплощ

ены в «Пиковой даме» и в «Медном всаднике».

ДОКУМЕНТАЛЬНЫЙ РЕАЛИЗМ

1834-1837

О незавершенности творческого путч Пу

шкина, чеис-черпанности

его художественных ис

каний свидетельст­вуют многие оставшиеся в его черновиках планы и за­мыслы

разнообразных по тематике и разножанровых

про­изведений (среди них, начиная с

1834 г., совершенно

от­сутствуют произведения больших стихот

ворных форм). Роман «Русский

Пелам». «Сцены из рыцарских времен», «История

Петра», да и сам пушкинский журнал «Совре­менник

», только начаты. B 1830-x Пушкин не только

много работает над истори-ческими тр

удами но и согдает

своеобразный жаНр

«крат-кого изложения»

чужого произведения, не

обязательно художественного(«Зап

иски бригаигадира

Моро де Бразе.

. .», «Джон Те

ннер»,«Песнь о полку И

гореве», «Описание земли

Камчатской» ),снов

а начина

ет вести дневник и обдумывать планы

автобиографических з

апсок.

Своеобразие документального реализма Пушкина ярко раскрывается в его

драматургических замыслах последних лет. В центре только одного и

з этих замыслов стоит лицо историческое — известная из хроники XIII

в. «Реалии поздней лирики Пушкина,—замечает

Л. Я. Гинз­бург, — в подавляющем большинстве случаев принад­лежат сельской

жизни, объемлющей бытие народное, кре-сгьякское и

бытие того связанного с деревн

ей дворянского слоя, из которого вышел Пушкин и

в котором он видел самую прогрессивную силу

тогдашней России». Последний лирический цикл

Пушкина (называемый также «каменноостровским

циклом») открыт в пушкино­ведении сравнительно не

давно, менее тридцати лет назад. В последние годы интерес к нему не ослабевает.

Высказан­ные к настоящему времени гипотезы о возможном состав

е цикла требуют взаимной корректировки. Пушкин отказался от мысли

опубликовать последний цикл в журнале «Современник», предвидя непреодолимые

цен­зурные препятствия.. В 1954 г. Н. В.

Измайлов предложил на первое место поставить стихотворение «Я памятник себе

воздвиг неру­котворный», а на пятое — «Когда за городом, задумчив, я брожу» —

и хотя впоследствии он отказался включать «Памятник» в состав

«каменноостровского цикла», многие пушкинисты продолжают разделять эту

гипотезу. Что же касается стихотворения «Когда за

городом, задумчив, я брожу», то

предположение Н. В.

Измайлова (которому он остался верен) не

противоречит выявленному В.

П. Старком сюжету цикла.

Согласно легенде, тело Христа в пят­ницу вечером

было положено в гроб и находилось там до воскресения.

Летом 1836 г., проживая па даче Каменного острова,

Пушкин создал шесть стихотворений, дошедших до нас в беловых автографах. Четыре

из них, как об этом не раз уже говорилось выше, помечены цифрами; кроме того, в

конце автографов выставлены даты. В двух случаях эти даты читаются совершенно

ясно: «22 июня. Кам. остров» («Подражание

италиянскому»ПД, № 235) и «5 июля» («Мирская

власть» —ПД, № 1747): в двух же других случаях

название месяца может быть прочитано двояко: и как «июнь», и как «июль».

Очевидно, первым Пушкин создал стихотворение «Из Ниндемонти», и потому дату на

беловом автографе его (ПД, № 236) следует читать: «5 июня». Выше уже

упоминалось, что в черновом авто­графе этого стихотворения (ПД, № 237) Пушкин

начал работать над стихотворением «Напрасно я бегу к сионским высотам»,

впоследствии в цикле замененным другим — «Отцы пустынники и жены непорочны

».

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Эволюция творчества Пушкина соотносила

сь с литера­турным процессом в России первой

трети XIX в. довольно сложно. Взаимоотношения Пушкина с литературным

движе­нием его времени строились качественно неоднородно по десятилетиям: в

1810-е гг., — когда он входил в лите­ратуру, учился литературному мастерству и

был, так ска­зать, одним из многих; в 1820-е гг., — когда он был признан первым

русским поэтом, и в 1830-е гг., — когда критика того времени заявила о падении

влияния Пушкина на со­временную литературу. И

сторико-литературное качество ранней поэзииПуш­кина следует определять по

«школе легкой поэзии», к которой он в то время принадлежал и которая была

по-своему прекрасной школой для молодого поэта, обретав­шего в ней не только

гармоническую точность стиля, но и оптимистическую ясность просветительского

взгляда на жизнь. Такое настроение не исключало и более принци­пиального

вольномыслия и высоких тем, — поэтому в ран­нем творчестве Пушкина ощущается и

струя высокого классицизма («Воспоминания в Царском Селе», «Алек­сандру»,

«Лицинию»), и сатирическая, прежде всего литературно-пародийная,

направленность. В середине 1810-х гг. в лирику Пушкина вторгаются

элегические мотивы. Но характерно, что, обогащенная этими мотивами, поэзия

Пушкина остается верной своим началам. Любопытно, что южные поэмы Пушкина

критического отпора

почти не вызвали: они не посягали на классицисти­ческие жанры, принадлежа уже к

иной — романтиче­ской — жанровой системе. Но основные споры по пробле­мам

романтизма в русской критике развернулись именно в связи с южными поэмами — и с

этих пор под прямым пушкинским влиянием в русской литературе надолго

утверждается в качестве ведущего жанр романтической поэмы. Для оценки

литературной ситуации первой половины 1820-х гг. принципиальное значение имел

вопрос о твор­ческих взаимоотношениях Пушкина и литераторов-декаб­ристов.

Романтический период творчества Пушкина — с его пиком, стихотворениями

«Свободы сеятель пустынный» и «Демон», — был чрезвычайно стремительным (1821—

1823 гг.) и, в сущности, явился следствием кризиса

просве­тительских идеалов поэта, убедившегося на примере по­давленных

национально-освободительных движений 1820-х гг. в недостижимости немедленного

воплощения в жизнь заветов Разума и разочаровавшегося в современ­ном ему

«просвещенном» поколении, эгоистически разоб­щенном и отравленном скепсисом.

Апогей прижизненной славы Пушкина падает на пер­вые годы после возвращения

поэта из ссылки. Во второй половине 1820-х гг. выходит девятнадцать пушкинских

изданий из тридцати четырех, вообще опубликованных при его жизни. Многие

пушкинские произведения появи­лись в это время вторым изданием (а поэма

«Бахчиса­райский фонтан» даже третьим). В своем творчестве Пуш­кин уходил

стремительно вперед, а в литературном созна­нии

того времени он оставался романтиком, и в пору окон­чательного упрочения

романтических тенденций русской литературы, связанных с духовным кризисом,

который переживало русское общество последекабристской

эпохи, в Пушкине видят безусловного лидера литературного движения. В

«Литературных мечтаниях» (1834) Белинский, выра­жая общее мнение, писал:

«Пушкин царствовал десять лет: ..Борис Годунов"

был последним великим его подви­гом; в третьей части полного собрания его

стихотворений замерли звуки его гармонической лиры. В литературоведении не

раз была предпринята попытка ос

порить резкое противопоставление Белинским пушкин­ского и гоголевского

периодов русской литературы. Но факт остается фактом: в 1830-е гг. Пушкин

перестал быть властителем дум. Точн

ее — живое значение в ту пору было признано лишь за романтическими

произведениями поэта, прежде всего за его поэмами

(в толковании Белинского и других критиков середины

XIX в. поэмами считались и «Борис Годунов », и

«Евгений Онегин») После 1825 г. русская

литература вступила в эпоху расцвета романтизма, причем романтизма нового

качества, так называемого философского, основанного па эстетических системах

Шеллинга, Фихте, Гегеля. Пушкинское творчест-во

не избежало этого общего движения: нельзя нс заметить с конца 1820-х гг. до

второй Болдинской осени (1833) осложнения

реалистической системы Пушкина романтическими мотивами.


© 2010 Рефераты