Реферат: Несвоевременные мысли М.Горького - живой документ русской революции

Реферат: Несвоевременные мысли М.Горького - живой документ русской революции

Управление народного образования

Реферат по литературе

Тема: «Несвоевременные мысли» М. Горького - живой документ русской революции.

Исполнитель: Николаев А.В.

Ученик 11 класса

Средней школы № 55

Руководитель:

Учитель литературы

Горявина С.Е.

Новоуральск 2002

План:

1. Введение

3 стр.

2. Биография

4 стр.

3. Несвоевременные мысли – живой документ русской революции

8 стр.

4. Заключение

15 стр.

5. Список литературы

16 стр.

6. Приложение

17 стр.

Введение

На дворе новые времена, настал момент многое переосмыслить, посмотреть с

другой точки зрения. В чем же смысл того семидесятипятилетнего периода,

который мы пережили? Я думаю, что причины этого следует искать в самом начале

этого периода, именно тогда создавались его основы, стержень идеи. Ведь сама

мысль, высказанная теоретиками социализма, не так уж и плоха. Быть может, они

видели то, что не понимаем мы сейчас. В чем же ошибка «певцов» революции?

Необходимо, безусловно, обратиться к публицистике того времени, в силу своих

особенностей являющейся непосредственным откликом на происходящие события. И

тут мы найдем самый яркий пример у одного из «буревестника» 17 – года –

Максима Горького - это его статьи, названные им «Несвоевременные мысли».

Именно они являются яркой демонстрацией реальных событий, по - настоящему

показывающих атмосферу того времени. Многие годы эти статьи были неизвестны

читателям, поэтому мне и стало интересно, самому изучить данный материал. В

своей работе я хотел бы рассмотреть следующие вопросы:

— раскрыть существо расхождений между представлениями Горького о революции,

культуре, личности, народе и реалиями русской жизни 1917–1918 годов;

— обосновать своевременность «Несвоевременных мыслей» в момент публикации и

их актуальность в наше время;

— развить свое представления о публицистике как особом виде словесности.

Биография

16 (28) марта 1868 родился, а 22 марта крещен младенец Алексей. Родители его

«мещанин Максим Савватиев Пешков и законная жена его Варвара

Васильева».Алексей был четвертым ребенком Пешковых (два его брата и сестра

умерли в младенчестве).Дед будущего писателя со стороны отца – Савватий

Пешков – дослужился до офицерства, но был разжалован за жестокое обращение с

солдатами. Его сын Максим пять раз убегал от отца и в 17 лет ушел из дома

навсегда.

Максим Пешков выучился ремеслам краснодеревщика, обойщика и драпировщика.

Человек он был, по - видимому, неглупый (потом его назначали управляющим

пароходной конторой), и художественно одаренный – он руководил строительством

триумфальной арки, сооружавшейся по случаю приезда Александра II.

Дед со стороны матери Василий Каширин в молодости был бурлаком, потом открыл

в Нижнем Новгороде небольшое красильное заведение и тридцать лет был цеховым

старшиной.

Большая семья Кашириных - кроме Василия Каширина с женой, в доме, где

поселились Максим и Варвара, жили их два сына с женами и детьми- не была

дружной, отношение Максима Савватиевича с новой родней не ладились, и в

первой половине 1871 года Пешковы уехали из Нижнего в Астрахань.

Своего доброго, неистощимого на выдумки отца Алексей почти не помнил: он умер

в 31 год, заразившись холерой от четырехлетнего Алеши, за которым

самоотверженно ухаживал. После смерти мужа варвара с сыном вернулась к отцу в

Нижний Новгород.

К Кашириным мальчик попал, когда их «дело»- так в старину называли торговое

или промышленное предприятие – клонилось к упадку. Кустарный красильный

промысел вытесняло фабричное крашение, и надвигающаяся бедность многое

определила в жизни большей семьи.

Дядья Алеши любили выпить, а выпив – били друг друга или своих жен. Попадало

и детям. Взаимная вражда, жадность, постоянные ссоры делали жизнь

невыносимой.

Наиболее яркие впечатления каширской жизни описаны Горьким в его повести

«Детство».

Но от детства у писателя остались и светлые воспоминания, и одно из самых

ярких – о бабушке Акулине Ивановне «изумительно доброй и самоотверженной

старухе», которую писатель всю жизнь вспоминал с чувством любви и уважения.

Нелегкая жизнь, семейные заботы не озлобили и не ожесточили ее. Бабушка

рассказывала внуку сказки, учила любить природу, вселяла в него веру в

счастье, не давала жадному, корыстному каширинскому миру завладеть душой

мальчика.

В автобиографической трилогии писатель с любовью воспоминает и других добрых

и хороших людей.

«Человека создает его сопротивление окружающему миру», - писал Горький спустя

много лет. Это сопротивление окружающему миру, нежелание жить так, как живут

вокруг, рано определили характер будущего писателя.

Дед начал учить внука грамоте по Псалтырю и Часослову. Мать заставляет

мальчика учить наизусть стихи, но скоро у Алеши появилось непобедимое желание

переиначить, исказить стихи, подобрать к ним другие слова.

Это упорное желание переделать стихи по - своему злило Варвару. Терпения для

занятий с сыном ей не хватало, да и вообще внимания на Алешу она обращала

мало, считая его причиной смерти мужа.

В семь лет Алеша пошел в школу, но проучился всего месяц: заболел оспой и

чуть не умер.

В январе 1877 года его определили в Кунавинское начальное училище – школу для

городской бедноты.

Учился Алеша хорошо, хотя одновременно с учебой ему приходилось работать –

собирать кости и тряпки на продажу. По окончании второго класса мальчику дали

«Похвальный лист» - «за отличные пред прочими успехи в науках и благонравие»

- и наградили книгами (их пришлось подать – бабушка лежала больная, а в доме

не было денег).

Дальше учиться не пришлось. 5 августа 1879 года от скоротечной чахотки

(туберкулеза легких) умерла мать, а через несколько дней дед сказал: - Ну,

Лексей, ты не медаль, на шее у меня – не место тебе, а иди-ка ты в люди.

Алеше минуло одиннадцать лет.

«В людях» было несладко. «Мальчик» при магазине «модной обуви», Алеша

исполнял много работы, а позже, был поставлен в услужение к подрядчику

Сергееву.

Позже, он плавает посудником на пароходе, опять в услужении у Сергеевых,

ловит для продажи птиц. Был Алексей и продавцом в иконописной лавке,

работником в иконописной мастерской, десятником на строительстве ярмарки,

статистом в ярмарочном театре.

В 1886 году переезжает в Казань и устраивается на работу в крендельное

заведение и булочную А.С. Деренкова, которая в жандармских докладах того

времени характеризовалась как «место подозрительных сборищ учащейся

молодежи». Этот период для Горького – время знакомства с марксистскими

идеями. Он начинает посещать марксистские кружки, изучает труды Плеханова. В

1888 году он предпринимает первое длительное путешествие по Руси, а в 1891

покидает Нижний Новгород, где работал письмоводителем у присяжного

поверенного и отправляется во второе странствие по Руси, давшее ему бесценный

опыт знакомства и понимания русской жизни в кризисный, переломный момент ее

развития. Опыт странствий отразится в цикле рассказов «По Руси», но опыт

путешествия оставит след во всех его произведениях.

Мировая слава приходит к нему с романом «Фома Гордеев» (1899), опубликованном

в журнале «Жизнь». В 1900 году он пишет роман «Трое». В начале века Горький

создает свои первые пьесы – «Мещане» (1901), «На дне» (1902), «Дачники»

(1904), «Дети солнца» (1905), «Варвары» (1905).

В 1905 году Горький познакомился с В.И. Лениным. Это знакомство переросло в

дружбу, исполненную подчас драматических конфликтов, особенно обострившихся в

1918-1921, когда Горький по настоянию Ленина был вынужден уехать за границу –

во вторую свою эмиграцию (1921). А первая пришлась на 1906 год, когда во

избежание репрессий за поддержку революции 1905 года писатель эмигрирует

сначала в США, а затем на Капри в Италию. В этот период Горький сближается с

А.А. Богдановичем, видным революционером, философом, теоретиком искусства. В

1909 году Максим Горький, А.В. Луначарский и А.А. Богданов организуют

партийную школу на Капри, где Горький читает лекции по истории русской

литературы. Удивляют те заблуждения , царившие на Капри: социализм, идеи

нового мира превращались в религию, основанную на вере в их фатальное

торжество. Народ представлялся новым божеством и богостроителем.

Каприйский период очень плодотворен для Горького в творческом отношении. В

это время он создает пьесу «Последние» (1908), первую редакцию «Вассы

Железновой» (1910), повесть «Лето» и др.

В 1913 году после амнистии он возвращается в Петербург, где и живет до своей

второй эмиграции 1921 года.

Революцию (1917) Горький принял неоднозначно. Искренне веря в необходимость и

гуманистический пафос социального преобразования действительности, он

опасался искажения его идеалов в крестьянской стране, полагая, что

крестьянство (косная, неспособная к движению и развитию масса) по сути своей

не может быть революционным. Эти сомнения были высказаны в цикле статей

«Несвоевременные мысли», опубликованных в газете «Новая жизнь» (1917-1918

годах), которая являлась органом социал-демократов - «интернационалистов»,

меньшевиков, сторонников Мартова. Пораженный сценами уличных самосудов,

пьяных погромов, разграбления и уничтожения культурных ценностей неграмотными

и презирающими культуру людьми. Горький приходит к пессимистическому выводу о

революции как о тотальном разрушении жизни, культуры, государства. В середине

1918 года «Новая жизнь» была закрыта большевиками, и отношения Горького с

новой властью обострились еще больше.

Конфликт с лидерами большевиков и самим В.И. Лениным обостряется, и летом

1921 под предлогом лечения туберкулеза писатель выезжает в Германию, а затем

в Чехословакию. В апреле 1924 года он переезжает в Италию (Сорренто,

Неаполь). Здесь закончена третья часть автобиографической трилогии - повесть

«Мои университеты», написан роман «Дело Артамоновых» и др.

Но как ни парадоксально, ни первая, ни вторая эмиграция не отразились в

творчестве писателя.

Вернулся Горький в Россию в 1931 году, став последним возвратившимся

эмигрантом . Вернувшись, он занял положение первого советского официального

писателя, у него завязались личные отношения со Сталиным, при его

непосредственном участии шла работа Оргкомитета I Всесоюзного съезда

советских писателей, он же становится председателем правления основанного в

1934 году Союза писателей СССР, у него на квартире Сталин проводит свои

знаменитые встречи с писателями. На одной из таких встреч возник и наполнился

конкретным социально-политическим содержанием термин «социалистический

реализм».

В это время Горький, находившийся под контролем агентов ОГПУ и своим

секретаря Крючкова, переживает душевный кризис. Он чувствует себя одиноким.

Писатель не хочет видеть, но видит ошибки и страдания, а порой даже

бесчеловечность нового дела.

В то время Крючков становится единственным посредником всех связей Горького с

внешним миром: письма, визиты (вернее, просьбы посетить Горького)

перехватываются им, одному ему дано судить о том, кому можно, а кому нельзя

видеть Горького.

Умер Горький 18 июня 1936 года – официально признанным классиком советской

литературы, писателем, как бы давшим новой власти то, что ей было необходимо:

своим авторитетом он как бы санкционировал ее деяния, настоящие и будущие. И

пышные похороны 20 июня 1936 года на Красной площади якобы завершили всем

видимый путь сначала буревестника революции, друга, а затем и оппонента

Ленина, бывшего эмигранта, ставшего первым советским писателем,

основоположником метода «социалистического реализма» в советской литературе.

Таким он долго оставался в литературоведении последующих десятилетий, а

многие его мысли так и остались несвоевременными.

Несвоевременные мысли – живой документ русской революции

Изучение жизни и творчества Горького в советскую эпоху 1917–1936 годы)

трудно. Эти годы отмечены особым драматизмом взаимоотношений писателя с

властью, крайней остротой литературной борьбы, в которой Горький играл далеко

не последнюю роль. В освещении этого периода жизни и творчества Горького не

только нет единодушия среди исследователей, более того — здесь господствует

крайний субъективизм в оценках. В литературоведении советской эпохи Горький

представал непогрешимым и монументальным. Если же верить новейшим публикациям

о писателе, в литом корпусе монумента сплошь пустоты, заполненные мифами и

легендами. Человеку, приступающему к изучению советского периода в творчестве

Горького, приходится основательно “процеживать” этот материал ради того,

чтобы с максимальной объективностью представить путь писателя в эти годы: его

надежды и разочарования, мучительность исканий, колебания, заблуждения, его

ошибки, реальные и мнимые.

Мой интерес к «Несвоевременным мыслям» не случаен. Как

известно, эта книга была под запретом вплоть до “перестройки”. А между тем она

без посредников представляет позицию художника в канун и во время Октябрьской

революции. Она является одним из самых ярких документов периода Великой

Октябрьской революции, ее последствий и установления новой большевистской

власти.

По признанию самого Горького, “с осени 16-го года по зиму 22-го” он “не

написал ни строчки” художественных произведений. Все его мысли были связаны с

бурными событиями, потрясавшими страну. Вся его энергия была обращена на

непосредственное участие в общественной жизни: он вмешивался в политическую

борьбу, старался выручать из застенков ЧК ни в чём не повинных людей,

добивался пайков для умирающих от голода учёных и деятелей искусства, затевал

дешёвые издания шедевров мировой литературы... Публицистика в силу своей

специфичности была для него одной из форм прямого общественного действия.

«Несвоевременные мысли» — это серия из 58 статей, которые были опубликованы в

газете «Новая жизнь», органе группы социал-демократов. Газета просуществовала

чуть больше года — с апреля 1917-го по июль 1918-го, когда она была закрыта

властями как оппозиционный орган печати.

Изучая произведения Горького 1890–1910-х годов, можно отметить наличие в них

высоких надежд, которые он связывал с революцией. О них Горький говорит и в

«Несвоевременных мыслях»: революция станет тем деянием, благодаря которому

народ примет “сознательное участие в творчестве своей истории”, обретёт

“чувство родины”, революция была призвана “возродить духовность” в народе.

Но вскоре после октябрьских событий (в статье от 7 декабря 1917 года), уже

предчувствуя иной, чем он предполагал, ход революции, Горький с тревогой

вопрошает: “Что же нового даст революция, как изменит она звериный русский быт,

много ли света вносит она во тьму народной жизни?”

[1]. Эти вопросы были адресованы победившему пролетариату, который

официально встал у власти и “получил возможность свободного творчества”.

Вся “интрига” произведения состоит в том, что мы можем увидеть столкновение

идеалов, во имя которых Горький призывал к революции, с реалиями

революционной действительности. Из их несовпадения вытекает один из главных

вопросов, возникающих в процессе изучения статей: в чём состоит, говоря

словами Горького, его “линия расхождения с безумной деятельностью народных

комиссаров”?

Главная цель революции, по Горькому, нравственная — превратить в личность

вчерашнего раба. А в действительности, как с горечью констатирует автор

«Несвоевременных мыслей», октябрьские события и начавшаяся гражданская война

не только не несли “в себе признаков духовного возрождения человека”, но,

напротив, спровоцировали “выброс” самых тёмных, самых низменных —

“зоологических” — инстинктов. “Атмосфера безнаказанных преступлений”,

снимающая различия “между звериной психологией монархии” и психологией

“взбунтовавшихся” масс, не способствует воспитанию гражданина, - утверждает

писатель.

Самостоятельно проанализировав факты, которые сообщает Горький в статье от

26.03.18[2] ,мы можем понять, о чем идёт

речь, о так называемом заявлении “особого собрания моряков Красного Флота

Республики”, вызвавшем “глубочайшее изумление” Горького. “Дикая идея

физического возмездия” — главная идея этого документа. Горький сопоставляет

содержание заявления моряков (“За каждого нашего убитого товарища будем

отвечать смертью сотен и тысяч богачей...”) и публикацию в «Правде», авторы

которой, “приняв порчу автомобильного кузова за покушение на Владимира Ильича,

грозно заявили: «За каждую нашу голову мы возьмём по сотне голов буржуазии»”.

Идентичность этих заявлений свидетельствует о том, что жестокость матросской

массы была санкционирована самой властью, поддерживалась “фанатической

непримиримостью народных комиссаров”. Это, считает Горький, “не крик

справедливости, а дикий рёв разнузданных и трусливых зверей”

[3] .

При анализе данной статьи я хотел бы обратить особенно отметить

её стилевые качества, придающие слову писателя особую экспрессию. Статья

строится как своеобразный диалог с авторами заявления. Возмущённое чувство

писателя изливается посредством риторических вопросов: “Что же, правительство

согласно с методом действий, обещанных моряками?”, “Я спрашиваю вас, господа

моряки: где и в чём разница между звериной психологией монархии и вашей

психологией?” Экспрессия заключена и в решительном, чётком и кратком

выводе-призыве: “Надобно опомниться. Надо постараться быть людьми. Это трудно,

но — это необходимо”. (Стоит также упомянуть, что кронштадтские моряки угрожали

Горькому физической расправой за его «Несвоевременные мысли»).

[4]

Следующее принципиальное расхождение между Горьким и

большевиками кроется во взглядах на народ и в отношении к нему. Вопрос этот

имеет несколько граней.

Прежде всего Горький отказывается “полуобожать народ”, он спорит с теми, кто,

исходя из самых благих, демократических побуждений, истово верил “в

исключительные качества наших Каратаевых”. Вглядываясь в свой народ, Горький

отмечает, “что он пассивен, но — жесток, когда в его руки попадает власть, что

прославленная доброта его души — карамазовский сентиментализм, что он ужасающе

невосприимчив к внушениям гуманизма и культуры”

[5] . Но писателю важно понять, почему народ — таков: “Условия, среди

которых он жил, не могли воспитать в нём ни уважения к личности, ни сознания

прав гражданина, ни чувства справедливости, — это были условия полного

бесправия, угнетения человека, бесстыднейшей лжи и зверской жестокости”

5. Следовательно, то дурное и страшное, что проступило в стихийных акциях

народных масс в дни революции, является, по мысли Горького, следствием того

существования, которое в течение столетий убивало в русском человеке

достоинство, чувство личности. Значит, революция была нужна! Но как же

совместить необходимость в освободительной революции с той кровавой

вакханалией, которой революция сопровождается? Это мучительное противоречие я

пытаюсь разрешить в последующем анализе «Несвоевременных мыслей», например,

анализируя статью от 14 июля 1917 года, посвящённую “драме 4 июля” — разгону

демонстрации в Петрограде. Статья интересна для анализа во многих отношениях.

Стоит отметить своеобразие её композиционного строения: в центре статьи

воспроизведена (именно воспроизведена, а не пересказана) картина самой

демонстрации и её разгона. А затем следует рефлексия автора на увиденное

собственными глазами, завершающаяся итоговым обобщением. Достоверность

репортажа и непосредственность впечатления автора служат основой для

эмоционального воздействия на читателя. И происшедшее, и раздумья — всё

происходит словно на глазах читателя, потому, очевидно, столь убедительно

звучат выводы, как будто родившиеся не только в мозгу автора, но и в нашем

сознании.

Всматриваясь в нарисованную писателем картину, необходимо отметить

подробности и детали, не забывая об их эмоциональной окрашенности. Мы видим

участников июльской демонстрации: вооружённых и невооружённых людей,

“грузовик-автомобиль”, тесно набитый разношёрстными представителями

“революционной армии”, что мчится “точно бешеная свинья”. (Далее перед нами

возникает образ грузовика, вызывает не менее экспрессивные ассоциации:

“гремящее чудовище”, “нелепая телега”.) Затем начинается “паника толпы”,

испугавшейся “самой себя”, хотя за минуту до первого выстрела она “отрекалась

от старого мира” и “отрясала его прах с ног своих”. Перед глазами наблюдателя

предстаёт “отвратительная картина безумия”: толпа при звуке хаотических

выстрелов повела себя как “стадо баранов”, превратилась в “кучи мяса,

обезумевшего от страха”.

Горький ищет причину происшедшего. В отличие от абсолютного большинства,

винившего во всём “ленинцев”, германцев или откровенных контрреволюционеров,

он называет главной причиной случившегося несчастья “тяжкую российскую

глупость” — “некультурность, отсутствие исторического чутья”.

Сами выводы, сделанные мною из этого произведения, превращаются в постановку

главных, по мысли автора, задач революции: “Этот народ должен много потрудиться

для того, чтобы приобрести сознание своей личности, своего человеческого

достоинства, этот народ должен быть прокалён и очищен от рабства, вскормленного

в нём, медленным огнём культуры”[6].

В чем же состоит суть расхождений М. Горького с большевиками по вопросу о

народе.

На первый взгляд, кажется, что резкие суждения автора «Несвоевременных мыслей» о

народе свидетельствуют о его неуважении к простому трудовому люду, об

отсутствии сострадания к нему, о неверии в его духовные силы. На самом деле всё

выглядит иначе. Опираясь на весь свой предшествующий опыт и на свою многими

делами подтверждённую репутацию защитника порабощённых и униженных, Горький

заявляет: “Я имею право говорить обидную и горькую правду о народе, и я

убеждён, что будет лучше для народа, если эту правду о нём скажу я первый, а не

те враги народа, которые теперь молчат да копят месть и злобу, чтобы... плюнуть

злостью в лицо народа...”[7].

Рассмотрим один из самых принципиальных расхождений Горького с идеологией и

политикой “народных комиссаров” — спор о культуре.

Это стержневая проблема публицистики Горького 1917–1918 годов. Не случайно,

издавая свои «Несвоевременные мысли» отдельной книгой, писатель дал

подзаголовок «Заметки о революции и культуре». В этом заключается

парадоксальность, “несвоевременность” горьковской позиции в контексте времени.

Приоритетное значение, которое он придаёт культуре в революционном преображении

России, могло показаться многим его современникам чрезмерно преувеличенным. В

подорванной войной, раздираемой социальными противоречиями, отягощённой

национальным и религиозным гнётом стране самыми первостепенными задачами

революции представлялось осуществление лозунгов: “Хлеб голодным”, “Землю

крестьянам”, “Заводы и фабрики рабочим”. А по мнению Горького, одной из самых

первостепенных задач социальной революции является очищение душ человеческих —

в избавление “от мучительного гнёта ненависти”, “смягчение жестокости”,

“пересоздание нравов”, “облагораживание отношений”

[8]. Чтобы осуществить эту задачу, есть только один путь — путь культурного

воспитания.

Стоит отметить, что Горький считает “одной из первых задач момента” “возбуждение

в народе — рядом с возбуждёнными в нём эмоциями политическими — эмоций

этических и эстетических”. Однако писатель наблюдал нечто прямо

противоположное, а именно: “хаос возбуждённых инстинктов”, ожесточение

политического противостояния, хамское попрание достоинства личности,

уничтожение художественных и культурных шедевров. Во всём этом автор винит в

первую очередь новые власти, которые не только не препятствовали разгулу толпы,

но даже провоцировали её. Революция “бесплодна”, если “не способна... развить в

стране напряжённое культурное строительство”

[9], — предупреждает автор «Несвоевременных мыслей». И по аналогии с широко

распространённым лозунгом “Отечество в опасности!” Горький выдвигает свой

лозунг: “Граждане! Культура в опасности!”

Ни один факт ущемления культуры, каким бы незначительным он ни казался, не

проходит мимо внимания писателя. Он протестует против “грязной” литературы,

“особенно вредной именно теперь, когда в людях возбуждены все тёмные инстинкты”

[10]; выступает против “решения Совета солдатских депутатов по вопросу об

отправке на фронт артистов, художников, музыкантов”, потому что страшится

следующего: “...с чем мы будем жить, израсходовав свой лучший мозг?”

[11]. Он сетует по поводу исчезновения с книжного рынка “хорошей честной

книги”, а “книга — лучшее орудие просвещения”

[12]. Узнав о запрете на издание оппозиционных газет и журналов, “чувствует

тоску”, мучительно тревожится “за молодую Русь, только что причастившуюся даров

свободы”10, поднимает голос протеста

против ареста И.Д. Сытина, которого за его пятидесятилетнюю издательскую

деятельность называет подлинным “министром народного просвещения”

[13]...

Еще одним из вопросов горьковской серии «Несвоевременные мысли» являются

такой вопрос: кто же оказался во главе Октябрьской революции — “вечный

революционер” или “революционер на время, на сей день”? (Ответ на него мы

найдем в статье от 06.06.18.)

Далеко не случайно образцом “романтика революции” для Горького является

крестьянин Пермской губернии, приславший писателю письмо, в котором осуждает

“крестьянство, жадное до собственности”, ищущее в революции “карманные

интересы”. По мнению автора «Несвоевременных мыслей», этот крестьянин —

подлинный революционер, потому что он видит высшие, духовные цели революции.

Таких людей писатель называет “вечными революционерами”, потому что им

свойственно вечное чувство неудовлетворенности. “Вечный революционер” “знает

и верит, что человечество имеет силу бесконечно создавать из хорошего —

лучшее”, “его единственная и действительно революционная цель” — “оживить,

одухотворить весь мозг мира”, сам же он — “дрожжа”.

Но на мощной волне революции выплеснулся на поверхность и другой тип

общественного деятеля, которого Горький хлёстко назвал “революционером на

время”. Таких людей он увидел прежде всего среди участников октябрьского

переворота. “Революционер на время” — это человек, “принимающий в разум”, а

не в душу “внушаемые временем революционные идеи”, и поэтому он “искажает” и

“опорочивает”, “низводит до смешного, пошлого и нелепого культурное,

гуманистическое, общечеловеческое содержание революционных идей”. Такие

деятели переводят революционный порыв в сведение счётов с бывшими реальными

или мнимыми обидчиками (“за каждую нашу голову...”), это они провоцируют в

возбуждённой толпе “хватательный инстинкт” (“грабь награбленное”), это они

оскопляют, обескрыливают, обесцвечивают жизнь якобы во имя всеобщего

равенства (ибо это равенство в бедности, в бескультурье, в нивелировании

личностей), это они, насаждая новую — “пролетарскую” — мораль, по сути,

отрицают мораль общечеловеческую.

Горький доказывает, что для “холодного фанатика”, “аскета”, “оскопляющего

творческую силу революционной идеи”[14],

совершенно несущественны моральные аспекты революции, больше того — вроде бы

благородная поза аскета становится даже неким романтическим оправданием

невиданной жестокости, с которой “революционеры на время” осуществляли свой

проект преобразования России. Главное же проявление аморальности большевиков

Горький видит в их отношении ко всему народу как к объекту гигантского

эксперимента: “материал для бесчеловечного опыта” — так сказано в статье от

19.01.18; “из этого материала — из деревенского тёмного и дряблого народа” —

фантазёры и книжники хотят создать новое социалистическое государство” — это

фраза из статьи от 29.03.18; “они (большевики) производят над народом

отвратительный опыт” — это в статье от 30.05.18. А в статье от 13.01.18 автор

высказывается ещё жёстче: “Народные комиссары относятся к России как к

материалу для опыта, простой народ для них — та лошадь, которой

учёные-бактериологи прививают тиф для того, чтоб лошадь выработала в своей

крови противотифозную сыворотку. Вот именно такой жестокий и заранее обречённый

на неудачу опыт производят комиссары над русским народом... Реформаторам из

Смольного нет дела до России, они хладнокровно обрекают её в жертву своей грёзе

о всемирной или европейской революции”[15]

. Обвинение в аморальности — это самое главное обвинение, которое Горький

бросает в лицо новой власти. Стоит обратить внимание на крайнюю экспрессию

слова писателя в приведённых фрагментах: сравнение социального переворота с

лабораторным экспериментом, а России — с подопытным животным; скрытое

противопоставление опыта и грёзы, подтверждающее несостоятельность

революционных действий; прямо-оценочные эпитеты (“жестокий” и “обречённый на

неудачу”, язвительный перифраз “реформаторы из Смольного”). В статье от

16.03.18 вожди Октября ассоциируються с библейскими палачами — “несчастную

Русь” они “тащат и толкают на Голгофу, чтобы распять её ради спасения мира”.

В «Несвоевременных мыслях» Горький подвергает резкой критике вождей революции:

В. И. Ленина, Л. Д. Троцкого, Зиновьева, А.В. Луначарского и других. И писатель

считает нужным через голову своих всевластных оппонентов непосредственно

обратиться к пролетариату с тревожным предупреждением: “Тебя ведут на гибель,

тобою пользуются как материалом для бесчеловечного опыта, в глазах твоих вождей

ты всё ещё не человек!”[16].

Жизнь показала, что эти предупреждения не были услышаны. И с Россией, и с её

народом произошло то, против чего предостерегал автор «Несвоевременных

мыслей». Справедливости ради надо сказать, что сам Горький тоже не оставался

последовательным в своих воззрениях на происходившую в стране революционную

ломку.

Однако книга «Несвоевременные мысли» осталась памятником своему времени. Она

запечатлела суждения Горького, которые он высказал в самом начале революции и

которые оказались пророческими. И независимо от того, как менялись

впоследствии воззрения их автора, эти мысли оказались в высшей степени

своевременными для всех, кому довелось пережить надежды и разочарования в

череде потрясений, пришедшихся на долю России в ХХ веке.

Таким образом, в ходе написания реферата, была сделана попытка

раскрыть комплекс основных идей, высказанных Горьким в книге «Несвоевременные

мысли». Учитывая публицистическую природу анализируемого текста. Эти отличает

особая, публицистическая поэтика, которая выражает не просто идею, а

“идею-страсть”. Наконец, «Несвоевременные мысли» - отправная точка для

понимания творческой судьбы М. Горького в советское время

Список литературы:

1. Горький М. Несвоевременные мысли. М.: Современник, 1991

2. Голубкова М. Максим Горький. М.: Дрофа, 1997

3. Игнебейрг Л.Я. От Горького до Солженицына. М.: Высшая школа, 1997

4. Газета «Литература» (Приложение к газете «Первое сентября») – 1997, №

2(янв.), с 13

5. Газета «Литература» (Приложение к газете «Первое сентября») – 2000, №

4(янв.), с 2-3

6. Островская О.Д. Рукой Горького, М.: 1985

7. Шкала И.С. Семь лет с Горьким. М.:, 1990

8. Приложение:

[1] Горький М. Несвоевременные мысли. М.: Современник, 1991. С.13

[2] Горький М. Несвоевременные мысли. М.: Современник, 1991. С.64-66

[3] Горький М. Несвоевременные мысли. М.: Современник, 1991. С.65

[4] М.Горький. Неизданная переписка», с. 312.

[5] Горький М. Несвоевременные мысли. М.: Современник, 1991. С.36

[6] Горький М. Несвоевременные мысли. М.: Современник, 1991. С.36

[7] [7]Горький М. Несвоевременные мысли. М.: Современник, 1991. С. 92

[8]Горький М. Несвоевременные мысли. М.: Современник, 1991. С.36

[9] Горький М. Несвоевременные мысли. М.: Современник, 1991. С.12

[10] Горький М. Несвоевременные мысли. М.: Современник, 1991. С.30

[11] Горький М. Несвоевременные мысли. М.: Современник, 1991. С.33

[12] Горький М. Несвоевременные мысли. М.: Современник, 1991. С.38

[13] Горький М. Несвоевременные мысли. М.: Современник, 1991. С.70

[14] Горький М. Несвоевременные мысли. М.: Современник, 1991. С.28

[15] Горький М. Несвоевременные мысли. М.: Современник, 1991. С.87

[16] Горький М. Несвоевременные мысли. М.: Современник, 1991. С.87