Реферат: Айседора Дункан

Реферат: Айседора Дункан

Айседора Дункан

( 26.05.1878 года - 14.09.1927 года)

Жизнь Айседоры Дункан обещала быть необычной с самого начала. В автобиографии

она так говорит о своем рождении: "Характер ребенка определен уже в утробе

матери. Перед моим рождением мать переживала трагедию. Она ничего не могла

есть, кроме устриц, которые запивала ледяным шампанским. Если меня

спрашивают, когда я начала танцевать, я отвечаю - в утробе матери. Возможно,

из-за устриц и шампанского".

Спасение — в работе

В детстве Айседора была несчастлива — отец, Джозеф Дункан, обанкротился и

сбежал еще до ее рождения, оставив жену с четырьмя детьми на руках без

средств к существованию. Маленькая Айседора, которую, скрыв ее возраст, в 5

лет отдали в школу, чувствовала себя чужой среди благополучных

одноклассников. Это ощущение, общее для всех детей Дункан, и сплотило их

вокруг матери, образовав «клан Дунканов», бросающий вызов всему миру.

В 13 лет Айседора бросила школу, которую считала совершенно бесполезной, и

серьезно занялась музыкой и танцами, продолжив самообразование.

В 18 лет юная Дункан приехала покорять Чикаго и чуть было не вышла замуж за

своего поклонника. Это был рыжий, бородатый сорокапятилетний поляк Иван

Мироски. Проблема была в том, что он тоже был беден. А вдобавок, как это

выяснилось позже, еще и женат. Этот неудавшийся роман положил начало череде

неудач в личной жизни, которые преследовали танцовщицу всю ее жизнь. Дункан

никогда не была абсолютно, безоговорочно счастлива.

Айседора настаивала на том, что танец должен быть естественным продолжением

человеческого движения, отражать эмоции и характер исполнителя, импульсом для

появления танца должен стать язык души. Все эти идеи, новаторские по своему

характеру, естественно, вступали в противоречие с балетной школой того

времени. Резкая оценка самого балета тем не менее не мешала Дункан

восхищаться грацией и артистизмом двух русских балерин — Кшесинской и

Павловой. Более того, с последней они впоследствии даже стали добрыми

подругами, искренне ценившими талант друг друга.

Выступления танцовщицы начались со светских вечеринок, где ее преподносили

как пикантное дополнение, экзотическую диковинку: Айседора танцевала босиком,

что было в новинку и изрядно шокировало публику.

Гастроли заметно поправили материальное положение Дункан, и в 1903 г. она

вместе с семьей совершила паломничество в Грецию. Одетые в туники и сандалии,

эксцентричные иностранцы вызывали настоящий переполох на улицах современных

Афин. Путешественники не ограничились простым изучением культуры любимой

страны, они решили сделать свой вклад, построив храм на холме Капанос. Помимо

этого Айседора отобрала 10 мальчиков для хора, который сопровождал пением ее

выступления.

Встречи и разлуки

Вслед за женатым Мироски появился мужчина, оставшийся в ее памяти и

автобиографии как Ромео. Весна, Будапешт и он, Оскар Бережи, талантливый

актер и страстный возлюбленный, помолвка и знакомство с его семьей — все это

казалось сказкой. А сказки, как известно, имеют свойство заканчиваться —

Бережи предпочел Айседоре карьеру. Помолвку разорвали.

Следующим промежуточным персонажем стал Хенрик Тоде, педагог и писатель,

опять-таки женатый. Их отношения носили чисто платонический характер, этому

роману и не суждено было стать чем-то большим. Потому что появился Крэг.

Гордон Крэг, талантливейший театральный постановщик, Тедди, как называла его

Айседора, занял огромное место в ее жизни. И, как всегда, счастье не было

безоговорочным. С самого начала они называли свою любовь «ненастоящей»,

подчеркивая ее временность, — Крэг метался от одной возлюбленной к другой,

разрывался между запутанными финансовыми делами Айседоры и собственным

творчеством, времени на которое оставалось все меньше и меньше. И вместе с

тем они были безумно влюблены и заваливали друг друга горами писем и нежных

записок, когда находились в разлуке.

И появилась Дидра, девочка, о рождении которой так мечтала Айседора. Великой

танцовщице было 29 лет. За этим последовала женитьба Крэга на Елене, давней

возлюбленной, с которой его связывали данные обязательства. Айседора безумно

ревновала и стыдилась своей ревности. Еще в раннем детстве, на примере своего

отца, она поняла, что любовь не может быть вечной. Очередным доказательством

этого явился разрыв с Крэгом.

В конце 1907 г. Дункан дала несколько концертов в Санкт-Петербурге. В это

время она подружилась со Станиславским. Видя, как он восхищен ею, Айседора не

могла удержаться от попытки превратить это в нечто большее. Она описывает

этот эпизод в автобиографии: когда она однажды поцеловала его в губы, «у него

был страшно удивленный вид. он, глядя на меня, с ужасом воскликнул: «Но что

же мы будем делать с ребенком?» «Каким ребенком?» — поинтересовалась я.

«Нашим, конечно». Я расхохоталась, а он посмотрел на меня с грустью и ушел».

Тем не менее этот случай не разрушил их дружбы.

Айседора по-прежнему оставалась одинока. Однажды, когда она сидела в

театральной гримерной, к ней вошел мужчина с вьющимися светлыми волосами и

бородой, статный и уверенный. «Парис Юджин Зингер», — представился он. «Вот

он, мой миллионер», — пронеслось в мозгу у Айседоры. Расточительную и

эксцентричную танцовщицу неоплаченные счета всегда выводили из состояния

равновесия. А счетов было много. Айседора, так нуждавшаяся в детстве, любила

жить шикарно. И состоятельный поклонник пришелся очень кстати. Лоэнгрин, как

называла его Дункан, был сыном одного из изобретателей швейной машинки,

унаследовавшим внушительное состояние. Айседора привязалась к нему, они много

путешествовали вместе, он дарил ей дорогие подарки и окружал нежнейшей

заботой. От Лоэнгрина у нее родился сын Патрик, и она чувствовала себя почти

счастливой. Но Зингер был очень ревнив, а Айседора не собиралась полностью

отказываться от приобретенной такими трудами самостоятельности и не

флиртовать с другими мужчинами; к тому же она постоянно подчеркивала, что ее

нельзя купить. Однажды они серьезно поссорились, и, как всегда, когда ее

любовные отношения давали трещину, она полностью погрузилась в работу.

В январе 1913 г. Дункан выехала на гастроли в Россию. Именно в это время у

нее начались видения: то ей слышался похоронный марш, то появлялось

предчувствие смерти. Последней каплей были померещившиеся ей между сугробов

два детских гроба. Она немного успокоилась, лишь когда встретилась с детьми и

увезла их в Париж. Зингер был рад видеть сына и Дидру.

Детей после встречи с родителями вместе с гувернанткой отправили в Версаль.

По дороге мотор заглох, и шофер вышел проверить его, мотор внезапно заработал

и. Тяжелый автомобиль скатился в Сену. Детей спасти не удалось.

Айседора не плакала, она старалась облегчить горе тех, кто был рядом с ней.

Родственники, сначала удивлявшиеся ее самообладанию, стали опасаться за ее

рассудок. Дункан тяжело заболела. От этой утраты она не оправилась никогда.

Однажды, гуляя по берегу, она увидела своих детей: они, взявшись за руки,

медленно зашли в воду и исчезли. Айседора бросилась на землю и зарыдала. Над

ней склонился молодой человек. «Спасите меня. Спасите мой рассудок. Подарите

мне ребенка», — прошептала Дункан. Молодой итальянец был помолвлен, и их

связь была коротка. Ребенок, родившийся после этой связи, прожил лишь

несколько дней.

Золотоволосый поэт

В 1921 г. Луначарский официально предложил танцовщице открыть школу в Москве,

обещая финансовую поддержку. Однако обещаний советского правительства хватило

ненадолго, Дункан стояла перед выбором — бросить школу и уехать в Европу или

заработать деньги, отправившись на гастроли. И в это время у нее появился еще

один повод, чтобы остаться в России, — Сергей Есенин. Ей 43, она располневшая

женщина с коротко остриженными крашеными волосами. Ему — 27, золотоволосый

поэт атлетического телосложения. Через несколько дней после знакомства он

перевез вещи и переехал к ней сам, на Пречистенку, 20.

Удивительно, но при всем своем огромном желании любить и быть любимой

Айседора лишь однажды все-таки вышла замуж. И то, получается, по расчету —

Есенина иначе не выпускали с ней за границу. Этот брак был странен для всех

окружающих уже хотя бы потому, что супруги общались через переводчика, не

понимая языка друг друга. Сложно судить об истинных взаимоотношениях этой

пары. Есенин был подвержен частой смене настроения, иногда на него находило

что-то, и он начинал кричать на Айседору, обзывать ее последними словами,

бить, временами он становился задумчиво-нежен и очень внимателен. За границей

Есенин не мог смириться с тем, что его воспринимают как молодого мужа великой

Айседоры, это тоже было причиной постоянных скандалов. Так долго продолжаться

не могло. «У меня была страсть, большая страсть. Это длилось целый год. Мой

Бог, каким же слепцом я был!.. Теперь я ничего не чувствую к Дункан».

Результатом размышлений Есенина стала телеграмма: «Я люблю другую, женат,

счастлив». Их развели, благо это так легко было сделать в России в то время.

Последним ее возлюбленным стал молодой русский пианист Виктор Серов. Кроме

общей любви к музыке, их сблизило то, что он был одним из немногих

симпатичных ей людей, с которыми она могла говорить о своей жизни в России.

Ей было за 40, ему — 25. Неуверенность в его отношении к ней и ревность

довели Дункан до попытки самоубийства. Неудачная, но тем не менее необычная

жизнь великой танцовщицы уже подходила к концу. Буквально через несколько

дней Дункан, повязав свой красный шарф, направилась на автомобильную

прогулку; отказавшись от предложенного пальто, она сказала, что шарф

достаточно теплый. Автомобиль тронулся, потом внезапно остановился, и

окружающие увидели, что голова Айседоры резко упала на край дверцы. Шарф

попал в ось колеса и, затянувшись, сломал ей шею.

Айседору похоронили в Париже, на кладбище Пер-Лашез.

Айседора Дункан и Сергей Есенин: они говорили на разных языках

Не гляди на ее запястья

И с плечей ее льющийся шелк.

Я искал в этой женщине счастья,

А нечаянно гибель нашел...

Сергей Есенин

"Ялта гостиница Россия Айседоре Дункан Я люблю другую тчк женат счастлив тчк

Есенин". Замусоленный клочок бумаги, плавно кружась, падает на паркет. Взмах

короткими малиновыми волосами.

- Госпожа Дункан, что с вами, вы так побледнели?!

Айседора метнула свое располневшее тело к окну.

- Это были лучшие три года в моей жизни, - спокойно сказала она. - И все-таки

он был совсем шальной.

Не обращая внимания на изумленные взгляды (способность, принесшая ей славу

лучшей в мире танцовщицы), Айседора величаво прошествовала в спальню и

заперлась там. Понятливые гости разошлись: "Бедная, бедная госпожа Дункан, я

всегда знала, что от этих русских moujik ничего хорошего не жди! Вы

представляете, они там, в России, держат женщин в жутких теремах и бьют их

каждую субботу!" Огромная квартира на бульваре Сен-Жермен опустела.

Айседора сидела перед зеркалом. Она долго изучала каждую морщинку на своем

сорокашестилетнем лице. Потом медленно открыла ящичек трюмо, достала ярко-

красную губную помаду (других она не признавала), открыла ее и, с силой

вдавливая огненный стержень в зеркальную гладь, вывела: "Есенин есть Ангелъ".

Ангелъ и чиорт

- Вот это да, это я-то ангел? Ну спасибо, Сидора, спасибо... - Есенин

смеялся, и льняные кудри красиво трепетали вокруг его головы, образуя нечто,

действительно похожее на нимб.

Пречистенка, 20. Четыре утра. Он только что вернулся домой и увидел, что все

зеркала, столы и стены исписаны губной помадой вдоль и поперек одной и той же

фразой, как молитвой: "Есенин есть Ангелъ", "Есенин есть Ангелъ",

"Есенин...", "Есенин..."

* * *

- Есенин, приятель, пойдем, я тебе такое покажу!

"Коллега" - имажинист и лучший друг Толя Мариенгоф - тащит Сергея к маленькой

сцене, вокруг которой уже столпились все остальные гости. Есенин тихо

выдыхает: "Богиня..." - и уже не отводит глаз от полноватой женской фигуры в

полупрозрачном хитоне, которая кружится по паркету, пластика ее вроде бы

простых движений кажется невероятной...

В тот вечер Айседора Дункан, первая танцовщица мира в стиле модерн, исполняла

свой знаменитый танец с шарфом... под аккомпанемент "Интернационала". Есенин

был покорен и жаждал знакомства.

- Товарищ Айседора, товарищ Есенин.

И вдруг выяснилось, что он не знает ни английского, ни французского, а она не

знает русского. Переводчика нет. А Есенина уже просто распирает от желания

высказать, выразить, выкричать Айседоре - влюблен! Он изъясняется жестами,

корчит рожи, ругается по-русски... Дункан равнодушно пожимает холеными

плечами.

Он говорит: "Отойдите все", - снимает ботинки и начинает танцевать вокруг нее

какой-то дикий невообразимый танец, потом падает ниц и обнимает ее колени.

Улыбнувшись, Айседора гладит поэта по льняным кудрям и нежно говорит одно из

немногих знакомых ей русских слов: "Ангелъ". Потом, заглянув ему в глаза,

добавляет: "Чиорт!"

Через три часа Сергей Есенин и Айседора Дункан уехали в хмурое осеннее

московское утро. На публике они появились только через две недели - вместе.

- Толя, слушай, я влюбился в эту Сидору Дункан. По уши! Честное слово! Ну,

увлекся, что ли. Она мне нравится. Мы сейчас на Пречистенке живем, ты к нам

заходи, она славная. - Есенин, весь дрожа от возбуждения, ворвался к

Мариенгофу рано утром, когда тот сидел за столом и собирался писать.

Блямс! Огромная капля упала с пера на белый лист и расползлась по нему

безобразными подтеками. Есенин побледнел как смерть и громко охнул.

- Очень плохая примета, - выдавил он и поспешно ушел от Мариенгофа. Он верил

в приметы.

...А сначала все шло как нельзя лучше. Вскоре Айседора выучила несколько

десятков русских слов и стала называть любимого "Сергей Александрович". Они

ходили на приемы, на литературные вечера, где она обязательно танцевала, а он

непременно читал стихи. Домой возвращались обычно под утро. Проезжая мимо

маленькой полудеревенской церквушки на Арбате, Есенин тыкал в нее пальцем и

говорил: "Видишь, Сидора, вот здесь мы с тобой будем жениться! Ты понимаешь,

же-нить-ся!" Айседора недоверчиво улыбалась: в ее жизни было немало мужчин,

но ни одному из них она так никогда и не позволила взять себя замуж.

Через полгода Есенин, в беспамятстве, посылал Айседору ко всем чертям и

иногда бил. Он швырял в нее тяжелыми советскими сапогами, а она, поймав

сапог, говорила сквозь слезы на ломаном русском: "Сергей Александрович, я

тебя люблю..." Есенин убегал, скрывался у друзей, а потом возвращался -

измученный, охваченный нежностью и раскаянием. И плакал, уткнувшись ей в

колени.

Айседора знала, что у любимого Сережи было сложное детство: он рос в семье

деда и с родителями почти не общался. Семнадцати лет Есенин приехал в Москву

работать приказчиком и впервые встретил отца. Свою мать он видел в последний

раз много лет назад.

- Бедный мой мальчик, - думала Айседора. - У нас с тобой практически не было

детства! А у тебя еще и не было матери! Ничего, я полюблю тебя вместо нее...

я сумею! На своих недорастратила... - и безрадостная картина всплыла перед ее

глазами.

Танцы и дети

Айсендоре не исполнилось и шести лет, а она уже была несчастна. Мать,

брошенная мужем и работавшая с утра до ночи, не хотела оставлять девочку одну

и отдала младшую Дункан в школу, скрыв дочкин возраст. В 13 лет Айседора

бросила школу, которую считала совершенно бесполезной, и занялась музыкой и

танцами. Ей повезло, когда законам сценического движения пухленькую нимфетку

согласилась учить американская танцовщица Мария Луи Фуллер.

В 18 лет Дункан едет покорять Чикаго. Там она с ходу чуть было не вышла замуж

за своего поклонника - рыжего, бородатого сорокапятилетнего поляка Ивана

Мироски. Проблема заключалась в том, что он был еще беднее, чем она. А

вдобавок, как выяснилось позже, еще и женат. С этого романа у Айседоры

началась череда неудач в личной жизни, которые будут преследовать танцовщицу

до конца дней.

Но зато танцевала она божественно и абсолютно против всяких правил. Однажды

весь гардероб Айседоры погиб от страшного пожара в нью-йоркской гостинице.

Она мгновенно сымпровизировала костюм - полупрозрачную тунику в греческом

стиле. Публика в очередной раз была шокирована, поскольку на сцене Айседора

появилась практически обнаженной.

Дождавшись совершеннолетия, она покинула США, отплыв в Англию на судне для

перевозки скота, - большего не позволяли ее скудные сбережения. В Лондоне

выступления танцовщицы начались со светских вечеринок, где ее преподносили

как пикантное дополнение, экзотическую диковинку.

В 1903 г. она приехала с концертной программой в Будапешт, где публика

толпами собиралась в театре, чтобы увидеть странные танцы полуобнаженной

Айседоры под аккомпанемент "Голубого Дуная" или похоронного марша Шопена.

После одного из выступлений к ней подошел известный венгерский актер Оскар

Бережи, галантно раскланялся и сказал:

- Я хочу познакомить вас со своими родителями. Поедемте прямо сейчас.

Айседора пришла в восторг, и они поехали - правда, сначала в его квартиру в

центре Будапешта, откуда вышли только на следующий день и такими усталыми,

что вечером на репетиции Айседора едва двигалась по сцене. Ей было 25, и она

еще верила мужчинам, тем более что Оскар действительно познакомил ее с

родителями, а через месяц устроил публичную помолвку. Когда до свадьбы

оставалось немногим больше недели, он ворвался в гримерную Айседоры и заявил:

- Мне предложили роль. Потрясающую. Начало съемок послезавтра. - И чуть тише

добавил: - В Мадриде.

- Но... у нас вроде как свадьба? - поинтересовалась Айседора. И вдруг ее

нежный и внимательный Оскар просто взорвался!

- Ты думаешь, что я буду жертвовать карьерой ради твоих женских капризов?..

Если есть роль, значит, нет свадьбы!

В декабре 1904 г. в жизни Дункан появился Гордон Крэг - лучший театральный

постановщик начала века. Две недели они провели, запершись в берлинской

студии Крэга, пока перепуганный менеджер Айседоры обзванивал местные больницы

и морги. Через некоторое время в газетах появилось объявление, что госпожа

Дункан страдает от тонзиллита и ее выступления временно прекращаются. Через 9

месяцев после "приступа тонзиллита" у Айседоры родилась дочь Дидра.

Практически сразу после этого Крэг женился на Елене, подруге детства.

Айседоре он сказал: "Ты же понимаешь, любовь никогда не бывает вечной..."

Она опять осталась одна и танцевала, танцевала, танцевала... Однажды в

гримерную вошел мужчина с вьющимися светлыми волосами и бородой, статный и

уверенный.

- Парис Зингер, - представился он.

- Сын швейной машинки? - съязвила Айседора, хотя про себя уже подумала: вот и

миллионер, которого стоит придержать... - Что вам угодно?

- Вас. - Зингер явно не собирался распыляться по мелочам.

- Должна предупредить, я люблю жить. И жить шикарно.... Кстати, я буду звать

вас Лоэнгрин.

От Лоэнгрина у Айседоры родился сын Патрик, и она вроде бы наконец

почувствовала себя почти счастливой. Но теперь у нее начались видения.

Айседора просыпалась ночью в слезах и кричала сонному Зингеру: "Я видела два

детских гроба! Они там, между сугробов! И похоронный марш!" Измученный

Лоэнгрин отправил любимую с детьми в Париж.

...В тот день Айседора послала Патрика и Дидру на экскурсию в Версаль с

гувернанткой - ей надо было выступать. По дороге мотор заглох, но, когда

шофер вышел проверить его исправность, внезапно заработал и... Тяжелый

автомобиль скатился в Сену. Никого спасти не удалось. От этой катастрофы

Айседора Дункан никогда не оправится.

...Чтобы как-то отвлечься, она "заразилась" русской революцией, и ее

немедленно пригласил в Москву сам Луначарский.

- Вот ведь негодяй! Обещал, что я буду танцевать в храме Христа Спасителя, а

пришлось в Большом театре! - вспоминая про наркома просвещения, Айседора

обиженно вздыхала. - Хотя он подарил мне целую школу танцев!

"Я хотель быть твоя"

- Дети, я не буду учить вас танцам: вы будете танцевать, когда захотите. Я

научу вас летать, как птицы, гнуться, как деревца под ветром, радоваться, как

радуется лягушонок в росе, прыгать легко и бесшумно, как кошка... Переведите,

- обращается Дункан к политруку школы и переводчику товарищу Грудскому.

- Детки, - переводит Грудский, - товарищ Айседора не собирается обучать вас

танцам, потому что танцульки являются пережитком гниющей Европы. Товарищ

Айседора научит вас махать руками, как птицы, ластиться вроде кошки, прыгать

по-лягушиному, то есть в общем и целом подражать жестикуляции зверей...

Устав от преподавания, вечерами она танцевала. На одном из приемов к ней

подвели светловолосого молодого человека. В тот самый первый миг, когда она

увидела Есенина, ее единственной мыслью было: "Это Патрик, которому 25 лет!"

* * *

- А ведь он действительно похож! - Айседора как-то сразу очнулась и покачала

головой, стряхивая обволакивающий ее ком воспоминаний. - И я должна его

удержать! - она вскочила и кинулась к двери.

...Она нашла Есенина вдребезги пьяным в одном из кабачков на Петровке. Он бил

об пол стаканы, а она безбоязненно подошла и сказала: "Сергей Александрович,

давай жениться. Я хотель быть твоя. Только твоя".

Чтобы вырвать его из пучины бесконечных попоек, Айседора увезла Есенина в

Европу, а оттуда в Америку. Было решено, что участие Сергея в ее гастролях

как "первого российского поэта" привлечет внимание мировой прессы и публики.

Но едва они пересекли границу, начались проблемы.

В Берлине Есенин сбежал. Айседора села в машину и объехала за три дня все

окрестные пансионы. На четвертую ночь с хлыстом в руке она ворвалась в тихий

семейный пансион на Уландштрассе. Все спали. Только Есенин в пижаме, сидя за

бутылкой пива в столовой, играл с другом в шашки. Увидев жену, он молча

попятился и скрылся в темном коридоре. А Айседора носилась по комнате в

красном хитоне. От ударов ее хлыста летели вазочки, рушились полки с

сервизами. Айседора бушевала до тех пор, пока бить стало нечего. Тогда,

перешагнув через груды горшков и осколков, она прошла в коридор и за

гардеробом нашла Есенина.

- Вон из этого борделя, - сказала она ему спокойно на чистом французском

языке, - иди за мной.

Но Айседора уже устала. Устала от постоянных скандалов, от мужниных перепадов

настроения, от того, что ни Есенин, ни его приятели не говорили по-английски.

Поэтессе Ирине Одоевцевой она жаловалась, что артисты и писатели слишком

много пьют и оттого никудышные любовники. Она сказала: "Сергей Александрович,

я уезжаль в Париж".

- Ну и катись, старая карга! - любовно попрощался Есенин. Слава богу,

Айседора до сих пор владела русским едва-едва...

"Я отправляюсь к славе!"

...Она отвела взгляд от алеющей надписи на зеркале и сразу наткнулась на

скомканные в углу строки: "ЖЕНАТ тчк СЧАСТЛИВ тчк ЕСЕНИН". "Ох, сомневаюсь,

сомневаюсь! - Айседора царственно и печально закуталась в огромный шарф. - Но

что же мне теперь делать?"

А сделать уже ничего было нельзя. Вскоре после роковой телеграммы на земле

уже не осталось Есенина. Его единственной любовью становится смерть, "черный

человек". И 28 декабря 1925 г. в ленинградской гостинице "Англетер" поэт

покончил с собой.

Они расстались ненадолго. 14 сентября 1927 г. Дункан, взяв свой любимый

красный шарф, предприняла автомобильную прогулку. Садясь в машину, Айседора

обмотала шарф вокруг шеи и крикнула провожавшим ее друзьям: "Прощайте, я

отправляюсь к славе!" Автомобиль тронулся, потом внезапно остановился, и

окружающие увидели, что голова Айседоры резко упала на край дверцы. Шарф

попал в ось колеса и, затянувшись, сломал ей шею... Чтобы освободить голову,

притянутую к борту машины, пришлось разрезать шарф. Толпа набросилась на

искромсанный ножницами кусок ткани в жажде заполучить "веревку повешенного"

на счастье - и растерзала его на куски.

Айседора Дункан, великая "босоножка"

Родись она не 26 мая 1878 года, а в Древней Элладе, жрецы усмотрели бы в её

даре земное воплощение и ожившую "практику" музы Терпсихоры. Живи она не во

взбудораженной Европе начала кровавого XX века, современные феминистки

сделали бы её своим трибуном и образцом для подражания. Не будь она смертной,

люди никогда бы не узнали, что даже неистовая скорбь потерь не может погасить

в сердце женщины, посвятившей себя искусству, стремление найти своего бога-

мужчину, бога-вдохновителя Аполлона. Ну а самым удивительным в её

романтической судьбе было то, что редкий биограф не испытывал чувства

растерянности от огромного количества мистических деталей, приторность и

концентрация которых для выдуманного литературного образа могла бы стать

поводом для критики обвинить писателя в пропаганде фатализма и в надуманности

сюжета. Сосуд ли ты, в котором пустота, или огонь, мерцающий в сосуде? Это

было сказано не о ней, но всё же однажды яркая искра божественного огня

вспыхнула для неё, освещая путь в искусстве, в одной из греческих ваз с

изображением античного танца, которая и сделала из начинающей американской

балерины знаменитую Айседору Дункан.

В тот майский день, когда Айседора Анджела Дункан появилась на свет, мать

будущей звезды европейских сцен постигло сразу два разочарования: первыми

звуками, услышанными ею, едва оправившейся от родов, были яростные вопли с

улицы вкладчиков банка её мужа, сбежавшего накануне с их сбережениями невесть

куда; первым, что несчастная женщина увидела, было то, что новорожденная

почти конвульсивно молотит воздух ногами. "Я так и знала, что родится монстр,

– сказала она акушерке, – этот ребёнок не может быть нормальным, он прыгал и

скакал ещё в моей утробе, это всё наказание за грехи её отца, негодяя

Джозефа..." Она не увидела в первых движениях малютки зеркального отражения

её будущей судьбы. Впрочем, несмотря на полное отсутствие дара предвидения,

учительница музыки сумела поставить на ноги свою дочь и троих старших детей и

без помощи жулика-папаши, и даже дать им неплохое образование. Однако

Айседоре эти усилия мало пригодились: уже в 13 лет она бросила школу и

серьёзно увлеклась музыкой и танцами. Тем не менее попытка покорить Чикаго

окончилась для неё ничем, если не считать первого бурного романа с огненно-

рыжим обольстителем – женатым поляком Иваном Мироски, который обжёг её душу

до такой степени, что танцовщица предпочла сбежать от горького счастья в

Европу, не побрезговав даже тем единственным видом транспорта, который тогда

ей был по карману, – трюмом на судне для перевозки скота. Туманный Лондон

дохнул на неё чопорностью и камерностью светских салонов, покорить которые в

условиях жёсткой конкуренции можно было только чем-то сногсшибательным.

Только вот чем – темпераментом? По ту сторону Ла-Манша её главная соперница

Мата Хари тогда уже нашла своё кредо в танце, рискнув раздеться перед

публикой, и околдовала её восточными па.

В глубокой задумчивости Айседора бродила по залам Британского музея и искала,

искала... Грация и артистизм выдающихся русских балерин Кшесинской и Павловой

были слишком академичны и предполагали долгую и изнурительную муштру уроками,

порабощение ювелирно выверенной догмой. На всё это у жадной американки не

было ни времени, ни душевных сил – она дышала жаждой свободы в искусстве и в

жизни... На глаза попалась огромная краснофигурная античная ваза, вывезенная

из Афин. Лёгкий наклон головы, развевающиеся складки туники, взлетевшая над

головой в изящном жесте рука. У ног танцовщицы, поднимая чашу с вином, сидел

бородатый воин. Нет ничего прекраснее скачущей лошади, плывущего корабля и

танцующей женщины. Через века художник смог донести глубокое восхищение

мужчины пляской гетеры, представительницы самой обольстительной, самой

свободной от унизительного быта и самой образованной дамской касты древнего

мира, выступающей на артистическом банкете классической эпохи – симпосионе.

Кто была эта танцовщица, и кто – её зритель? Она – Таис, Аспазия или сама

Терпсихора; он – Перикл, сподвижник великого Александра Птолемей... или кто-

то из греческих богов в земном обличье? Перед Айседорой вспыхнуло пламя

озарения...

Уже через несколько дней она нашла покровительницу в лице известной актрисы

Кемпбелл, которую заразила своей идеей – танец должен быть символом свободы,

продолжением естественной грации, говорить языком эмоций, а не раз и навсегда

отрепетированных жестов. Расчётливая царица салонов устроила своей протеже

дебют на одном из частных приёмов, где преподнесла её чуть ли не как

"экзотическую закуску". И не прогадала – дерзкая Айседора, выступившая

босиком и в тунике вместо пачки, сумев во многом скопировать древнегреческую

пластику, увидела в глазах зрителей восхищение. Успех понёсся впереди неё в

сандалиях Гефеста – уже в 1903 году Айседора смогла поехать на гастроли в

желанную Грецию, где отточила своё мастерство пластической импровизации. Ей

рукоплескали лучшие сценические площадки Европы, везде её выступления шли при

полном аншлаге. А газетчики, словно гончие по кровяному следу, кинулись

расследовать подробности личной жизни удивительной женщины. И тоже нарвались

на золотую жилу.

Айседора была из тех, кто сама выбирает мужчин. И выбирала, нельзя не

признать, с отменным вкусом. В Будапеште талантливый актёр, красавец-мадьяр

Оскар Бережи предпочёл карьеру связи с ней, затем писатель и педагог Хенрик

Тоде сломался под тяжестью ханжеской морали и расстался с Айседорой после

первого же скандала законной супруги. Затем в её жизни появился театральный

постановщик Гордон Крэг, уже помолвленный с другой. В 29 лет танцовщица от

этой несчастной любви получила первую в своей жизни награду – у неё родилась

дочь Деирдре, что в переводе с кельтского означает "печаль". Тогда-то,

отмучившись после тяжких родов, Айседора сделала заявление, после

подхваченное феминистками: "Кто придумал, что женщина должна рожать в муках?

Я не хочу слышать ни о каких женских общественных движениях до тех пор, пока

кто-нибудь не додумается, как сделать роды безболезненными. Пора прекратить

эту бессмысленную агонию". И всё же, после брака очередного "Аполлона" с его

прежней невестой, великая танцовщица сделала для себя неутешительный вывод:

любовь и брак не всегда идут рука об руку, да и сама любовь не может быть

вечной. В конце 1907 года она дала несколько концертов в Санкт-Петербурге,

где встретила нового кандидата на роль единственного мужчины на всю

оставшуюся жизнь. Ей снова не повезло – Константин Станиславский, тоже гений

и тоже красавец, дал ей понять, что видит в Айседоре не более чем идеальное

воплощение некоторых своих идей.

Знаменитая на весь мир "босоножка" своими оглушительными романами с женатыми

мужчинами ломала укоренившиеся в сознании общества табу, а те, кто мог бы

дать ей долгожданное счастье, были довольны, что были ее возлюбленными, не

более того. Она оставалась одинокой и на своём танцевальном Олимпе, даря

неблагодарным возвращение к далёким истокам искусства. На этом этапе своей

жизни она, казалось, почти прикоснулась к реализации извечной женской мечты,

встретив холёного и красивого богача Париса Юджена Зингера, наследника

изобретателя швейной машинки. Он не только оплатил все её просроченные счета,

но даже готов был предложить руку и сердце. Однако был настолько ревнив, что

поставил условие брака, оговорив место для Айседоры где-то между зубной

щёткой и швейной машинкой. Айседора заявила, что её нельзя купить.

Практически сразу после того, как у них родился сын Патрик, они расстались.

Новая драма сломила актрису: ей начали мерещиться то похоронные марши, то два

детских гроба среди сугробов. "Помешательство" оказалось предчувствием первой

настоящей беды, ведь в череде романов дети были её единственным светом.

В январе 1913 года после встречи с Зингером оба ребёнка Айседоры вместе с

гувернанткой ехали на машине из Парижа в Версаль. На дороге мотор внезапно

заглох, шофёр заглянул под капот, что-то подёргал. Автомобиль, сбив с ног

водителя, рванулся с места и вместе с пассажирами упал в Сену. От этой утраты

она не оправилась никогда. Айседору преследовали видения – однажды ей

померещилось, что она видит своих малышей входящими в воду. Упавшую на землю

рыдающую женщину поднял прохожий. "Спасите мой рассудок, подарите мне

ребёнка", – простонала она. Молодой человек был помолвлен. Мальчик,

родившийся от их связи, прожил всего несколько дней. Айседора стала пить,

газетчики даже заменили её фамилию на Drunken (пьяная).

К счастью, вскоре ей представился шанс начать жизнь с чистого листа. В 1921

году Луначарский официально предложил стареющей танцовщице открыть школу

танца в Москве. Она в ответ первой из артисток Запада приветствовала новое

революционное государство и даже не поехала – побежала... Но от себя далеко

не убежишь. В Советской России её настигла новая роковая страсть.

На одном из приёмов, организованном в особняке, выделенном ей для школы

"экспериментального балета", появился златокудрый Сергей Есенин. Он был

околдован: не зная ни слова по-английски, снял обувь и станцевал какой-то

дикий танец. Но Айседора всё поняла: она гладила его по голове, повторяя

всего два русских слова – "ангель" и "чьорт". Через три часа после знакомства

они уехали вместе в колдовскую русскую ночь... Ей было 44 года, ему – 26. Но

для обоих эта страсть была последней, дикой, изматывающей. Было ли для них

возможным духовное слияние? Трудно сказать. Ведь Есенин говорил лишь по-

русски, она же с трудом выучила с десяток слов на чужом языке. Пойми они друг

друга вовремя, всё могло бы сложиться иначе...

Поэт сходил с ума от её танца с шарфом, огненного и темпераментного, когда

алое полотнище вилось вокруг жаркого тела женщины, аллегорически символизируя

бурю революции над вечно юной землёй, дающей жизнь. Но идиллия их совместной

жизни быстро кончилась: "московский озорной гуляка" Айседору любил – и

ненавидел. Великая обольстительница, взлелеявшая в своём творчестве великую

простоту в искусстве и женскую свободу, по-бабьи сносила всё – и его безумные

порывы, и загул. И даже повторяла сквозь поток слёз, поймав едва не угодивший

ей в голову сапог, на ломаном русском языке: "Серьожа, я люблю тебя". А он,

вырываясь из её объятий, прятался у друзей, посылая телеграммы, что всё

кончено, но снова возвращался, охваченный нежностью и раскаянием, и она

запускала пальцы в его кудри, когда он припадал лицом к её коленям... Чтобы

вырвать любимого из перманентного загула и разочарований ядовитыми отповедями

тогдашнего литературного бомонда новой России, Айседора пошла на хитрость –

оформив с ним в 1922 году брак, увезла Есенина за границу. Впервые в жизни

она, никогда не бывшая до этого замужем, была счастлива.

Однако в Европе поэт загрустил ещё больше, пообщавшись с русскими

эмигрантами: "Снова здесь пьют, дерутся и плачут под гармоники жёлтую грусть.

Проклинают свои неудачи, вспоминают Московскую Русь...". Так как из Парижа

санатория для пьющего Есенина не получилось, Айседора увезла его на свою

родину. В Америке к обоим отнеслись с брезгливой опаской, чуть ли не как к

троянскому коню большевиков в сфере культуры. Дункан это не смутило: плюнув

на высший свет, "красная Айседора" стала выступать в пролетарских кварталах,

её принимали "на ура", жизнь улыбалась ей. Но тут она впервые узнала, что

такое брак в понимании мужчины. Когда пресса назвала поэта "молодым мужем

Дункан", его буквально взорвало. Есенин в глубине души был патриархален и не

мог снести такого унижения. Тяжело, до беспамятства и погромов мебели в

ресторанах, он снова запил. Однажды, заплатив по счетам его "гуляний",

Айседора не выдержала и сказала ему: "Go home!". Он уехал, но примчался к ней

снова с бельгийской границы, не вынеся разлуки. Увы, разбитую чашку склеить

было уже нельзя. Дикая страсть умирала, убивая тех, в ком жила, как

смертельная болезнь. Через 2 года после разрыва поэта вынули из петли в

петербургской гостинице "Англетер".

Дункан пыталась забыться в танце. "Айседора танцует всё, что другие говорят,

поют, пишут, играют и рисуют, – сказал о ней Максимилиан Волошин, – она

танцует "Седьмую симфонию" Бетховена и "Лунную сонату", она танцует

"Primavera" Боттичелли и стихи Горация". Но это была уже скорее оглядка на

прошлое, нежели настоящая жизнь. Даже короткий роман с русским пианистом

Виктором Серовым не мог воскресить её. Она пыталась покончить с собой...

Через пару дней после того как её откачали, 14 сентября 1927 года, в Ницце

Айседора Дункан села за руль спортивного автомобиля. Было прохладно, однако

она отказалась накинуть пальто, повязав на шею длинный шарф. Машина рванула с

места, но не проехала и ста метров. Конец алого шарфа порывом ветра затянуло

в спицы колеса... Голова 50-летней танцовщицы резко упала, ткнувшись лицом в

автомобильную дверцу. Алый шарф задушил её.

Вряд ли стоит искать в этом аллегорию, дескать, основательницу новой

философии естественного танца убил реющий на ветру символ революции, как и

сама пролетарская удавка душила свободное искусство. Умирая, она успела

произнести: "Прощайте, друзья, я иду к славе!". И в этой славе было её

счастье. Заслуженное. Пусть и не такое желанное ею, как простое женское

счастье, данное многим.