Курсовая: Композиция и проблематика Путешествия из Петербурга в Москву А. Н. Радищев
Курсовая: Композиция и проблематика Путешествия из Петербурга в Москву А. Н. Радищев
Содержание
Композиция и проблематика «Путешествия из Петербурга в Москву» А. Н. Радищева. 2
Список использованной литературы.. 14
Особенность радищевского «Путешествия» в том, что унего публицистическая
мысль акцентирована, поднята. Писатель не ограничивается выражением своего
понимания действительности через показ ее в образах, он непосредственно
заявляет о своем к ней отношении.
В «Путешествии» мы находим органическое идейно-композиционное единство.
Радищева мало интересует описание какого-то реального путешествия, он
показывает читателю путешествие идей. Все события здесь развиваются как бы
независимо от автора, но в то же время они связаны друг с другом и подчинены
раскрытию единого замысла произведения.
Композицию "Путешествия из Петербурга в Москву" уместно подразделить на
внешнюю и внутреннюю. Внешняя композиция предельно проста: книга открывается
посвящением А.М.К., любезнейшему другу (оно выполняет функцию предисловия),
первая глава названа особо – «Выезд», остальные 24 главы имеют топонимические
названия реальных почтовых станций на тракте между двумя столицами (в разных
изданиях книги по-разному печатается "Слово о Ломоносове" - и как отдельный
фрагмент книги, и в составе последней главы «Черная грязь»).
Если бы перед нами был путевой дневник конкретного путешествия, такая
композиция могла бы быть содержательной. Но книга Радищева - не дневник
одного путешествия: она вобрала в себя весь опыт человека и писателя. Поэтому
внешняя композиция в большой степени формальна, главы можно было бы считать
взаимозаменяемыми: не все ли равно, на этой или на другой станции происходит
встреча с тем или иным персонажем, читается тот или иной трактат. Внешняя
композиция, обозначившая маршрут путешествия, имеет лишь формальное значение.
Неизмеримо большую роль здесь играет композиция внутренняя, смысловая.
В книге Радищева возникает пунктирный характер организации повествования:
основные линии завязываются достаточно быстро и все прочерчиваются
параллельно; естественно, они не могут продвигаться одновременно, а потому
чередуются. Каждая глава - либо заявка на новую тему, либо продолжение
(завершение) прежде заявленной.
С первых же строк Радищев обращается к реальному положению дел в России,
которое воспринимается Радищевым нетерпимым: "Я взглянул окрест меня - душа
моя страданиями человечества уязвленна стала".
Книга Радищева начинается посвящением, т.е. предисловием; приглядимся к нему.
Автор книги предстает человеком с чувствительным сердцем, которое открыто
другу и всему человечеству. И первый спрос за страдания человечества - с
себя! "Обратил взоры мои во внутренность мою — и узрел, что бедствия человека
происходят от человека, и часто от того только, что он взирает непрямо на
окружающие его предметы". Виновата ли в том скупость природы? Серия подобные
вопросов отвергается. "Я человеку нашел утешителя в нем самом. "Отыми завесу
с очей природного чувствования - и блажен буду". Сей глас природы раздавался
громко в сложении моем. Воспрянул я от уныния моего, в которое повергли меня
чувствительность и сострадание; я ощутил в себе довольно сил, чтобы
противиться заблуждению; и - веселие неизреченное! — я почувствовал, что
возможно всякому соучастником быть во благоденствии себе подобных. Се мысль,
побудившая меня начертать, что читать будешь".
В этом заключается отправная идея книги. И вовсе она не в том, чтобы
непременно революцию и смуту в стране учинить. Писатель исходит из того, что
по природе человек добр и разумен; он повинен, что сам отуманивает "очи
природного чувствования", но это беда поправимая. "Возможно всякому
соучастником быть во благоденствии себе подобных": и да очистивший очи
природного чувствования поможет это сделать другим.
Такова концовка посвящения: "Но если, говорил я сам себе, я найду кого-либо,
кто намерение мое одобрит; кто ради благой цели не опорочит неудачное
изображение мысли; кто состраждет со мною над бедствиями собратии своей, кто
в шествии моем меня подкрепит, - не сугубый ли плод произойдет от подъятого
мною труда?.. Почто, почто мне искать далеко кого-либо? Мой друг! Ты близ
моего сердца живешь - и имя твое да озарит сие начало". Здесь обозначаются
программы максимум и минимум: найти друзей в незнакомой пока собратии - или
ограничиться приветом реального друга; писатель скромно готов
удовольствоваться малым.
В обращении к А.М.К. есть противоречие: писатель строит свою книгу на
размышлениях, на доводах разума - а отмечает: "мнения мои о многих вещах
различествуют с твоими..." Но он называет друга "сочувственником" и верит,
что это устранит все преграды: "сердце твое бьет моему согласно - и ты мой
друг».
Как бы то ни было, отправная идея книги — просветительская. В самой
постановке проблемы уже можно видеть ее диалектическую сложность: идея
воодушевляет, доставляет "веселие неизреченное", побуждает "начертать, что
читать будешь" - но и взыскует к сдержанности. Идея плодотворна меж
"сочувственниками"; сколько наберется таковых? В посвящении торжествует
оптимистический взгляд — от ощущения возможности разбудить в человеке доброе
начало, заложенное в него природой; в замене программы-максимум программой-
минимум в адресации книги - мудрое ограничение самих возможностей
просветительского пути преобразования отечества,
Не может того быть, чтобы столь мощно прозвучавшая тема оказалась исчерпанной
и не нашла продолжения. Ждать приходится совсем немного. Первая глава
"Выезд", выделенная названием, может быть рассмотрена как пролог
повествования. Тут выяснится, что это пролог не фабульного значения. Событий
здесь никаких не прогнозируется: отужинав с друзьями, лег в кибитку —
поскакал "во всю лошадиную мочь" - прибыл на первую почтовую станцию. Пролог
носит лирический характер, таковы авторские размышления: трудно расставаться
с близкими; благодетельны слезы расставания - они супят радость встречи;
'"блажен живущий в мечтании". Это мысли рациональные, а они переходят в
непроизвольные, когда путешественник погружается в сон ("смертоподобное"
состояние). Он видит себя среди пространной долины, помертвевшей от зноя.
"Един, оставлен, среди природы пустынник! Вострепетал". Рытвина на въезде к
почтовому двору пробудила путника.
Нетрудно видеть, что первая глава контрастна по отношению к посвящению-
предисловию. Вначале — ликующее чувство сердечного единения человека с миром,
убеждение, что несовершенства мира преодолимы. Следом — апокалипсическое
отчаяние от ощущения" своего одиночества в мире. Ясно, что это действительно
пролог, это мощный импульс преодолеть одиночество, возродить утерянный
контакт с миром.
Экспозиционная глава "Путешествия" лирична как заявка на тему. Она пророчит
гибель одинокому и заключает протест против такого состояния. Она не
развивает просветительские идеи как таковые, но она убеждает в насущной
потребности таковых. Без единения сердец сама жизнь бессмысленна.
Удивительно, что в непосредственном воплощении разработка просветительской
темы начинается с отрицательных, а не положительных примеров. Радищев
развенчивает весьма популярную, едва ли не универсальную для ХVШ века надежду
на просвещенного монарха. Казалось бы, у такой надежды есть логическое
основание: начать дело просвещения сверху - и воспользоваться не соизмеримыми
ни с чем властными возможностями монарха. Заключительным эпизодом главы
"Спасская Полесть" воспроизводится сон путешественника: "Мне представилось,
что я царь, шах, хан, король, бей, набаб, султан или какое-то сих названий
нечто, седящее во власти на престоле". Буквально осуществляется девиз автора,
провозглашённый в посвящений, - снять "завесу с очей природного
чувствования". Какие же деяния произвел прозревший властитель? А никаких:
путешественник проснулся.
Почему же писатель не делает ставку на "просветившегося" монарха? Ответ
прост. Радищеву нет надобности различать "просвещенных" и "непросвещенных"
монархов по той причине, что он убежденный враг системы самодержавия в
принципе; нет смысла учитывать сугубо относительные достоинства одних, форм
деспотии перед другими ее формами; нет интереса к частностям, когда
отвергается целое.
Соответственно сразу же заявлено ограничение, лишающее просветительскую идею
ореола универсальности, всеохватности. Она эффективна, но в заданных
параметрах: они широки, но и сдерживаются рамками. Просветительская идея
действенна, когда направлена к «сочувственникам» - и не более того.
Да, парадоксально, что, пропагандируя просветительскую идею, Радищев начинает
с обозначения препятствий на этом пути. Новая глава, «Подберезье" продолжает
эту линию. Здесь описывается встреча с новгородским семинаристом. Глава
оказывается сложной по построению. Общение с новым знакомцем распадается на
два эпизода. Вначале это устная беседа, в которой солирует семинарист, и речь
эта разумна. Молодой человек сетует на "великий недостаток" "в пособиях
просвещения», на монополию латыни и чтения древних авторов: "Аристотель и
схоластика доныне царствуют в семинариях". Вот мечта нового знакомца: "для
чего не заведут у нас высших училищ, в которых бы преподавалися науки на
языке общественном, на языке российском?" "Как не потужить... что у нас нет
училищ, где бы науки преподавалися на языке народном".
Путешественник оказывается легковерным на обещания правительства: "Я успел
семинаристу сказать, что скоро желание его исполнится, что уже есть повеление
о учреждении новых университетов, где науки будут преподаваться по его
желанию".
Семинарист уходит - роняя бумаги (прецедент создан, прием с чтением найденных
бумаг повторится); общение с ним продолжается заочно. Процитирован небольшой
фрагмент, но путешественник узнает изложение масонских положений и, прерывая
чтение, выступает с критикой масонства.
После "Подберезья" о просвещении уже нельзя говорить абстрактно, нельзя
говорить как о всеисцеляющем лекарстве: просвещение может нести как истину,
так и заблуждение - и труден путь к обретению истины.
Отметим и мужество Радищева. Позже по ходу книги в главе 1 "Торжок" писатель
размещает памфлет, направленный против цензуры. Радищев допускает, что могут
быть напечатаны и вредные книги, но их вред перекроется пользой вольного
книгопечатания. Идеи против идей, но не запреты против идей - вот позиция
писателя. Надо бороться со злом в жизни, а не со злом в книгах.
В "Бронницах" затрагиваются вопросы человеческого познания. Пока переменяют
лошадей, путешественник восходит на местную гору, где когда-то был древний
храм, а теперь выстроена небольшая церковь. Поднимаясь в гору, путешественник
дает волю воображению и так эмоционально разогревает себя, что слышит "глас,
грому подобный". Голос Творца призывает человека к смирению: "Почто, о
дерзновенный! познати жаждешь то, что едина мысль предвечная постигать может?
Ведай, что неизвестность будущего соразмерна бренности твоего сложения".
Достигнув вершины, путешественник обращает свой голос к Боту. Так - ни мало
ни много - состоялся диалог человека и Творца. Диалог не прямой, поскольку
громоподобный глас слишком зауживает потребность человека в познании желанием
узнать личное предстоящее, а человек на месте, где устремления к Творцу
меняли конкретное содержание, пытается узреть единое в многообразии
человеческих представлений о Творце; темы высказываний не стыкуются. Пафос
размышлений путешественника - в оправдании человеческого поиска истины.
Кульминация развития просветительских идей в книге Радищева - глава
"Крестьцы", которая равнозначна педагогическому трактату. Особо привлекает
здесь связь теории с практикой.
Путешественник становится свидетелем расставания местного дворянина со своими
сыновьями, которых он тфовожает в самостоятельный путь жизни, давая последние
наггутс^гвия. У Юрестиц-кого дворянина была продуманная система воспитания:
она и реализована, а теперь, для подросших сыновей, расшифровывается и
формулируется, с добавлением советов на дальнейшую жизнь.
Главой "Крестьцы" просветительская идея в содержательном плане в основном
исчерпана; в "Городне" и в финальном "Слове о Ломоносове" находим важное
дополнение: народ, в массе своей лишенный доступа к просвещению, представляет
собой благодатную среду для восприятия идей просвещения; народ потенциально
талантлив, и просвещение будет способствовать проявить и развить этот талант.
Трактат о Ломоносове имитирует устное слово, произнесенное на кладбище у
могилы великого сына России. Пред вечным покоем посрамляются "кичение,
тщеславие и надменность". "Не столп, воздвигнутый над тлением твоим, сохранит
память твою в дальнейшее потомство. Не камень со иссечением имени твоего
пронесет славу твою в будущие столетия. Слово твое, живущее присно и вовеки в
творениях твоих, слово российского племени, тобою в языке нашем обновленное,
пролетит в устах народных за необозримый горизонт столетий".
Финальное положение "Слова о Ломоносове" значимо. Авторство "Слова" приписано
"новомодному стихотворцу" ("парнасскому судье"), автору оды "Вольность", но
Радищев выдает себя, взывая все к тому же А.М.К., которому посвящает книгу
("Где ты, о! возлюбленный мой! где ты? Прииди беседовати со мною о великом
муже"). Тем самым просветительская идея, от посвящения до "Слова о
Ломоносове", пронизывает всю книгу и замыкает ее на кольцо, т.е. именно эта
идея становится выделенной композиционно.
Радищев объективно и очень точно оценивает возможности просвещения. Они не
заменимы ничем иным, но и не всесильны. Просветительские идеи действенны в
определенном секторе, когда предполагается встреча сочувственников. Они
бесплодны, когда встречают на своем пути социальные преграды.
Социальные преграды надо преодолевать не увещеваниями, иными способами.
Радищев размышляет и об этом.
Две главы книги ("Хотилов" и "Выдропуск") снабжены подзаголовками "Проект в
будущем"; писатель переадресовывает авторство размещаемых здесь документов
некоему своему другу; солидарность с изложенными взглядами подчеркивается
именованием друга "гражданином будущих времен". "Проектами" представлен
реформаторский путь преобразования России. В главе "Выдропуск" вносится
предложение об уничтожении придворных чинов. Исключительное значение имеет
глава "Хотилов" - с проектом полной отмены крепостного права.
В проекте дана основательная мотивировка необходимости отмены крепостного
права. Писатель призывает не довольствоваться внешними признаками
благополучия: "да не ослепимся внешним спокойствием государства и его
устройством и для сих только причин да не почтем оное блаженным. Смотри
всегда на сердца сограждан. Если в них найдешь спокойствие и мир, тогда
сказать можешь воистину: се блаженны. «Состояние земледелателей» "опасно в
неспокойствии своем". Труд крепостных, рабский труд, не производителен и
потому экономически не выгоден. Человек в деяниях своих руководствуется
пользой. "Следуя сему естественному побуждению, все начинаемое для себя, все,
что делаем без принуждения, делаем с прилежанием, рачением, хорошо. Напротив
того, все то, на что несвободно подвизаемся, все то, что не для своей
совершаем пользы, делаем оплошно, лениво, косо и криво. Таковых находим мы
земледелателей в государстве нашем. Нива у них чуждая, плод оныя им не
принадлежит. И для того обрабатывают ее лениво; и не радеют о том, не
запустеет ли среди делания".
Крепостничество беззаконно, потому что нарушает основания права естественного
и права гражданского. "Право естественное показало вам человеков, мысленно
вне общества, приявших одинаковое от природы сложение и потому имеющих
одинаковые права, следственно, равных во всем между собою и единые другим не
подвластных. Право гражданское показало вам человеков, беспредельную свободу
на мирное оныя употребление. Но если все они положили свободе своей предел и
правило деяниям своим, то все равны от чрева материя в природной свободе,
равны должны быть и в ограничении оной. Следственно, и тут один другому не
подвластен. Властитель первый в обществе есть закон; ибо он для всех один".
Крепостничество бессердечно; Радищев говорит об этом тоном церковной
проповеди: "опомнитесь, заблудшие, смягчитеся, жестокосердые; разрушьте оковы
братии вашей, отверзите темницу неволи и дайте подобным вам вкусити сладости
общежития, к нему же всещедрым уготованы, яко же и вы. Они благодетельными
лучами солнца равно с вами наслаждаются, одинаковые с вами у них члены и
чувства, и право в употреблении оных должно быть одинаково".
Лучшее состояние, по Радищеву, - это чувствования, сердце услаждающие любовию
человечества.
Радищев очень надеется на успех реформы. Он (якобы устами друга своего) готов
предложить варианты, постепенный путь преобразований: освободить в первую
очередь дворовых, дозволить свободное вступление крестьян в супружество,
передать обрабатываемую крестьянами землю в их полную собственность,
разрешить им покупать землю, дозволить получать свободу за выкуп. Сама эта
вариантность - стимул быстрее начать реформу; вероятно, возможны другие
решения, лишь бы дело пошло, лишь бы в итоге свершилось заветное: "За сим
следует совершенное уничтожение рабства".
Радищев вполне отдает отчет в том, что даже умеренная идея реформы вызовет
протест со стороны крепостников. Что уж говорить об идее революции! Может
быть, именно поэтому революционная идея прорабатывается наиболее
последовательно и тщательно.
Глава "Любани". После разговора с крестьянином путешественник восклицает:
"Страшись, помещик жестокосердый, на челе каждого из твоих крестьян вижу твое
осуждение".
"Зайцово". Рассказ друга путешественника Крестьянкина, председателя уголовной
палаты, о жестоком помещике, который когда-то сделал придворную карьеру.
Приобретя деревню, асессор стал варварским эксплуататором крестьян. Несмотря
на то, что описанный в главе крестьянский бунт локален, возникает стихийно на
бытовой почве, для концепции писателя он имеет важное значение. Здесь
подчеркнута крестьянская солидарность. Здесь впервые формулируется мысль,
которая будет продолжена и развита: "Я приметил из многочисленных примеров,
что русский народ очень терпелив и терпит до самой крайности; но когда конец
положит своему терпению, то ничто не может его удержать, чтобы не
преклониться на жестокость".
"Хотилов". Выводы "проекта", опирающиеся на реальный масштабный русский бунт,
непосредственно развивают мысли о терпении народа и мощи прорыва такового, о
"веселии мщения".
"Вышний Волочек". Рассказ о некоем помещике, добившемся процветания своего
имения за счет превращения крестьян в рабов. Он отобрал у крестьян их наделы, а
барщину сделал непрерывною, "всех крестьян, жен и их детей заставил во все дни
года работать на себя». Писателя особо возмущает, что сей предприимчивый
помещик "славится как знаменитый земледелец". По мнению писателя, он
заслуживает другого отношения: "Богатство сего кровопийца ему не принадлежит.
Оно нажито грабежом и заслуживает строгого в законе наказания <...>
Вместо вашего поощрения к таковому насилию, которое вы источником
государственного богатства почитаете, прострите на сего общественного злодея
ваше человеколюбивое мщение".
"Медное". Концовка, разговор путешественника с другом-иностранцем: "А все те,
кто бы мог свободе поборствовать, все великие отчинники, и свободы не от их
советов ожидать до от самой тяжести порабощения".
"Тверь. Встреча путешественника с "новомодным стихотворцем", автором оды
«Вольность", которая широко цитируется; включены и строфы, рисующие картину
победоносной народной революции.
'Тородня". Насмотревшись произвола, сопровождающего рекрутский набор,
путешественник восклицает: "О! если бы рабы, тяжкими узами отягченные, яряся
в отчаянии своем, разбили железом, вольности их препятствующим, главы наши,
главы бесчеловечных своих господ, и кровию нашею обагрили нивы свои! что бы
тем потеряло государство?»
Повествование продолжается. Тема революции высоким тоном пророчества исчерпана.
Все идеи книги взаимодействуют между собой, каждая хороша в своих пределах (и
при удачной конъюнктуре), каждая по-своему уязвима. Необходимость просвещения
(хоть оно меняет содержательное наполнение не исчезнет никогда, ни при каком
режиме; но оно встречает внешнее препятствие (цензуру) и внутреннее (как
пример, Радищев полемизирует с масонством; но борьба идей, видимо,
неизбежна). Излишнее упование на просвещение, переоценка его возможностей
подпитывает утопические общественные настроения. Путь реформ перспективен,
поскольку менее болезнен; но хватит ли решимости наверху, примут ли
преобразования внизу? Но да свершится - хотя бы путем революции.
Надо подчеркнуть мужественность Радищева, В двух главах ("Хотилов" и
"Городня"), где заходит речь об угрозах хозяевам жизни от восставшего народа,
размышление ведется от лица мы: писатель (народный заступник!) не отделяет
себя от неразумного племени, подлежащего истреблению! Рука писателя не
дрогнула подписаться под таким суровым приговором.
Не дело писателя — решать вопросы; для него важно правильно их поставить.
Радищев предугадывает такой принцип. Он совершил путешествие в жизнь - и
простился с читателем у московской заставы.
Конкретика "Путешеспвия" устарела; конкретика жизни вообще меняется быстро,
за ней не угонишься. Нимало не устарела мегодолигия мышления писателя.
Мудрость Радищева состоит в том, что он дал образец решения сложных проблем.
Его характерность - умение расчленить сложную проблему на обоснованные
составные части, проанализировать каждую, показав их взаимодействие,
произвести оценку альтернатив. Такой подход позволяет выявить и поддержать
оптимальную тенденцию общественного развития.
1. Вайтман С. Т, Проблемы теории реалистического метода, его формирования
и современного развития. М, 1969.
2. Макогоненко Г. П. О композиции «Путешествия из Петербурга в Москву» А.
Н. Радищева. XVIII век. Сб. 2, М-Л, 1940.
3. Маркович В. М. «Герой нашего времени» и становление реализма в
литературе. //Русская литература, 1967, №4
4. Радищев А. Н. Путешествие из Петербурга в Москву. СПб.: Наука, 1992
5. Старцев А. Радищев в годы «Путешествия». М. 1960.
|