Рефераты

Юридическое мышление и его культурно-антропологические проблемы

Юридическое мышление и его культурно-антропологические проблемы

ПЛАН

Введение

1. Мышление как предмет познания

2. Культурантропологические проблемы юридического мышления

Заключение

Список использованной литературы

ВВЕДЕНИЕ

Проблемы мышления всегда привлекали, привлекают и будут привлекать большое внимание специалистов различных областей научного знания, ибо это одна из интереснейших и сложнейших проблем. (2; 274).

Познавательная активность человека в значительной мере обусловлена ресурсами его перцептивно-мыслительных способностей и опыта. Вряд ли найдется философская теория познания, оспаривающая их интегральную роль в жизнедеятельности людей и особенно в познании. Когда задаются вопросами «Что познается?» и «Как возможно познание?», то, по-видимому, нельзя пренебречь антропным характером нашего познания, его зависимостью от сенсорно-кинестезической организации человеческого тела, от языковых, понятийных и образных возможностей чувственности и мышления, от разнородных факторов познавательного опыта. Анализ приобретения и продуцирования знаний, претендующий на полноту, не может обойтись без прояснения специфики перцептивных (ощущения, восприятия, представления) и мыслительных процессов.

Когда усматривают в мышлении одну из наиболее важных сущностных способностей человека, то оправдывается стремление не только отличать рациональные черты человеческого бытия от образа поведения животных. С понятием о мышлении связывают интегративный способ познавательной деятельности человека по удовлетворению своих потребностей в знаниях о мире, о других людях, о самом себе, в общении и передаче опыта одних поколений другим. Мышление сосредоточивает и реализует творческий потенциал человека, продуцирует новое знание, обеспечивая прогнозирование и принятие решений, анализ и разрешение проблемных ситуаций.

Актуальные для современной правовой науки и практики проблемы, несомненно, стимулируют обсуждение различных аспектов юридического мышления. «Методологическая позиция задается через рефлексию юридического мышления, направленную, с одной стороны, на выявление различных проблем и противоречий, возникающих в юридическом мышлении, а с другой -- на способы их разрешения. Обе эти установки, в конечном счете, должны способствовать развитию юридического мышления... О юридическом же мышлении стали говорить лишь в последнее время», -- отмечает современный методолог В.М. Розин. (5; 9-10).

Цель данной работы: дать характеристику понятию культура мышления.

В ходе написания данной работы были поставлены следующие задачи:

1) дать представление о мышлении как предмете теории познания;

2) представить юридическое мышление и его культурантропологические проблемы.

1. Мышление как предмет познания

В психологии вопросы мышления ставились обычно очень абстрактно. При исследовании мышления имелись в виду те задачи и те мыслительные операции, которые возникают при чисто интеллектуальной, теоретической деятельности. Между тем в жизни мыслят не только «теоретики».

Различие между теоретическим и практическим мышлением заключается в том, что они по-разному связаны с практикой; не в том, что одно из них имеет связь с практикой, а другое нет, а в том, что характер этой связи различен. Работа практического мышления в основном направлена на разрешение частных конкретных задач - организовать работу конкретного завода, разработать и осуществить план сражения и т.п., - тогда как работа теоретического мышления направлена в основном на нахождение общих закономерностей - принципов организации производства, тактических и стратегических закономерностей.

Работа практического ума непосредственно вплетена в практическую деятельность и подвергается непрерывному испытанию практикой, тогда как работа теоретического ума обычно подвергается практической проверке лишь в своих конечных результатах. Отсюда та своеобразная «ответственность» ума, которая присуща практическому мышлению.

Психологи начала ХХ века наиболее высоким проявлением умственной деятельности считали работу ученого. Во всех этих случаях теоретический ум рассматривался как высшая возможная форма проявления интеллекта. Практический же ум - ум политика, государственного деятеля, полководца - расценивался как более элементарная, более легкая, как бы менее квалифицированная форма интеллектуальной деятельности. Это убеждение глубоко ошибочно.

Деятельность полководца предъявляет исключительно высокие требования к уму. В то же время ум полководца является одним из характернейших примеров практического ума, в котором с чрезвычайной яркостью выступают своеобразные черты последнего. Принято думать, что от полководца требуется наличие двух качеств - выдающегося ума и сильной воли. Учение о примате воли у полководца всегда находило себе опору в том, что такие волевые качества, как мужество, решительность, энергия гораздо более эффектны, сильнее импонируют, чем достоинства «умовые». Наполеон в высказываниях, содержащих прямую самооценку, очень любил подчеркивать у себя именно эти волевые качества.

Обычное понимание проблемы «ум и воля у полководца» имеет в основе своей одну чрезвычайно важную ошибку. Ум и воля рассматриваются, как две разные способности, как две «части души». Признается, конечно, влияние их друг на друга, зависимость работы ума от волевых качеств человека и наоборот, но все же предполагается, что каждая из этих способностей может функционировать и сама по себе, независимо от другой, что полководец может совершать свою умственную работу, не прибегая к помощи воли, или осуществлять свои волевые функции, не беспокоя ума или даже не имея его вовсе.

Для Аристотеля практический разум есть одновременно и ум, и воля; его своеобразие как раз и заключается в единстве ума и воли. Ум полководца является одной из конкретных форм «практического ума» в аристотелевском смысле этого термина; его нельзя понимать как некий чистый интеллект; он есть единство интеллектуальных и волевых моментов. Когда говорят, что какой-либо военачальник имеет выдающийся ум, но лишен таких волевых качеств, как решительность или «моральное мужество», то это значит, что и ум у него не тот, который нужен полководцу. Подлинный «ум полководца» не может быть у человека безвольного, робкого и слабохарактерного.

«Стихия, в которой протекает военная деятельность, - это опасность» (Клаузевиц). Клаузевиц знал, что у всякого хорошего воина, а тем более у всякого большого полководца опасность не только не снижает, а наоборот, обостряет работу ума.

В науке иногда может иметь высокую ценность решение, неправильное в целом, но дающее глубокое, оригинальное и верное освещение отдельных сторон вопроса. Решение полководца, ведущее армию к поражению, будет плохим решением, хотя бы оно и содержало в себе глубокие, оригинальные верные идеи и комбинации.

В теоретической деятельности можно различать умы конкретные и умы абстрактные. Но в военном деле конкретность мышления - необходимое условие успеха.

Первая особенность интеллектуальной работы полководца - колоссальная сложность материала, подлежащего анализу. Вторая особенность- простота, ясность, определенность продуктов этой работы, т.е. тех планов, комбинаций, решений, к которым приходит полководец. В начале - анализ сложного материала, в итоге - синтез, дающий простые и определенные положения. Превращение сложного в простое - этой краткой формулой можно обозначить одну из самых важных сторон в работе ума полководца. Эта задача предполагает прежде всего очень сильную способность к анализу, дающую возможность разбираться в самых запутанных данных, обращать внимание на мельчайшие детали. Оно предполагает далее умение видеть сразу и целое, и все детали. Анализ, производимый полководцем, - систематизирующий анализ.

Без риска и дерзания деятельность полководца невозможна. Это приводит нас к одному из важнейших качеств ума полководца, для обозначения которого применяются очень различные выражения: способность к риску, смелость мысли, мужество ума, решительность. Тот «особый склад ума», который порождает решительность, предполагает, во-первых, большую «проницательность» и «осмотрительность», вследствие чего для такого ума рискованность операции является меньшей, чем она кажется другим и, во-вторых, сознательное убеждение в необходимости риска.

Мышление в своем основании имеет: а) объект, на который оно направлено с целью его постижения; б) орудия мыслительной деятельности в форме ранее созданных понятий; в) в самую мыслительную деятельность, приводящую человека к новым понятиям и теориям, то есть созданию новых абстрактных объектов.

Факт мышления есть очевидная субъективная реальность. То, что его нельзя сделать предметом теоретической мысли, оставаясь на позициях интроспекционизма, - это сегодня очевидно: за пределы субъекта тут никак не выходим и никаких объективных закономерностей движения этой субъективной реальности не обнаружим. (2; 279).

Мышление есть процесс не только опосредующий, но и опосредованный. Собственным, идеальным средством движения мышления индивида является понятие - своеобразный идеальный продукт мышления, отражающий в своем составе объективные всеобщие и необходимые характеристики и закономерности бытия мыслимого предмета.

В мышлении выделяются два момента: содержание (отдельные, конкретные мысли) и форма (связь мыслей, логика). К настоящему моменту известны три логики: 1) объективная «логика вещей», не зависящая от человека; 2) субъективная «логика практики», отражающая «логику вещей»; 3) «логика мышления», возникшая из «логики практики» - тоже как отражение «логики вещей». Итак, логика мышления в более полном и широком значении - это система законов и форм, которым объективно подчиняются, в которых существуют элементы мысли, а также их связи. (2; 281-282).

2. Культурантропологические проблемы

юридического мышления

В первом приближении юридическое (правовое) мышление - это особый вид интеллектуально-познавательной и практически-преобразующей деятельности индивидов и их групп, ядро которой образуют базовые когнитивные готовности, обусловливающие понимание того, что такое право, право-познание, закон, власть, и определяющие специфику анализа и оценки различных видов правового поведения (противоправного и правомерного), характер аналитических средств и инструментария юридической логики, понимание юридической истины (лжи), а также правила (каноны), по которым в определенной социально-правовой системе принято формировать и развивать правовой язык, строить суждения, рассуждения и теории, фиксировать, хранить и передавать любую юридически значимую информацию. Авторы недавно изданного словаря по философии права предлагают следующее определение правового мышления: это «высшая аналитическая способность личности как субъекта правоотношений, функционирующая и развивающаяся в ходе духовно-практического разрешения разнообразных социально-правовых противоречий». (1; 191).

Рассмотрим юридическое мышление в рамках предметного поля сравнительного правоведения и юридической антропологии. Компонентом любой правовой системы (семьи), архитектоническим элементом национального правового менталитета является не само юридическое мышление как способ создания системы логических по природе и юридических по содержанию и социальным функциям категорий, понятий и иных результатов аналитической деятельности, а прежде всего его неповторимый стиль, манера мышления индивидов в правовой плоскости общественных отношений. При этом различные мыслительные структуры юридической науки и практики особым образом встраиваются в совокупность исторически сложившихся в определенном социуме образов, представлений, чувств (юридико-антропологи-ческий «портрет»), преломляются через реалии национального политико-правового развития.

Фактически именно способ (стиль) юридического мышления определяет границы правовой рефлексии, предел осознания основ собственного политико-правового мира. Так, во многом на базе скрупулезного и многопланового изучения производных от сложившейся веками манеры юридического мышления концептуальных структур, принадлежащих различным правовым системам, компаративисты выясняют специфику последних, ищут «родственные» системы, пытаются их группировать в правовые семьи, тем самым признавая за юридическим мышлением статус постоянного, устойчивого элемента права, одного из оригинальных критериев оценки национальной юридической и политической действительности, весьма ощутимого источника генезиса всей правовой системы. Юридическое мышление всегда оказывается связанным с типом (генотипом) цивилизации, особой логикой поведения субъектов политики и права. Его (как и само право) нельзя «подглядеть- у кого-то, а затем где-то скопировать. Юридическое мышление -- это всегда продукт «Я-цивилизации», вступающей в диалог с «Другой-цивилизацией», при непременном условии сохранения в этом диалоге собственной неповторимой позиции. Поэтому, с одной стороны, юридическое мышление при всех возможных инокультурных «наносах» неизбежно аккомодируется к канонам господствующей в обществе политико-правовой парадигмы и, несомненно, коррелирует с развитием последней, а с другой -- само мышление как относительно самостоятельный и наиболее рационализированный компонент правового менталитета аккумулирует весь предшествующий социально-юридический (политический) опыт, сохраняя в известной степени, корректируя и воспроизводя его в правовой практике, науке и профессиональном образовании.

Заметим, что весьма немногочисленные обращения современных авторов к исследованию юридического мышления в качестве целостного и самодостаточного феномена в основном ограничивались рассмотрением его формально-логических аспектов и в силу этого совершенно абстрагировались от ментально-антропологической, культурной заданности и определенности правового мышления, сопряженности с широким спектром правовых явлений. Кроме того, даже в этих работах речь чаше всего шла только об одном уровне правового мышления, а именно о мышлении профессионально-доктринальном. Иные же формы его выражения (в частности, обыденное правовое мышление) либо вообще игнорировались, либо проходили «вскользь». Например, авторы известнейшей работы «Логика в правовом сознании» В. Кнапп и А. Герлох в главе «Логикам правовое мышление» отмечают, что «мышление юриста -- это определенный вид профессионального мышления, это известная область мышления человека, которая не ограничивается строгими рамками и которая определена в первую очередь своим предметом, т. е. правом. Правовое мышление используется как в юридической практике, т. е. прежде всего в процессе нормотворчества, толкования права и его применения и, шире, правоосуществления, так, естественно, и в науке права, преподавании права и в известной степени также в правовом воспитании, правовой пропаганде и т. д.». (3; 40). Конечно, в условиях безраздельно господствующего марксистско-ленинского подхода к пониманию сущности права, «страдающего» методологическим монизмом и стремлением к унификации истории человечества (в том числе и правовой), исследование «чистых» логических форм юридического мышления без какой-либо его социокультурной привязки было единственно допустимым и признаваемым. С современных же методологических позиций полученные (хотя и весьма значительные) результаты оказываются явно недостаточными для адекватного понимания данного феномена, определения его места и значения в правовой и политической жизни. В связи с этим преодоление возникшего дефицита понятий и представлений о природе и структуре юридического мышления является одной из сложнейших задач современного отечественного правоведения.

«При анализе мышления, - справедливо отмечает В.М. Розин, - необходимо учитывать развитие (эволюцию) и культурный контекст мышления. (3; 40). В самом юридическом мышлении необходимо различать: способы рассуждения с идеальными объектами (входе расследования преступлений, в судебной и законотворческой деятельности); правила и нормы юридического мышления, которые чаще всего фиксируются в образцах работы юриста, некоторых нормах права, методологических соображениях в рамках юридической науки; социально-психологические обоснования деятельности юриста, т.е. описание соответствующих способностей, процессов и структур индивидуального мышления последних; основные этапы генезиса юридического мышления; социокультурный контекст самой юридической деятельности, например, различные аспекты государства, права, властных отношений, способы разрешения конфликтов и т.д., интересующие юристов, принадлежащих к той или иной исторической эпохе.

Несмотря на подобную несколько расширенную трактовку сущности и специфики юридического мышления (в частности, возможно спорное отнесение к нему социально-психологических компонентов юридической деятельности), данная презентация, без сомнения, обозначает его сущностные контуры, место и значение в самоорганизованном (в процессе своего исторического становления), политико-юридическом пространстве (укладе), намечает неразрывные связи правового мышления со всем многообразием существующих и развивающихся юридических и связанных с ними неюридических явлений.

Вообще, концептуальную реконструкцию юридического мышления вполне естественно начинать с подробного рассмотрения его культурно-генетических аспектов; то, что мы сейчас понимаем под правовым знанием, юридическим фактом, юридической истиной или квалификацией правонарушений, вряд ли будет правильно считать атрибутом всех эпох и культур. Очевидно, что каждая эпоха и цивилизационный тип особым образом маркируют (через иные ментальные компоненты, и прежде всего юридическую парадигму) правила и принципы оценочно-познавательной деятельности в правовой (политической) сфере. Поэтому стиль юридического мышления чаще всего сохраняет свою специфику и транслируется практически в «нетронутом» виде из поколения в поколение его носителей до тех пор, пока не разрушен адекватный ему цивилизационный механизм, продуцирующий и постоянно воспроизводящий способы и формы осмысления и понимания всего происходящего в правовом (национальном) поле. Вместе с тем особенности юридического мышления являются важнейшим индикатором развития правовой и общей культуры в рамках конкретного национального и цивилизационного типа, которому данный стиль мышления имманентен: последний является надежным критерием отличия одного социума от другого, например, условного Запада от такого же условного Востока. По деформациям же ранее устоявшихся мыслительных процедур и категорий можно судить о наличии, содержании и направленности перемен во всех сферах жизни общества и даже прогнозировать будущее как собственных, так и родственных политико-правовых «историчностей» (О. Шпенглер).

В генезисе любого, в том числе и правового, мышления необходимо (различать три важных этапа: предпосылки, происхождение и развитие. Так, к предпосылкам юридического мышления в России можно отнести комплекс славянских предправовых символов (мифов, ритуалов, сакральных текстов, различных метафоризаций и т.п.), формирование первых правовых норм (в России «Правд», в иных местах - других источников, например древних законов Вавилона, правовых норм Моисея и т.д.), а также появление раз-личных форм коллективного и индивидуального сознания субъектов права. В европейской цивилизации собственно юридическое мышление возникает в античной культуре (Древняя Греция и Древний Рим), в рамках которой складывается определенный порядок судопроизводства, весьма активно развиваются иные юридические практики. Именно в античный период возникает острая потребность, определенный социальный заказ на стройные, ясные и явные, непротиворечивые юридические рассуждения (умозаключения и аргументацию): отсутствие правил, регулирующих последние, а также определенного видения правовой действительности часто приводили к судебным ошибкам и несправедливости.

Еще Аристотель отмечал безмерную тягу к справедливости и порядку уже на ранних стадиях развития юридического мышления и, соответственно, всей европейской политико-правовой практики, утверждая, что «люди, когда спорят о чем-либо, прибегают к судье, идти в суд -- значит обратиться к справедливости, ибо судья желает быть как бы олицетворенною справедливостью; к тому же люди ищут беспристрастного судью и кое-где судей называют "посредниками", чтобы этим обозначить, что люди, достигнув справедливого решения, станут держаться середины».(3; 42).

Вообще, влияние Аристотеля на формирование западноевропейского юридического мышления (как, впрочем, и всей греко-римской культуры на западную правовую ментальность и юридико-государственную традицию) трудно переоценить. В рамках конструируемого им социально-философского дискурса он впервые обозначает данную область мышления и рассуждения как идеальный, а следовательно, подлежащий теоретизированию объект, относящийся к существующей юридической, и прежде всего судебной, практике. Аристотель приступает к описанию и нормированию юридического мышления и таким образом достаточно близко подходит к сущности самого права: утверждает, что справедливость всегда связана с исполнением законов и все законное в известном смысле справедливо, и тем самым вообще задает (определяет) уникальное место права в западноевропейском (позже - западном) социально-политическом бытии, очерчивает ее ценностно-смысловой контур.

Следующий шаг в установлении европейской рациональной (юридической) традиции и логически, и исторически делают римляне. Римская правовая цивилизация - характерный результат социальности, духовности, историчности и ментальности древних римлян. В целом оставаясь в Аристотелевом универсуме рассуждений, представители римской правовой школы уже выходят за рамки имманентной греческому мышлению этической проблематики. Если для греков космические глубины (макро- и микроуровня, в том числе и сам человек) были полны тайн и вызывали священный трепет, римлян более всего интересует социальный космос. Это следующий закономерный, если внимательно рассмотреть содержание греческого гуманитарного наследия, шаг в становлении Запада. Для римлян Вселенная уже не выглядит бесконечной, она сужается до пределов государства, а имперский социум расширяется до масштабов Космоса. Государство объединяет «атомизированных» индивидов в единую социальную целостность, связывает их между собой политическими и юридическими узами. Индивид как бы «приковывается» к государству нормативными «цепями» долга, ответственности и дисциплины. Идея римского права неизбежно в этих условиях перемещает акценты с этико-юридических изысканий (свойственных Платону, Ксенофонту, Аристотелю, Плотину и др.) в плоскость управления и организации власти, в область действия властных субъектов и подчиненных им судов. Этика греков навсегда сменяется правовым этатизмом римлян: тонкие «морализаторские» абстракции растворяются в точно выверенных и гарантированных государственно-правовых механизмах и процедурах (чего стоит, например, эволюция гражданского процесса от легисекционного через формулярный к экстраординарному). Тем не менее, как отмечает В.Г. Марача, «фактически признавая права властных субъектов, власть себя упорядочивала, организовывала и в определенной мере шла на ограничение своих возможностей властвовать беспредельно... переход к праву представляет собой способ институциональной самоорганизации власти».

Более того, ясно, что подобное отношение права и власти в поздней античности не просто имело место, но было в полной мере отражено на логико-аксиологическом уровне юридического мышления и тем самым определило интенциональность (намерение) его развития. Формирование римского права, его место и роль в политическом развитии Римской империи (в тон числе, «юридический взлет» и трагическое падение этого государства выступили тем катализатором, который запускает процессы создания собственного стиля юридического мышления: переосмысливаются и определяются категории, используемые в судопроизводстве, новое прочтение получают такие понятия, как «право», «справедливость», «наказание», «власть», «народ», «гражданин», «личность» и др. Соответственно складываются и специфические правовые рассуждения: подведение под юридическую норму (закон) частного случая, выяснение и доказательство того, нарушена ли правовая норма (статья закона) или нет, апелляция к справедливости, отождествляемой с правовой нормой и судебным решением и т.д.

В итоге греко-римские формы воспроизведения политико-правовой действительности в мышлении, способы построения юридических понятий, как впрочем, и инструментарий всей юридической практики, стали (что вполне закономерно, учитывая степень влияния всего античного наследия на историю и культуру западного мира) субстанциональным началом и источником уникального в своей самодостаточности европейского (евро-американского) правового континуума. Укорененность же основных структур юридического мышления в более широкой реальности -- правовом менталитете -- несомненно, обеспечивает их сохранение и фиксацию на уровне инварианта национального развития, трансляцию на весьма далекие «временные расстояния» и, в определенном смысле, темпоральную «вненаходимость». Именно к однородности юридического мышления современные исследователи апеллируют в поисках единых оснований западной правовой традиции, когда выводят и анализируют «некие рационально-этические принципы, следовать которым есть веление правового разума». Общность юридического мышления, единые «сгустки» логической практики в сфере правовых и политических отношений ведут к постепенному формированию «широкомасштабной» правовой культуры, распространившейся и на континентальную, и на островную Европу. Поэтому, несмотря на известные различия между семьями общего и романо-германского права, в принципе они покоятся на единой стилистике правового мышления (формах и способах юридической логики) и правового языка, соответственно на одинаковых мировоззренческих основаниях. В частности, они характеризуются схожими методами конструирования легальных, прикладных и, во многом, научных определений, способами реконструкции норм права, общими подходами к моделированию правоотношений и нормативных умозаключений, весьма схожей (и с формальной стороны, и с содержательной) эротетической логикой, которая в данных правовых системах находит в юридической практике многообразное применение (в судебном и административном процессах, деятельности следственных органов и т. д.), оперированием одним и тем же списком модальностей нормативности (например, «обязанность», «правомочие», «обязательно», «запрещено» и др.).

Однако единство европейского правового мышления в современной литературе является достаточно дискуссионным вопросом. Так, Рене Давил пишет: «Система романских правовых систем -- это система относительно рациональная и логическая... Английское право, напротив, создавалось без каких бы то ни было забот о логике, в рамках, которые были навязаны судебной процедурой... положения английского закона тонут, в конце концов, в массе решений судебной практики, авторитет которых заменяет закон. Общий дух закона и цель его рискуют быть забытыми и утерянными в массе решений, каждое из которых разрешает лишь какой-либо частный вопрос». Напротив, известный английский историк права Мейтлеид еще в 1888 г. указывал: «Английские юристы уже в течение последних шести веков преувеличивают уникальность нашей системы права... Я знаю достаточно, чтобы утверждать следующее: существуют огромные массы средневекового права, чрезвычайно сравнимого с нашим». Вебер в свою очередь отмечал, что праву Англии не была присуща формальная рациональность, оно было примером частично «традиционного» типа права и частично «харизматического». Более того, некоторые западные правоведы в последнее время все чаще и чаще обращают внимание на то, что «в рамках основных современных систем принято различать, с одной стороны, силлогизм и дедуктивное суждение, в основе которых -- принципы, перешедшие из нормативной системы, преобладающей в частных правовых системах романо-германских государств, ас другой -- суждение преимущественно аналогичное, которое преобладает в частных правовых системах типа "общее право", основанных главным образом на юридических прецедентах». Тем не менее по типу функционирования и воспроизводства права - это высокорационализированные, максимально логизированные, в целом ориентированные на присущие классической (аристотелевой) логике (конечно, с учетом дальнейшей ее модернизации Ф. Бэконом и Дж. Миллем) дедуктивно-индуктивные способы рассуждения правовые системы.

Подобные разногласия являются достаточно продуктивными с точки зрения истории европейского права, юридической антропологии и сравнительного правоведения. Они скорее всего связаны с тонкостями культурной и цеховой традиции рома но-германского и англосаксонского права, поэтому вряд ли вообще относимы к собственно логическому аспекту юридического мышления, тем более что многие современные историки права отмечают известное сближение двух европейских семей после окончания второй мировой войны.

Актуальные проблемы отечественного юридического мышления обсуждаются в явно немногочисленных работах." Так, в историко-культурологическом и общетеоретическом контекстах эта проблема проходит в работе В.Н. Синюкова, который делает весьма интересное замечание относительно особенностей отечественного правового сознания и, соответственно, юридического мышления. «Отсутствие личностной "суверенизации", противостоящей обществу, -- специфическая черта русского правового сознания, приводящая через прямолинейные сравнения с принципами западного права к иллюзии отсутствия у русских исходных элементов феномена юридического. Эту черту русского права условно можно обозначить как его надрациональность, автономность от технико-догматического элемента. Российское право значительно более, чем западное, опирается на духовные механизмы регуляции поведения, не исчерпывающиеся силлогистической юриспруденцией». В историческом ракурсе подтверждение последнему, дальнейшее развитие данной мысли можно встретить и в работах других современных авторов, обращающихся к архаико-традиционному стилю национального мышления, присущим ему правилам и принципам оценочно-познавательной деятельности. В частности, О.Г. Усенко пишет: «Замкнутость жизни и господство натурального хозяйства не способствуют формированию абстрактного мышления. Люди, живущие в таких условиях, не умеют мыслить силлогизмами. Ведущее место... занимают не вербально-логические связи, а процессы припоминания наглядной ситуации... В этих условиях всякая новая информация, чтобы не быть отвергнутой, должна представать как нечто знакомое "старое". Познание, таким образом, принимает вид узнавания».

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Беглый ретроспективный взгляд на историю философии убеждает в том, что понятие о мышлении развивалось под непосредственным влиянием логики и психологии. Логику всегда интересовала и продолжает интересовать формальная сторона организации мышления. Понятийные формы мысли и то, как они связаны между собой в суждениях и умозаключениях, всегда считались предметом логики. Правда, тенденция символизации и математизации логических средств в течение последних десятилетий чуть ли не привели к полному забвению ее связей с мышлением. В логике вовсе перестали говорить о мышлении, и сама она отпочковалась от философии, превратившись в самостоятельную область знаний. Чрезмерная строгость и абстрактность логической символики заметно ограничили возможности ее применения в анализе мышления. И все же общность и необходимость формально-логических аспектов мышления предопределяют их когнитивную роль в поисках его специфики.

Философско-психологическое понятие о мышлении составляется двумя путями. Идя по первому пути, психологи изучают мышление в опоре на стандарты естествознания. Согласно им объяснение психики и психических процессов базируется на биологических, физиологических, нейрофизиологических и других аналогичных принципах. Приобретая известные экспериментально-теоретические преимущества естественно-научных моделей объяснения, эти подходы пренебрегают предметно-гуманитарными особенностями человеческой жизнедеятельности. Другой путь психологии как раз, напротив, акцентирует приоритет социогуманитарных принципов понимания человеческой психики. В частности, психологический взгляд на мышление в контексте целостной деятельности как субъекта культуры, истории и общества конкретизирует и расширяет возможности философско-гносеологических обобщений. При всей разнице принципов и способов объяснения пути психологии мышления тесно связаны с философией, причем подчас нельзя разграничить, где кончается психологическая аргументация и начинается философская. В этой связи возникает вопрос о возможностях и границах психологизации теории познания.

Постановка проблемы взаимосвязи языка, речи и мышления предполагает определенное соотношение философского, лингвистического и психолингвистического аспектов мышления. Отношения «язык - речь - мышление» таковы, что в речи воплощается общезначимая природа языка и субъектно-деятельностные качества мышления. В зависимости от того. Акцентируются ли языковый, речевой или мыслительный компонент этих отношений, изменяется и характер взаимосвязи всех трех аспектов рассмотрения мышления. Современные теории речевых актов и вербального мышления склоняются к отождествлению языковых, речевых и мыслительных структур. Согласно им мышление квалифицируется обычно как языковое, речевое, или вербальное, а его философская характеристика по сути подменяется специальной, лингвистической или психолингвистической. Конкретизация и полнота наших знаний о мышлении в существенной мере обусловлены контекстом человеческого общения.

СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ

1. Бачинин В.А., Сальников В.П. Философия права: краткий словарь. - СПб., 2000.

2. Иойлева Г.В. Феномен сознания: монография. - Москва-Архангельск: Издательский дом «Юпитер», 2003. - 632 с.

3. Мордовцев А.Ю. Юридическое мышление в контексте сравнительного правоведения: культурантропологические проблемы // Известия высших учебных заведений: Правоведение. - 2003. - № 3. - С. 38-42.

4. Основы теории познания: учеб пособие / Под ред. Б.И. Липского. - СПб: Изд-во С.-Петерб.ун-та, 2000. - 336 с.

5. Розин В.М. Юридическое мышление. - Алматы, 2000.


© 2010 Рефераты