Разорвать субъект и объект можно лишь в абстракции, ибо реальный процесс познания всегда представляет собой взаимодействие между субъектом и объектом. Это взаимодействие проявляется в том, что:

*деятельность познающего субъекта всегда предметна (объектна), т.е. направлена на познаваемый объект, который этой направленностью сознания субъекта (интенциональностью в терминологии феноменологического направления) в значительной степени и вызывается к существованию;

*объект всегда относительно автономен и как бы сопротивляется произволу субъекта, оказывая на него обратное влияние и заставляя согласовывать человеческие действия с его вполне объективными закономерностями.

Взаимоотношения между субъектом и объектом познавательной деятельности -- неважно, рассматриваем ли мы их в историческом или в индивидуальном познавательном плане, -- всегда носят характер вечно возникающего и вечно разрешающегося противоречия. Это противоречие разрешается в знании.

Знание -- это зафиксированные в познавательном образе субъекта существенные черты и закономерности познаваемого объекта. Можно ска зать даже короче: знание есть результат совпадения субъекта и объекта.

Совпадение субъекта и объекта никогда не является полным, абсолютным. Когда добывается знание об объекте и, казалось бы, его тайна исчезает, открываясь нам в форме того или иного типа знания, нал самом-то деле происходит следующее: любое вновь получаемое знание обнаруживает в объекте новые непознанные свойства и грани, новые тайны, требующие разгадки. Таким образом, происходит гносеологическое развитие объекта, не говоря уж о возможности его собственного развития во времени.

Вместе с тем не остается неизменным и субъект познания, формируя новые методы исследований, совершенствуя свой логический и терминологический аппарат анализа, процедуры гносеологической рефлексии, свои человеческие качества и т.д. Следовательно, противоречие между субъектом и объектом воспроизводится на новом качественном уровне, требуя нового разрешения в новом знании.

Существует следующая важная закономерность: по мере исторического развития человечества и экспоненциального роста знания последнее само во всевозрастающей степени становится объектом познания. Доля рефлексивного знания в общем объеме циркулирующей в обществе информации непрерывно растет. Знание действительно все более превращается в некую автономную и самоценную реальность, подпитывая платонические теории познания и разного рода теории «коллективного субъекта», «глобального интеллекта» и т.д. Особенно зримо подобные тенденции проявились в конце XX в. в связи с процессами информатизации общества.

Здесь возникают два серьезных вопроса: 1) Какова общая логика развития человеческих знаний?; 2) Возможно ли в будущем полное совпадение субъекта с объектом?

Начнем с ответа на второй вопрос. Большинство гносеологических доктрин (даже религиозного характера) подчеркивает невозможность полного совпадения субъекта с объектом ни в смысле достижения абсолютной истины мирового бытия, ни в смысле исчерпания существа той или иной предметности. Любой объект всегда богаче знания, которое имеет о нем человек, даже если объектом человеческого познания становятся продукты его собственной деятельности. Часто самые, казалось бы, тривиальные вещи открываются с совершенно неожиданной стороны! А сколько нас окружает плодов человеческого «творчества», увы, не только не познанных, но уже и вышедших из-под нашего контроля. Здесь достаточно указать на феномен радиационного и химического загрязнения окружающей среды с совершенно неизученными долгосрочными последствиями его влияния на генетический аппарат наследственности.

К тому же получение абсолютной истины о мире и о самом себе означало бы смерть человека как творческого существа, ибо какой же интерес и стимул жить в мире, если все исчерпывающим образом познано?

Если в каком сознании и имеет место абсолютно полное совпадение субъекта и объекта, гак это только в Божественном (Абсолютном) Сознании, если таковое существует. Правда, и в ряде религиозно-философских учений (например, у Эриугены, Шеллинга, Бердяева) можно встретить еретическую мысль о том, что и само Божество себя не знает, а нуждается в познавательных усилиях человека для своего самопознания.

Что же касается первого вопроса, то можно выделить три основных варианта его решения.

Первый из них, восходя еще к позиции просвещенческого «гносеологического оптимизма», постулирует необратимый линейный прогресс наших знаний о мире и о самих себе, уходящий в «светлую бесконечность». Самым зримым проявлением такого прогресса служит рост общего массива наших научных знаний, который удваивается теперь каждые 2--3 года, а также несомненный прогресс техники, особенно электронно-вычислительной.

Второй вариант менее популярен. Он носит скорее пессимистический характер и связан с идеей «вечного возвращения» (даже упадка знания). В свое время ее высказали еще стоики, в XIX в. она была вновь реанимирована Ф. Ницше, а в XX столетии ее можно обнаружить у французского мыслителя традиционалистского направления Р. Генона. Последний утверждает упадочность современной науки и философии и настаивает на необходимости возвращения к сакральным традиционным знаниям, лежащим в истоках всех мировых религий.

Гносеологическим основанием подобной позиции служит, во-первых, явление забвения многих научных гипотез, которые не оцениваются по достоинству современниками и забываются, дабы потом быть переоткрытыми как бы заново, и, во-вторых подтверждение ценности многих древних знаний средствами современной науки. Это ocoбенно касается медицины, психологии, экологии. Суть такого «кругового» характера развития знания выражена в старом афоризме «Новое -- это хорошо забытое старое».

Наконец, третий вариант является в некотором роде синтезом линейности и цикличности, носит диалектический спиральный характер. Рост знания необратим, и никакого буквального «кругового» возвращения к первичному интегральному празнанию о мире, к гипотетической пракультурной традиции, лежащей-де в основе всех современных земных культур и религий, быть не может. Но это не исключает возможности оправдания мудрости древних на новом уровне или, наоборот, квалификации какого-то научного знания как ложного, пусть даже и воспринимавшегося еще совсем недавно как абсолютно истинное и непроблематизируемое.

Можно выделить еще одну чрезвычайно интересную попытку интерпретировать историческую динамику субъект-объектных отношений. Она принадлежит П.А Флоренскому. По его мнению, восходящему к платоновской идее знания как припоминания, вообще, нет никакого исторического прогресса (или упадка) знаний в собственном смысле слова, а есть лишь временное опознание субъектом потенциально уже существующих в нем вечных и безусловных знаний, ибо, строго говоря, все содержится во всем (макрокосм тождественен микрокосму), и посему чем пристальнее мы вглядываемся в черты субъекта познавательной деятельности, тем больше объектных содержаний мы в нём обнаруживаем; а чем больше приобретаем знаний об объектах, тем отчетливее проступает в них идеально-субъектное содержание. Мир в результате оказывается как бы пронизанным мыслью, а мысль -- причастной к творению целых миров.

Какая из приведенных выше моделей динамики знания имеет больше прав на существование -- покажет время, а мы обратимся к анализу общих характеристик, в той или иной степени присущих любому виду знания.

Существует огромное разнообразие видов знания, что определяется спецификой познаваемых объектов, различием в методах получения знаний, а также своеобразием их хранения и передачи. Ниже мы специально проанализируем основные виды знания: научное, экзистенциальное, религиозное. Однако все виды знания включают в себя моменты опосредствованного и непосредственного, личного и безличного, явного и неявного содержания. Рассмотрим эти характеристики несколько более подробно.

Для своего социального бытия, т.е. фиксации и передачи от одного индивидуального субъекта познавательной деятельности к другому, знание нуждается в обязательной объективации (или материальном опредмечивании). Объективированное знание есть не что иное, как мир символов (или знаков) человеческой культуры -- естественного языка, текстов различного рода, чертежей, формул, технических устройств, архитектурных сооружений и т.д. Символы культуры -- мир овеществленного знания -- опосредствуют отношения между индивидуальными познающими сознаниями, а также между познающим сознанием и его объектом.

Благодаря символам результаты индивидуальных познавательных актов делаются достоянием всего общества, а индивиду поставляются всеобщие нормы и эталоны познавательной деятельности. Символический мир есть необходимое условие сознания многих индивидуальных сознаний и бытия коллективного субъекта познания. Не случайно немецкий философ Э. Кассирер определил человека как Homo symboliKiim. Важнейшая символическая система культуры -- естественный язык, генетически предшествующий остальным символическим системам и выполняющий функции их универсального смыслового интерпретатора. По мере исторического развития человечества символический мир культуры имеет тенденцию разрастаться и ветвиться за счет появления все новых и все более сложных символических систем с опасной тенденцией превращения в некий автономный и самоценный мир, уже независимей от сознания живого познающего субъекта Человек рискует оказаться как бы «закукленным» в символических мирах с малоприятной перспективой превращения в придаток самоорганизующихся машинно-символических систем. Появление компьютера и феномена виртуальной реальности -- очередной шаг в придании знанию тотально опосредованного характера, отчужденного от живого психологического субъекта.

Правда, при внимательном рассмотрении выясняется, что существуют такие виды знания, которые полностью объективировать невозможно в принципе (искусство, религиозное и мистическое знание).

Они обязательно нуждаются в живых творческих актах и живом кон-ч такте сознаний. Более того, даже в науках логико-математического цикла, как показывают последние гносеологические исследования, непосредственный компонент играет очень важную роль. Научные открытия компьютер сам по себе не совершает, а при подготовке специалистов всему через символы не обучишь. В частности, всегда нужен непосредственный личностный контакт «учитель--ученик», дабы первый передал второму сокровенные тайны научной профессии.

Отсюда можно сделать следующий принципиальный вывод: во всех видах знания существуют и непосредственные, и опосредствованные компоненты, но в разных пропорциях. Культ опосредствованного символами знания -- плод новоевропейской цивилизации трех последних веков. Опасный крен в сторону его абсолютизации должен будет рано или поздно смениться пониманием значимости непосредственного знания.

В любом знании всегда есть безличные, как бы надперсональные компоненты. Особенно явно эта безличная составляющая знания присутствует в естественных и технических науках с их ориентацией на принудительное доказательство и однозначно понимаемые тексты. Идеал безличного знания составлял классический европейский идеал научности и наиболее зримое философское воплощение получил в гегелевском панлогизме (в попытке свести все знание к логическому самодвижению абсолютной идеи), а в XX в. -- в концепции так называемой «теории познания без познающего субъекта» К. Поппера.

Однако недопустимость абсолютизации надперсональных характеристик знания со всей отчетливостью обнаружилась в философско-культурологических исследованиях конца ХІХ -- начала XX в. Отдадим здесь должное экзистенциальной традиции философствования, которая начиная с романов Ф.М. Достоевского и работ С. Кьеркегора обратила, по меткому замечанию Ж.П. Сартра, внимание на то, что «существующий человек не может быть ассимилирован системой идей; хотя о страдании можно говорить и думать, оно ускользает от познания постольку, поскольку оно претерпевается в себе и для себя, и знание (имеется в виду именно доказательное надперсональное знание) бессильно его преобразить».

Со второй же половины XX в. стало окончательно ясно, что не только в эмоциональном опыте, но и в любом научном знании всегда присутствует личностное начало ученого -- его вера, страстность, готовность до конца отстаивать свои научные убеждения. Ни одно открытие в науке не совершалось равнодушными людьми, и до сих пор открытым остается вопрос: была бы создана классическая механика без личности И. Ньютона, а специальная теория относительности -- без личности А. Эйнштейна? Серьезные доказательства в пользу огромного значения личностного начала в науке -- в противовес позиции К. Поппера -- приведены в известной монографии М. Полани «Личностное знание».

Верно и обратное -- в самых, казалось бы, личностно окрашенных видах опыта, например мистическом и художественном, -- всегда присутствуют надперсональные компоненты. У художника это его профессионально-технические умения (знание нотной грамоты у музыканта или качества красок у художника); у мистика -- общие для всей мистической традиции навыки медитативного сосредоточения и языковые механизмы передачи этого непосредственного опыта чужому сознанию.

Знание характеризуется также наличием явной (прозрачной для сознания) и неявной (скрытой от него) составляющих (компонентов). Европейский рационализм всегда верил в то, что любое знание можно подвергнуть процедуре рациональной рефлексии и тем самым сделать явным. Однако в результате гносеологических, психологических и историко-научных исследований последнего времени выяснилось, что в знании любого типа, особенно личностно-экзистенциального плана, всегда есть компонент, непрозрачный для его носителей. Более того, в знании есть такой скрытый компонент, который в принципе недоступен для самого индивида. Требуется усилие другого сознания, дабы сделать это неявное знание явным для его носителя. В науке большую роль в открытии подобных компонентов опыта сыграли знаменитые психоаналитические исследования 3. Фрейда и К. Г. Юнга.

К неявному компоненту помимо индивидуального и коллективного бессознательного можно также отнести исторические предрассудки и установки в познании, а также отличительные черты культурно-национального существования, как они незримо проявляются в познавательных и ценностных приоритетах, в особенностях языка, быта и т.д. Любопытно, что роль последних достаточно велика и в науке. Например, известный русский мыслитель П.Н. Савицкий довольно убедительно обосновал интересную закономерность: в силу разницы географических и культурно-национальных условий в европейской культуре развивалась преимущественно физическая география, а русская географическая наука прославилась в связи с успехами в «ботанически-почвенных» исследованиях.

Следующий любопьпный факт: сравнительная грамматическая бедность английского языка, несомненно, оказала имплицитное влияние на преимущественно эмпиристскую ориентацию англо-американской философии; и наоборот, немецкий язык словно специально; создан для построения сложных метафизических систем типа гегелевской или кантовской. Анализ неявного знания особенно важен в процедурах понимания текстов и в актах общения, а также в ситуациях межкультурного диалога. Чаще всего именно неучет неявного компонента в знании лежит в основе разного рода коммуникативных затруднений и межличностных проблем. Отсюда такое внимание к неявному -- бессознательному и дорефлексивному -- знанию в современной философии.

Наличие фундаментальных бинарных характеристик в человеческом знании обеспечивает, с одной стороны, его единство, а с другой -- многомерное и поливариантное существование. В принципе, все различия между видами знания (научным, философским, религиозным, обыденным, техническим и т.д.) могут быть объяснены различным удельным весом и различным сочетанием тех или иных его противоположных свойств.

Так, эмоциональное знание будет отличаться преобладанием непосредственных и глубоко личностных, но при этом -- в подавляющем большинстве случаев -- неявных компонентов. Мистический же опыт всегда личностей, непосредственен, но при этом всегда явственен для адепта (как бы очевиден для него), недаром любой мистик никогда не путает его со смутными и хаотичными галлюцинациями. Чувственно-перцептивное знание (например, в форме восприятия) глубоко личностно, также как знание эмоциональное и знание мистическое, но в отличие от первого фундаментально опосредствовано влиянием языка и социального окружения, а в отличие от второго еще и перегружено неявными компонентами.

Литература

1. Алексеев П.В., Панин АВ. Теория познания и диалектика. М., 1991.

2. Армстронг Д. Материалистическая теория сознания // Аналитическая философия: Избр. тексты. М, 1993.

3. Марголис Дж. Личность и сознание. М.

4. Поппер К.Р. Логика и рост научного знания. М., 1983.

5. Сознание и физическая реальность. 1996. № 1--2

6. Франк С.Л. Предмет знания. Душа человека. СПб. 1995.