Понимающий метод философии как метод познания другого

С открытием Канта тоже поначалу все обстояло аналогичным образом. Его аргументы выслушали, согласились с ними, а потом постарались побыстрее забыть. Люди в большинстве своем предпочитают полагать, что предметы существуют в самой природе, а не формируются из ощущений познавательными способностями человека. Почему?

Именно этот вопрос и становится главным в философии после Канта.

Кант совершил антропологический поворот в философии. Он убедительно доказал, что человеческие познавательные способности формируют человеческие представления о предметах и сводят их в научные картины мира. Следовательно, мы должны изучать в первую очередь человеческие познавательные способности, чтобы понять, почему у нас именно такие, а не иные представления о предметах, создаваемых благодаря этим способностям. Философия должна изучать в первую очередь человека, а уже затем - создаваемую с помощью его способностей картину мира.

Речь идет о понимании сложноопосредованной социальной и психологической обусловленности теории познания, равно как и всех остальных разделов философского учения.

2.3 Основы философии понимания Дж. Локка

При всем признании великой значимости сделанного И.Кантом нужно признать, что честь совершения антропологического поворота все же принадлежит Джону Локку. Именно этот английский мыслитель впервые выставил требование: от изучения мира «как он есть» философ должен, в конечном счете, переходить к изучению познавательных способностей человека. Больше того: изучая эти познавательные способности, необходимо выяснять, откуда проистекают различия в человеческих представлениях о предметах и, как следствие, различие тех картин мира, исходя из которых люди действуют, ведут свою повседневную жизнь. Именно Дж. Локк, впервые обосновавший принцип толерантности в отношениях между людьми, призывал не к подавлению инакомыслящих и инакодействующих, а к пониманию тех мотивов, которыми они руководствуются. Именно его можно и нужно считать первым европейским мыслителем, заложившим основы философии понимания. Кантианство же представляет собой лишь приложение философии понимания Джона Локка к социокультурной ситуации в Германии - в той мере, в какой эта ситуация позволяла такое приложение и с теми существенными изменениями, которые эта ситуация, по мнению И.Канта, заставляла внести.

Вопрос, однако, остается: А как Джон Локк пришел к идее такого антропологического поворота в философии и к обоснованию метода понимания, которого этот поворот потребовал?

В отечественной историко-философской литературе ХХ века мы практически не встретим указаний на связь философских идей Дж. Локка с протестантством. Это объясняется, главным образом, политикой государственного атеизма. По мысли К. Маркса, буржуазия, создающая капитализм, была классом прогрессивным. Таким образом, указание на то, что она вдохновлялась при этом протестантстскими идеями, было бы равносильным признанию прогрессивной роли религии, а этого приверженцы государственного атеизма допустить никак не могли.

Между тем и антропологический поворот в философии, и становление понимания как метода были самым непосредственным образом связаны с протестантским мировоззрением, которое нашло свое философское выражение в учении Джона Локка.

Англия времен Локка, в отличие от Германии, переживала экономический подъем, который привел к возникновению развитой рыночной экономики и, как следствие, к промышленной революции, к возникновению индустриального общества. Современные историки убедительно доказывают, что события разворачивались именно в этом порядке: не великие научные и технические изобретения, не появление машинного производства, а изменение отношения человека к труду повлекло за собой вначале рост сельскохозяйственного производства, освобождение от труда в поле все большей части населения, способной заниматься ремеслом. Появились развитые города, возник интенсивный рыночный обмен между городом и деревней.

Новое жизневоззрение тоже должно было получить религиозную легитимацию. Эту задачу и выполнил в Англии протестантизм кальвинистского толка. Кальвинизм, не имевший столь ярко выраженной национальной окраски, как лютеранство, распространился из Женевы во многие страны Европы. Каналы его влияния на те страны, с которыми была непосредственно связана судьба Локка, прежде всего - на Англию и Голландию, отличались значительным разнообразием.

Под знаменем кальвинизма произошла и английская революция XVII века - та самая, в которой участвовал, командуя кавалерийским эскадроном в армии парламента, Джон Локк-старший, отец и воспитатель будущего философа.

В Англии успешное развитие сельского хозяйства дало мощный толчок развитию ремесел и городов, привело к росту торговли между городом и деревней, создало и в городе, и в селе значительный слой предпринимателей - или, по крайней мере, значительный слой людей, желавших и способных успешно предпринимать. Именно этот слой и составил социальную базу для парламентской оппозиции королю, требовавшей ограничить его самодержавную власть.

Теория первичных и вторичных качеств Дж. Локка уже предполагает необходимость понимания Другого. Ведь этот другой имеет органы чувств, восприимчивость которых отличается от твоих. Этот Другой может иначе, чем ты, видеть цвета, воспринимать вкус и запах, слышать звуки, иметь более или менее развитое, чем у тебя, осязание. Стало быть, его восприятие предмета неизбежно отличается от твоего. И если ты предполагаешь продать этому Другому на рынке предмет, который должен удовлетворять его запросам, ты должен понять, каким воспринимается этот предмет Другим! Правда, Локк занимает компромиссную позицию. Он признает различия в восприятии предмета, но тут же объявляет их несущественными: ведь первичные качества - форма, вес, химический состав вещества предмета одинаковы для всех!

Однако полное единообразие представлений о предмете, которого требовало традиционное общество, уже подорвано.Если каждый человек неизбежно воспринимает предмет на свой лад, то, следовательно, он имеет и свою собственную, уникальную картину мира - ведь мир состоит из совокупности предметов! А если каждый человек видит мир по-своему, то он неизбежно по-своему оценивает свои перспективы в этом мире, выбирает свой способ действия в нем. Это - не что иное, как гносеологическое обоснование свободы предпринимательства.

В теологии и философии традиционного общества развивалось учение только об одном истинном восприятии предмета. Следовательно, возможно было только одно истинное восприятие мира и, разумеется, только один правильный способ действий в нем, предписанный традицией. Инаковоспринимающие, инакомыслящие и инакодействующие сурово преследовались. Теперь же ни один человек, как бы он ни воспринимал мир, как бы он ни мыслил о нем и как бы ни действовал, не мог осуждаться и преследоваться ни другим человеком, ни государством:

« Когда речь идет о домашних делах и имуществе или о телесном здоровье, каждому дано право решать, что ему делать в собственных интересах, и выбирать то, что он сочтет наилучшим; никто же не жалуется на своего соседа за то, что он плохо распоряжается своим имуществом; никто не сердится на того, кто неправильно засевает поле или неудачно выдает дочь замуж; никто не стыдит пропивающего деньги в кабаках; пусть разрушает или строит, пусть тратит деньги, как хочет - никто не скажет ни слова; это позволено» Локк Дж. Послание о веротерпимости. С. 104..

Это - позиция человека предпринимающего, человека индустриально-рыночного общества. Он уже не оглядывается на опеку общины, на государственный надзор и попечение традиций. Он допускает полную свободу действий. Пусть свобода распоряжаться своей трудовой собственностью принадлежит каждому, без всяких исключений.

Локк подводит под тезис о полной свободе человека распоряжаться собой и своей собственностью еще и теологическое протестантстское обоснование. Протестант, в отличие от католика, индивидуально общается с Богом. Он не признает молитвенников, он сам выбирает слова, с которыми обращается ко Всевышнему. Никто не вправе заставлять его избирать определенную жизненную стезю (хотя можно увещевать его, рекламируя какой-то образ жизни). Логика здесь проста. Бог спасает людей поодиночке. Он предоставляет каждому возможность выбора: грешить или не грешить. Даже Сатана, в представлении протестантов, искушает человека по поручению Бога, чтобы человек сделал абсолютно самостоятельный выбор.

Человек должен решить без всяких внешних вмешательств, намерен он быть спасенным или не намерен: «Собственное суждение о собственном спасении является для каждого высшим и окончательным судьей» Локк Дж. Послание о веротерпимости. С. 120-121.

Локк признавал за человеком неотъемлемое право распоряжаться собственностью так, как он находит нужным, даже если он распоряжается своей собственностью вовсе не так, как Локк полагал правильным. И он требовал такого же толерантного отношения к собственникам от правителя. Мы убеждаемся в этом, читая в «Послании о веротерпимости»: «...Каждому принадлежит забота о собственной душе, сам он, и только сам, должен заботиться о ней. Ты скажешь: а что, если он пренебрегает заботой о своей душе? Отвечаю: а что, если пренебрегает он заботой о своем здоровье? Или - о своем имуществе?... Может быть, правитель еще и специальным эдиктом запретит стать бедным и больным? Законы пытаются, насколько возможно, оберегать имущество и здоровье подданных от чужого насилия или обмана, но не от беспечности владельца или от мотовства. Никого нельзя против его желания принудить быть богатым или здоровым. Тех, кто не хочет, не спасет и сам Господь бог» Локк Дж. Послание о веротерпимости. С. 105..

Это - вовсе не безразличие. Мы можем и должны советовать, убеждать, рекомендовать и настаивать на своих рекомендациях. Но, никого не заставлять силой! Потому что это отучает мыслить. «То, что каждый должен найти усилиями собственного ума, суждения, размышления, самостоятельной мыслью, не следует отдавать на попечение какому-то одному человеку, как будто он обладает такой привилегией в силу своего положения»Локк Дж. Послание о веротерпимости. С. . 107.. Эти слова, сказанные Локком о государе, следует отнести ко всем властвующим, воспитывающим.

Французы придумали поговорку: « Понять - значит простить». Простить - не простить, а вот проявить толерантность - это уж точно. Локк понимает всех. И тех, кто идет к добру, и тех, кто движется ко злу.

« Как получается, что люди идут различными путями? Из сказанного выше легко объяснить, каким образом, несмотря на стремление всех людей к счастью, их воля ведет их в противоположные стороны и, следовательно, некоторых из них ко злу. Относительно этого я утверждаю, что различия и прямая противоположность в выборе между одним и чем-то другим, который люди делают в этом мире, доказывает не то, что не все они ищут блага, а только то, что не для всех одинаково одна и та же вещь бывает благом. Это многообразие поисков показывает, что не все относят свое счастье к одному и тому же и выбирают один и тот же путь к счастью. Если бы все интересы человека ограничивались этой жизнью, то причиной того, что один выбирает научные занятия, а другой - соколиную и псовую охоту, один - роскошь и разврат, а другой - трезвость и богатство, было бы не то, что никто из них не стремится к собственному счастью, а то, что их счастье заключается в разных вещах». Локк Дж. Опыт о человеческом разумении. С 318-319.

«Что же касается сиюминутного счастья или несчастья, то, когда рассматривают только их, без отдаленных последствий, человек никогда не делает плохого выбора; он знает, что ему больше всего нравится, и на самом деле отдает этому предпочтение» Локк Дж. Опыт о человеческом разумении. С 322..

Прав ли тот, кто выбирает роскошь и разврат? Да, в данный конкретный момент он прав, потому что это ему нравится более всего.

Итак, у каждого из людей не только оправдано собственное видение предмета, собственное видение мира. Оправдано и различие их представлений о счастье, различие их потребностей и жизненных устремлений. Ранее теология и философия, выполнявшие роль идеологии традиционного общества, всячески стремились ограничить человеческие потребности, разделить их на "хорошие" и "плохие". Идеалом, который предлагался народу, был аскетизм, хотя князья церкви аскетами никак не были.

Локк излагает и развивает протестантскую точку зрения, прибегая к философскому ее обоснованию. Бог, поместивший Адама в рай садовником, хочет, чтобы его потомки трудились. Уже Лютер пояснил, что труд, во-первых, отвлекает человека от греховных помыслов и соблазнов, а, во-вторых, позволяет обрести достаток, позволяющий проявить христианскую любовь к ближнему - создать для него рабочее место, то есть дать и ему возможность трудиться, служа, таким образом, Богу. Однако к пониманию необходимости труда как богослужения человек приходит не сразу. Бог не может ждать, пока такое понимание наступит, а потому он наделяет человека жгучими потребностями. Чтобы удовлетворить их, человек вынужден трудиться.

Вывод из сказанного весьма своеобразен. Каждую свою потребность человек должен уважать, поскольку она внушена Богом, который таким образом хочет побудить человека к труду. Поскольку у людей различны не только органы чувств по своей восприимчивости, но и умы, и представления о счастье, то Бог возбуждает в них разные потребности, чтобы побудить к труду. Одному он внушает страсть к охоте, другому - страсть к уюту, третьему - стремление вкусно поесть.

Однако Бог в то же время ставит человека перед выбором, испытывая его умственные способности - только тот, кто проявит их в максимальной мере, по мнению Локка, будет удостоен особой милости Бога.

Поэтому Дж. Локк призывает отложить удовлетворение своих желаний, наверняка обеспечив тем самым спасение своей души и, тем самым, вечное блаженство.

Задумываясь о своих познавательных способностях, человек постигает, что они, конечно, неизмеримо более ограничены, чем способности Бога, но в то же время значительно превосходят способности животных. Человек, как столь сложное существо, был создан Богом для какой-то цели: «... Ибо противоречило бы столь великой мудрости творить безо всякой определенной цели» Локк Дж. Опыты о законе природы. С. 23.

Теперь главной задачей познания уже оказывается выяснение той цели, ради которой Бог создал человека, то есть выяснение смысла человеческой жизни.

Ученый неизбежно приходит к выводу, что человек создал для деятельности в мире, для разнообразного труда в нем:

« ...Человек, зная, что он одарен быстрым, восприимчивым, всеобъемлющим, гибким, наделенным способностью мыслить и познавать умом, а, кроме того - проворным, способным по воле ума двигаться в любом направлении телом, не может поверить, что все это, предназначенное для деятельности, дано ему, чтобы ничего не делать, что он наделен всеми этими способностями, чтобы тем великолепнее бездельничать и пребывать в бездействии. Отсюда совершенно ясно, что бог хочет от человека, чтобы тот что-то делал...» Локк Дж. Опыты о законе природы. С.25.

Но - что именно?

Бог, по мнению Локка, создал мир исключительно ради самовыражения. И первое, что мы должны делать - познавать Его творение и воздавать хвалу Богу. «А что именно должны мы делать, отчасти можем понять, исходя из цели всех вещей, которые, получая свое происхождение от божественной воли и будучи творениями наисовершеннейшего и наимудрейшего мастера, по-видимому, не предназначены им ни для какой иной цели, кроме его собственной славы, к которой должно быть, направлено все... Обнаруживая в себе способность чувственного восприятия и разум, человек чувствует себя способным и готовым созерцать творения бога и его мудрость, проявившуюся в них, а посему воздавать почести и возносить хвалу и славу, которая была бы наидостойнейшей столь великого и благого творца.» Там же. С. 26.

Но есть еще и другая задача для человеческого действия. На нее указывает то, что Бог наделил человека даром речи, а также некоторым внутренним побуждением к общению - человека, как сказать, «тянет» к людям: «Далее, он

чувствует, что его побуждают объединяться с другими людьми и поддерживать это жизненное сообщество не только жизненный опыт и необходимость, но жить в обществе его заставляет и некая природная склонность, и он обязан сохранить и поддерживать это сообщество как самого себя благодаря дару речи и языку, которыми он наделен... К исполнению этой стороны своих обязанностей человек весьма настойчиво побуждается неким внутренним стимулом...» Локк Дж. Опыты о законе природы. С.28

Следует заключать общественный договор между свободно трудящимися во славу Бога людьми. На этом познание, в общем, и целом, может быть завершено - для абсолютного большинства членов общества. Формирование их нового жизневоззрения закончено. Оно обрело целостность. Гносеология перешла в теологию, а затем - в антропологию и учение об обществе. Достигнут главный вывод, который определяет новую этику и непосредственно определяет весь образ жизни и действия человека.

Конечной целью научного познания является именно понимание других людей, понимание мотивов, которыми они руководствуются в своей жизни и деятельности.

Джон Локк вовсе не утверждает, что есть какой-то один, общеобязательный «истинный» смысл жизни. Каждый человек вправе жить так, как он живет. Ни правитель, ни философ, ни теолог - никто не должен делать за человека жизненный выбор. Каждый должен сделать этот выбор исключительно самостоятельно: «То, что каждый должен найти усилиями собственного ума, суждения, размышления, самостоятельной мыслью, не следует отдавать на попечение какому-то одному человеку, как будто он обладает такой привилегией в силу своего положения» Локк Дж. Опыты о законе природы. С.107.

Философ не должен предписывать единый, верный путь жизни для всех людей. Он должен понимать, почему разные люди живут и мыслят по-разному.

Подведем итог. Именно Джон Локк, исходя из протестантской этики и сообразуя ее с представлениями человека, занятого свободным предпринимательством, создает философию понимания и толерантности. Именно он закладывает основы для антропологического поворота в философии, заявляя, что изучение мира методом объяснения - лишь первый, начальный этап познания, а окончательной целью этого познания является постижение способностей человека, его внутреннего мира. Главным в философии Локка оказывается либеральное требование безграничной индивидуальной свободы, которая не может быть ограничена ни государством, ни идеологией. Только признавая эту безграничную индивидуальную свободу, которая может и должна ограничивать себя только сама, можно ратовать за метод понимания Другого. Именно потому метод понимания неотделим от принципа толерантности, а они вместе - от раннего, во многом романтизированного представления о демократии.

Б. Рассел говорит о философии либерализма, «полное изложение которой можно найти у Локка»:

«Ранний либерализм был порождением Англии и Голландии... Он отстаивал религиозную терпимость, по своему характеру был протестантским, но скорее веротерпимым, чем фанатичным, и относился к религиозным войнам как к глупости. Он отдавал должное торговле и промышленности и оказывал большее предпочтение поднимающемуся среднему классу, чем монархии и аристократии; он проявлял громадное уважение к праву собственности, особенно когда она накапливалась благодаря труду своего владельца. Принцип наследования власти, хотя полностью и не отвергался, ограничивался больше, чем когда-либо прежде; отвергалось, в частности, божественное право королей и провозглашался тот взгляд, что каждое сообщество людей имеет право, по крайней мере, первоначально, установить ту форму правления, какую оно пожелает. Безусловно, тенденцией раннего либерализма была тенденция к демократии, регулируемой правом собственности. Имелось убеждение, поначалу не высказанное до конца, что все люди рождаются равными и что их последующее неравенство является продуктом обстоятельств. Это привело к тому, что особо важное значение стали придавать обучению как противоположности врожденным свойствам...

Ранний либерализм был оптимистичным, энергичным и философским потому, что он был представителем растущих сил, которые появились как бы для того, чтобы без больших трудностей одерживать победы и принести своей победой великие блага человечеству. Либерализм противостоял всему средневековому и в политике и в философии, потому что средневековые теории использовались для того, чтобы санкционировать власть церкви и короля, чтобы оправдать гонения и воспрепятствовать расцвету науки; но он был одинаково враждебен и современному ему фанатизму кальвинистов и анабаптистов» Рассел Б. История западной философии. - Ростов н/Д: изд-во "Феникс", 1998. С. 677..

Как уже было отмечено выше, И. Кант во всеуслышание объявил, что «коперниканский» антропологический поворот в философии произведен именно им. На самом деле подобные заявления всегда соответствуют действительности лишь отчасти, поскольку любой переворот в науке не осуществляется в одночасье. Он долго готовится усилиями многих, и трудно определить ту черту, за которой переворот уже осуществился, а до которой - еще нет.

Дж. Локк, как было отмечено К. Марксом, создал философию компромисса. Это верно и в том, что касается перехода от космоцентризма к антропоцентризму. Джон Локк не противопоставляет один способ мышления другому. Он изображает их как два этапа на одном и том же пути познания - первый и последний. На первом этапе применяется метод объяснения: человек ищет законы, которые Бог «зашифровал» в мире, словно в загадке-шараде. К этим законам сводится все индивидуальное. На последнем этапе познания применяется метод понимания: здесь важно постичь внутренний мир людей, которые заняты достижением своих жизненных целей. Вернее, одной цели - счастья, но - каждый на свой, уникальный лад.

Такое компромиссное решение проблемы не может быть последовательным. В ней всегда преобладает либо одно, либо другое. У Локка еще преобладает космоцентризм над антропоцентризмом, метод объяснения над методом понимания. Это выражается, во-первых, в том, что незыблемые законы мира установлены Богом; человек только открывает их, но не оказывает на формирование этих законов никакого субъективного влияния. Во-вторых, как бы Локк ни допускал разнообразие жизненных путей человеческих и своего, уникального понимания счастья у каждого из людей, он и здесь усматривает, в сущности, один-единственный непреложный закон: к счастью стремятся все, даже Бог, который « счастлив абсолютно». Стремление к счастью присуще всем людям без исключения, и в этом опять-таки проявляется объясняющий стиль мышления. В-третьих, Бог у Локка совершенно лишен каких бы то ни было личностных черт. Он установил законы мира, и сам дал для себя обязательство не нарушать их - из уважения к себе как законодателю. Поэтому в мире Локка нет места спонтанности, чему-то иррациональному, алогичному. Поэтому понимание этого мира сводится к пониманию чисто рациональному. Локк холодно-рационально взирает на страсти других людей, отнюдь не пытаясь «вчувствоваться» в них на основании своего собственного опыта.

И. Кант, в сравнении с Локком, разумеется, совершил значительный шаг вперед - и в этом смысле завершил антропологический переворот. Этот шаг состоит в том, что причинность, закономерность, необходимость были объявлены не чертами самого мира, а формами мышления человеческого рассудка.

Хотя И. Кант и пошел, казалось бы, дальше Дж. Локка в обосновании «субъективного», «понимающего» метода, это движение вовсе не было дальнейшей «демократизацией» познания. Наоборот, мышление Канта открывало путь к новой авторитарности. Это немедленно сказалось и на судьбе метода понимания в классической немецкой философии. Он вовсе не получил здесь развития: Другого следовало не понимать, а привести к единообразному, правильному мышлению.

Аргументы Локка И. Кант использует только тогда, когда пытается разрушить феодальные порядки в Германии - точнее, подвигнуть всех мыслящих людей к их разрушению. Здесь он вполне готов идти даже дальше Локка. Но вот что будет, если феодальные порядки рухнут? Более всего Канта пугает возможный хаос и анархия, которые неизбежно усугубят и без того огромное экономическое отставание страны от европейских соседей. Едва будут разрушены феодальные порядки, как немедленно следует установить новую, принципиально иную дисциплину - дисциплину, основанную на новом, разумном понимании долга. Гражданин новой Германии должен руководствоваться только долгом и ничем, кроме долга. Кант же отводил себе скромную роль наставника, объясняющего, в чем этот долг состоит. В отличие от англичанина, который, по мнению Локка, мог на свой страх и риск определять, что такое для него счастье, и следовать этому представлению, немец у Канта ни на миг не оставался без надзора: едва избавленный от диктата теологов и метафизиков, он немедленно должен подпасть под морализирующий кантианский контроль.

Философию И. Канта нельзя верно понять, отрывая ее от контекста исторической ситуации в Германии, в который она была вплетена....

Немецкие мыслители прекрасно видели, как в Англии и Франции происходит формирование единых наций, «собираемых» рынком. Сама экономика стимулировала прогрессирующее разделение труда внутри страны, специализацию районов, которые теперь уже не могли жить друг без друга, не вступая в постоянные экономические связи. Единый общенациональный рынок порождал постоянное общение жителей различных районов, что вело, в конечном счете, к становлению единого национального государства и к формированию общенациональной культуры. Это, в свою очередь, давало новый стимул к развитию общенациональной экономики.

Европейские соседи Германии все более уходили вперед по пути экономического развития. Если Германия не желала остаться безнадежным аутсайдером, она должна была немедленно предпринять - если употребить модное ныне выражение - «догоняющую модернизацию». Но как можно было предпринять ее, как можно было ускоренно создать общенациональный рынок и общенациональную экономику, если этому препятствовала раздробленность на 300 княжеств, каждое из которых устанавливало таможенные барьеры и проводило протекционную политику для «своих» производителей?

Требовалось разрушить систему феодальной власти. Но пока эту необходимость сознавали только интеллектуалы вроде Канта, которые следили за происходящим в окружающем мире. Остальным представителям народа такие мысли, разумеется, тоже приходили в голову, но идеологи немецкого феодализма - теологи и метафизики - быстро убеждали их, что такие мысли греховны и ошибочны.

Следовало, таким образом, в первую очередь подорвать власть теологов и метафизиков. И те, и другие выдавали себя за ученых. Авторитет их опирался на знания о великом мироустройстве, поколебать которое не в силах никакая человеческая активность. Все их теории сводились, в сущности, к одному-единственнному тезису: мир устроен Богом именно так, а не иначе, и божественное мироустройство непосредственно предполагает незыблемую власть феодалов.

Иными словами, космоцентризм в философии был оправданием существования феодальных порядков и феодальной раздробленности, при которых свободная созидательная активность предпринимающего индивида не поощрялась.

Именно для того, чтобы подорвать эти феодальные порядки, и требовалось осуществить антропологический переворот, заменив космоцентризм антропоцентризмом.

Стратегия, избранная И. Кантом, предполагала решение ряда задач.

Во-первых, требовалось показать, что ремесленник и ученый-естествоиспытатель - это люди, которые не приспосабливаются к действительности, а активно творят ее. И это - не только нормально, но и вполне соответствует философскому представлению о человеке. Ремесленник и ученый правы и компетентны, а пределах своей сферы деятельности.

Во-вторых, следовало доказать, что теологи и метафизики, взявшиеся рассуждать о мире в целом и о Боге, наоборот, некомпетентны. При чем некомпетентны принципиально: не только они по недоумию своему, но и вообще никто на их месте не смог бы ответить на вопрос, каков мир в целом и каков Бог.

В-третьих, необходимо было дать новое основание для жизневоззрения немцев. Уже процитированное нами выше высказывание из второго предисловия к "Критике чистого разума" свидетельствует, что Кант вполне понимает немецкий менталитет: немец должен иметь исходное, самоочевидное, незыблемое представление о чем-то фундаментальном и безусловном, на основе которого строится общая этика и вытекающие из нее моральные требования к повседневному поведению.

Ранее таким фундаментом было учение о мире, созданном Богом. Если оно будет подорвано критикой, то немедленно следует предложить новый фундамент, а именно коренящееся в человеке внутреннее представление о долге, выраженное в категорическом императиве.

Может показаться, что категорический императив не содержит никаких конкретных моральных требований. Он всего лишь велит поступать всякий раз по такому правилу, относительно которого можно пожелать, чтобы это правило сделалось обязательным для всего человечества.

Такое рассуждение было бы немыслимым в устах Локка. Тот возразил бы, что человек, видящий счастье в обжорстве или в пьянстве, желал бы такого же счастья для каждого представителя человечества. («Бездельник, кто с нами не пьет!» - поется в одной из застольных песен). Любитель лошадей, наоборот, желал бы, чтобы все человечество прониклось этой любовью.

Однако Кант строит свою этику не на представлении о счастье, которое действительно индивидуально у каждого, а на представлении об общем долге, который один для всего мыслящего человечества. При ближайшем рассмотрении оказывается, что таким обязательным для всех долгом оказывается стремление к идеалам просвещенного буржуазного мироустройства. Этический путь к капитализму - вот рецепт Канта для Германии, точно так же, как неокантианцы рекомендовали более века спустя немцам этический социализм.

Применительно к нашей теме это, однако, означает, что Кант не нуждается в методе понимания, когда речь заходит об этике. Его не интересует, что думает и чувствует каждый из немцев - его интересует то, что должен думать и чувствовать в соответствии с общечеловеческими ценностями, избрать которые ему поможет внутренний голос практического разума, прокомментированный И. Кантом.

2.4 И. Фихте «Каков человек, такова и его философия»

Последователь И. Канта И.Г. Фихте тоже внес весомый вклад в развитие философии понимания, и точно также не испытывал в ней нужды, как оказалось в итоге. Такой парадокс объясняется тем, что И.Г. Фихте уже имел возможность наблюдать влияние неокантианства на немецкую публику. Эта публика на словах превозносила Канта и восторженно принимала общечеловеческие ценности, но на деле вовсе не торопилась воплощать их в жизнь.

Вывод, сделанный И.Г. Фихте, был таким: некоторые люди по характеру, по темпераменту своему просто не могут принять кантианскую философию, даже если желают этого всей душой. Эти люди не находят в себе энергии, нужной для преобразования. Они не способны сами создавать представления о предмете, они предпочли бы получать его в готовом виде.

И.Г. Фихте пришел к выводу, который трудно переоценить: «Каков человек, такова и его философия». Всех людей он разделил на догматиков и критиков. Догматики не способны к кантианскому мышлению. Они воспринимают мир как данность, а предмет - как «готовую» вещь, к которой надо приспосабливаться, сообразуясь с ней. Догматик - это исполнитель, принимающий мир таким, какой он есть.

Критик, напротив, склонен сам выстраивать свое представление о предмете, сам упорядочивать данные опыта.

Если бы И.Г. Фихте остановился на этой констатации, он, возможно, сделался бы родоначальником теории психологических типов. Однако он не остановился на ней, поскольку не обладал необходимой психологу беспристрастностью. Он страстно желал распространения среди немцев людей критического типа, а потому не был готов признать, что догматичность или критичность детерминированы какими-то внешними факторами и, стало быть, соотношение догматиков и критиков в любом обществе остается неизменным. Фихте, скорее, надеялся, что догматизм - это не черта характера, а результат непросвещенности, признак отсталости, которую можно преодолеть пропагандой своего учения. Однако низкие результаты пропаганды кантианства и фихтеанства в германских пределах убеждали в обратном.

Возможно, сам, не сознавая того, Фихте нанес по кантианству сокрушительный удар. А именно: если есть мышление догматическое и есть мышление критическое, то нет никакого мышления общечеловеческого. Каждый человек - либо догматик, либо критик. Это открытие И.Г. Фихте было развито затем Ф. Ницше, который говорил о великих людях, устанавливающих новые ценности (это и есть «критики»), и о людях заурядных, пассивно принимающих эти ценности в «готовом виде», будто они существуют «от природы» («догматики»). И у Ницше, впрочем, одному из двух этих типов отдается явственное предпочтение. Только беспристрастный психолог и основатель прагматизма У. Джемс ставит «догматиков» и «критиков» на одну доску, признавая равными и равнозначными эти «философские темпераменты», которые он именует, соответственно, «жестким» и «мягким».

Из вопроса онтологического и гносеологического вопрос о существовании «объективной реальности» превращается, таким образом, в вопрос понимающей психологии. «Объективная реальность» - это специфическая интеллектуальная конструкция, которую создает для себя человек «догматического» темперамента для оправдания своей пассивности, приспособленчества, нежелания предпринимать активные действия. Ссылаясь на то, что «обстоятельства объективно сложились так», он снимает с себя ответственность и избавляется от чувства вины за бездействие. Такую же роль играет для него представление о «воле Божьей» или «судьбе».

Повторим еще раз: это психологическое толкование существования двух методов в философии и науке - «объясняющего» и «понимающего» - впервые было предложено И.Г.Фихте. Однако оно не получает у него беспристрастно-психологического развития, поскольку сам И.Г.Фихте весь пыл своего красноречия употребляет на пропаганду только одного, «критического» стиля мышления. Тем самым, он опять-таки отказывается от метода понимания, в обоснование которого внес столь значимый вклад, поскольку начинает навязывать «критическое» мышление всем немцам. Немцы должны мыслить критически - и нет нужды понимать, как они мыслят на самом деле. Только мысля критически, они смогут преодолеть феодальную отсталость Германии и объединиться в единую нацию.

Однако Фихте, как и Кант, вовсе не желает, чтобы «критическое» мышление приводило к анархии. Позволить каждому самостоятельно создавать собственную картину предмета и собственную картину мира нельзя - при подобном разброде «догоняющая модернизация» невозможна. ( Подобный же стиль рассуждений мы наблюдаем сегодня в России: здесь осуждается либеральная идея вольного рынка, поскольку она не позволила бы догнать развитые постиндустриальные державы, экономика которых начинала развиваться именно на основе идеи либерализма локковского толка).Поэтому « конечное Я» у Фихте творит предмет ( не-Я) не по собственному произволу, а под постоянным надзором бесконечного Я, т.е. Бога, присутствующего в человеческой душе и говорящего в ней.

По сути, однако, это означает возвращение к докантовскому философствованию - возрождение той самой метафизической идеи Бога, от которой Кант пытался отказаться. Таким же возвращением к докантовскому философствованию оказывается и гегельянство. Здесь Бог как Мировой Разум последовательно вкладывает свои идеи в исторически существующие общества и в головы людей. Тем самым, кантовский антропологический переворот снова преодолевается: не человек создает идею Бога, а идея Бога создает человека.

3. Общечеловеческие ценности, как предполагали Кант и его последователи-неокантианцы, должны были не только придавать смысл всей культуре, но и двигать историей, побуждать людей к поступкам. Социум будущего должен быть устроен научно, на основе разума. В этом у Канта и его последователей не было никаких сомнений. Однако жизнь показала иное: поступки людей, определяющие смысл истории, крайне редко совершаются по зрелом научном размышлении. Больше того: тот, кто чересчур обстоятельно размышляет, чаще всего воздерживается от поступка. Во всяком случае, его опережает тот, кто действует под влиянием эмоционального порыва, страсти, даже инстинкта. Но если так, то мы, желая постичь движущие силы человеческой истории, должны изучать все эти внерациональные факторы. Можно ли понять их разумом? Весь опыт развития человеческой культуры заставляет усомниться в этом. Но тогда, если ставить вопрос по-кантовски, гуманитарное познание возможно лишь при наличии у исследователя особой способности, позволяющей постигать эмоции, чувства, инстинкты, волевые порывы.

3.2 Воля, чувства и представления В. Дильтея

В. Дильтей, создавая свое учение о методе гуманитарных наук, стремится разрешить эти проблемы. Он недвусмысленно признает, что продолжает традицию, восходящую к Локку и Канту, однако стремится преодолеть ее гносеологическую односторонность.

В. Дильтей совершенно согласен с тем, что любое знание, в том числе - знание о природе, может быть только человеческим знанием, обусловленным особенностями познавательных способностей человека. «Всякая наука начинается с опыта, а всякий опыт изначально связан с состоянием нашего сознания, внутри которого он обретает место, и обусловлен целостностью нашей природы. Мы именуем эту точку, зрения - согласно которой, невозможно выйти за рамки этой обусловленности, как бы глядеть без глаз или направить взор познания за самый глаз, - теоретико-познавательной; современная наука и не может допустить никакой другой. Именно здесь, как мне стало ясно, находит свое необходимое для исторической школы обоснование самостоятельность наук о духе. Ибо с этой точки зрения наш образ природы в целом оказывается простой тенью, которую отбрасывает скрытая от нас действительность, тогда как реальностью как она есть мы обладаем, наоборот, только в данных внутреннего опыта и в фактах сознания. Анализ этих фактов - средоточие наук о духе, и тем самым, как того и требует историческая школа, познание начал духовного мира не выходит из сферы самого этого последнего, а науки о духе образуют самостоятельную систему» Дильтей В. Введение в науки о духе. Опыт полагания основ для изучения общества и истории. М.: Дом интеллектуальной книги, 2000. С.273-274..

Иными словами, В.Дильтей признает следующее:

1. Любая наука начинается с опыта, а опыт зависит от устройства органов познания человека. Устранить всякую «субъективность», то есть влияние устройства человеческих органов познания, увидеть «мир как он есть сам по себе» невозможно. Это все равно, что «видеть без глаз».

2. Мы не знаем и не узнаем, каков мир «сам по себе», как бы к этому не стремились - веками! - естествоиспытатели. Образы природы, которые они создавали, были всего лишь «преходящими тенями». В самом деле, вспоминая о том, как человек на протяжении своей истории представлял космос - начиная со знаменитой теории о трех слонах, стоящих на черепахе - мы не можем всерьез полагать, что эти представления отражали мир, как он есть сам по себе. Человеческие картины мира говорили, скорее, о человеке, чем о мире. Они всякий раз зависели от человеческой фантазии, примысливаемой к опыту, к тому, что было дано в ощущениях.

3. Реальностью для человека являются не порождения его фантазии (мир, стоящий на трех слонах, материя как сумма крючковатых атомов Демокрита, материя как сумма корпускул, управляемая Богом-законодателем и т.п.), а данные его внутреннего опыта и факты сознания. В первую очередь надо изучать именно их, то есть то, что пребывает в субъекте, в его «душе». А, стало быть, на передний план выходят науки гуманитарные («науки о духе»).

Во всем этом В. Дильтей совершенно согласен с Локком и Кантом. Расходится же он с ними только в том, что для Локка и Канта главным содержанием человеческой души оказываются ее рациональные способности к познанию. Говоря проще, Локк и Кант срисовывают человека с себя, делают его главным образом ученым, размышляющим существом, главным свойством которого оказывается интеллект.

В. Дильтей пишет: « Частью, сближаясь в этих вопросах с теоретико-познавательной школой Локка, Юма и Канта, я, однако, вынужден был иначе, чем делала эта школа, понимать совокупность фактов сознания, в которой все мы одинаково усматриваем фундамент философии... Предшествующая теория познания, как в эмпиризме, так и у Канта, объясняет опыт и познание исходя из фактов, принадлежащих к области голого представления. В жилах познающего субъекта, какого конструируют Локк, Юм и Кант, течет не настоящая кровь, а разжиженный сок разума как голой мыслительной деятельности» Дильтей В. Введение в науки о духе. С. 274..

В. Дильтей - историк, а потому человек для него - это не только и не столько познающее существо. Это - существо действующее, созидающее культуру, а не сторонний наблюдатель, который лишь рационально анализирует уже созданное. Но когда человек действует, то он руководствуется вовсе не в первую очередь разумом. Разум вступает в действие тогда, когда нечто уже создано под влиянием воли и страсти: сова Минервы вылетает в сумерки, чтобы осмыслить сделанное. Главное в человеке для историка - это не разум, а жизнь. И жизнь эту составляют воля, чувства и представления.

«Меня мои исторические и психологические занятия, посвященные человеку как целому, привели, однако, к тому, что человека в многообразии его сил и способностей, это воляще-чувствующе-представляющее существо, я стал брать за основу даже при объяснении познания и его понятий (таких, как «внешний мир», « время», «субстанция», «причина»), хотя порой и кажется, будто познание прядет эти свои понятия исключительно из материи восприятия, представления и мышления. Метод нижеследующего опыта, поэтому таков: каждую составную часть современного абстрактного, научного мышления я соразмеряю с целым человеческой природы, какою ее являют опыт, изучение языка и истории» Дильтей В. Введение в науки о духе. С. 274.

Кант, как мы помним, совершил коперниканский переворот в философии: он показал, что не познание человека должно приспосабливаться к миру, а «мир», т.е. представление о нем, созданное человеком, должно приспосабливаться к устройству человеческих познавательных органов. Не ум приспосабливается к миру, а картина мира создается умом ученого. Теперь Дильтей осуществляет еще один переворот: он показывает, что ум ученого - далеко не центр внутреннего мира человека. Способность рационально мыслить - вовсе не главная способность человека. Не она воплощается в истории, поскольку история неразумна. История творится людьми, которые наделены волей, которые чего-то страстно желают и добиваются этого в действии. Воля же возбуждается и руководствуется ощущениями и представлениями, а вовсе не предварительными размышлениями и теоретизированием.

Человек должен рассматриваться как живое единство воли, ощущения и представления. Исходя из этого изначального антропологического представления, можно объяснить абсолютно все - и историю, и культуру, и познание с его представлениями о внешнем мире: « ...Важнейшие составляющие нашего образа действительности и нашего познания ее, а именно: живое единство личности, внешний мир, индивиды вне нас, их жизнь во времени, их взаимодействие - все может быть объяснено исходя из этой целостности человеческой природы, которая в воле, ощущении и представлении лишь развертывает различные свои стороны. Не постулирование окостенелой априорной способности познания, а лишь отталкивающаяся от целостности нашего существа наука об историческом развитии способна дать ответы на вопросы, которые все мы имеем предъявить философии» Дильтей В. Введение в науки о духе. С. 274..

Что же представляют собой воля, ощущение и представление?

Это - вовсе не воля, ощущение и представление отдельного человека. Отдельный человек историка интересовать не может. Жизнь человечества видится им как единый поток, который продолжает течь непрерывно, несмотря на то, что индивиды приходят и уходят. « Поток происходящего в обществе не знает остановок, тогда как индивиды, влекомые этим потоком, явившись на сцене жизни, вынуждены затем покидать ее. Индивид заведомо включен в жизнь в качестве элемента, находящегося во взаимодействии с другими такими же элементами. Не он возводил то целое, внутри которого был рожден» Дильтей В. Введение в науки о духе. С. 313..

Общественная жизнь, которую изучают гуманитарные науки - это система в движении. Несмотря на изменения, она остается той же системой. Элементы ее - отдельные люди с их внутренним миром - приходят и уходят, сменяя друг друга. Поэтому нельзя изучать отдельных людей: изучая элементы по отдельности, нельзя постичь систему. Однако Дильтей не согласен и с тем, что существуют некоторые общечеловеческие ценности, которые управляют этой системой. Система находится в историческом развитии. Если называть гуманитарное познание «науками о духе» то «дух», который они изучают - это некая надчеловеческая сила, в которой переплетены мышления, чувства и воля. Эта сила по-разному проявляется в разных народах и отдельных людях, заставляя их действовать и творить свои исторические миры.

Задача гуманитарного познания, следовательно, состоит в том, чтобы постичь этот «объективный дух», лишь проявляющийся в каждом народе и человеке. Мы не можем питать иллюзий о том, что «объективный дух» может быть постигнут нами непосредственно, путем откровения. Нам даны только общественные явления, которые представляют собой воплощения «объективного духа»: сложнопереплетенных мышления, чувства и воли. Метод гуманитарных наук, следовательно, состоит в том, чтобы постичь их, исходя из своего внутреннего опыта. Каждый человек наделен способностью мышления, чувствования и воления. Поэтому он, исходя из собственного внутреннего опыта, может постичь мышление, чувствование и волю в других людях, а в итоге - единство мышления, чувствования и воли как единую «энергию», творящую всю культурную историю.

Суть такого постигающего метода Дильтей выражает в таких словах:

« Сущность общественных явлений понятна нам изнутри; на основе наших собственных состояний мы, в известной мере, способны воспроизводить их в себе: любовь, ненависть, бурная радость, вся игра страстей сопутствуют нашему созерцанию исторического мира... Общество - вот наш мир. Игра взаимодействий в нем мы сопереживаем всеми силами нашего существа, ибо внутри себя самих обнаруживаем живейшее волнение тех состояний и сил, из которых строится его системы. Образ его состояния нам приходится постоянно совершенствовать в вечно подвижных ценностных суждениях, неустанно изменяя его - по крайней мере, в представлении - движением воли» Дильтей В. Введение в науки о духе. С.313..

Суть метода гуманитарных наук, по Дильтею - это интеллектуальное сопереживание, или, точнее, сопереживание, наделенное интеллектом, сопереживание, которое можно выразить в слове, осмыслить и передать другому.

В. Дильтей до конца своей жизни оставался историком. Его больше интересовало общество в целом, чем отдельный человек. Если В. Дильтей и занимался психологией, то только затем, чтобы обосновать метод психологического постижения истории. Смысл деятельности историка В. Дильтей понимал так. Представим себе, что некоторое общество впало в состояние застоя, депрессии, разуверилось в себе. Помочь ему может только историк дильтеевской школы. Он должен найти в прошлом личность, наделенную именно той волей, энергией и жизненными представлениями, которые сегодня необходимы обществу. Он должен герменевтически проникнуться жизненной энергией этой личности и донести ее до современников, написав о ней историческое исследование, которое будет воспринято не только головой, но и сердцем. Понять подобный способ действий можно на таком примере. В годы Великой Отечественной войны на киностудиях, эвакуированных в Алма-Ату, снимались фильмы о великих полководцах, чтобы показать их на фронте и воодушевить воинов современных, сообщив им энергию воинов прошлого.

Иными словами, В. Дильтею приоритетными всегда представлялись задачи общества в целом.

3.3 Экзистенциальная коммуникация К. Ясперса

К. Ясперс, напротив, начинал свою деятельность психиатром, и приоритетным для него было постижение данного, конкретного индивида - пациента. Дильтеевский метод был назван К. Ясперсом методом понимания и применен вначале в психиатрии, а затем - в философии экзистенциализма.

Подводя итоги жизни и деятельности в «Философской автобиографии», К. Ясперс вспоминает, как он толковал и обосновывал метод понимания в своей ранней работе - «Общей психопатологии». После завершения учебы на медицинском факультете К. Ясперс работал с 1908 по 1915 год в психиатрической клинике университета г. Гейдельберга. Состояние здоровья - бронхоэктатическая болезнь, осложненная заболеваниями сердца - не позволяли ему быть полноправным врачом, нести весь объем положенной такому врачу нагрузки. К. Ясперс был ассистентом-волонтером. За ним не закреплялись постоянные больные, зато молодой врач имел возможность постоянно находиться при коллективе врачей исследователей, занимающихся психиатрией. Вынужденное, несколько отстраненное положение наблюдателя позволяло ему, однако, методологически анализировать научную деятельность коллег.

Психиатрия, по результатам этих наблюдений, представлялась К. Ясперсу областью, в которой господствует наихудший род эмпиризма.

На основе нескольких фактов, которые представлялись сходными, сразу же выдвигались отвлеченные теории. Если мерить психиатрию мерками физики - наиболее продвинувшейся и методологически осознающей себя естественной науки - то психиатр был подобен физику, который на основании двух-трех наблюдаемых фактов немедленно приступал к созданию картины всего мироздания в целом.

К. Ясперс писал, вспоминая годы своей врачебной деятельности: «Освоенная мною литература по психиатрии, изданная более чем за сто последних лет, была необыкновенно обширна, но, как, оказалось, содержала главным образом пустые, ни на чем не основанные рассуждения. В этой куче попадались и жемчужные зерна - когда кто-нибудь из авторов излагал результаты реальных наблюдений достаточно ясно и таким образом, что, столкнувшись с данным феноменом в будущем, его можно было однозначно распознать». Ясперс К. Философская автобиография // Западная философия: итоги тысячелетия. Екатеринбург, "Деловая книга", Бишкек, "Одиссей", 1997. C. 33.

Постепенно стали вырисовываться контуры принципиально нового психопатологического подхода. Опираясь на открытия В. Дильтея, К. Ясперс разделил объясняющую и понимающую психологию как исходный базис для психопатологических исследований. Традиционная психиатрия и психология ориентировалась на объяснение как прослеживание причинных связей - например, каузальных связей между раздражением определенных нервов и движением как результатом, между воздействием раздражителя из окружающей среды и утомлением как результатом и т.п. Здесь, при исследовании таких причинных связей, во-первых, психология и психиатрия уподоблялись физике и другим так называемым «точным» наукам; во-вторых, она совершенно отвлекалась от личности исследуемого человека (он выступал просто как организм, а не как личность).

Принципиально новая психология (и психиатрия), названная К. Ясперсом «понимающей», была, в противоположность этому, ориентирована на выяснение мотивов: она пытается постичь, как из впечатлений возникают «состояния чувств» человека, а из них - надежды, бредовые представления или страхи. Сам К.Ясперс описывает это следующим образом: «Понимаемые связи - это нечто совсем иное, чем причинные связи. Например, если мы понимаем действие исходя из мотивов, то объясняем его причинно через раздражения нервов. Мы понимаем, как из аффектов приходят настроения, из настроений - определенные надежды, фантазии и опасения, мы объясняем возникновение и постепенное исчезновение представлений в памяти, явления утомления и отдыха и т.п. Понимание происходящего в душе из другого происходящего в душе называют так же и психологическим объяснением, и исследователь-испытатель, который должен иметь дело только с воспринимаемым чувственно и каузальными объяснениями, высказываются против психологического объяснения, если оно должно где-либо заменить их работу». Ясперс К. Философская автобиография // Западная философия: итоги тысячелетия. Екатеринбург, "Деловая книга", Бишкек, "Одиссей", 1997. C. 49.

Как подчеркивает в своей «Философской автобиографии» Карл Ясперс, мы непременно должны видеть след этой личности, даже если она находится на грани полного разрушения, и относиться к ней как к величайшему чуду и тайне - с трепетом и благоговением.

Как видим, основные принципы, впоследствии получившие широкую известность в философии экзистенциализма, начинают складываться у Карла Ясперса именно тогда, когда он размышляет о принципиально новой психиатрии. Мы не можем сказать, что эти основные экзистенциалистские принципы выводятся из анализа психиатрических и психологических учений, известных Карлу Ясперсу. Как указывает он сам, наличествующие на данный момент психологические и психиатрические теории совершенно противоречат друг другу. Как учит логика, из противоречия не следует ничего. Таким образом, при создании своих психиатрических и психологических произведений Карлу Ясперсу приходится создавать заново и вносить в эту сферу принципиально новую для нее философскую базу, каковой является экзистенциализм. Потребность в выделении «понимания» как метода возникает не потому, что нужно более эффективно добиваться практических результатов, не в «интересах дела», а в интересах больного. Предпосылкой своей метод «понимания» имеет конкретный переворот во врачебной этике, которая интересует К.Ясперса в медицине в самую первую очередь. Эта врачебная этика выводится им из этики общечеловеческой, а в основу этой последней, как всегда бывает у экзистенциалистов, кладутся собственные принципы жизни.

Врач-психиатр должен начинать с анализа исходного материала - с описания того, что происходит в психике пациента. Необходимо, чтобы сам пациент ясно и без искажений смог увидеть внутренним взором происходящее его душе.

Во-вторых, после того, как пациент усмотрел происходящее в его душе, он должен сообщить об этом психиатру. Возникает проблема языка, проблема сообщаемости усматриваемого, ибо человеческий язык естественно сформировался в ходе истории как язык, описывающий взаимодействие с предметами внешнего мира. Именно в силу этого словесная передача состояний души, настроений, надежд, фантазий и опасений представляет собой до сих пор достаточно большую сложность для каждого (Достаточно вспомнить, насколько сложно человеку объясниться в любви предмету своих чувств. Он не находит для этого слов, и если эти слова нельзя заимствовать из языка технической эпохи, описывающего процессы предметной трудовой деятельности, то остается один выход - обратиться к тем сферам человеческой культуры, которые издавна, на протяжении тысячелетий специализируются на выражении тончайших оттенков человеческих чувств и настроений. Такими отраслями культуры являются беллетристика, иные формы словесного творчества, а также другие жанры и виды искусства.

Однако одних возможностей искусства здесь недостаточно для психиатра: Карл Ясперс выдвигает требование узнаваемости психического феномена по описанию. Психиатрия не перестает быть наукой, хотя и особой, а потому должна иметь некоторое интерсубъективное значение. Психиатры должны понимать друг друга, то есть должны понимать по описанию, о каком состоянии психики идет речь, причем распознавать его безошибочно.

В рамках экзистенциальной философии должен быть разработан максимально выразительный, максимально точный язык для описания душевных состояний, на котором их может выражать и страдающий субъект, испытывающий эти состояния, и тот, кто эти состояния пытается постичь, тот, кто воспринимает повествование больного. Это - выражение уникально-индивидуального так, чтобы оно было понятно Другому, но - без научного абстрагирования, без отделения описываемых состояний от уникально-неповторимой индивидуальности. Еще один шаг - и понимающая психология превращается в философию, задачей которой становится «прояснение экзистенции».

Потребность в выделении «понимания» как метода возникает не потому, что нужно более эффективно добиваться практических результатов, не в «интересах дела», а в интересах больного. Предпосылкой своей метод «понимания» имеет конкретный переворот во врачебной этике, которая интересует К.Ясперса в медицине в самую первую очередь. Эта врачебная этика выводится им из этики общечеловеческой, а в основу этой последней, как всегда бывает у экзистенциалистов, кладутся собственные принципы жизни.

Если человек рассматривается не как предмет исследования, подобно тому, как это происходит в физике или, скажем, в физиологии, если он, к тому же, выступает как экзистенция, не знающая покоя и постоянно изменяющаяся, то это создает необычайные трудности при его понимании. Но есть огромное преимущество, которое их позволяет преодолеть: человек, которого предстоит понять психиатру, способен выражать свои состояния в слове. Таким образом, единственным путем к пониманию является диалог. Именно эту мысль и выражает К. Ясперс, противопоставляя исследование предмета диалогу как два пути познания, человек как целое не объективируем, он есть предмет... но в качестве такового он никогда не есть он сам. По отношению к нему, как к объекту, можно действовать посредством внутренних рассудочных установлений, согласно правилам и опыту, нельзя больше спутать объективно-предметное в человеке в эмпирическом смысле с ним как с экзистенцией, открывающейся в коммуникации. Следовательно, путь исследования - это диалог. «Только экзистенциальное общение, при котором нет отношения больному как к предмету, объекту, а есть подлинная связь двух личностей, двух неповторимых судеб, есть подлинная предпосылка эффективного излечения» Ясперс К. Смысл и назначение истории. С. 425.

Диалог, как известно, предполагает равенство партнеров и строится на принципах равнопозиционного общения, при котором партнер по общению не воспринимается как изучаемый объект, а его познание происходит только через понимание. Точные науки - это монологическая форма знания; интеллект созерцает вещь и высказывается о ней. Ему противостоит безгласная вещь, но субъект не может изучаться как вещь, не может стать и безгласным, познание его может и должно быть диалогичным.

Вся экзистенция человека пронизана иррациональными моментами. «Мы - возможная экзистенция: Мы живем из истоков, которые находятся за пределами становящегося эмпирически объективным наличного бытия, за пределами сознания вообще и духа» Ясперс К. Смысл и назначение истории. С. 427.. Следовательно, все это может быть постигнуто только посредством вчувствования. Значит, это допускает диалог, в ходе которого одна экзистенция больного раскрывается экзистенции врача, экзистенция постигает себя лишь в сообществе с другой экзистенцией, «... человек находит в мире другого человека как единственную действительность, с которой он может объединиться в понимании и доверии» Ясперс К. Смысл и назначение истории. C. 442.. Близкое по смыслу положение высказывает В. Дильтей: «Внутреннее восприятие мы восполняем постижением других. Мы постигаем то, что внутри них. Происходит это путем духовного процесса, соответствующего заключению по аналогии» Дильтей В. "Понимающая психология". /Хрестоматия по истории психологии под ред. П.Я. Гальперина, А.Н. Ждан. -- М., 1980, C. 278..

Если необходим диалог между двумя экзистенциями, которые раскрываются навстречу друг другу, «резонируют», откликаясь на мысли и чувства Другого, и используют понимание, стало быть, здесь налицо равная ответственность между врачом и больными. Диалог предъявляет, в принципе, сходные требования к врачу и больному.

Проблема взаимодействия врача и больного, психотерапевта и пациента получила свое дальнейшее развитие в рамках глубинной психологии, где существует специальный термин «лечебный альянс» Сандлер Дж., Дэр К., Хелдер А. Пациент и психоаналитик. Воронеж. 1993, C. 21., суть которого вполне отвечает воззрениям К. Ясперса. И хотя акцент здесь делается на позицию пациента (настрой пациента на общение с врачом, дающий возможность излечения - позиция открытости, позитивная установка), такая позиция возможна лишь при постоянном обеспечении возможности подлинной коммуникации со стороны врача.

Ситуация «врач - больной», по К. Ясперсу, является ярким примером экзистенциальной коммуникации. Позже идея подлинной коммуникации нашла свое развитие практически во всех работах К. Ясперса и прошла красной нитью через все его творчество.

Таким образом, мы выделили лишь некоторые основные моменты, в которых принципы психиатрии - как ее понимал К. Ясперс и врачи, в кругу которых он прошел в молодости школу жизни и этики медика - совершенно совпадают с основополагающими принципами философии экзистенциализма. Это, прежде всего, уважение к человеческой личности, к Другому, запрещающее превращать его в предмет сциентистского изучения и объект для манипулирования. Это - принцип диалога с Другим, подлинной коммуникации, в которой одна экзистенция раскрывается навстречу другой. Это - понимание как условие успеха диалога, предполагающее единство рационального и внерационального. Это - общая установка медика и философа-экзистенциалиста: они оба желают помочь человеку, оказавшемуся в кризисной ситуации.

Мы имели возможность убедиться, что К. Ясперс отнюдь не принадлежал к числу ученых, которые просто описывают существующее на данный момент положение в науке и ограничиваются классификациями. Занимаясь методологией психологической науки, К. Ясперс противопоставил традиционной, «объясняющей» психологии принципиально новую, «понимающую». Соответственно, нельзя считать неожиданностью и его подход к философии. Она тоже делится им на традиционную, т.е. существовавшую доныне, и принципиально новую, предлагаемую им.

То, что называется в экзистенциализме «экзистенциалом», предполагает нечто, сохраняющее в каждом случае свою уникальность и неповторимость. «Любовь», «страх», «отчаяние» - все это, как предполагается, сохраняет свою уникальность у каждого человека (в отличие, скажем, от фрейдизма, который пытается использовать при описании любви именно понятия, подражая «точным» наукам). Тем не менее, эта уникальность не абсолютна, ибо в таком случае никакое понимание чужой любви было бы не возможно. Хотя в беседе о любви каждый из собеседников говорит о глубоко интимном, своем, уникальном и неповторимом чувстве, другой понимает его, опираясь на свой «опыт» чувств. Возникает нечто, что можно назвать «резонансом душ», когда одна душа отзывается на звучание другой. Здесь, следовательно, есть нечто «общее», но оно - совершенно иное, чем в «точных» науках. Здесь есть своя «логика» чувств, не менее строгая, чем «логика» разума, что исключает релятивизм, при котором каждый слышит только свое, слушая другого. «Понимается» именно этот «смысл» чувств, их «логика» - нет иного средства, чтобы сказать об этом, только аналогия, с рациональным познанием, переданная использованием кавычек.

Заключение

В данной работе мы продолжили рассмотрение понимающего метода философии. Мы исследовали проблему метода понимания и выяснили, что метод понимания является универсальным методом гуманитарного познания. Он может реализоваться только через множество разнообразных частных методов и техник исследования.

Метод объяснения, используемый в естествознании, предполагает сведение индивидуального к особенному и, далее, к общему.

Метод объяснения предполагает отказ от рассмотрения индивидуального в пользу особенного, а затем и отказ от рассмотрения особенного в пользу общего. В отличие от этого, метод понимания есть метод изучения именно данного уникального индивида. Какие-либо обобщения здесь значительно менее ценны и значимы, чем выявление индивидуальных черт. Метод объяснения представляет собой подведение данного уникального феномена под определенный род или вид - при отбрасывании его неповторимых, индивидуальных черт.

Таким образом, метод понимания можно в первом приближении определить как метод познания Другого, наделенного способностями, подобными способностям исследователя; это метод познания другого человека с целью воссоздания особенностей его внутренней, интеллектуальной и эмоциональной жизни.

Новизна нашего исследования состоит в том, что мы проследили развитие метода понимания с зарождения до современности. Впервые рассмотрели Локка как основоположника метода понимания. Конечной целью научного познания является именно понимание других людей, понимание мотивов, которыми они руководствуются в своей жизни и деятельности.

87. Шопенгауэр А. О воле в природе..М., 2001Т.3 - 528с.

88. Юнгер Ф.Г. Ницше. М., 2001. - 256с.

89. Ялом Ирвин. Когда Ницше плакал. М., 2001. - 870с.

90. Ясперс К. Философская автобиография // Западная философия: итоги тысячелетия. Екатеринбург, "Деловая книга", Бишкек, "Одиссей", 1997. C. 49.

91. Южаков С.Н. Жан-Жак Руссо // В кн.: Мольер. Вольтер. Руссо. Дидро.Ренан. СПб: 1998. С. 196

92. Ясперс К. Всемирная история философии. Введение. СПб., 2000. - 358с.

93. Ясперс К. Ницше и христианство./Пер. с нем. Т. Бородай. М.,1994. - 114с.

94. Ясперс К. Общая психопатология. Изд. Практика Москва 1997

95. Ясперс К. Смысл и назначение истории: М.: Политиздат. 1991. - 527с.

Страницы: 1, 2