Мораль помощи и взаимопомощи в дохристианский период Руси

Мораль помощи и взаимопомощи в дохристианский период Руси

ГОСУДАРСТВЕННЫЙ КОМИТЕТ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ

ПО РЫБОЛОВСТВУ

Федеральное государственное образовательное учреждение высшего

профессионального образования

«Мурманский Государственный Технический Университет»

ГУМАНИТАРНЫЙ ФАКУЛЬТЕТ

РЕФЕРАТ

по дисциплине «Профессионально-этические основы социальной работы»

на тему: «Мораль помощи и взаимопомощи в дохристианский период Руси»

Студент: 2 курса очной формы обучения

Специальность: Социальная работа

Номер студ. билета: СР2002-027

Фио студента: Соколов Павел Юрьевич

Преподаватель : Коренева Анастасия

Вячеславовна

Дата сдачи работы в деканате:

Рег. номер работы на кафедра:

Мурманск

2004 г.

План:

* Введение

* ИСТОРИЯ СТАНОВЛЕНИЯ ЭТИЧЕСКИХ ТРАДИЦИЙ НА РУСИ

* Формы помощи и взаимопомощи в славянских племенах до 10 века.

* Истоки традиций помощи и взаимопомощи у древних славян

* Особенности этикета, нравственности, моральных принципов И быта народов

языческой Руси

* Особенности архаической благотворительности.

* Заключение

* список использованной литературы

* Введение

В любом из периодов общественного развития основными функциями морали

являются регулирование и оценка индивидуального поведения людей, приведение

его в соответствие с теми нормами и принципами, которые приняты данным

обществом в качестве базовых и отражают общественные интересы. Моральные

нормы не только содержат предписания должного поведения, они фиксируют и

такие нравственные аспекты личности, которые необходимы для нормативно

одобряемого поведения, поскольку с точки зрения морали могут

рассматриваться и оцениваться не только действия и поступки, но и мотивы

деятельности, цели, средства и даже намерения.

Человек изначально, еще будучи homo erectus, жил в обществе себе подобных,

поскольку индивид не может удовлетворять свои потребности, не вступая в

определенные отношения с другими людьми. Первобытная орда, затем племя —

первые формы человеческого коллектива, сообщества, известные нам из

материалов археологических, этнологических и палеонтологических

исследований. О жизни этих далеких предков можно судить лишь по тем

немногим дошедшим до нас свидетельствам, которые пощадило время. Однако и

эти немногие доступные для анализа факты дают возможность сделать

определенные выводы, интересующие нас в связи с рассматриваемым вопросом.

* ИСТОРИЯ СТАНОВЛЕНИЯ ЭТИЧЕСКИХ ТРАДИЦИЙ НА РУСИ

Современной истории известно, что изначально предок современного человека

был стадным существом и что первобытная орда вела кочевой образ жизни,

постоянно передвигаясь с места на место в поисках пищи; причем основными

способами ее добывания были собирательство и коллективная охота. Будучи

физически относительно беззащитным, человек объективно нуждался в

кооперировании своих усилий с другими людьми для успешной охоты или защиты

от хищников. В те времена предок человека был жесток, а общество

первобытных людей было обществом, где выживали сильнейшие. Многочисленные

работы, посвященные предыстории человечества, говорят о том, что убийства

детей (видимо, используемых в качестве пищи в голодные периоды) и отказ в

помощи престарелым, больным и раненым членам орды были тогда в порядке

вещей, повседневной практикой, поскольку для находящейся в постоянном

движении орды медленно передвигающиеся в силу разных причин члены — не

просто обуза, а угроза безопасности для всех, а значит и для каждого.

Задержка в пути, передвижение со скоростью самых слабых и медлительных

могли вызвать гибель всей орды от голода или в результате нападения таких

же диких людей или животных. Поэтому Л. Крживинский называет первобытное

общество-орду — «обществом без стариков» и

«обществом сильных людей», имея в виду, что люди слабые погибали довольно

быстро, не получая помощи и поддержки со стороны своих соплеменников.

Происходил действующий в животном мире и распространявшийся в этот период

истории на дикого человека естественный отбор, в результате которого

выживали наиболее молодые, ловкие и сильные.

Вместе с тем, исходя из того, что предок человека жил не в одиночку, мы

можем сделать вывод, что и в этот начальный период истории человечества

должны были существовать определенные регуляторы поведения индивида в

сообществе себе подобных. Безусловно, полуживотное состояние человека

делало неизбежным преобладание биологического начала над социальным, и

именно этим обстоятельством определялась необходимость координировать

действия внутри племени и жестко регламентировать поведение его членов:

«... люди взаимодействуют друг с другом с чувством моральности, такие

поступки соответствуют нашим биологическим интересам». Так, для полудикой

орды имели ценность лишь сильные, крепкие и ловкие охотники, обеспечивающие

орду пропитанием и выполняющие при необходимости функции защиты, молодые

-женщины — как продолжательницы рода, а для женщин-матерей — их дети в силу

биологического закона сохранения вида. Таким образом, ценности первобытного

общества определялись эмпирически, ощущались инстинктивно и носили явную

биологическую окраску в полном соответствии с коллективными потребностями

выживания homo erectus как специфического биологического вида.

Строго говоря, это не были ценности в нашем современном понимании — мозг

человека в этот период не в состоянии был осмысливать такие сложные

философские понятия, как ценности», «благо», «добро», — но на уровне

примитивных полуживотных ощущений и инстинктов человек, безусловно, мог

дифференцировать полезное и вредное для себя и для сообщества.

О моральных отношениях этого исторического периода можно сказать лишь одно

— они были коллективистскими, ориентировались на совместное физическое

выживание, поскольку в одиночку предок человека выжить не мог, и содержали

только один закон — власть силы с целью обеспечения совместного выживания.

Мораль (точнее, прамораль, истинктивная мораль, поскольку речь, лишь очень

условно, может идти о нормативной регуляции человеческого поведения с точки

зрения добра и зла и направленности на сохранение социума, его

стабилизацию) носила ярко выраженный коллективистский характер и

подразумевала безоговорочное подчинение более слабых сильнейшему, и этот

сильнейший (как правило, становившийся вожаком) имел неограниченные права,

непререкаемый авторитет и абсолютную власть, что давало ему возможность

использовать свое положение в первую очередь в своих собственных целях и

решать силовыми методами все вопросы, возникающие в орде. Эта же власть,

основываясь на потребности обеспечения совместных действий, организовывала

жизнь орды, сохраняя и повышая ее жизнеспособность и укрепляя обусловленный

потребностями выживания коллективизм. Таким образом, в первобытной орде

царили отношения социального неравенства, основанного на неравенстве

физическом и интеллектуальном, и полная подчиненность интересов отдельного

индивида интересам коллектива.

Жизнь в коллективе и стремление выжить требовали от первобытных людей

взаимопомощи при обороне и нападении, т. е. в экстремальных ситуациях, и

очевидно, что такие виды помощи друг другу оказывались коллективно — в

противном случае человек был бы уничтожен силами неживой природы и

животного мира. В самой орде должны были соблюдаться относительно

миролюбивые отношения, по крайней мере, внешне, и об этом заботился вожак,

в первую очередь охраняя предков человека — своих соплеменников — от

бессмысленного самоуничтожения, пресекая различные распри, немотивированные

убийства соплеменниками друг друга. Следовательно, даже в самом примитивном

обществе, каким являлась первобытная орда, должна была существовать система

наиболее общих и универсальных норм и запретов, которые в первую очередь

гарантировали бы безопасность существования в сообществе, невозможность его

уничтожения «изнутри», и соответствующая система санкций для нарушителей

норм.

Как считает В. Вичев, «первые социальные нормы, возникшие как отражение

производственной необходимости обуздать животный индивидуализм, как

закрепленные практикой целесообразные формы деятельности, имеют не столько

позитивный, сколько негативный характер. В них доминируют не столько

предписания к индивиду, сколько требования воздерживаться от определенных

действий, опасный характер которых уже подтвержден практикой». Из этого

следует, что членам сообщества запрещалось производить действия, наносящие

ущерб сообществу как единому целому, за чем следил вожак орды, карая

непокорных. Таким образом, уже изначально нормы поведения, складывающиеся

естественным путем или устанавливаемые в сообществе с помощью табу, были

направлены на противодействие тому, что могло бы помешать сообществу

обеспечивать жизнедеятельность, удовлетворять потребности и что

представляло бы угрозу его безопасности.

ами понятия «благо», «добро» и «зло» в этот период для человека ничем,

практически, не отличались от ощущений животного: тепло, сытно, безопасно —

добро, благо; опасность, голод, холод — зло, поскольку звуки, издаваемые

человеком в этот период, и главное, понятия, ими обозначаемые и выражаемые,

были ненамного разнообразнее и богаче, чем у животных. Первобытный

коллектив — социальный организм, замкнутое сообщество, противостоящее всему

остальному миру в жестокой борьбе за существование. Первобытный человек

является коллективистом, но не в силу своей высокой нравственности, а в

силу необходимости бороться за существование.

Таким образом, можно сделать вывод, что мораль помощи и взаимопомощи уходит

корнями в природу человека и человеческого общества: в первобытной орде

поведение каждого ее члена соответствовало требованиям выживания в

природной среде и было направлено на удовлетворение в первую очередь

коллективных потребностей — обеспечения выживания, безопасности,

продолжения рода. Однако, вызвано это было отнюдь не соображениями долга и

совести, как считает Ю. Г. Семенов, а, во-первых, инстинктом сохранения

вида, который требовал жертвовать малым (индивидуальным выживанием) во имя

большего (сохранения вида), и, во-вторых, тем обстоятельством, что

удовлетворить вышеуказанные потребности выживания в одиночку не

представлялось возможным — мир был враждебен человеку, не обладающему

такими физическими данными, как большинство хищников, ведущих парный или

одиночный образ жизни. Человек при этом следовал такому же инстинкту

стадности или коллективизма, какому следуют животные, основой поведения

которых является не нападение, а самозащита, — т. е. животные-хищники.

Фактически у человека не было возможности выбора поведения, не было

положительных альтернатив коллективизму. При отсутствии свободы воли трудно

говорить о моральности или аморальности поведения, хотя некоторые виды

взаимопомощи и поддержки на инстинктивном уровне в орде имели место как

прообраз будущих моральных отношений.

По мнению историков, относительная «гуманизация» и морализация отношений в

первобытном обществе произошла после величайшего события в истории

человечества — освоения огня. Использование данного природой огня и затем

его произвольная добыча, хранение и использование для своих нужд стало, по

мнению многих ученых, переломным моментом в истории человечества. Открытие

дало людям реальную возможность стать более гуманными и ценить человеческую

жизнь как таковую.

О том, что человеческая жизнь, сам человек в этот период уже становится

наивысшей ценностью, пусть и не вполне осознаваемой объективно, косвенно

говорит такой факт: самой великой и ценной жертвой духам (предков или

природных предметов и явлений), культы которых в этот период уже

существовали, считалась жертва человеческая, приносимая в особо

ответственных, важных и значимых случаях, тогда как в повседневности можно

было ограничиться принесением в жертву злаков, продуктов питания, животных,

различных изделий. Причем на роль жертвы в самых различных человеческих

сообществах, живших в различных уголках земного шара, выбирались наиболее

молодые, сильные и красивые члены племени — самое ценное и лучшее, чем

располагало племя.

Постоянное использование огня сделало возможным переход к оседлому образу

жизни — огонь не только делал жилье более уютным и теплым и избавлял от

необходимости перекочевывать «вслед за летом» и за перемещающимися на юг

стадными животными, но и защищал от хищных животных, и давал возможность

делать запасы пищи на случай голода, да и охота с применением огня стала

более добычливой. Видимо, с применением огня до некоторой степени снизилась

заболеваемость и смертность от простудных и некоторых других заболеваний,

что делало племя более жизнеспособным.

Появилась с применением огня и возможность создавать более совершенные

орудия труда и охоты, что делало существование человека более стабильным и

обеспеченным. По мере совершенствования орудий труда возникло первое

примитивное разделение труда между членами племени и между полами и

возрастными группами, причем в этих новых условиях полезными оказались и

слабые члены племени — дети и старики. Последние могли играть и, как

говорят история и этнография, в действительности играли наряду с женщинами

роль хранителей огня, его «кормильцев», поскольку это не требовало больших

физических усилий, но давало возможность освободить трудоспособных женщин и

мужчин для выполнения более трудоемких и неотложных работ. Их присутствие и

содержание для племени уже не было такой тяжкой обузой, как прежде; оно

постепенно становилось необходимым, хотя в голодные периоды или при других

экстремальных обстоятельствах смерть (в том числе и от рук соплеменников)

все еще ожидала в первую очередь именно слабых.

В меньшей степени это касалось детей: они — будущее племени, его потенциал,

и поэтому получали необходимую помощь и заботу, чтобы в свое время

заступить на место старших. Однако тот факт, что старики, с точки зрения

биологической уже выполнившие свою функцию и ставшие бесполезными, все же

имели возможность жить в племени и не умирать от голода и холода, говорит о

том, что человек становится действительно человеческим, социальным

существом, а не является только одним из многочисленных биологических

видов, существующих на земле. Такой первобытный коллективный альтруизм был

объективной необходимостью, поскольку «...племя, заключающее в себе большое

число членов, которые наделены высокоразвитым чувством патриотизма,

верности, послушания, храбрости и участия к другим; членов, которые всегда

готовы помогать друг другу и жертвовать собой для общей пользы, должно

одержать верх над большинством других племен, а это является естественным

отбором», поскольку это соответствует законам природы, поскольку она «не

интересуется» отдельными особями и индивидами.

Такое изменение отношения к детям и старикам, в свою очередь, привело к еще

большим изменениям. Постепенное усложнение труда повлекло за собой

необходимость обучения подрастающего поколения приемам профессиональной

деятельности, передачи трудовых навыков и хитрости охоты, и это стало

«точкой соприкосновения» старых членов племени и детей. Старики, живущие в

племени, в прошлом охотники и мастера, получили возможность передавать свой

жизненный и профессиональный опыт, знания и навыки, а дети — перенимать их,

что обеспечивало не только преемственность знаний и навыков, но и племенных

обычаев и традиций, связанных с правилами поведения, и отношений между

членами сообщества, — а это в свою очередь повышало значимость для племени

и детей, и стариков.

Как указывал Г. Спенсер, «любое общество стремится сформировать своих

членов таким образом, чтобы осуществление социальных функций было для них

желанным», вследствие чего становится необходимым прививать каждому

наиболее целесообразные для социума нормы человеческого общения и

взаимодействия. В этом случае наиболее рациональной является передача

знаний и навыков от старших младшим. Подобные обстоятельства способствуют

формированию представлений о важности не только взаимопомощи среди

сильнейших членов племени, но и заботы о слабых, их содержания и поддержки.

По мнению А. Ф. Анисимова, в этот период своей истории человек делал

рационалистически все, что было по тому времени в его силах, для того,

чтобы не сломиться перед могуществом окружающей его природы», а забота о

слабых — детях и стариках, неразрывно связанных между собой в силу

необходимости передачи опыта как профессионального, так и жизненного, была

рациональна: если нужно обучаться, значит, нужны учителя и наставники из

числа наиболее опытных членов племени, причем не связанных необходимостью

ежедневно вести трудовую деятельность для жизнеобеспечения племени и

имеющих возможность целиком посвятить себя обучению и воспитанию детей и

молодежи. Повышается в этот период и возможность вариативности поведения

отдельного индивида, хотя в целом объективная регламентация поведения и

деятельности носит очень жесткий характер.

С образованием материнского рода человек получил «первый урок личности,

научавший ее, насколько она выигрывает в борьбе за существование, вступая в

ассоциацию, которой личность приносит в жертву исключительный эгоизм, но от

которой получает громадное приращение сил, результаты общей опытности,

общей работы мысли всех членов ассоциации и традицию длинного ряда

поколений». Если ранее, когда человек еще не вполне выделился из животного

мира, его альтруизм и коллективизм были обусловлены только биологической

природой и инстинктами, то в более позднее время человек уже начинает

осознавать социальную ценность альтруизма. Да и впоследствии, при

усложнении общественных отношений и образовании более сложных и совершенных

форм общественной жизни, этот «первый урок о пользе чужой жизни для

удобства собственной не мог пропасть даром», поскольку от этого зависела

прочность и жизнеспособность всего сообщества, а следовательно, и

безопасность его существования.

Именно в этот период начинается постепенное формирование собственно

моральных отношений, регулирующих взаимодействие людей и формы их

существования на основе определенных нравственных законов. Эти законы

мотивируются уже не чисто утилитарными соображениями, но ссылками на

традицию, обычай, норму. Соответственно они имеют более или менее

постоянный характер и усваиваются всеми членами сообщества в детстве в

процессе обучения и воспитания. Меняются законы лишь под влиянием

чрезвычайных обстоятельств, связанных с различными природными и социальными

факторами, с изменениями в образе жизни людей, но в основах своих они

передаются из поколения в поколение в форме устных преданий, легенд,

заповедей, запретов.

К этому периоду можно отнести появление первых форм взаимопомощи людей,

прообразов будущей благотворительности. Более или менее стабильное

существование племени, образ и стиль его жизни не только требовали, но и

делали возможным оказание помощи не только слабым, не способным

самостоятельно прокормиться и решить другие насущные проблемы (например,

после гибели главы семейства, кормильца) соплеменникам, членам рода, но и

людям «со стороны», попавшим в племя в мирное время. Видимо, первыми видами

социальной помощи, зародившимися именно в этот период человеческой истории,

было предоставление приюта и кормление не своих, путников, «чужеземцев»,

пришедших с миром. Такие формы помощи иноплеменникам могли появиться лишь

при наличии уже сложившихся традиций заботы о своих нуждающихся

соплеменниках и возросшем экономическом потенциале племени, его

относительном материальном достатке. Исследования русских и зарубежных

этнографов приводят к неизбежному выводу, что для первобытного человека

забота о нуждающемся чужаке была нормой.

Однако в значительно большей степени нравственное регулирование отношений

между людьми требовалось и, соответственно, развивалось с появлением семьи

и собственности. А. Г. Харчев считает, что мораль возникает и функционирует

в этот период «как способ преодоления противоречия между личностью и

обществом», между интересами собственников и сообщества в целом. Первые

моральные принципы, унаследованные от homo erectus, преследовали все ту же

цель сохранения единства и сплоченности рода и в связи с этим — его

безопасности и жизнеспособности и поэтому представляли собой запреты на

действия и поступки, вызывавшие вражду и рознь между членами сообщества.

Запреты на немотивированное общественными интересами убийство соплеменника,

отторжение и кражу его имущества, в составе которого чаще всего

рассматривалась жена, а также повсеместное почитание престарелых имели

конкретный смысл и содержание — сохранение целостности и единства общины,

ее жизнестойкости и обороноспособности, преемственности традиций и образа

жизни. На иноплеменников такой запрет распространялся далеко не всегда.

Выводы Л. Н. Гумилева о биологически и социально обусловленном

коллективизме и альтруизме хотя и относятся к более позднему образованию —

этосу, могут быть с большой степенью вероятности применены и к более ранним

формам сообществ, вплоть до первобытной орды: «Для того, чтобы победить

или, как минимум, отстоять себя, необходимо, чтобы внутри этоса возникла

альтруистическая этика, при которой интересы коллектива становятся выше

личных. Такая этика наблюдается и среди стадных животных, но только у

человека принимает значение единственного видоохранительного фактора», при

этом имеется в виду, что альтруизм и коллективизм подразумевают

обязательную взаимопомощь членов сообщества.

Племена славян и русов, населявших территорию нынешней России, не были в

этом отношении исключением.

Так, византийский историк VI века Прокопий Кесарийский писал: «Эти племена,

славяне и анты ... издревле живут в народоправстве, и поэтому у них счастье

и несчастье в жизни считается общим делом». «Честность же и товарищество

среди них таковы, что они, совершенно не зная ни кражи, ни обмана, не

запирают своих сундуков и ящиков», — говорится в «Жизнеописании Оттона

Бамбергского». Маврикий Стратег, Адам Бременский, Ибн Русте, Ибн Фадлан и

другие путешественники, оставившие записки о своем посещении славянских

земель, единодушны во мнении, что людей более гостеприимных, радушных,

доброжелательных, милосердных и справедливых, чем славянские народы, найти

трудно. Подтверждением милосердия, заботливости наших далеких предков могут

служить многочисленные фольклорные источники — былины и сказки, где

типичным был такой сюжет: герой, попав в незнакомое место к потенциальным

врагам, заявляет о необходимости соблюдать законы гостеприимства и требует

к себе внимания и заботы, что ему немедленно и предоставляется

пристыженными врагами.

Суровые природно-климатические условия, определяющие способ хозяйствования,

делали славян естественными коллективистами и обусловливали совместное

проживание и деятельность как необходимые и единственно возможные формы

существования. В этот период российской истории широко развилась общинная

помощь. Не только соплеменники всегда могли рассчитывать на помощь и

поддержку своих соседей в случае нужды, но и люди чужие. С чужеземцами,

пришедшими к славянам с мирными целями, они обращались исключительно

заботливо, обеспечивая им помощь и защиту, и даже пленники у славян по

прошествии определенного времени получали свободу. Да и само обращение с

пленными было более мягким, нежели у других народов, что следует из

произведений посещавших в тот период славянские земли путешественников и

торговцев.

Таким образом, можно сделать вывод, что у славянских племен уже в этот

ранний период истории деление на «своих» и «чужих» было менее четким, и

этика отношений, в частности, этика взаимной помощи, распространялась на

тех и других более или менее одинаково, конечно, при условии, что «чужие»

миролюбивы и не несут угрозы благополучию славянского рода или племени.

Даже иноверцы получали равные со славянами права, если они, оставаясь

среди них, «не выставляли напоказ своей христианской веры» (по словам Адама

Бременского), т. е. не оскорбляли миропонимания славян, основанного на

древней языческой религии.

Первые, наиболее общие и объективные с точки зрения потребностей

совместного проживания и деятельности людей, моральные принципы, отмечаемые

историками и Этнографами у всех народов земли, получили в дальнейшем

закрепление в религиозных нормах и заповедях, а впоследствии — в светских

законах. Введение на Руси православия в качестве официальной

государственной религии и идеологии сделало его догматы основой этических

воззрений верующего населения.

* Формы помощи и взаимопомощи в славянских племенах до 10 века.

Древнейшие виды помощи и взаимопомощи у славянских племен как отражение

общинных принципов жизнедеятельности

К сожалению, источники, отражающие языческую жизнь славянских племен,

уничтожены в период христианизации Руси, поэтому возможна лишь

реконструкция основных элементов поддержки и защиты. Богатым материалом,

позволяющим прояснить праисторические формы помощи и взаимопомощи в

древнейшей общности, являются славянская мифология, сохранившиеся аграрные

культы. Они помогают воспроизвести ранние формы системы редистрибуции и

реципрокации. В этом ключе интересен подход А. Ф. Лосева, который

рассматривал исторический процесс не только как взаимообусловленную систему

фактов, но и как историю сознания.

Важным моментом в реконструкции процесса помощи и взаимопомощи является

сравнительно-историческое сопоставление как этапов развития социальной

общности народов других культур, так и индоевропейских мифологических

систем, культурно-исторические корни которых питают славянскую этническую

общность. Праиндоевропейская история славян позволяет сделать

предположения, что зарождение древнейших форм защиты и поддержки

происходило в той же исторической последовательности и по той же логике,

что и у других народов праиндоевропейской группы, что процессы сапиентации

и формирования родового общества имеют общие социогенетическиё условия,

тенденции и формы общественной практики.

Археологические и антропологические реконструкции древнейших человеческих

общностей на стадии социальной организации гоминид дают основания для

вывода о том, что в процессе сапиентации происходит формирование

реципрокного альтруизма.

В ходе антропосоциогенеза формируется социогенетическая программа «Ноmо

sapiens» и в родовых общинах закрепляются общественные стереотипы

поведения, среди которых важнейшими являются реципрокация и редистрибуция.

Именно эти процессы лежали в основе ранних форм социальных отношений, где

их главное предназначение связано с функциями защиты индивида в системе

рода и общины. Родовые отношения до возникновения классового общества

являлись важнейшим охранным механизмом, фактором этнической идентификации и

социализации индивида.

До оформления классового общества эти функции характерны практически для

всех цивилизационных человеческих общностей, в том числе и для славянских

племен. Механизмы реципрокных связей со временем усложнялись и приобретали

этническую окраску в системе общинных отношений.

На Руси социогенетический механизм языческой родовой общности постоянно

воспроизводился через аграрные культы, семейно-родовые обряды, что не могло

не войти в противоречие с христианскими нормами, которые впоследствии стали

знамением общественно-экономической жизни. Языческие традиции были

настолько распространены в обыденной жизни русского народа, что

православная церковь в XVI в. достаточно часто в грамотах архиепископам

указывала на существующие неискорененные обряды и обычаи: « а молятца деи

по скверным своимъ молбищомъ древесомъ и каменью... и мертвыхъ деи своихъ

они кладутъ въ селехъ по курганомъ и по коломищемъ съ теми жъ арбуи, а къ

церквамъ деи на погосты техъ своихъ умершихъ оне не возятъ сохраняти...».

Такая устойчивость языческого архаического сознания не могла не отразиться

на формах общественной помощи и взаимопомощи и не сохранить к ним

древнейшие нормативные требования.

Важной формой и историческим свидетельством древнесла-вянских систем

коллективной защиты явились длительное время сохраняемые

полукрепостнические общественные отношения, пережитки в семейно-бытовой

сфере, общинная система землепользования. Вывод Н. Никольского о том, что в

крестьянской среде эти языческие праисторические формы сохранялись вплоть

до начала XX в., подтверждают работы Г. Носовой, В. Проппа, С. Токарева, В.

Чичерова и других исследователей.

Древние славяне жили родовыми общинами. Основными их занятиями являлись

земледелие и скотоводство. Выполнение трудоемких работ было под силу только

большому коллективу. Поэтому в жизни славян большое значение приобрела

община (мир, вервь). Она являлась органом местного крестьянского

самоуправления, в компетенцию которого входили земельные переделы, налогово-

финансовые вопросы (связанные с обложением податями и их распределением),

решение судебных споров, вопросы помощи нуждающимся. На смену родовой

общине пришла территориальная, или соседская, объединявшая несколько семей.

Каждая община владела определенной территорией. Общинные владения были

общественными и личными. Единство соседской общины поддерживалось не

правовыми, а хозяйственными связями.

Родовые отношения являлись важнейшим охранным механизмом, фактором

этнической идентификации и социализации индивида. Род сохранял верховную

собственность на землю, выступал регулятором семейно-брачных отношений в

виде обычно сохранявшейся экзогамии и реже эндогамии, выполнял функции

взаимопомощи, взаимоответственности и защиты.

Архаическая парадигма помощи складывается в то время, когда ведущим

миросозерцанием и мироощущением было язычество. Восточные славяне —

язычники — поклонялись различным явлениям природы, культу предков.

Что характерно для языческого архетипического сознания?

Образом, который бы дал представление о сущности языческого архетипического

сознания, является круг, колесо. Древние славяне поклонялись ему, оно

означало не только символ жизни, символ защиты, выступая в качестве оберега

от злых духов, но и являлось выразителем определенной целостности,

неизменяемости, стабильности и основательности. О семантике магической

защиты, которая неотделима от идеи «своего пространства», когда круг

становится единицей и символом целостности, писал М. Попович. В колесе

отсутствует стрела времени, связь между прошлым и настоящим не выражается в

формах дискретности. Все есть продолжение всего, процесс времени не

ощущается как изменяющаяся реальность, как изменение жизненного сценария

субъекта. Как невозможен переход колеса из одного состояния в другое, так.

и невозможен переход субъекта от одного жизненного сценария к другому, не

существует другой философии пространства, другой мифологии реальности.

Колесо катится, движется не изменяясь, оставаясь тем же, что и было без

временного и пространственного приращения, но не расширяет пространство, а

следует ему по логике пространственного существования.

Для языческого миросозерцания и мироощущения характерно то, что человек не

ощущал себя в обособленности и единичности, он был не частью, а неким

единством, заключавшим в себе космическое пространство, и одновременно

являясь его продолжением. Человек не противопоставлял себя космосу,

природе, а растворялся в них, становясь таким же целым, как и они. Эта

«целостность-принадлежность» достигалась общинным существованием, обрядовой

и трудовой деятельностью, которые органично вплетались в контекст природы и

космоса. Ощущая «себя принадлежностью целого», человек закреплял в общинных

традициях нормы своего существования не только в природе, но и в мире

людей. Для него не существовало противопоставления этих реалий: одно есть

продолжение другого, и поэтому принципы его существования едины.

Философия холизма, целостности закрепляла помимо принципов существования и

архетипические страхи, выступавшие «регуляторами» нормированного поведения.

Одним из таких страхов, дошедших до нашего времени, был и остается страх

одиночества — ощущение человеком своей единичности, оторванности от

сообщества. На пересечении этих координат — холизма и одиночества —

выстраиваются определенные мифологемы бытия, которые требовали создания

механизмрв охраны и защиты целостности.

2. Основные формы помощи и взаимопомощи в древнейших славянских общинах

Общинные принципы жизнедеятельности восточных славян, практика

осуществления защиты человека в системе рода и общины нашли отражение в

конкретных формах помощи и взаимопомощи, среди которых основными были

культовые с различными сакральными атрибутами; общинно-родовые в рамках

рода, семьи, поселения; хозяйственные.

Культовые формы помощи и поддержки с различными сакральными атрибутами

тесно связаны с мифологическим миром древних славян. В исторической

литературе отмечается, что мифологическое мышление славян дрошло несколько

стадий развития. Так, Д. Шеппинг называл три стадии его развития: духов,

божеств природы и богов кумиров. М. Боровский — четыре: поклонение

озерам,рощам, небесным светилам; культ Рода и Рожаниц (с принесением жертв

и устроением пиров в их честь); культ Перуна; период двоеверия.

Существенной особенностью является то, что мифологическое мышление славян

связано с определенной моделью действий по защите и охране коллектива,

отдельного индивида. Как отмечают некоторые авторы, архетип действий,

поступка осуществляется, богом, героем, предком. Именно они в ритуаль ной

форме «помогают» общности «выстраивать» философию помощи, а подражание им

формирует нормы альтруистических поступков группы.

Однако в исторической памяти закрепились более древние праформы методологии

переноса помощи. Они связаны с оберегами. Фетишизация отдельных предметов,

наделение их сакральными свойствами — одна из первых функций переноса и,

возможно, она связана с «периодом духов». Древнейшие языческие атрибуты

оберега сохранены и в христианской культуре. Например иконы, помимо

культового предназначения, имели и оберегающую функцию. «Значительная доля

фетишизма — отмечает Г. Афанасьев, — прослеживается к почитанию икон...

нельзя не обратить внимание на распространение такого явления, как

признание икон чудотворными, тогда как другие иконы, изображающие то же

самое, или копии той же иконы чудотворной силы не имеют. Особенно много

икон с изображением Божьей Матери». До сегодняшнего дня почитаются и

наделяются чудотворной силой иконы Божьей Матери Иверс-кой, Казанской,

Владимирской, Смоленской, Утоли моя печали, Троеручницы.

Своеобразными «ферментами» в деле организации поддержки групповой общности

не только с реальными, но и с ирреальными силами выступали волхвы. Они

активно «формировали» стереотипы реципрокного поведения в новых

исторических условиях. Волхвы — в древнерусской традиции «языческие жрецы,

звездочеты, чародеи и предсказатели». Практически они имели те же функции

для родового общества, что и шаманы у многих народов.

Не акцентируя внимания на магической деятельности волхвов, отметим, что они

выступали в качестве прорицателей судьбы как отдельного индивида, так и

общности в целом, являясь определенными «регуляторами» общественных,

групповых отношений. Причем их деятельность разворачивалась в условиях

экономического, социального, личностного кризиса, когда необходимо было

разрешить ту или иную проблему; совмещались их сакральные и общественные

функции. До нас дошли факты, говорящие о том, что «по языческим законам,

чтобы восстановить благополучие общины, людей, скрывающих урожай или

отрицательно влияющих на него, убивали или изгоняли, предварительно

разорив». Такая ситуация существовала в отдельных селениях вплоть до XIX в.

С одной стороны, здесь прослеживается чисто утилитарная функция

редистрибуции — распределение в ситуации кризиса, но с другой — механизмы

распределения несут в себе языческое нормативное архетипическое поведение

субъектов поддержки, которые мотивируют свои поступки откровениями свыше. В

дальнейшем мы увидим, как в иных исторических условиях редистрибуционные

механизмы в период голода работали по той же логике, только главенствующими

становились не сакральные установки, а социальные мифологемы и идеологемы —

основные двигатели «справедливого распределения». Таким образом, действия

волхвов имели сакрально-мифические установки. Они подкреплялись

определенными ритуальными действиями, и что очень важно, действия эти

неразрывно связаны с идеологией поддержки. Она была одним из тех факторов,

которые позволили после уничтожения пантеона языческих богов долгое время

сохранять языческие традиции, что дало возможность сакральной системе

поддержки существовать на протяжении еще трех столетий.

Боги как архетип действий и поступков родовой общины, как высший свод

нормативных требований к процессам жизнедеятельности выступали активными

помощниками в; наиболее ответственных жизненных ситуациях..Славянские

языческие боги имели свою «специализацию». Они мало чем отличались от

греческого, римского, восточного пантеона, на что обращали внимание многие

исследователи. Тождественность в функциях позволяет предполагать, что на

ранних этапах социальной общности закреплены определенные общественные

механизмы взаимодействия. Они выступали в качестве нормативных и

существовали как определенные традиции. Традиция — это такой стереотип

социального поведения, который сохраняется на сознательном и

бессознательном уровнях. Эти значимые связи не могли не закрепиться в

народном сознании в системе религиозно-мифологических представлений. Можно

предполагать, что именно эти связи идентифицировали и кодифицировали два

бога: Дажьбог и Стрибог.

- Дажьбог— «бог-даятель» — наделял богатством, наследием. Стрибог-—

распределял богатство. Эти два бога выступали как. некое парное единство.

Не менее интересно божество Белобог, Белун в белорусском эпосе — бог

богатства и милосердия. Таким образом, реципрокационно-редистрибутивные

связи, которые выступали в качестве дара высших существ, рассматривались

как высшие сакральные ценности и впоследствии персонифицировались с

«лучшими людьми», т. е. обретали свое земное существование.

Более поздняя-форма почитания богов — братчины, празднуемые сельскими

общинами. Они посвящались святому патрону, позднее это был традиционный

корпоративный праздник. Он проводился либо всем селением, либо несколькими

селениями вскладчину, где каждый субъект предоставлял какую-либо долю

продуктов на общественные нужды. Подобные празднования назывались ссыпками,

мирщиной, ссыпщиной. Таким образом, мы видим, что почитание богов тесно

взаимосвязанно с оформлением института праздников. Они являлись

неотъемлемой частью быта в древнейшей общности. «... Многие праздники

совпадают по времени с наличием обилия благ, в особенности пищи, а ритуал

призван освящать такое обилие, которое в религиозных верованиях всегда

трактовалось как проявление сверхъестественных сил — милости, за которые

люди обязаны публично благодарить эти силы» (К. Жигульский).

Кроме того, праздники выполняли функцию «мирного перераспределения

имущества» и натуральных продуктов, выступали механизмом экономического

равновесия, совместного потребления в ситуациях социального и

экономического неравенства. Вполне понятно, почему столь велико количество

праздников в году у наших предков. Исследования праздников А. Ермоловым в

XIX в. фиксируют, что, помимо 80 официально установленных, в отдельных

местностях отмечали свои (общее число достигало 150) праздники. Если

учесть, что многие праздники могли длиться от трех до восьми дней, то это

становилось существенным подспорьем в распределении и перераспределении

материальных благ.

Другим важнейшим механизмом закрепления реципрокных отношений, связанных с

сакральными установками, являлись родовые обряды почитания предков.

Сакрализация данных процессов раскрывается в системе родового пространства,

когда умершие предки обожествляются, и к ним обращаются через культовые

обряды, что в конечном итоге вело к определенному родовому единению. По

представлениям древних, человек переселялся в иной мир, оставляя за собой

свои привычки, склонности, привязанности, потребности. Археологические

раскопки древних могильников свидетельствуют, что древние славяне в могилу

клали необходимые орудия быта, утварь. Находят там и останки животных.

«Наши предки верили в загробную жизнь человека, верили в бессмертие...

Загробная жизнь была подобием этой земной жизни и служила продолжением

теперешнего существования человека; вот почему покойника снабжали всем тем,

Страницы: 1, 2